Солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, но даже если бы оно стояло в зените, то из-за деревьев все равно ничего не было бы видно. Лес растворился в предзакатном сумраке…
Он уехал из дома ночью, если это место можно назвать «домом», но большей частью спал, хотя нет – с того момента прошло несколько дней, недель, месяцев… Но почему он тогда помнит только тот минивэн, дорогую машину с черным кожаным салоном? Куда они ехали? Мысли путались. Мальчик бежал уже несколько часов, стараясь не сбавлять темп, но сзади постоянно ощущалось чье-то назойливое присутствие. Казалось, что кто-то дышит в плечо, в затылок, поэтому останавливаться он просто не мог. По левому виску стекала и постепенно застывала кровь, а чуть выше зияла большая рана. Деревья пугали. Они, словно живые, издавали визгливый треск и никак не хотели расступаться, загораживая своими массивными хлесткими ветками дорогу. Мальчику казалось, что весь мир расплывался и куда-то падал, глаза отказывались верить тому, что видели, а ноги не слушались. Его кидало из стороны в сторону, но он, ведомый инстинктом, как дикий зверек, с сумасшедшей остервенелостью бежал вперед, разрывая полотно леса руками. В ушах звенел лай собак, который переходил в эхо какого-то визга или скрежета и, сливаясь со всем происходящим, становился зримым. Казалось, что весь лес пульсировал в такт бешеного ритма сердца ребенка и отдавался во все части тела, становясь грузом, тяжелой ношей, которая тянула к земле. Сумасшедшая беспокойная полоса препятствий, череда падений, сбитые в кровь, смешанную с грязью, руки, рана на голове, жажда и это параноидальное ощущение, что опасность поджидает за каждым стволом.
– Мама, мама, они здесь! Они рядом! Я должен их спасти.
Образ матери был фантомом, который теперь совсем затерялся в памяти, а может, его там и не было никогда. Но мальчуган повторял про себя: «Я должен их спасти», – и только это придавало сил его ослабевшему телу для продолжения бега.
Вдруг в материю всей этой какофонии внутренних звуков влилось что-то мягкое, родное, как колыбельная песня. Оно успокаивало, как будто шептало: «Иди ко мне, я обниму тебя!» Мальчик сбавил темп и перешел на шаг. Звук усиливался – значит, источник близко. Казалось, что безопасность рядом, где-то совсем недалеко. Еще несколько шагов – и стало понятно, что это было журчание небольшой речки, даже, скорее, ручейка или источника. Ребенок спустился к воде и, упав на песок, перемешанный с камнями, припал губами к водной глади. Он жадно пил эту воду, наслаждаясь каждым крупным глотком. Вода открыла ему глаза, ее слегка металлический вкус дразнил язык и освежал голову – все мальчишеское нутро на миг улыбнулось, празднуя первую, хоть и маленькую, но все же победу.
Присев у воды, он прислушался. Все звуки стихли, и стало как-то покойно, легко, все тело как будто парило. Вот только сердце не унималось, оно билось все сильнее и сильнее, не желая сбавлять темп. Напротив, он только ускорялся. Кровь приливала с такой силой, что возникало ощущение: еще немного – и она польется через край. На смену мимолетной легкости и прояснению пришла свинцовая тяжесть. В глазах усилилась рябь, сердечный ритм стал частью видимой картины мира. Мальчик лег и закрыл глаза. Но в темноте становилось страшнее. Грудь сдавливало еще сильнее, сердце просто рвалось наружу. Ребенок открыл глаза, попытался встать. Неуклюжее тело не слушалось, его повело к воде. Мальчик обернулся и бросил взгляд в ту сторону, откуда он прибежал. Ему почудилось, что в ветвях за деревьями кто-то есть, что кто-то наблюдает, как будто чья-то черная бархатная тень… Он вгляделся пристальней – там ничего не было, но теперь тень померещилась в другом месте, а затем еще в одном, и в новом! Мальчик попятился, оступился и упал в воду. Сердце, достигнув запредельных высот ритма, испугалось и замолчало. Дальше наступила тишина. Абсолютная. Лютая. Тишина. Только речка журчала и несла в своих водах кроваво-красный отпечаток детских слез…
Этот сон не давал покоя уже третий месяц. Всю зиму он снился с какой-то извращенной периодичностью в различных несильно отличающихся друг от друга вариациях. Эх, знать бы…
Виктор Демьянович Миронов[2] сидел на старой табуретке возле повидавшего виды раскрытого лакированного секретера и рассматривал фотографии, на которых то и дело мелькали куски обгоревшей мебели, разбитые окна, черные угольные разводы на стенах паба, разбитая посуда и кровь. Много запекшейся крови. Он остановился на одной фотографии, на которой был изображен клочок чего-то черного, обрывок обгоревшей ткани, спаянный с куском плавленой пластмассы. На обороте стояла надпись: «Часть рюкзака (вероятно)». Следователю нужно было подпитаться воспоминаниями, снова окунуться в тот день, после которого прошло уже полгода, – как бы больно это ни было. Хотя теперь все это, скорее, доносилось эхом, звенящим писком в ушах от громкого и разрушительного хлопка. В секретере царил сильный беспорядок, что было необычно для МВД. Стопки с фотографиями людей, мест, кипы исписанной бумаги, документы, папки, тексты. Больше ничего необычного в этой комнате не было, кроме секретера, в котором хранилась полугодовая кропотливая работа следователя и который каждый раз запирался на ключ.
Виктор Демьянович прекрасно знал, что за ним следят. Несколько раз ему даже удавалось застать слежку врасплох, но теперь «они» стали осторожнее, а потому догадаться, в какой именно момент за ним подсматривают, Миронов не мог. Теперь он полагал, что «они» поуспокоились. МВД не раз за последние месяцы заставал у себя дома беспорядок и прекрасно понимал, что если ему перестали угрожать, значит, он не приблизился к разгадке ни на йоту. К тому же все, что хранилось в секретере, не представляло никакой фактической ценности – может, только фотографии. Все догадки, мысли, важные факты Миронов, как и прежде, записывал в отдельную тетрадь, которая всегда была при нем. Он брал ее на работу, клал перед сном под подушку и, даже когда ходил в душ, не забывал прихватить с собой, оставляя ее на корзине с бельем.
«Записка – почерк – исследовать.
Новый губернатор – кто он?
Чем не угодил старый?
Взрыв – изучение. Кто взорвал и почему?
Повесили на – «далее фамилии»***
Видео задержания – кто сделал? Смотреть…
Останки, тела – фото. Где доказательства?
Экспертизы и заключения по убитым?
Пропавшие без вести, опознанные, процедура опознания – кто этим занимался?..»
И так далее и тому подобное. Разрозненные клочки мыслей, обрывки записей, заметки на полях. Одним словом, то, что можно случайно забыть, но делать это в сложившихся обстоятельствах нельзя категорически. В целом, вот что хранилось в тетради и что вкратце произошло за все это время.
Анонимная записка, которую МВД обнаружил в книге своего погибшего друга, с высокой степенью вероятности была отпечатана на том же принтере, что и все письма убийцы в маске, а следовательно, преступник мог ее написать… только когда был уже мертв! Начальство наотрез отказывалось подшивать улику к делу, ссылаясь на недостаточность оснований и отсутствие веских доказательств. Тем более Миронов проходил по делу только как свидетель и не имел к нему никакого профессионального отношения. Повесить убийство на мертвого к тому моменту убийцу никак не получалось. И это впрямую приводило к вопросу, оставшемуся без ответа: кто такой Н? Судя по всему, во всей этой отлаженной схеме, начинались сбои. Экспертиза показала, что заряд находился под столиком, за которым сидели Миронов с другом, вероятно, в рюкзаке, начиненном поражающими элементами. Чтобы снять все подозрения с друга и откинуть версию со смертником, в которую МВД отчаянно отказывался верить, ему пришлось немного подкорректировать свои показания. Камер видеонаблюдения в баре не было, а то, что было, – муляжи с красным фонариком, купленные в ларьке по две тысячи за штуку. Дешево и сердито!
Все, что удалось выяснить от оперативника Александра насчет сообщения с незнакомого номера на телефон Миронова в тот день, – это то, что оно было отправлено из бара или максимум в радиусе пятидесяти метров от него. И возможно, именно это сообщение или последующий звонок, как и любой другой, совершенный в непосредственной близости к заряду, могли привести к детонации.
Друга хоронили в закрытом гробу. Тела и вещи так разметало, что сложно было понять, кто где… Те немногие улики, которые могли пережить взрыв, уничтожил мощный пожар. То, что осталось от Лехи, выдали родным не сразу. Криминалисты и эксперты работали долго. Похороны состоялись через месяц, уже после задержания подозреваемых. Миронов помнил этот день вспышками. Вот он плачет в церкви, вот пьет с семьей за общим столом…
Тетя Зина, мать Лехи, низенькая полная женщина с большой копной крашеных рыжих кудрявых волос, находила успокоение в суете, в заботе о гостях на похоронах ее сына. Она все время сновала между стульями, нарезала все новые и новые закуски, салаты, и в какой-то момент просто села за стол, выпила стопку, опустила руки вдоль тела и, ссутулившись, уставилась куда-то в пустоту. Она не плакала, не могла. Может, не умела…
– Это я виноват, тетя Зина, – тихо себе под нос начал изрядно подвыпивший Миронов. – Я был рядом, я накликал беду…
Он упал ей на грудь и начал тайком тихонько всхлипывать, а она спокойно приобняла его голову обеими руками и, как с малышом на руках, начала раскачиваться взад-вперед.
– А помнишь, вы маленькие были, в деревне играли, все грядки бабе Шуре истоптали. Ох, я вас крапивой так отходила! Так отходила… А потом на костре картошку жарили, закутавшись в одеяла. Семечки лузгали, важные такие… Помнишь? Помнишь? – Она не ждала ответа, она повторяла это как молитву, как колыбельную, мерно покачиваясь взад-вперед, взад-вперед… А МВД как маленький потихоньку затихал и успокаивался.
Пили долго, трое суток. Миронов пил дольше всех, и дольше всех потом отходил.
Первые месяцы после взрыва Виктор Демьянович прожил как-то по наитию, даже сложно вспомнить, что вообще происходило – все какая-то суета, туман, алкоголь, работа, агрессия, сны.
На смену прошлому губернатору пришел новый. Заместитель предыдущего стал исполняющим обязанности, а через два месяца был назначен на должность окончательно. Темная лошадка. Пришел и начал действовать: поменял кабинет чиновников, провел чистки, поставил на места новых, никому не известных, но как будто бы надежных людей. Все так чинно и благородно, но как-то слишком гладко выходило: на место старого пришел новый молодой амбициозный борец за правду и всеобщее благополучие. И все это – без какого бы то ни было противодействия верхушки! Тишина. Миронов чувствовал, даже, скорее, знал, один-единственный в городе, что кровавая отставка старого губернатора зачем-то была нужна и что новый оказался здесь не просто так: он подсадной. Но чей? Кому все это было выгодно? И для чего было устраивать такую сложную и замысловатую цепочку действий с убийцей? МВД потихоньку начинал укорять себя за паранойю. А вдруг ему все это только кажется, вдруг записка – это чья-то злая шутка?
Все мы любим чувствовать себя защищенными. Проблема лишь в том, что любые структуры будут защищать нас до тех пор, пока мы приносим деньги или не угрожаем их спокойному процветанию на благо нации, пока мы исправно платим налоги и не выскакиваем с неудобными лозунгами на площади. Но даже и в таком случае это, скорее, суррогат, видимость реальной защиты, которой, в действительности, нет и не существовало никогда. Здесь каждый сам за себя, и Миронов это понимал, но ему пока не хватало информации, чтобы осознать, силам какого ранга и масштаба он начал переходить дорогу. Однако и эти силы еще не знали, что их ожидает. Есть в этом мире материи за пределами нашего понимания. Сократ говорил: «Я знаю, что ничего не знаю…» И даже в этом он не мог быть полностью и безоговорочно прав.
Через несколько часов после взрыва случившемуся был присвоен статус теракта, а еще через два дня все догадки подтвердились – ответственность за произошедшее взяла на себя террористическая группировка «Аль-Джаббар». Почему, зачем и кому все это было нужно – оставалось загадкой, но народ, получивший свою долю «правды», поверил и немного успокоился. А спустя две недели правоохранительные органы по чьей-то наводке арестовали виновников взрыва, которые готовили еще два – в торговом центре и православном храме. Видеозапись оперативного задержания показывали по телевидению, затем она фигурировала на суде, но Миронову она казалась дешевой фальшивкой.
Виктор Демьянович общался с задержанными. Вопреки многим сдерживающим факторам, ему разрешили с ними поговорить.
В темную допросную, которая располагалась ниже уровня асфальта в оборудованном подвале, привели двух задержанных граждан, вероятно, родом с Северного Кавказа. Их удивительно спокойные лица осветили лучи яркого октябрьского солнца, проникавшие из двух маленьких окошек с решетками, возле которых то и дело мелькали ноги прохожих, оставлявшие мимолетные тени на лицах задержанных. Казалось, эти ребята ничего не боятся. Они были спокойны, отвечали с акцентом, но монотонно, четко, сдержанно, как будто бы заучили эту историю наизусть, а теперь уже и сами верили в каждое сказанное слово.
– Рассказывайте по порядку, что и как было? Как вы организовали этот теракт? – сухо и строго произнес Миронов.
– Мы уже десять раз рассказывали, – угрюмо начал один из подозреваемых. Говорил всегда он, второй молчал и не сводил взгляда со столешницы. – Кто вы такой? Без адвоката мы не будем с вами говорить.
– Расскажете еще один раз, а что до беседы, то она обговорена с вашим адвокатом, которому, к слову, наплевать на вас, как и любому штатному юристу.
– С чего бы нам вам верить?
– Придется! Я один в этом городе считаю, что вы невиновны.
– Ха! – усмехнулся кавказец. – Это мы взорвали! И собирались взорвать еще торговый центр и храм неверных. Если бы вы нам не мешали, мы бы не остановились на трех взрывах, понимаете. Но и сейчас мы – часть, за нами идут люди, они продолжат начатое. – Он ехидно улыбнулся и с оттенком животного превосходства посмотрел Миронову прямо в глаза.
Виктор Демьянович проигнорировал вышесказанное и продолжил:
– Как выглядел бар, в котором вы заложили бомбу? Долго планировали? Зал был полный?
– Три месяца. Дольше просто нельзя было ждать. Бар недалеко от центра, первый этаж, зеленые стены, деревянные табуретки, стулья и столы. Да, народу было много. Мы наблюдали и именно поэтому решили действовать. Больше жертв, больше резонанса. У нас были определенные указания. Один заходил, другой наблюдал на улице.
– Где вы оставили заряд?
– Под столом, за которым сидели двое мужчин, когда они отошли от столика. Вы смахиваете на одного из них… – внимательно и цепко взглянув на Миронова, произнес подозреваемый.
МВД как будто специально наклонился поближе и агрессивно выпалил:
– И за соседним столиком никто не заметил?
– Нет.
– Почему оставили бомбу ближе к туалету, а не под сценой, которая в центре – так радиус поражения был бы шире?
– Музыканты мешали.
– Какие музыканты? – удивился Миронов, а затем просто развернулся и задумчиво двинулся к выходу.
Когда он пришел в следующий раз, его пустили, но только под присмотром адвоката, который теперь вел себя, скорее, не как адвокат, а как личный охранник двух террористов, да и выглядел подобающе.
Виктор Демьянович швырнул на стол самопальный диск местной группы «The BisqВит QuarТет». На обложке были изображены два парня, играющие на саксофоне и гитаре, и девушка-вокалистка.
– Они? – повелительным тоном произнес МВД. – Они играли в тот вечер?
– Да, – тихо буркнул тот, что говорил за двоих, рассматривая картинку, как будто пытаясь запомнить лица музыкантов.
– Вот вы, друзья, и прокололись, – почти шепотом произнес Виктор Демьянович так, чтобы адвокат, сидевший чуть в стороне, не слышал. – Их тогда в тот вечер не было. Должны были быть, но не было.
После первой беседы с подозреваемыми Виктор Демьянович вышел ошеломленный. Он был в баре за пять минут до теракта, но никаких музыкантов там не было. Музыка была, гвалт был, но никаких музыкантов. Вот оно! Удача! Догадка Миронова подтверждалась. Эти двое никогда не были в том баре и никогда не планировали никаких взрывов. Они просто пешки в чьей-то изощренной игре. Осталось лишь найти доказательства.
МВД позвонил владельцу бара и узнал, что в тот день в афише действительно была заявлена живая музыка в исполнении группы, но из-за болезни вокалистки они отменили выступление в самую последнюю минуту, чем спасли себе жизнь. Афиша так и продолжала висеть, и об этом казусе знали только посетители, руководство бара и сами музыканты. Миронов поехал к вокалистке, чтобы пообщаться, но ничего нового не узнал и попросил ее до поры никому об этом совпадении, кроме родственников, больше не рассказывать.
– Вас никогда в том баре не было, – более твердо и отчетливо произнес Виктор Демьянович, обращаясь к подозреваемым и принимая во внимание адвоката. – А если бы были, то знали бы, что эта группа не выступала в тот день в баре. Была заявлена в афише, но не выступала. Будем признаваться?
Адвокат подскочил к своим подзащитным и, словно пытаясь закрыть всем телом, начал тараторить:
– Вы не имеете права проводить допрос. Мои клиенты не будут больше отвечать на ваши нелепые вопросы.
Миронов перебил его:
– Мы сейчас позовем следователя, и им придется ответить на эти неудобные вопросы! Их никогда не было в том баре! Я там был, а их не было! Что вы за адвокат такой? Я утверждаю, что ваши клиенты невиновны, а вы затыкаете им и мне рот! Вы хотите, чтобы их посадили? Вам всем заплатили за этот цирк?
В этот момент в кабинет зашел следователь и с ним несколько оперативников.
– Допрос окончен! – строго произнес он. – Отведите этих двоих в камеру, а вы, Виктор Демьянович, пройдете со мной!
С того момента у МВД начались проблемы с новым начальством уголовного розыска, и не только с ним. Миронов был эмоционально нестабилен, пытался доказать то, что практически все и без него знали, но закрывали на это глаза.
Новым начальником назначили Шестакова Максима Матвеевича, строгого седого мужчину с огромными усами и почти на голову выше самого Миронова. Он чем-то напоминал Сталина, каким его изображали в старых советских фильмах, только седого и без акцента. Так состоялся их первый разговор.
– Виктор Демьянович, я здесь новый человек, но терпеть подобные выходки не намерен! – сурово, почти переходя на повышенные тона, говорил начальник. – Вы следователь уголовного розыска! Вас должны уважать, а не смеяться над вами. А вы чем занимаетесь сейчас? Не суйте свой нос в чужое дело! Понимаю, у вас погиб друг, вы сами чуть не оказались в списках погибших, но дайте людям делать их работу!
– Максим Матвеевич, поймите же вы, наконец, это дело белыми нитками шито. Все липа, и вы лучше меня это понимаете. Видео задержания – фальшивка, подозреваемые – подставные, и я могу это доказать. Их не было в тот день в баре, как они утверждают. Я проверил. Подозреваемые мне сказали… – но он не успел договорить.
– Что вам сказали подозреваемые? – перебил его Максим Матвеевич. – Виктор Демьянович, вы сейчас не в себе. Вам нужно отдохнуть или поехать в отпуск. Хотите, мы все устроим?
– Да выслушайте же вы меня! Признаюсь, с самого начала я предполагал, что все представленные доказательства – это фальшивка. Предполагал, основываясь исключительно на своих догадках и домыслах, но теперь у меня есть неопровержимые доказательства, что эти двое – шуты и только. Они сказали мне на допросе…
– Несанкционированном допросе…
– Хорошо. На беседе. Как угодно… Они сказали, что не положили заряд под сцену исключительно потому, что там были музыканты, которые могли заметить их и заподозрить неладное. Но музыкантов там не было. Они должны были быть, но их не было! Это все плохо выстроенная наживка для нас, для города. Мы ее проглотим, а действительные виновники уйдут от наказания. Кто, если не мы? Кто, если не мы?!
– Послушайте меня сюда! – взревел Максим Матвеевич, вплотную подойдя к МВД, и их разница в росте стала еще отчетливее. – Вы не в состоянии трезво оценивать свои действия и вести дела. Будьте любезны взять двухдневный отпуск. Еще одна такая выходка – и вы, Виктор Демьянович, вылетите отсюда как пробка из бутылки. Я бы и хотел вам помочь, но если вы продолжите в том же духе, то помочь вам не сможет никто. Понимаете? Никто! Взрыв – не вашего ума дело! Отойдите в сторону, иначе вас уничтожат. – После сказанного он очень внимательно и долго смотрел в глаза Миронову, застывшему от изумления.
МВД слышал эти слова, словно отдаленное эхо, – главное было сосредоточено во взгляде Шестакова. Он подействовал как удар тока. Еще несколько секунд Миронов пытался осмыслить то, что ему сейчас пытались объяснить между строк.
– Так вы знаете… Здесь все всё знают… – Виктор Демьянович кивнул самому себе и медленно поплелся к выходу, монотонно бормоча себе под нос. – Хорошо. Я вас понял. Такого больше не повторится. Вы правы. Я просто отдохну пару дней и вернусь к своим делам, – будто в гипнозе, говорил он себе под ноги.
И с тех пор все немного успокоились. После двухдневного отпуска МВД вернулся обратно к своим делам и начал вести двойную игру. Днем он прилежный подчиненный и уважаемый следователь – как-никак по городу ходили байки о его храбрости, а вечером и ночью он продолжал «копать».
На дворе стоял снежный и холодный февраль. Уже вторую неделю снег огромными хлопьями застилал землю, за несколько дней выпала месячная норма осадков. В природе творилось какое-то невероятное волшебство. Город одновременно стал сумрачнее и мягче, и сам ход времени здесь замедлился из-за обилия снежных хлопьев, которые обволакивали собой каждую улицу, хрустели под ногами и колесами проезжающих мимо машин. Снег не давал городу двигаться в нормальных темпах. Все – машины, люди и даже, что интересно, велосипедисты-физкультурники, – все до единого переваливались с ноги на ногу, с колеса на колесо, как пингвины, деловито стремящиеся преодолеть хрустящие сугробы.
Сегодня Миронов добрался до работы на общественном транспорте. Было утро, и на улице еще царила ночная темнота. МВД взгромоздился на последнюю ступеньку перед входом в уголовный розыск, отряхнул с плеч пушистое снежное напыление, опустил ворот своего зимнего пальто и окинул улицу отрешенным взглядом. Начиная с нового года, а точнее с приходом зимы, замедлился не только город, транспорт, люди, но и его тайное расследование. Все поиски, попытки, слежки, угрозы вымотали следователя, стали обыденностью, и, что самое главное, у него складывалось полное ощущение, что его поиски обречены на провал, что он не там ищет, а от этого невидимый враг ни во что его не ставит, успокаивается и перестает сопротивляться.
Уже второй месяц у Миронова все время уходило на работу: на него перекинули дела других сотрудников. Все они были до нелепости простыми и отупляющими. Если молодежь – то либо наркотики, либо хулиганство или пьяный дебош, у людей постарше – бытовуха и финансовые махинации. Казалось, что вся страна только и делает, что сидит за наркоту и долги.
Поднявшись к себе в кабинет, Виктор Демьянович устало заварил себе кофе, сел за стол, достал несколько папок, сделал небольшой глоток горячего и бодрящего напитка и глубоко вздохнул. Но он толком не успел приняться за работу. Когда в комнату постучали, он сидел у разложенных папок, начиная вникать в суть дела и придерживая бумаги цепкими длинными пальцами. При этом он напоминал пианиста, который вот-вот начнет со страстью отбивать на клавишах вальс Шопена. Надо еще сказать, что за эти полгода Миронов изрядно похудел и теперь выглядел сильно осунувшимся и уставшим. Его фигура, всегда отличавшаяся аристократической худобой, теперь и вовсе производила впечатление заостренного копья или стрелы: резкая, острая и тонкая. Впечатление усиливала присущая следователю благородная бледность.
– Войдите, – произнес он громко и отчетливо, и, несмотря на усталость и разочарованность, в его голосе еще слышалась строгость, воля и самоотдача – свойства, которые всегда были при нем.
За дверью показался Максим Матвеевич. Он чувствовал себя в этом кабинете крайне неловко, стены как будто давили со всех сторон на могучую фигуру нового начальника, поэтому он даже не стал входить, а только заглянул.
– Вы заняты? Мне бы хотелось с вами поговорить и кое с кем вас познакомить… – мягко, даже как-то вкрадчиво произнес он.
Между ним и МВД с того самого разговора установились довольно специфические отношения. Они как будто оберегали хрупкую вазу равновесия между ними, но вместе с тем каждая встреча была наполнена неловкостью и скорейшим желанием закончить беседу. Их разговоры проходили так, словно они не знали, как себя вести, будто два неразговорчивых соседа, встретившиеся в лифте, – парализующая тишина и сковывающая неловкость…
Миронов последовал за Максимом Матвеевичем в его кабинет. Их там ждал незнакомец, невысокий темноволосый мужчина с проседью, на вид лет сорока пяти – пятидесяти. Пожалуй, если бы они втроем встали в шеренгу, то получилась бы идеальная лесенка по росту с одинаковым интервалом: сначала незнакомец, потом МВД и, наконец, начальник, – и каждый выше предыдушего примерно на голову.
– Познакомьтесь, Виктор Демьянович, – бодро, с ноткой неловкости в голосе произнес Максим Матвеевич, – это Виталий Германович, пожаловал к нам из Следственного комитета.
Миронов пожал руку новому знакомому, а сам между тем обратил удивленный взор на начальника.
– А к нам для каких целей? И зачем вам нужен я? – произнес Миронов.
– Сейчас все объясню. Присядьте, – мягко и размеренно произнес Виталий Германович. Он вообще был весь такой мягкий и размеренный, какой-то обволакивающий, как снег на улице, с долей необъяснимой притягательности. Когда он говорил, его хотелось слушать, когда он смотрел в глаза, взгляд сложно было оторвать, а когда теребил в руках ручку или что-то незначительное – это производило гипнотическое и успокаивающее действие, так что даже мурашки пробегали по спине от удовольствия и покоя.
Но Миронову сейчас было не до успокоения, он напрягся, поскольку предполагал, к чему ведет вся эта встреча.
– Виктор Демьянович, верно? – произнес Виталий Германович.
МВД кивнул.
– Понимаете, весь уголовный розыск после сентябрьских событий до сих пор под пристальным наблюдением. И я здесь для того, чтобы это наблюдение осуществлять.
– Спустя почти полгода?
– Мы не спускали с вас глаз все это время, но теперь я здесь затем, чтобы проверить работу именно вашу и вашего отдела, поскольку вы в этом деле одна из основополагающих фигур.
Миронов искоса поглядел на начальника, тот строго взглянул на него. Оба смотрели друг на друга максимально красноречиво и поняли все без слов.
– Ответите на несколько моих вопросов? – все в том же расслабляющем ритме проговорил Виталий Германович, обращаясь к МВД и медленно раскладывая на столе несколько папок и бумаг.
– Конечно, – так же размеренно ответил Миронов.
– Ваш бывший начальник, Егор Макарович Туманов, рассказывал вам что-нибудь о деле, документы из которого были украдены и попали в средства массовой информации? Это дело ведь касалось и вас…
– Да. Это дело вел я, но о том, что бумаги остались у него, он ничего не говорил, – не сводя глаз с фигуры нового знакомого, спокойно произнес МВД.
– Хорошо. – Виталий Германович пристально посмотрел в глаза Миронова и продолжил: – Вы были в том баре перед тем, как произошел взрыв?
– Да.
– В тот день погиб ваш лучший друг?
– Да. – Следователь постарался не выдать своих эмоций.
– Вы что-то говорили о том, что подозреваемые в террористическом акте никогда не были в том баре и что преступление совершили не они. Это правда?
– Виталий Германович, в то время я был слегка не в себе. Как вы верно заметили, у меня погиб лучший друг, моего начальника отправили в отставку, а меня мучили разговорами, допросами, проверками, рапортами и отчетами, которыми мучают по сей день. Что я говорил тогда, сейчас уже не имеет никакого значения, – произнес МВД и посмотрел на начальника. Тот еле заметно кивнул и обратился к сотруднику Следственного комитета:
– Пожалуй, у нас будет еще много времени, чтобы задать имеющиеся вопросы и обсудить все мелкие нюансы, а пока, я думаю, Виктора Демьяновича можно отпустить: у него много дел.
– Да, пожалуй, – несколько раздраженный тем, что его прервали, произнес Виталий Германович. – Напоследок я хотел бы сказать вам, Виктор Демьянович: будьте аккуратны! Сейчас вы будете под таким наблюдением, как никогда раньше. Будьте бдительны, мой вам совет!
МВД кивнул и вышел. После этих слов его всего передернуло. «Что он пытался сказать всей этой чепухой? Он угрожает? Кто будет за мной следить? Он про себя? Тогда он несколько переоценивает свои возможности. Или речь о чем-то другом… Но о чем тогда?»
Максим Матвеевич остался в своем кабинете наедине с сотрудником Следственного комитета. Между ними нарастало какое-то негласное напряжение. Тишину прервал Виталий Германович:
– Максим Матвеевич, на будущее прошу по возможности предоставить мне небольшое помещение для бесед с сотрудниками. Такое, где нам никто не помешает, даже вы. – И он многозначительно посмотрел на начальника уголовного розыска.
– Для вас всегда найдется пара незанятых изоляторов.
После этих слов Виталий Германович покинул уголовный розыск, а Максим Матвеевич опустился в свое глубокое кресло и отвернулся к окну. Уже начинало рассветать. Тусклый солнечный свет пробивался сквозь тучи, становясь до тошноты серым, разливался по городу и, отражаясь от снега, впивался в глаза, вызывая только одно желание – поскорее их закрыть. Несмотря на то что стояла классическая для зимы пасмурная и холодная погода, утро было хорошее, светлое. И те жители города, которым не нужно было просиживать брюки и узкие юбки до колен в офисе или простаивать за станком, отправлялись гулять на центральную площадь, где был залит большой каток вокруг самой высокой в области елки, украшенной огромными белыми шарами и мелкой светящейся гирляндой.
Именно туда, на главную площадь города, вечером отправились Виктор Демьянович со Светланой и ее сыном Степой. Да, теперь Миронов жил с ними, и его коту Шустрику приходилось мириться с тем, что его несколько потеснили на спальном ложе. Света оказалась рядом в нужную минуту, и, хотя она была женщиной с характером, а Миронов был почти на десять лет ее старше, это стало для обоих – и для Степы тоже – глотком свежего воздуха. Женщинам нужно о ком-то заботиться, а мужчине нужно ради кого-то уходить на работу, кого-то защищать и оберегать. Для МВД это были, наверное, первые серьезные отношения за последние годы и единственное счастье за последние месяцы. И несмотря на то что Виктор Демьянович никогда не был семейным человеком, даже напротив, всегда, скорее, был женат на собственной работе, теперь он с радостью просыпался, с желанием шел на работу, возвращался с нее, ходил в магазин, ездил в гости, зарабатывал деньги… Словом, жил для кого-то! Это не компенсировало абсурд, который не первый день крутился вокруг следователя, но теперь у Миронова была та соломинка, за которую можно держаться, чтобы не упасть в бездну, разверзнувшуюся под ногами, теперь он словно по-настоящему жил, и поэтому так боялся все это потерять. А причины бояться были…
Домой вернулись поздно вечером, после катания на коньках, прогулок по центру и как будто бы праздничного ужина, хотя праздника никакого и не было.
– Ты сегодня вроде веселее обычного, но какой-то задумчивый, – подходя сзади к Миронову и слегка его приобнимая, произнесла Светлана. – На работе все в порядке?
– Да, – сухо ответил МВД, но он не мог сопротивляться столь нежным прикосновениям и потому, смягчившись, продолжил: – Меня никак не могут оставить в покое. Сегодня приходил один… Из Следственного комитета. Расспрашивал о взрыве, обо мне, о Лехе. Наговорил какой-то чепухи. Сказал, за мной теперь будут наблюдать еще пристальнее. – Виктор Демьянович гневно усмехнулся. – Ха, а до этого за мной не следили? До этого все было в порядке, черт возьми! Вокруг все вдруг стали такими многозначительными. Говорят-говорят что-то, а что имеют в виду – не разобрать! Все какие-то взгляды, переглядки, недомолвки, шепот по углам. Надоело! – Он сделал глоток чаю из чашки и хотел было в моментальном порыве гнева швырнуть ее на стол, но в последнюю секунду осекся и остановился.
– Они не имеют никакого морального права от тебя что-то требовать! – сказала Света и поцеловала Миронова в щеку. – Может, тебе адвоката нанять?
– Ага, на какие доходы?
– Не сердись… Видимо, просто нужно все это перетерпеть. Главное, не выступай, а там, глядишь, еще через полгода вся шумиха уляжется – никому и дела до тебя и твоих слов не будет.
– Это-то и страшно. Они ищут виноватого, ищут, куда бы побольнее надавить, и не ищут главного – тех ублюдков, которые устроили подрыв и погубили столько человек. А знаешь почему? Они все знают, что копать нельзя: можно без должности, или, что еще хуже, без головы остаться. Только умоляю, пусть все наши беседы останутся исключительно между нами.
– Конечно, к тому же ты и сам толком ничего не рассказываешь, так что я до сих пор не совсем понимаю, о чем ты говоришь, – шутя надув губки, произнесла Светлана.
День был долгий, сложный, но хоть в чем-то приятный – рядом был родной теплый человек… женщина. Это дорогого стоит. Миронов не раз благодарил судьбу за то, что в его жизни потихоньку начали появляться близкие ему по духу люди. Сначала Арсений, теперь Света. Человеку, как ни крути, нужно чувствовать рядом чье-то плечо. Не обязательно на нем плакать или на него опираться, важно просто знать, что рано или поздно это можно будет сделать. Пожалуй, если бы не эти мгновения, если бы не эта поддержка, МВД уже давно бы сломался и прожигал свою жизнь где-нибудь у забора, плачась на неудавшуюся судьбу и прося денег на выпивку у случайных прохожих…
Уже за полночь, счастливо выбившись из сил, они моментально уснули. А потом раздался звонок. Конечно, когда же ему раздаться, как не ночью, около четырех часов. Звонил оперативник Александр. Говорил взволнованно.
– Алло, Виктор Демьянович! Во вторую областную поступил мальчик. На вид лет двенадцать. Состояние тяжелое, но в сознании. Говорит, что ничего не помнит. Похоже, дело серьезное – выглядит так, словно его очень хотели убить.
– Выезжаю, – тускло выдохнул в трубку Миронов, нажал на кнопку и с телефоном в руке перевернулся на другой бок. Затем вскочил как ошпаренный. Мальчик, двенадцати лет! Что, если это он?! Тот самый?!
Через полчаса МВД уже был во второй областной детской больнице. Она находилась ближе к окраине города и считалась одной из лучших в стране. Однако при этом ей ничто не мешало внешне оставаться такой же, как и сотни других больниц. Выкрашенные в неприятные и всем уже осточертевшие бледно-салатный и бледно-голубой цвета стены. Нелепые и не особенно радующие здесь, но в то же время родные изображения героев из детских сказок, что были нарисованы на этих стенах еще лет тридцать назад. Мутные сигнальные лампы почти над каждой дверью и, конечно же, запах! Смесь спирта, хлора и такого характерного душка, или скорее липкого привкуса растворимой оболочки от таблеток и капсул. Следователя встретили Саша и Сеня.
Судмедэксперт Арсений Романов[3] за прошедшие полгода практически не изменился: те же очки, та же улыбка, тот же пугливо-добрый взгляд веселых глаз, – только волосы стали короче, и осталось легкое подволакивание ноги после ранения. Врачи говорили, что со временем организм восстановится, но Сеня и сам все прекрасно понимал. Ранение было легким, но появились осложнения, был задет нерв, так что никто не мог ничего сказать наверняка.
– Романов, рад тебя видеть! Давненько мы с тобой не пересекались! Что ты тут делаешь?
– Виктор Демьянович, – с укором протянул Арсений. – Ну, патологоанатомы пока не делятся на детских и взрослых, так что я здесь работаю! Не все же мне только у вас в судмеде, вот и здесь тружусь, консультирую.
– Показывайте мальчика! – бойко произнес Миронов.
Они поднялись с цокольного на второй этаж в отделение реанимации и интенсивной терапии. Там, в палате с символичным номером 6 лежал под капельницей и тремя одеялами мальчик. Вместо лица у него был один сплошной синяк, кожа на руках, казалось, сливалась с одеялом зеленовато-землистого цвета, а кисти рук были обмотаны толстым слоем согревающей марли. Нетрудно было догадаться, как выглядят обмороженные пальцы этого мальчика на руках и ногах, завернутых в одеяло. Врачи наложили повязку на голову, но из-под бинта уже проглядывали следы крови и сукровицы, сочившиеся из раны. Мальчик был в сознании. По-видимому, то ли от боли, то ли от стресса ему не удавалось уснуть.
– Здравствуй, – участливо произнес Миронов, подтянул к себе стул и сел рядом с кушеткой. – Как самочувствие?
– Нормально, – тихо и жестко ответил паренек, чуть погодя он добавил: – Холодно, – и отвел взгляд в сторону.
– Как тебя зовут?
– Не помню, – сказал мальчик, смотря в сторону.
Миронов удивленно повернулся к Александру и Сене.
– Рассказывай, что помнишь, – глубоко вдохнув, промолвил МВД.
– Помню, как очнулся возле… этого… как его… ну, труба такая большая, воду собирает…
– Возле сточного коллектора?
– Не знаю… – тихо промычал мальчуган. – Встал, было холодно. Очень… Теперь ног не чувствую. Я пошел на шум, там трасса… или дорога… была. Думал, может, кто-то остановится. Очень холодно было. Больно… Остановилась женщина какая-то… с мужем. Или… Не знаю. Подобрали меня. Я отключился в машине. Проснулся уже здесь, врачи суетятся, голова болит, и все такое… как в тумане. Наверное, посплю. Кажется, я сильно устал… – как в бреду проговорил он, закрывая глаза.
– Спи, родной, – очень ласково произнес Миронов и повернулся к Саше с Арсением. – Женщина с мужчиной, которые его подобрали, еще здесь?
– Нет, – ответил оперативник. – Я взял у них телефон, им нужно было срочно уехать. Но они на вид приличные. Очень волновались за мальчика, сами мне телефон дали, чтоб я позвонил им и сказал, как у него дела.
– Известно что-то помимо того, что рассказал ребенок?
– Могу я сказать? – робко спросил Арсений, слегка по-школьнически приподняв руку. – Я немного его осмотрел сам, плюс то, что говорят врачи. У него проломлена голова чем-то тупым и тяжелым, возможно молотком, на руках следы от уколов и наручников. Ему кололи что-то. Надо посмотреть завтра результаты анализов крови, но думаю, что это наркотики. Мне кажется, вряд ли он наркоман. Плюс глаза света боятся, он давно не выходил на улицу. Думаю, что держали его в достаточно темном помещении. И еще такое, – Романов несколько замялся, – при осмотре наружного сфинктера прямой кишки выявлены глубокие трещины на 12, 3, 6 и 9 часов…
– Ты хочешь сказать… – тихо промолвил Миронов, смотря на уснувшего ребенка.
– Да, его насиловали, – с дрожью в голосе сказал Арсений, – причем не раз. Врачи говорят, что он выносливый и все выдержит, но обморожение ног очень сильное. Будут наблюдать, однако вероятность ампутации крайне велика.
В палате повисла тяжелая пауза. Миронов долго смотрел на мальчика и с каждой секундой становился все мрачнее. Увы… Это не был ребенок из его сна, но ему тоже нужна была помощь, которую Миронов хотел бы оказать, да не знал как.
– Есть еще ценная информация? – наконец произнес он.
– Да, – как-то тихо и неуверенно начал Александр. – Мы не знаем о мальчике ничего: как его зовут, откуда он, кто его родители… Ничего… Когда его нашли, при нем не было ни документов, ни каких бы то ни было других вещей. Одет он был по-парадному: некогда белая рубашка, черные брюки, без обуви. И что самое интересное – на одежде срезаны все ярлыки. Так делают в разведке.
– Знаю, – перебил Виктор Демьянович. – Чтобы никто не смог вычислить личность убитого. Тот, кто держал мальчика и пытался его убить, очень не хотел, чтобы мы о нем что-нибудь узнали…
Миронов, сидя на стуле, уставился в одну точку и мрачно размышлял. Ноздри его расширялись от тяжелого и неровного дыхания, а кончик носа подергивался, как у собак, которые пытаются взять след.
Из больницы Виктор Демьянович прямиком поехал в уголовный розыск, где поднялся к себе в кабинет, включил старенькую настольную лампу, заварил черный, как эти зимние ночи, и горький, как темный шоколад, кофе и сел за стол, потихоньку потягивая горячий напиток. Этой ночью он встретился лицом к лицу с грядущим. Миронов знал, что этот мальчик – ключ ко многому, в том числе, к происходящему в нем самом.
МВД давно понял, что на его пути начали происходить какие-то необратимые изменения. Жизнь простого обывателя с размеренным графиком работы и ничем не примечательным бытом холостяка вдруг резко сменилась. Казалось бы, все осталось, как было, но появление в городе серийного убийцы полгода назад разделило жизнь следователя уголовного розыска на «до» и «после». Теперь только нужно разобраться в подоспевших обновлениях правил этой непонятной игры в загадки с самим собой.
Александр остался дежурить в больнице на ночь. Было решено, что у палаты постоянно кто-то будет находиться, чтобы исключить возможные чрезвычайные ситуации. Ближе к утру мальчику сделали некрэктомию – удалили все нежизнеспособные мягкие ткани, – после чего он проспал почти шестнадцать часов, пробудился уже поздно вечером следующего дня. Пока он спал, МВД возбудил уголовное дело и встретился с парой, которая подобрала ребенка на шоссе. Встреча состоялась там же, в больнице. Миронов приглашал их в уголовный розыск, но им не терпелось увидеть мальчика и, как они утверждали, удостовериться, что он в безопасности.
Это были полные мужчина и женщина за пятьдесят, одетые полностью в черное, как будто в трауре, поэтому их плотные фигуры-тени отчетливо выделялись на фоне светлых больничных стен. Он – в очках с толстыми линзами, у нее – светлые крашеные волосы.
– Откуда вы ехали? – без лишних слов и прелюдий начал Виктор Демьянович.
– С дачи, – взяла на себя инициативу женщина. – У мужа зрение совсем плохое, так что за рулем, как правило, я. За несколько километров до поворота на федеральную трассу мы увидели ребенка. Было темно, а ночью за городом намного холоднее, чем днем, особенно сейчас, в зимнее время, поэтому я сильно удивилась, заметив в свете фар фигуру ребенка. Даже не сразу поверила в то, что увидела. Он шел в одних брюках и рубашке, весь грязный и мокрый, как будто только что из-под земли вылез или из канализации. Мы его не задумываясь подобрали и повезли прямиком сюда. Я включила печку на максимум, а муж всю дорогу пытался его отогреть. Правда, он почти никак не реагировал. Что-то бормотал во сне.
– Что бормотал? – сглотнув от волнения, почти шепотом, как будто боясь спугнуть собеседника, спросил Миронов.
– Он еле шевелил губами, поэтому трудно было разобрать. «Подальше от дома…» или «дальше от дома», – приглушенно проговорил мужчина. – Нечто подобное… Я решил, что это он про свой дом, что убежал далеко или что-то в этом роде.
– Почему так поздно возвращались?
– Мы всегда стараемся возвращаться попозже, чтобы избежать пробок на дорогах, – произнесла женщина.
– Но вчера был понедельник, а не воскресенье. Вам разве не надо на работу? – пристально глядя на собеседников, произнес МВД.
– Надо, – несколько замявшись, промолвила женщина. – Но мы с мужем взяли отгулы на день за свой счет. На участке навалило снега – уборка заняла довольно много времени. Хотели привести все в порядок.
– А подвал у вас в доме есть? – как-то отрешенно спросил Виктор Демьянович.
– Да, – настороженно произнесла женщина, – а вам зачем это знать?
– Должен предупредить, что все ваши показания будут проверены, – игнорируя встречный вопрос, отчеканил Миронов. – Сейчас вами займется мой коллега Александр. Он запишет все ваши данные. А потом мы с вами поедем осматривать ваш дом и место, где вы подобрали мальчика.
– Я так понимаю, вы нас подозреваете в чем-то, – заметно нервничая, произнес мужчина. У него дрожала верхняя губа, а на лбу проступили капельки пота.
– Вы себе льстите, – мягко улыбнувшись, сказал Виктор Демьянович. – Мы благодарны вам за то, что проявили участие и, возможно, спасли мальчику жизнь, но долг обязывает нас проверить все варианты за неимением других.
В последнее время МВД стал жесток в общении с коллегами и в целом с людьми. Он отчасти радовался тому, что наконец смог перебороть эту свою вечную вежливость и стал несколько более властным и резким, но в душе каждый раз сомневался в сказанном и прокручивал его в голове по десять раз. Вот и сейчас ему казалось, что он нагрубил, хотя, в общем-то, и понимал, что свидетелей надо держать в строгости и подчинении – так проще узнать всю необходимую информацию.
В то время как Александр остался записывать данные супругов, Миронов направился к кабинету заведующего отделением, который после недолгой беседы проводил следователя в комнату, где хранились вещи всех пациентов, доставленных в тяжелом или бессознательном состоянии. Комната эта находилась в приемном покое. Приемный покой… Это место носило такое название, но совсем ему не соответствовало. О покое здесь можно было только мечтать. Находилось это помещение на том же этаже, что и реанимация, но казалось, что в подвале, – так холодно и сыро тут было. Все стены смотровых и процедурных были облицованы обычной для таких мест белой квадратной плиткой, которая от времени потрескалась и покрылась разводами, а стены коридоров были выкрашены в бледно-желтый с матово-белым цветом.
Пока МВД шагал за врачом сквозь коридоры отделения, ему вспомнился приемный покой в больнице, куда его привезли после драки с убийцей полгода назад. Тогда мимо него то и дело провозили на каталке стариков и пьяниц, мужчин с разбитыми скулами, женщин с ожогами или порезанными кухонной утварью конечностями, на полу и стенах были видны кровавые разводы, которые не успевали вытирать санитарки, а врачи относились ко всему происходящему либо с юмором, либо так, словно вообще ничего необычного возле себя не замечали.
Но сейчас Миронов шел по приемному покою детской больницы. Здесь было громче, а дети в стремлении себя покалечить были намного изощреннее взрослых. Здесь были ожоги от первых сигарет, от попыток помыться из тазика полного кипятка, от розеток и трансформаторных будок, кровь и переломы после гулянок по стройкам и так называемым «заброшкам», отравления всех видов и мастей, в том числе, конечно же, и алкогольные. Все, с чем не справлялась «травма», тоже везли сюда. И конечно же, родители всех возможных категорий: от безразличных отцов до матерей-истеричек. Это лишь малая часть того многообразия, которое можно было здесь встретить.
Одному бедолаге знатно, словно бритвой, порезало ноги. Кровь тонкими струйками сочилась из-под наспех наложенных повязок. Как же так могло произойти? Пойманная чутким ухом проходящего мимо следователя фраза расставила все на свои места. Паренек выбежал из бани и пытался прыгнуть в прорубь, которая за короткий срок покрылась незаметным слоем льда. Лед проломился и, будто тонкими листами офисной бумаги, порезал мальчишке ноги.
«Сколько парадоксов в одном месте!» – мелькнула мысль у Виктора Демьяновича, но развивать ее у него времени не было – он зашел в каморку с вещами.
Предварительно надев перчатки, МВД разложил перед собой все, что лежало в пакете. Это были грязные влажные черные брюки, некогда белая рубашка со следами травы или водорослей и крови на левом плече, носки и ремень. Как будто школьная форма, но где тогда пиджак, ботинки и рюкзак? Остались у преступника? Миронов попытался представить мальчика во всем этом. Мысль о школьной форме казалась какой-то неправдоподобной. Эти вещи мало походили на обычную школьную форму. Да и потом, несколько холодновато для одних штанов и рубашки – матери, как правило, заставляют даже самых самостоятельных мальчишек надевать подштанники или хотя бы что-то под рубашку, чтобы было теплее. Более того, на всех вещах были срезаны ярлыки, никаких бумажек, фантиков в карманах, а брюки явно были минимум на два размера больше. Мальчика словно бы нарядили в эту одежду перед тем, как попытаться убить. Но почему на той трассе он оказался без обуви? Все на месте, а обуви нет. Миронов сгреб всю одежду в кучу, а немного погодя, будто собираясь с силами, опустил в нее свою голову и сделал глубокий вдох.
– Виктор Демьянович, – произнес Александр, когда Миронов вернулся обратно к палате мальчика, – надо искать родителей парня, запускать информацию по поисковым отрядам, по базам данных, на телевидение и мониторить пропавших без вести.
– Так-то оно да, – как будто от кого-то прячась, тихо промолвил МВД, – но если мы дадим о ребенке информацию на телевидение или в газеты, то о том, что он жив, узнает преступник. Мы должны быть аккуратны. Может, с ним такое сотворили его родители, откуда мы знаем? Позвони Сереге – пусть он начинает просматривать всех пропавших без вести и посылает запросы с фото в поисковые отряды, группы, организации и в школы. Сначала поищем сами. Если не будет результатов, то подключим весь город. И еще… Нам нужно проверить, не находили ли за прошедшее время еще трупы. Вдруг это не единичный случай… Где наши герои? – резко сменив вкрадчивость на бодрость, добавил он.
– Ждут внизу, – коротко бросил оперативник, и они оба направились в сторону лестницы, в то время как мальчик спал и видел крайне беспокойные сны.
Они выехали на шоссе в сторону столицы, проехали по более-менее оживленному участку примерно десять километров и свернули немного западнее, после чего началась узкая дорога с одной попутной и одной встречной полосами. Вдоль дороги тянулся монотонный, ничем не примечательный лес, изредка прерывающийся одиноко стоящими старыми серыми домами с сараями и облезлыми парниками-теплицами или поворотом на какое-нибудь «Первомайское», которых в нашей стране по пять-шесть на область.
– Это где-то здесь! – внезапно громко, словно спохватившись, крикнула женщина, и МВД велел Александру остановиться.
Они вышли из машины на тонкую полоску шоссе, которая постепенно терялась в одном большом ярко-белом пятне сугробов и снега. По обеим сторонам дороги частоколом росли высокие и на удивление одинаковые, как наштампованные, ели. Лес представлял собой одну широкую черно-зеленую массу, которая пугала и как будто нападала всей своей темнотой, норовя затянуть следователя и его спутников в свою зияющую пустоту. Природа словно бы перешла на контрасты: непроглядная тьма леса против выжженной белизны земли и неба, между которыми не было видно даже границы. Только в одном месте полотно лесополосы прерывалось с двух сторон – в месте, где тянулись провода и высились Эйфелевы башни линий электропередач. Эти конструкции маршировали по белому настилу снега куда-то в небо, подавая в него заряд с высоким напряжением.
– Вот примерно здесь мы и подобрали мальчика, – как будто пытаясь кого-то перекричать, очень четко проговорила женщина.
А ведь правда снег поглощал звук. Миронов заметил это только сейчас, впервые в жизни. Любое сказанное слово тонуло в белой массе мерзлой воды и почвы, как ночные крики в подушку. Это было какое-то эхо-обратное явление, звук просто ударялся о плотный морозный воздух и замертво падал в зимний пушистый эфир, прежде чем долететь до ушей собеседника. Никто не услышит твоих криков, если что-то случится… Этим можно напугать кого угодно.
– Примерно? – так же надрывно произнес МВД.
– Плюс-минус десять – двадцать метров, – вступился мужчина. – Мы запомнили место по этому тоннелю. – И он указал на тянувшуюся вдаль шеренгу башен ЛЭП.
– Вы же ехали оттуда, правильно? – И он показал в противоположную от города сторону.
Мужчина с женщиной кивнули.
Виктор Демьянович покрутился на месте, оглядывая местность и щурясь от едкого белого света, протискивающегося в глаза с невероятной силой, и быстрыми шагами пошел в сторону города.
– Вы куда? – крикнул оперативник, но МВД отошел уже на приличное расстояние, так что, даже расслышав, не стал отвечать.
Он искал трубу, коллектор, о котором говорил мальчик. И нашел. Взбудораженный нервным накалом, Миронов шел вдоль дороги быстрыми широкими шагами и постоянно вертел головой в поисках стока. Виктор Демьянович пытался сейчас вспомнить свой сон, найти в окружающем его пейзаже хоть какую-то зацепку, намек, который бы напомнил ему о часто приходящем сновидении. Но ничего близкого к тому, что он видел во сне, не было – все отдаленно похоже, но не то, и мальчик не тот. МВД какое-то время назад вдруг осознал, что, если это то, что он ищет, он это обязательно почувствует – сердце забьется чаще, тело подскажет или голову начнут одолевать назойливые мысли, но тут вдоль дороги у канавы, засыпанной снегом по колено, было пусто – просто легкое волнение, нервозность…
– Здесь! – крикнул Миронов и шагнул в снег, который тут же начал забиваться в ботинки и под обе штанины.
Он перемахнул через огромный сугроб и начал спускаться по мерзлой земле вниз, в большую и глубокую канаву. В одном месте склон прервался, и из-под дороги высунулась большая труба. Из нее пахнуло теплой сыростью и затхлым, тошнотворным запахом канализации.
– Саня! – громко и протяжно крикнул Виктор Демьянович, и через несколько мгновений над ним из-за сугроба появился оперативник. – Похоже, где-то здесь он и очнулся.
– Как думаете, как он тут оказался? – борясь с подступающим холодом, промолвил Александр. – Его сбросили с машины? Может, притащили? Или он сам пришел?
– Уж прости за подробности, я нюхал вещи мальчика. Они пахнут канализацией, так что, думаю, сюда он попал вот из этой трубы. Либо уровень воды поднялся, и его выкинуло, либо он сам вышел из трубы, но не помнит этого.
– Надо узнать, куда она ведет, – задумчиво оглядывая местность, произнес оперативник.
– Да… Но, боюсь, карта канализации будет слишком обширна, чтобы точно понять, где парня сбросили, или как он сам туда забрался. Всякое может быть, – медленно проговорил МВД и, слегка пригнувшись, скрылся в трубе.
– Виктор Демьянович! Куда… – только и успел крикнуть удивленный коллега и поспешил спуститься со склона в канаву, к трубе.
– Оставайся на месте! – крикнул следователь из темноты и окончательно пропал.
Александр не стал перечить начальнику и принялся осматривать местность у коллектора. Снег в радиусе нескольких метров на подступах таял, судя по всему, из-за тепла, идущего из канализации. Вместо снега трубу окружала мягкая, податливая и пропитанная влагой грязь.
Миронов появился внезапно из бездны, прикрывая шарфом нос и рот от тошнотворного запаха, но, похоже, это несильно помогало.
– Эта труба буквально через пару метров уходит глубже вниз и расходится в разные стороны. Видимо, это просто один из выходов на поверхность, но в целом, я думаю, она одна из сотен труб, что соединяют город с близлежащими пригородами и новыми районами. Надо проверять все варианты. Вызови сюда криминалистов. Может, они чего-нибудь найдут.
Миронову резко стало холодно так, словно под каждый сантиметр его одежды забился снег и начал таять, пропитывая ткань влагой. Сердце застучало быстрее, появилась одышка, как будто он много и долго бежал, и вот уже не снег, а капли пота стекают по подмышкам и разъедают волокно рубашки. Мгновения стали тягучими, и МВД чувствовал, как каждую клеточку всего его тела словно бы пронзало электрическим током. Снова деревья, лес, ели вечнозеленые… Снег, много снега. Ноги вязнут, утопая в нем. Где это? Когда это? Опять все повторяется. А может, так было… Или будет… Бег, сзади крик и лай. Собака скалит зубы, но не кусает. Миронов тянет руки в сторону елей. Там в деревьях кто-то есть. Он прячется. Но не может помочь. Ему страшно. Тот, второй. Второй? Их двое? Его уже ищут. Снова бег. Бежать. Бежать без оглядки. Ветки нещадно хлещут по лицу и белой рубашке. Кто бежит? Удар, еще удар. Кровь из рассеченной брови заливает глаз. Кто это? В руке молоток. Кровь бурлит. Темная фигура тащит по поляне бесчувственное тело мальчика. Лиц не разглядеть. Подальше от дома. Подальше от дома. Подальше от дома…
– Виктор Демьянович, – Александр аккуратно тронул Миронова за плечо, – вы как?
– Что? – каким-то отсутствующим взглядом МВД поглядел на оперативника.
– Вы понимаете, где вы? – очень осторожно спросил Александр и слегка тряхнул следователя за руку.
Миронов вернулся.
– Прости, что ты сказал? – виновато и растерянно промолвил он.
– Вы меня немного напугали, Виктор Демьянович.
– А что такое?
– Вы говорили, потом замолчали, сделали несколько шагов и, смотря в лес, начали бормотать то же самое, что и мальчик, по словам свидетелей.
Миронов по-доброму улыбнулся и, потрепав по плечу оперативника, рассмеялся.
– У тебя такой вид, словно ты призрака увидел. Я просто пытался выстроить всю картину произошедшего – вот и задумался немного. – И он направился в сторону шоссе.
Пройдя несколько шагов, он остановился.
– Куда, ты говоришь, я смотрел?
– Вон туда, – испуганно произнес оперативник и показал в сторону леса, что был чуть подальше, за башнями линий электропередач.
– Точно, – промолвил Миронов так, словно это все само собой разумеется и ничем не может удивить. – Пойду пройдусь. Надо проверить одну версию. А ты пока иди к нашим свидетелям.
– Нет, Виктор Демьянович. – Александр преградил МВД дорогу. – Давайте не сегодня! Мы ведь сюда еще вернемся.
Миронов бросил напряженный взгляд в сторону леса и произнес:
– Пожалуй, ты прав, – а про себя подумал: «Что это было?» Его волновало даже не само видение – с этим он постепенно начинал свыкаться, – а вопросы, которые после него остались: «Почему их двое? Что это за человек, который тащил мальчика. Какого? И почему выживший появился из канализации, если ему удалось сбежать? Или не удалось? И еще собака… Кому она скалит зубы? Я пока ничего не знаю и не понимаю, но что-то чувствую и вижу, и, что самое глупое и нелепое, это все, чему я пока могу верить».
Экстрасенсорика – это не бабушкины сказки и не веселые шоу с ведьмами или магами на развлекательном канале. Это то, что все мы можем чувствовать кожей, кровью, телом, это дрожь при надвигающейся опасности, это прочитанный взгляд собеседника, это наши решения, принятые наобум еще до возникновения проблемы или вопроса, это осознание своей значимости и того, что надо поступить именно так и никак иначе, это шаг в сторону от беды, это предчувствия, это мгновения грядущего, это наше шестое чувство, если хотите – то, что зреет в каждом из нас и принимает самые причудливые формы, будь то счастливое число или любимый ритуал на ночь. Миронов видел сны, теперь к ним подключились видения. Верить им или нет – ответ на этот вопрос неочевиден.
Может, бессонная ночь давала о себе знать? Виктор Демьянович еле стоял на ногах, поэтому отправил осматривать дом свидетелей своего коллегу, а сам задремал в машине. Провалился в сон как по щелчку, во тьму девственно-чистого подсознания. Никаких снов, никаких видений, просто дарующая легкость и спокойный отдых пауза. Почему видению надо было появиться именно тогда, когда он меньше всего ждал, на глазах у подчиненного, в минуту слабости? Где закон появления? В чем логика? Должно быть, пройдет много времени, прежде чем станет понятно хоть что-нибудь.
Вернувшись на рабочее место, МВД решил уйти пораньше, а потому пришел домой, в свой новый дом, как раз к ужину. Света приготовила простое, но сытное блюдо – тушеный картофель со свининой, и подала свою фирменную кисло-сладкую квашеную капусту. Кухонька была маленькая, с ремонтом десятилетней давности, но Миронову, Светлане и Степе было очень тепло и уютно за столом. Включили телевизор. Чтобы его смотреть, приходилось задирать голову, а чтобы войти в кухню, высокому человеку необходимо было несколько пригнуться, поскольку телевизор на кронштейне нависал прямо над входом. Это было неудобно, но сегодня Виктор Демьянович все-таки напряг мышцы шеи, чтобы поднять взгляд к экрану – на то были причины. По всем каналам как раз шли новости. Миронов в последнее время все чаще их смотрел. Ему было совсем неинтересно, что происходит в мире, – его больше интересовало, какую ложь придумают в этот раз, что скормят народу в качестве наживки.
Ведущая говорила в приказном тоне, но этой своей жесткостью вкупе с фирменным брючным костюмом, по-видимому, и снискала доверие зрителей. После первых произнесенных ведущей слов Виктор Демьянович не мог не сделать громче.
«Сегодня группа неизвестных хакеров, именующих себя „TrickOrTreat“, выложила на своем сервере видеообращение и несколько электронных писем из переписки бывшего губернатора с неизвестным лицом. В видеообращении хакеры сообщают следующее.
Цитата:
„Мы никого не очерняем и не ищем выгоды для себя. Мы лишь хотим, чтобы страна знала правду. Наша цель – донести информацию до общественности“.
Конец цитаты.
Согласно опубликованным письмам, у прошлого губернатора, погибшего от рук убийцы в маске полгода назад[4], был конфликт с неизвестным, а переписка содержала в себе деловые указы, корректировки действий и приказы со стороны лица, скрывающегося под псевдонимом Н. В прокуратуре и администрации губернатора пока никак не прокомментировали ситуацию. Мы следим за развитием событий. К другим темам дня».
Виктор Демьянович просидел, уставившись в пустоту, еще примерно две минуты, затем аккуратно положил приборы на тарелку – больше есть он не мог – и вышел из-за стола.
– Витя, ты куда? Что с тобой? – тихо и удивленно промолвила Света, провожая его взглядом.
Миронов направился в соседнюю комнату, где схватил свой портфель, после чего вышел в коридор и начал надевать ботинки.
– Витя, ответь! – испуганно произнесла женщина, вставая с места.
МВД показался из прихожей, он суетливо накручивал на себя шарф и тянулся за пальто.
– Ты слышала это? – с ошалелым взглядом проговорил он. – Я единственный человек в городе, который знал, что убийства, взрыв и записка взаимосвязаны. Теперь об этом знает весь город. Об этом говорят даже в новостях. Они прокололись и просто так не сдадут свои позиции. Сегодня я переночую у себя. Надо подумать…
– Витя, ты меня пугаешь! Просто так уходишь, ничего не рассказываешь. Я и не требую, пойми. Просто сейчас происходит что-то нехорошее, черное. Я это чувствую, и мне не по себе. – Она вышла в коридор к Миронову и прислонилась спиной к входной двери, невольно загораживая ее и не давая МВД выйти.
– Мне самому страшно. Я уже который месяц стою перед пропастью и не знаю, куда идти. Я не буду ничего тебе рассказывать – боюсь, что это опасно, так что лучше тебе оставаться в неведении. Я всегда на связи, звони, пиши. А сейчас надо немного поработать. Еще дело сейчас новое – тоже покоя не дает. Надо много-много думать. – Он подошел к Свете поближе, коротко поцеловал в губы и прижал в объятиях.
– Слишком долгие объятия – ты меня опять пугаешь, – произнесла она, и они вдвоем улыбнулись. – Обещай мне быть аккуратным.
– Хорошо, – тихо сказал он, смотря ей в глаза. – Степка! Иди сюда.
Из кухни показался дожевывающий ужин паренек с взъерошенными волосами.
– Остаешься за главного. И я абсолютно серьезно. Маму береги.
– А ты к-куда? – слегка запнувшись, промолвил мальчик уже не детским, но еще и не юношеским голосом.
– Надо поработать. Буду у себя. – Он вышел на лестницу и нажал кнопку лифта. Как это обычно бывает, возникла неловкая пауза ожидания: Степа с мамой стояли на пороге в дверях и смотрели на Миронова, а он стоял у дверей лифта, упершись взглядом в щель, за которой таилась темнота шахты. Когда лифт открыл свои двери, он еще раз взглянул на провожающих и шагнул в кабину, как с перрона в уходящий поезд. Уходящий непонятно куда и неизвестно на сколько…
Был поздний вечер, еще не ночь, но уже стемнело, а во дворе стояла удивительная тишина. Снег, казалось, изолировал весь город от внешнего мира. Он действительно поглощал остроту звуков, но делал это избирательно, словно ограждал жителей от того, что может вселить тревогу. И предусмотрительно заполнял собой пустоту, которую не терпит природа. Пожалуй, если хорошенько прислушаться, то можно было услышать, как хлопья снега, выписывая в воздухе тяжеловесные и спиральные траектории, медленно оседают на землю и сливаются с сугробами в единое целое, издавая микроскопический инфразвуковой хруст.
Виктор Демьянович снял машину с сигнализации, отряхнул снег с ботинок и сел на чертовски холодное сиденье – автомобиль за время его отсутствия успел изрядно остыть. От холода по всему телу побежали мурашки – от пяток до самой макушки. Миронов повернул ключ зажигания – старенький ВАЗ завелся с полуоборота и начал мерно тарахтеть, постепенно разогревая каждый из своих четырех цилиндров, что отчетливо было видно по бегущей вверх по шкале стрелке на приборной панели.
Выезжая из тесного двора, Виктор Демьянович, уже несколько привыкший к темноте зимнего вечера, был ослеплен ксеноновым всполохом автомобиля в зеркале заднего вида. «Фары регулировать надо!» – выругался про себя следователь. Не теряя из виду дорогу и давая глазам немного передохнуть, он спокойно и неспешно продолжил движение. На повороте фары исчезли. Миронов проводил автомобиль взглядом и, слегка пробуксовывая, направил машину к своему дому. Однако через пару минут ксенон опять появился в зеркале – МВД это насторожило. Еще несколько раз незнакомый автомобиль исчезал и снова пристраивался сзади к служебной машине следователя. Миронов знал, что это не паранойя. Из-за яркого света сложно было разглядеть марку, но форма фар была знакомая, к тому же одна фара была настроена иначе, чем другая, – смотрела чуть ниже, из-за чего свет распространялся неровно. Бесспорно, это была слежка. «Ну что ж… Вечер будет явно интересный», – подумал Виктор Демьянович и, никак не выдавая себя, продолжил движение к своему дому. У него созрел план.
Когда Миронов открыл дверь парадной, он почувствовал, как его обволакивает родной запах старых книжных полок, кошек, дерева и сырости. Для него это была невероятно приятная смесь, напоминающая о половице, которая скрипит всегда в одном и том же месте и становится приметой жизни, о старом деревенском доме – хотя это была древняя двухэтажка почти в центре города. Этот запах сопровождал Виктора Демьяновича с рождения, и вот совсем недавно он его лишился, переехав в обыкновенный панельный «корабль», поэтому каждое возвращение было болезненным и в то же время приятным. Такой вот свойственный человеческой натуре извечный дуализм.
Миронов аккуратно шагнул в квартиру и включил свет. В коридоре и комнате все было без изменений, никто за время его отсутствия не рылся в вещах, а если рылся, то очень аккуратно все разложил по своим местам. Квартиру Виктор Демьянович покинул несколько месяцев назад, но она продолжала служить ему перевалочным пунктом и рабочим кабинетом, поэтому свет, вода и Интернет функционировали бесперебойно, во всяком случае, настолько, насколько могла позволить ветхая проводка и канализация этого здания. Однако все равно квартира казалась нежилой, она не хранила былого тепла, она стала холодной.
Виктор Демьянович сбросил с себя свое зимнее пальто, сел возле повидавшего виды компьютера с огромным экраном и нажал кнопку включения. Старый стул с протертым сиденьем из холщовой ткани скрипел при каждом движении, но Миронову это не мешало – он был целиком и полностью поглощен поисками и впитыванием информации. Слежка сейчас отошла на второй план, МВД уже знал, что предпримет дальше, а пока пусть они вдоволь насмотрятся и послушают, удовлетворяя свою потребность в вуайеризме. Который необходим в их черном ремесле.
Первым делом Виктор Демьянович отыскал видеообращение от хакеров. Это оказалось непросто. Все новостные ленты и агентства ссылались друг на друга, но никто не имел достаточной доли наглости, чтобы опубликовать опасный материал. В итоге на каком-то стороннем сайте следователь отыскал-таки видео, которое было снято с экрана на телефон и пока еще не удалено. Оно напомнило ему то страшное видео с убийством Туманова-младшего, которое ему никогда не забыть. На фоне стены человек в самодельной маске, изображающей лицо действующего губернатора, обращался к зрителям:
«Уважаемые жители города и нашей с вами славной страны! Уважение – важная часть взаимопонимания в любом общении, а уважение невозможно без правды, какой бы горькой она ни была. Отныне и впредь мы, добровольная организация TrickOrTreat, объявляем себя борцами за честность. Мы никого не очерняем и не ищем выгоды для себя. Мы лишь хотим, чтобы страна знала положенную ей, но скрытую долю информации. Наша цель – донести информацию до общественности. Каждую неделю мы будем публиковать новые документы, переписку, переговоры и другую информацию, которая поможет вам, дорогие жители, сложить верную и наиболее объективную картину ситуации в нашем городе. Верить или нет – дело личное. Однако наше общее будущее зависит от каждого из нас. Вам решать – кошелек или жизнь».
Миронов не был большим специалистом по поиску информации в Интернете, но заявления хакерской группы произвели большой резонанс, а потому все новости пестрели заголовками о слитой в Сеть переписке, а горячая молодежь делала бесчисленное количество репостов у себя на страницах в социальных сетях. За всем этим ворохом ссылок Виктор Демьянович наконец отыскал исходный сайт организации. Однако некоторое время ссылка не хотела открываться, а компьютер отказывался давать допуск к сайту, помечая его как зараженный вирусом и нежелательный. Тогда МВД решил сделать небольшую передышку. Он сходил на кухню, где поставил на плиту чайник, отыскал немного растворимого кофе в банке и заварил его себе. В холодильнике лежал старый кусок сыра. «Но что с ним сделается в упаковочной пленке?» – подумал следователь и нарезал весь остаток сточенным до основания, но еще довольно острым ножом. Миронов решил, что не помешает немного подразнить следящих за ним людей, а заодно краем глаза проверить, стоят ли они еще под его окнами. А потому, поглотив без особого удовольствия сыр, он решил допивать кофе, демонстративно стоя у окна. Автомобиль слежки был на месте, что неудивительно. «Видать, хорошо вам платят, раз вы такие усидчивые!» – буркнул Виктор Демьянович на всякий случай очень тихо, себе под нос, сделал завершающий глоток и, погасив свет на кухне, вернулся обратно за компьютер. На этот раз ссылка открылась.
Страница предварялась насмешливой, но какой-то осмысленной и тонкой анимацией, отсылающей к культовому кино. Нарисованный герой протягивал сидящему за компьютером пользователю по одной большой каррикатурной пилюле в каждой руке. На одной было написано «ложь», и нажатие на нее выбрасывало пользователя обратно к поисковому запросу, в другой – «правда», и щелчок по «правде» позволял перейти на домашнюю страницу сайта. Все было сделано технически очень просто и было похоже, скорее, на демо-версию, нежели на полноценный сайт, но Миронова это мало волновало. Он, пропустив уже виденное видеообращение, сразу нажал на вкладку «Последние публикации».
Переписка оказалась достаточно обширной. МВД прочитал каждое слово из писем, опубликованных в формате фотографий, и сделал несколько записей в свой блокнот. Если бы можно было представить эти письма в виде диалога двух людей, то выглядело бы это примерно так:
– Я очень надеюсь, что вчерашнее происшествие было досадным недоразумением, и вы не имеете к нему никакого отношения, – писал незнакомец, оставляя в конце с краю подпись Н.
– Имею, и самое прямое. Мне кажется, вам пора заканчивать вашу деятельность. Надеюсь, вы поймете, – отвечал губернатор с настроенным колонтитулом «С уважением, Осипенко Геннадий Геннадиевич».
– Вам напомнить о том, кто помог вам и вашему отцу избежать наказания за убийство по неосторожности? Думаете, вы могли выехать лишь на репутации вашего отца? И это только верхушка айсберга.
– Я вам благодарен за вашу помощь. Но не кажется ли вам, что я уже сполна с вами расплатился. Как бы высокопарно это ни звучало, я взываю к вашему благоразумию. Я не буду более выполнять ваши прихоти.
– Вы забываетесь. Хотите, чтобы материалы дела попали в прессу?
– Я не собираюсь ничего менять в своем решении. Наше общение с вами окончено!
– Наше с вами общение будет окончено, когда я этого захочу. Не стоит кусать руку, которая вас кормит!
Губернатор ничего на это не ответил, и переписка остановилась.
Письма прекратились ровно за неделю до первого убийства на озере, после которого губернатор отправил адресату последнее письмо, увы, без ответа:
«Серийный убийца – ваш наемник?! Чего вы добиваетесь?»
Это лишь малая часть того, что было в разделе недавних публикаций, однако ничего толкового эти письма не говорили, за исключением, пожалуй, того, что прошлый губернатор был неслучайной жертвой, что убийца в маске был неслучайным киллером, а некто под псевдонимом Н. несет ответственность за целый пласт преступной деятельности, и его почта не отслеживается. Все это Миронов прекрасно понимал и без TrickOrTreat, но теперь об этом знал весь город, а значит, шансы быть услышанным во много раз возрастают. К тому же, если эти хакеры где-то добыли эту информацию, следовательно, они могут знать еще что-то важное, и это надо бы поскорее выяснить.
Незнакомец, скрывающийся под инициалом, не позволял себе конкретики. Писал четко, коротко и сдержанно. Он знал, о чем пишет, следовательно, прекрасно был знаком и с губернатором, и с его отцом, и, в целом, с «верхушкой».
Виктор Демьянович сделал несколько записей и пометок в блокнот:
«Та же знакомая подпись Н.
Что еще знают TrOrTr? Откуда узнали это? Как с ними связаться? Новый губернатор – подсадной? В чем выгода?»
Поставив вопросительный знак на бумаге, Миронов словно бы подвел черту поисков на сегодня. Теперь осталось закончить последнее дело.
Виктор Демьянович выключил компьютер, положил блокнот к себе в портфель и затем, громко зевнув, тихо произнес: «Ну, а теперь пора спать». Он знал, что его могут прослушивать, поэтому старался быть хорошим актером. Миронов достал свой мобильный и набрал телефонный номер Светы.
– Алло! Чем заняты? Ясно… Я поработал. Останусь здесь. Сил нет. Завтра на работу прямиком отсюда. Все… И тебе сладких снов.
МВД условно изобразил все, что обычно делает перед сном, и выключил свет, но спать он совсем не собирался. Взяв в руки ботинки, следователь тихонько подошел к окну, обходя скрипучие половицы, – все они, конечно же, были изучены вдоль и поперек за годы жизни в этой квартире. Выглянув на улицу, Виктор Демьянович удостоверился, что слежка никуда не исчезла, а затем медленно двинулся к выходу, стараясь не шуметь. Самое сложное – это открыть дверь без единого звука и не шуршать одеждой, но и это ему удалось, так что спустя примерно пять минут Миронов стоял полностью одетый на лестничной площадке. Спустившись на первый этаж, он позвонил в квартиру напротив. Дверь ему открыл седой мужик с красным лицом и в белой майке.
– Здорово, Валерианыч! Как жизнь молодая? – задорно, но притушив звук, чтобы соседи не услышали, произнес Миронов. – Может, выпьем, а? А то паршиво так. Ты давай сгоняй в ларек, а я пока организую чего-нибудь на столе, – и, сунув мужику в ладонь три сотни, следователь сгреб с вешалки первую попавшуюся одежду, протянул ее растерянному соседу и практически выставил его за дверь. Но сосед не растерялся. Казалось, он был только рад такой возможности, поэтому, наспех натянув сапоги, накинув то, что некогда было курткой и, сжимая в кулаке заветные бумажки, помчался прочь из подъезда.
Виктор Демьянович зашел в дальнюю комнату, до отказа забитую пустыми бутылками, и аккуратно выглянул в окно. Оно, в отличие от тех, что были в квартире Миронова, выходило во двор, на противоположную сторону, и было скрыто от посторонних глаз подросшей до уровня второго этажа раскидистой елью. Виктор Демьянович аккуратно открыл тугую раму и спрыгнул на газон, покрытый толстым слоем снега.
Главное – все делать быстро. Не отряхивая брюки от снега, МВД поднял воротник своего пальто и быстрыми шагами пересек двор по менее освещенным тропинкам, а затем скрылся за углом соседнего здания. Он решил обойти следящих с тыла и затаиться где-нибудь за углом, где получше обзор и поменьше света. Автомобиль с неизвестными так и стоял чуть поодаль от парадной через две машины позади мироновской, так что сесть в свою служебную погреться шансов не было никаких. Пришлось ждать на улице.
Незнакомцы – Миронов предположил, что их было двое – по стандартному закону слежки и судя по теням в автомобиле, – казалось, уснули. Прошло около получаса, Виктор Демьянович начинал замерзать, а неизвестные не подавали никаких признаков жизни. Но вот слегка приоткрылось водительское окно, из него заструился дым и показалась рука с сигаретой. Несколько затяжек, сигарета полетела в снег, зажглись фары, и, сдав назад, автомобиль тронулся прочь по улице.
Пригибаясь к земле, МВД что есть мочи помчался к своей служебной машине, завел ее и, не зажигая фар, поехал следом. Было уже довольно поздно, но на дороге еще встречались автомобили, что облегчало слежку и позволяло прятаться за попутными машинами. Поначалу все шло гладко: Миронов пристроился примерно в пятидесяти метрах позади и не отставал. Так продолжалось несколько километров, но вот машина неизвестных остановилась, Виктор Демьянович тоже прижался к обочине. На несколько минут повисла пауза, а затем автомобиль следящих резко, с пробуксовкой на рыхлом снегу тронулся и ушел в поворот, игнорируя красный сигнал светофора. МВД помчался следом. «Заметили, мерзавцы!» – подумал он, с молниеносной скоростью выжимая сцепление и переключая передачи. Мотор ревел, но бойко тащил машину вперед. Зимняя резина взяла зацеп. Миронов также ушел в поворот на запрещающий, но теперь это было не важно – можно было привлекать внимание, карты-то раскрыты! Служебный ВАЗ был резвым старичком, но у следящих была пяти-шестилетняя иномарка, скорее всего, на автомате, так что они начали отрываться. «Зря стараетесь!» – бубнил себе под нос следователь, багровея от гнева и напряжения. Миронов знал этот город лучше кого бы то ни было, а потому пошел наперерез, свернул на другую улицу и исчез из поля зрения неизвестных. Они явно растерялись и остановились у края дороги. Не прошло и минуты, как из двора, ослепляя незнакомцев в иномарке дешевым галогеном, появился Виктор Демьянович. Снова педаль в пол, визг резины, осушающей дорогу от плавящегося снега, и погоня. Через несколько улиц стало ясно, что незнакомцы не желают ехать в сторону своего штаба или чего бы то ни было, а, напротив, ездят кругами, лишь бы оторваться от назойливого хвоста. На одном из перекрестков из автомобиля показалась рука, держащая что-то темное и бесформенное. Блеснула вспышка. «Пистолет!» – в панике самому себе крикнул Миронов, прячась за приборную панель, и дернул руль в сторону, но пуля успела влететь в лобовое стекло и остановиться где-то в спинке сиденья переднего пассажира. Неизвестные пересекли перекресток и, утопив педаль газа в пол, помчались вперед, набирая скорость. Автомобиль следователя же занесло от резкого поворота руля, развернуло и вынесло на перекресток. Через мгновение раздался громкий хлопок, и машину начало вертеть вокруг своей оси с бешеной скоростью – кто-то прилетел Миронову в правый борт.
Виктор Демьянович не получил никаких травм, просто хорошенько встряхнуло, так что все тело гудело и вибрировало, как будто не могло остановиться от приданного ему ускорения и последующей резкой остановки. МВД выбрался из автомобиля. Заднюю правую сторону сильно смяло, колесо практически вывернуло наизнанку, и если кто-нибудь сидел бы в той части салона, то он, пожалуй, уезжал бы с места аварии на «скорой», если не в мешке. Миронов, как пьяный, пошатываясь добрел до тротуара, с газона зачерпнул в ладонь снега и растер им лицо. Только тут он услышал позади возмущенный голос. Знакомый голос…
– За кем гнались, господин следователь?
МВД обернулся. Метрах в десяти перед ним, между своей машиной и автомобилем Миронова стоял Виталий Германович из Следственного комитета. Он медленно обошел вокруг автомобиля Виктора Демьяновича.
– Ого! Да в вас даже стреляли. – Каждый его словесный укол с хирургической точностью попадал в скопление нервных окончаний, но Миронов терпел. – Интересно узнать обстоятельства.
– Это не относится к моей работе и вас не касается, – бросил в ответ Миронов. – Вы, я гляжу, теперь всегда будете в нужное время в нужном месте. Вернее, наоборот, конечно.
– Фу, как грубо… Меня теперь касается все, что летит в вашу сторону. – Он очень близко, почти нос к носу, подошел к Миронову, если так можно было выразиться, учитывая его маленький рост. – Виктор Демьянович, я не знаю, кому верить. В уголовном розыске дела обстоят плохо. Весь город стоит на ушах, и дайте мне только один повод – вылетите с работы в два счета. Я доходчиво объяснил?
– Более чем, – безразлично проговорил Виктор Демьянович. – А теперь с вашего позволения, я позвоню в автоинспекцию и начальству.
Ему сейчас было не до споров. «Главное – хоть номер машины запомнил», – подумал следователь, достал свою заветную тетрадь и быстрым неразборчивым почерком записал данные, пока они не вылетели из головы.
Через мгновение раздался телефонный звонок. МВД достал мобильник из кармана. На экране горела надпись: «Александр».
– Слушаю.
– Виктор Демьянович, – начал оперативник, он явно был взволнован, на заднем фоне слышались какие-то голоса и возня, – мальчик проснулся. У него бред и истерика.
– Он что-нибудь говорит? – Миронов направился подальше от машин, чтобы Виталий Германович не мог услышать этот разговор.
– Послушайте сами. – И Александр включил громкую связь. Поначалу разобрать было сложно: мальчик громко и напряженно дышал и заговаривался. Дальше он стал кричать:
– У него не получилось! Он отстал!
– Что не получилось? – послышался четкий и спокойный голос, по-видимому, врача.
– Он не смог! – повторял мальчик, задыхаясь. – Не смог сбежать! Я его оставил!
– Кто не смог сбежать? – эмоциональной выдержке врача можно было позавидовать.
– Он… Он… Это я виноват! Надо держаться подальше от дома! Подальше от дома!
– Родной, успокойся, я прошу тебя. Ты в безопасности, – увещевал паренька врач, делая паузы перед каждым новым словом. – Расскажи, что это за дом?