Есть-то я ел, но то и дело поглядывал на лица сотрапезников, которые по очереди изучали рисунок, передавая его друг другу. Вурдалаки выглядели чуть озадаченными, Шлюндт – безмятежным, из чего я понял, что этот хитрец, даже не имея дополнительной информации, уже сделал кое-какие выводы, ну а Марфа и вовсе на листок глянула исключительно для проформы. Оно понятно, ничего нового для себя верховная ведьма увидеть не могла, ибо получила данные изображения раньше всех остальных. Не просто же так Стелла рисунок еще в моем подвале сфотографировала, верно?
– Так мы чего ищем? – уточнил Ростогцев. – Кулон? Или же перстень?
– Это кольцо, – поправил его Карл Августович. – Да-да, уважаемые сотрапезники, именно так. Должен заметить, что современное народонаселение совершенно не разбирается в деталях, которые отличают кольцо от перстня, оно ориентируется только на ширину украшения и размер камня, ему сопутствующего. Ну или же полное отсутствие такового. Между тем европейские ювелирные традиции, сложившиеся еще в те века, которые принято называть Темными…
– Карл Августович, это очень интересно и познавательно, но для лекции о мировых ювелирных традициях мы можем выбрать другой день и время, – заявил Арвид. – А мне сейчас хотелось бы определиться до конца с нашими внутренними делами. Позиция Хранителя понятна, я от него другого и не ждал. Но…
– Так вроде уже определились? – холодно заметила Марфа, постучав ногтем указательного пальца по рисунку, лежащему перед ней. – Ты мне сам вот эту картинку передал, стало быть, не против моего присутствия.
– Поддерживаю, – отпив кофе, произнес Шлюндт. – Акцепт в чистом виде. Стелла, голубушка, раз уж ты сегодня у нас за распорядителя, закажи мне пару эклеров. Только с заварным ванильным кремом, хорошо? Не с шоколадным.
Воронецкая, только-только вернувшаяся обратно в кабинет из коридора, на секунду зависла, после выдавила из себя улыбку и снова скрылась за дверью.
– Арвид, если есть желание сорвать на ком-нибудь зло, можешь после того, как эта вертихвостка вернется, попросить ее заказать тебе, например, тартар или стейк с кровью, – предложил сумрачному вурдалаку Ростогцев. – Вон у нее как скулы свело, не нравится на посылках служить. Марфа, я полагаю, будет не против?
– А что я? – Передернула плечами ведьма. – У нее теперь, судя по всему, другой хозяин, его и спрашивайте.
– Неправильный подход к вопросу. – Я отправил в рот последнюю ложку окрошки и печально глянул в опустевшую тарелку. – Можно даже назвать его провокационным. Можно, но я не стану этого делать, пропустив данную шпильку мимо ушей, в ознаменование новой фазы наших совместных отношений. Но на всякий случай замечу, что я на редкость мелочен и мстителен.
– Валерий преувеличивает, – благодушно сообщил присутствующим Шлюндт. – На правах того, кто с ним знаком дольше остальных, ответственно заявляю: он не таков. Он просто хочет казаться хуже, чем есть на самом деле.
– Прямо как я в молодости, – усмехнулся Арвид, – до того, как осушил свою первую сотню смертных.
– Все относительно, – вступил в беседу Ростогцев. – Думаю, один из моих подручных, которого звали Данилой, мог бы с вами не согласиться, господин антиквар.
– Сейчас подадут. – Снова вошла в кабинет Стелла.
– Очень кстати. – Щелкнул пальцами Арвид. – Вот что, милочка, попроси-ка подать мне стейк с кровью, степень прожарки «блю». И проследи, чтобы его сдуру чесноком не натерли.
– Хм, – удивился я, – а мне рассказывали, что вам на чеснок и осиновые колья плевать.
– Плевать, – подтвердил вурдалак, – так и есть. Просто чеснок, на мой взгляд, изрядно портит вкус блюда.
– Или отбивает запах не слишком свежего мяса, – рассмеялся князь. – Но тут, полагаю, с провиантом все в порядке.
– Кому еще что заказать? – с невероятным сарказмом, но при этом крайне угодливо склонилась перед нами Стелла. – Готова выполнить любое пожелание.
– Пока все, – холодно, даже не повернувшись, произнесла Марфа. – Ступай.
Ну вот, а говорила, что ей не хозяйка.
– Вернусь к изначальному вопросу, – снова вступил в разговор князь. – Мы чего ищем-то – кулон или кольцо? И еще хотелось бы услышать дополнительные комментарии. Валера, ты всегда какие-то конкретизирующие детали в письмах указывал, так вот и сейчас они не лишними будут.
– Что именно мы ищем, не знаю, – признался я. – Думаю, что кулон. На нем акцент специально не делался, но есть у меня такое ощущение. Что же до деталей – нет проблем. Сдается мне, что дело происходило в…
– Стоп! – Громко хлопнул в ладоши Карл Августович, прерывая меня. – А вот сейчас я против. Что вы так на меня смотрите? Да, я не хочу, чтобы Валерий оглашал подробности своих снов здесь и сейчас.
Вурдалаки переглянулись, Марфа ехидно улыбнулась.
– Итак, господин Шлюндт, похоже, уже смекнул, что к чему, единственное, он до конца не уверен в своей правоте, – обличительно заявила она. – Ставлю сто к одному, что все обстоит именно так. И теперь он желает выиграть время.
– А то мы не догадались, – недовольно пробурчал Арвид. – Только ничего у вас, господин антиквар, не выйдет. Валерий, рассказывай. Большинство за, не так ли? Я так и полагал.
– Желаете по «гамбургскому счету»? – весело, не сказать задорно, осведомился у него Шлюндт, подмигнув мне. – Извольте. Просто я хотел проявить некую деликатность, но если нет – так нет, подчиняюсь большинству. Валера, прошу.
Я не стал особо чиниться и выложил все, что они хотели слышать, в очередной раз отметив, что, конечно, сны пересказывать – дело неблагодарное. Та минимальная связность и логичность, которая имелась в этом порождении подсознания, теряется напрочь. Впрочем, моих слушателей все это, похоже, не слишком беспокоило, да и уточняющие вопросы они задавать не смущались.
– Ну? – Дослушав меня, Шлюндт откинулся на спинку кресла, ехидно улыбнулся, сплел пальцы рук в «замок» и обвел взглядом остальных концессионеров. – У кого-то есть идеи? Или предложения? Может, кто-то желает прямо сейчас порадовать нашего юного друга фразой: «А я знаю, что это и где оно лежит»?
– Мне и так сейчас радостно, – заметил я, берясь за ложку и благодарно кивая официанту, который поставил передо мной вторую порцию окрошки. – Да и с чего печалиться? Еда вкусная, платите за нее вы, на улице лето. Опять же – любимая женщина рядом. А еще верные друзья в вашем лице, которые сейчас решают за меня мои проблемы. Марфа Петровна, может, еще по рюмочке ахнем? Вы как?
Стелла, которая снова пристроилась за моей спиной, издала некий еле слышный горловой звук, как видно, среагировав на фразу «любимая женщина».
– Нехитрые радости юности. – Умильно улыбнулся антиквар. – Понимаю и даже завидую. Ах, куда ушло то время, когда я сам удовольствовался малым, не помышляя о вершинах горних?
– Не уверена, что подобное когда-то вообще имело место быть, – усмехнулась Марфа, чокнувшись со мной мигом запотевшим лафитничком, который я за мгновение до этого наполнил водкой из графина, стоявшего в полоскательнице со льдом. – Полагаю, ты всегда хотел иметь все и сразу, даже тогда, когда еще толком и говорить не умел. Ваше здоровье, господа!
– Да? – Шлюндт почесал переносицу. – Ну, может быть и так. Но все же – кто-то, кроме меня, берется ответить на вопрос, который перед нами в очередной раз поставил Валерий? Или нет?
– Пойду я. – Арвид встал из-за стола, громыхнув креслом. – Все равно уже все ясно.
– Вот! – назидательно произнес Шлюндт. – Тебе дискомфортно, друг мой, а я как раз и хотел этого избежать. В данном конкретном случае разобщенность не является поводом для печали. Прочел, понял, что не знаешь верного ответа, расстроился – но немного же. Незначительно. Не так, как сейчас.
– Благодетель, – сказал, как плюнул, вурдалак и направился к выходу.
– А стейк? – уточнила Стелла. – Его только готовят.
Арвид вернулся обратно, достал из кармана бумажник, положил на стол две купюры по пять тысяч, кивнул присутствующим и молча вышел из кабинета.
– Ну, наверное, и я поеду. Дел еще немало, в мой новый гемологический центр комиссия нагрянула, надо понять, во сколько обойдется положительный акт проверки. – Поднялся со своего места Ростогцев. – Был рад всех повидать. Валерий, жду новых писем.
– Но это не завтра, – промокнув салфеткой рот, ответил ему я. – Сами понимаете, с текущим вопросом сначала надо разобраться.
– Само собой. – Глава семьи вурдалаков, подобно своему собрату, кинул на стол пару банкнот. – Марфа, я рад, что нас в этой жизни связало хоть что-то, кроме давней неприязни. Как минимум тост за здоровье, адресованный вурдалакам.
Верховная ведьма одарила его улыбкой, а после проводила взглядом.
– А ты что же? – уточнил у нее антиквар. – За ними не последуешь?
– И не подумаю. Они тебя знают, конечно, но не так хорошо, как я. Так что посижу, послушаю, что ты тут рассказывать станешь.
– Может, и не стану. – Шлюндт ковырнул ложечкой стоящее перед ним пирожное. – Откуда такая уверенность?
– А куда ты денешься? – ласково пропела ведьма. – Ладно эти двое, вурдалаки сроду особой сообразительностью не отличались, но меня, повторюсь, ты на эти свои старые трюки не поймаешь.
– Молодой человек в данный момент является заказчиком, я – исполнителем. – Посуровел Карл Августович. – И конфиденциальность наших с ним отношений, некая доверительность, можно сказать…
– Только не произноси слово «интимность», – немного гротескно взмолилась Марфа. – А то вон, моя девочка ревновать начнет, и ничего хорошего из этого не выйдет. Обычная женщина способна на многое, когда в ее душе затронут подобную жилку, а уж что может сотворить ведьма в подобной ситуации… Впрочем, тебе и представлять не надо, достаточно просто вспомнить Париж.
– Да уж, такое не забудешь. – Шлюндт потер правый бок. – Но все же вынужден настаивать на своей просьбе.
– Хорошо, хорошо, – вздохнула ведьма и поднялась с кресла. – Вот только одно мне покоя не дает. Ты так и не сказал, что принимаешь заказ. Я до того в ваших торгах не участвовала, не знаю, есть ли какая-то утвержденная формулировка изъявления согласия, но уверена, что она должна быть.
– Утвержденной нет. – Оторвался от окрошки я. – К чему эти пустые формальности? Но в целом вы правы.
– Ну, как-то так я и думала, – произнесла Марфа. – Карл, зафиксируй сделку, и я пойду себе.
Стелла еле слышно хихикнула.
– Ну а нет – так останусь, послушаю, о чем речь пойдет, – выждав паузу, сообщила нам ведьма и уселась обратно в кресло. – Рассказывай, Шлюндт, рассказывай. Я же сразу поняла, что ты эти вещички признал. Поведай нам их историю.
– Ну, со сделкой ты меня подловила, – признал антиквар. – Вот поэтому я и не хотел видеть тебя в нашей компании. Эту парочку провести легко, с тобой куда сложнее.
– Выдумаешь что-то посерьезнее в другой раз, – сухо сказала Марфа. – Может, и выгорит дельце. Карл, ближе к делу. Если не начнешь говорить, то минут через десять сюда вернутся наши кровососущие друзья, очень злые и недовольные, и причиной их душевной нестабильности станешь ты. Я найду нужные слова, ты меня знаешь.
– Кто бы сомневался. – Карл Августович повернул голову в сторону официанта, вошедшего в кабинет. – Что там, стейк? Отлично. Я не очень люблю мясо с кровью, но иногда позволяю его себе откушать.
Не могу сказать, что я очень хорошо изучил характер этого старичка, это было бы неправдой, но сейчас даже мне стало ясно – он валяет дурака. Почему, зачем – пока неясно, но это факт. И Марфа, несомненно, пришла к тому же выводу, очень уж у нее взгляд колючий стал.
– Вроде бы повар не оплошал, но сейчас проверим. – Шлюндт вооружился вилкой и ножом, отрезал от стейка небольшой кусочек и отправил его в рот. – Да, недурственно, недурственно, мясо отдохнувшее. Итак, душа моя, ты желаешь узнать, что это за вещи? Изволь. Валера, ты в своем рассказе упомянул страну, но не назвал город, хотя, как мне кажется, его узнал. Неаполь, не так ли?
– Именно, – подтвердил я, подцепив из хлебной плетеной корзины последний пирожок. – Но поскольку сомнения все же имелись, решил промолчать. В вашей компании одно слово не так скажешь – и все, ты уже виноват.
– Неаполь, – прожевав еще один кусочек говядины, мечтательно произнес Шлюндт, – город достославный и невероятно древний, камни его мостовых многое бы могли рассказать, умей они разговаривать. Эти камни слышали звон греческих кифар, ноги римских легионеров вдавливали их в землю, и даже ступни Петра и Павла, по слухам, почтили их вниманием.
– Это вы про апостолов речь ведете? – уточнила Стелла.
– О ком же еще? – подтвердил Шлюндт. – Н-да… Да и что здесь такого? Это лишь два имени из списка тех великих, кто связан с историей Неаполя. Причем список этот весьма изряден, и почти каждая персоналия в нем – легенда. Например, непобедимый Ганнибал, который так и не смог покорить этот город, ничего у него не получилось. Да что Ганнибал? Именно там закончилась многовековая история одной из величайших империй прошлого, да-да. Ромула Августула, последнего официального императора Рима, сослали именно в Неаполь, назначив недурственное денежное содержание и выдав пару слуг.
– И? – поторопил я антиквара, зная, что его сейчас может занести в неведомые дали и мне придется тратить время на то, что когда-то давно мне уже гиды рассказывали.
– Что «и»? – как-то даже удивился антиквар, нанизывая на вилку очередной кусочек мяса. – На редкость приличным человеком оказался Одоакр, хоть по происхождению и являлся варваром. Если точнее, по отцу он был гунн. Однако же вот, повергнув империю, не удавил носителя высшей власти, не зарезал его, пожалел совсем юного паренька. Из чего следует вывод: слова «варварство» и «жестокость» не являются синонимами.
– Резонно. – Я дождался, когда Карл Августович прожует мясо, и показал ему листок с рисунком. – А с этим что?
– С этим? Здесь нет ничего сложного, если ты ведешь речь о прошлом данных предметов. Это работа старых флорентийских мастеров, а если конкретней, к ней приложил руку кто-то из семейства Аяччи. Не Пьетро, основатель этой воистину великой династии, а кто-то из его сыновей, скорее всего, Джакомо, это видно по рисунку, свойственному для двадцатых-сороковых годов четырнадцатого века. Пьетро к тому времени уже отошел от дел, а Джакомо, напротив, как раз достиг пика своего мастерства. Аяччи как раз выкупили землю у моста Санта-Тринита и поставили там мастерскую с прилегающей к ней лавкой. Первыми из флорентийских золотых дел мастеров поставили! Правда, ее после наводнение разрушило, на пару с мостом, но это не суть важно.
– Странно, – вдруг подала голос Стелла. – Я была во Флоренции, там всю ювелирку у другого моста продают. Как его… Понте… Понте…
– Понте-Веккьо, – любезно подсказал ей Шлюндт. – Истинно так, его сейчас так и называют – «золотой мост». Только в те времена он носил другое имя – «скотский мост», поскольку на нем мясом торговали. А рядом бойни располагались, и вонь стояла такая, что не продохнешь. Да и помоложе амулет того моста, помоложе. Ненамного, но тем не менее. Ну, как мне думается. Валерий, последний вопрос: в кулон был вставлен рубин?
– Скорее всего. – Кивнул я. – Хотя, может, и турмалин какой-нибудь, он же тоже красного цвета.
– Да ну, какой турмалин? – отмахнулся антиквар. – Хотя рад, что ты настолько эрудирован, это приятно слышать. Нет, друг мой, это самый что ни на есть рубин. Видишь ли, Карл Калабрийский, старший сын короля Неаполя Роберта Анжуйского, очень любил свою дочь, которую звали Мария. Любил и баловал, как положено отцу. В том числе он как-то заказал для нее кулон по последней флорентийской моде. Да-да, Стелла, и тогда тоже мода существовала, представь себе. Мало того, в надежде на то, что его жена Мария Валуа подарит ему в будущем еще не одну дочь, он заказал несколько кулонов, так сказать, про запас. А чтобы непоседливые девчонки после не передрались, выясняя, где чья драгоценность, велел вставить в них камни разного цвета. Марии, например, достался кулон с сапфиром. Правда, бедная девочка не сумела в должной мере оценить подарок, поскольку вскоре скончалась, лишь на несколько недель пережив отца. Надо думать, с отцовским подарком ее и похоронили, поскольку данная драгоценность ни на одном аукционе не всплывала и ни в одном каталоге не значится. Второй кулон, с аметистом, достался самой младшей дочери Карла, родившейся через полгода после его смерти и также названной Марией. В будущем она станет зваться графиней Альбой, проживет не очень длинную, но зато невероятно яркую жизнь и умудрится умереть своей смертью, что в те времена являлось немалой редкостью среди представителей венценосных фамилий. Подарок отца пройдет с ней через все злоключения и, скорее всего, найдет свое упокоение там же, где и его владелица, то есть в базилике Санта-Кьяра.
– Это два, – подытожил я. – И столько же осталось.
– Третий кулон… – Карл Августович посмотрел на стейк, поморщился и отодвинул от себя тарелку. – Н-да… Хотя нет, сначала о судьбе четвертого кулона, того, что был с изумрудом. Ему владелицы попросту не досталось. По слухам, Мария Валуа прихватила его с собой в паломничество в Бари, где собиралась его пожертвовать какому-нибудь монастырю, но сделать этого не успела, поскольку по дороге умерла. Ушлых людей и тогда хватало, так что наверняка кулон стащили еще до того, как тело этой бедняжки остыло. Мне говорили, что лет сто назад он вроде как мелькнул на одном закрытом аукционе, но сам я этого не видел, потому не рискну утверждать, что это правда.
– Ты очень многословен, – вздохнула Марфа.
– Уже почти все, – заверил ее антиквар. – Итак, третий кулон, инкрустированный рубином и более других интересующий нашу компанию. Он достался девочке по имени Джованна. Впрочем, иногда ее называют Иоанной, как правило, добавляя слова «Первая» и «королева Неаполя».
Как видно, он ждал какой-то реакции на эти слова, но ее не последовало. Не знаю, как насчет Марфы и Стеллы, но лично мне это имя ничего не говорило.
– Иоанна Первая, – немного изумленно повторил Карл Августович, – та, которая в совсем еще нежном возрасте умудрилась изумить своей развратностью итальянский королевский двор четырнадцатого века, чем, по сути, сотворила невозможное.
– Достойное деяние, – признала Стелла. – А что еще она сотворила?
– Много чего, – сообщил ей Карл Августович. – Например, плюнув на все существующие традиции, устранила неугодную ей вдову графа Дурацци невероятно оригинальным способом, а именно при помощи отравленной клизмы.
– Чего? – опешила Воронецкая. – Это как?
– А вот так, – рассмеялся Шлюндт. – Джованне тогда лет шестнадцать было, хотелось подурачиться. Скучным ей показалось просто подсыпать родственнице яд в вино или еду. А клизма – это весело. Это креативно. Она вообще была на редкость нескучная особа с полным отсутствием каких-либо моральных принципов. Например, она охотно смотрела на то, как душат ее мужа, а вслед за этим вышла замуж за того, кто это сделал. Собственно, ты, Валера, данную картину во сне видел.
– Веселые люди в Италии проживали в старые времена, – заметил я.
– Даже не сомневайся, – подтвердил антиквар. – Вся жизнь Джованны Первой – прямое тому подтверждение. Ты представляешь, ее ведь даже от церкви отлучили. Не скажу, что это редкое явление, но к венценосным особам подобные меры, как правило, не применялись. Эта затейница стала исключением из правил.
– Но закончила она все же скверно, – подытожил я, – ее тоже задушили.
– Увы и ах, – снова согласился со мной Шлюндт. – Только ради правды стоит заметить, что при таком образе жизни она и два десятка лет не должна была протянуть, а дожила почти до шестидесяти. Это сейчас не возраст, при нынешней медицине и косметологии, а по тем временам – древняя старуха. Так что данное деяние можно рассматривать с разных точек зрения. Впрочем, жить она, конечно же, хотела, и амулет это запомнил. Хорошо запомнил.
– Вы его видели, – утвердительно заявил я.
– Конечно. – Кивнул антиквар. – И с радостью поделюсь с тобой информацией о его местоположении, о чем официально и сообщаю. Так сказать, закрепляю сделку.
– Вот же ты скотина! – как мне показалось, даже с восхищением произнесла Марфа. – Нет слов!
Она с грохотом отодвинула кресло, погрозила Шлюндту пальцем и вышла прочь. Как только за ней закрылась дверь, антиквар захохотал во все горло.
– У Марфы практически нет слабых мест, – сообщил он нам, отсмеявшись и вытерев слезинки из уголков глаз. – Да и откуда? Таковые имеются у тех, кто обладает хоть какими-то человеческими эмоциями, а у нее их дотла выжгло время и беспрестанная борьба за место под солнцем. Но тщеславие никуда не делось, не любит она ощущать себя дурой.
– С огнем играете, – мрачно заметила Стелла.
– Девочка моя, если бы твоя хозяйка могла меня убить, то она бы это давным-давно сделала, – безмятежно отмахнулся антиквар. – Но я ей не по зубам, и она это знает. А вот тебе, конечно, придется лихо, это бесспорно. Ты стала свидетелем ее… Ну, не позора, разумеется, но того неприятного момента, когда она выглядела не лучшим образом. Сама рассуди: хитрая и умная Марфа сама себя поймала в ловушку, да еще и на глазах собственной прислуги в твоем лице. Что ты глазами хлопаешь? Она помогла выдавить отсюда вурдалаков, была уверена в том, что я блефую, сама же заставила меня в этом признаться, фактически захватила лидерство в надежде заключить трехстороннюю сделку, чтобы выскрести пару каштанов из огня, ничего не делая, и на тебе, такой поворот. Так что жить тебе, боюсь, осталось недолго, это точно. Ну, разве вот Валерий за тебя слово замолвит и тем самым твою судьбу маленько подправит. Но станет ли он это делать, даже учитывая ваши довольно тесные и близкие отношения? Я бы не стал подобное категорично утверждать.
– Марфа знает, что за мной вины нет, – неуверенно произнесла Воронецкая. – Покона побоится.
– И в этом я бы не был настолько уверен, – моментально возразил ей Шлюндт. – Что ей Покон? Она Верховная ведьма, Ночью ей власть над вашими телами и душами дана.
Стелла помолчала пару секунд, а после выдала на редкость умело сплетенную матерную тираду, чем ошарашила официанта, как раз в этот момент заглянувшего в кабинет. Он, как видно, хотел уточнить, не надо ли нам чего подать. Ну да, эти ребята всякое повидали, но не каждый же день изысканная и хорошо одетая дама столь лихо сквернословит на их глазах? Потому, как видно, он тихонечко дверь и прикрыл с той стороны, так ничего и не сказав.
Вот все же интересный старичок этот Шлюндт, никогда точно не поймешь, в кого именно он метит своими интригами. Конкретно сейчас кого он на крючок хотел поддеть? Старинную подругу Марфу из исключительно юмористических побуждений? Стеллу, которую терпеть не может и на похоронах которой охотно спляшет? Или все же меня? А что, запросто. Я впрягусь за Воронецкую, повздорю с Марфой, та, возможно, задумает мне глаз на задницу натянуть, и оп – он снова мой спаситель. Ну а как по-другому? Мне против этой лютой старушки не сдюжить, это точно, слишком разные у нас с ней весовые категории.
А если мы с Марфой не схлестнемся, так он так и так не в убытке. Или я снова придумываю страшилки для самого себя?
Но развел он ее очень лихо, прямо как по нотам. Красивая работа настоящего мастера. Всего-то пара фраз, сказанных в нужное время с нужной интонацией, а какой результат?
– Поживем – увидим, – я решил перевести разговор в плоскость, которая меня интересовала куда больше, чем все остальное. – Амулет. У кого он? Кто его нынешний владелец? Надеюсь, мне не придется снова тащиться куда-нибудь на кладбище?
– На кладбище? – кротко ответил антиквар. – Нет-нет, ничего такого. Хотя, ради правды, его последняя владелица именно там сейчас и находится, она года два как умерла. Но кулон ей в гроб никто не клал, не переживай даже.
– Уже хорошо. Только вот отчего мне как-то не по себе стало, Карл Августович? Какой-то голос у вас нерадостный.
– Просто дело в том, Валерий, что ты мне крайне симпатичен, – пояснил Шлюндт. – В человеческом смысле, разумеется, не подумай чего дурного. Ну, вроде того, что сейчас пришло в голову твоей беспутной приятельницы. И, признаюсь как на духу, мне не очень радостно сообщать тебе то, что ты сейчас услышишь.
– Интересно, будет хоть одна цацка, которую мы добудем просто и беспроблемно? – мечтательно произнесла Стелла, которую, похоже, совершенно не тронуло мнение антиквара о ее моральных качествах. Ну или она не сочла его оскорблением, потому что все так и было на самом деле. – Например, тихо-мирно украдем из музея или просто пойдем и купим?
– Кстати, о «купим», – оживился Шлюндт. – Валера, напоминаю тебе о жетоне, что ты мне обещал, и о монетах. Мне бы на них глянуть. Я тут переговорил кое с кем, покупатели на это добро имеются.
– Это все потом, – попросил я его. – Сейчас вы уж скажите нам: где кулон?
– Кхм… – откашлялся он. – Вы же слышали о Романе Митрохине? Не могли не слышать. Ладно, Иоанна Первая – это понятно, но про то, что случилось в семье человека из списка «Форбс» три года назад…
– Митрохин! – Стелла приложила ладони к щекам. – Вот же!
И она выдала вторую нецензурную тираду за последние десять минут, причем, как нарочно, именно в этот момент двери кабинета открылись и в них заглянула девушка-метрдотель. Она выслушала до конца словоизлияния Воронецкой, с уважением покрутила головой и неслышно притворила створки.
Впрочем, я Стеллу не винил, хотя бы потому, что мне тоже было что сказать. Другое дело, что позориться неохота, больно здорово моя напарница слова друг к другу лепила, у меня может так не получиться.
Штука в том, что я, конечно же, тоже знал о том, что случилось в семье Романа Митрохина. Мало того, я и его самого лично знал, отец меня с ним давным-давно познакомил, лет семь назад. Я тогда еще с родителями жил и к отцу в офис заскочил денег попросить. Ну, если точнее, извиниться, но это, по сути, одно и то же. Просто мы накануне поругались, и он мне карты заблокировал, это его любимый трюк был. Наличка у меня имелась, но мы с Юлькой как раз собрались в Прагу махнуть на выходные, так что без карт было никак не обойтись.
Тогда я с этим Романом только рукопожатием обменялся и следом, конечно же, его немедленно забыл, но после, когда история о том, что случилось в семье одного из наиболее зажиточных людей России, обошла все интернет-издания, разумеется, вспомнил.
А теперь еще и понял, почему его жена так поступила. Неправы журналисты, дело тут не в душевной болезни и не в наркотиках, а кое в чем другом. Кулон. Это он заставил жену Митрохина задушить собственную дочь, а после попытаться убить его самого, и других объяснений тут быть не может.
Роман в ту страшную ночь уцелел, не прикончила его жена, но в башке у него в тот момент, когда он увидел мертвую дочь, что-то перемкнуло. Так-то бизнесмены, особенно подобного уровня, умеют держать любой удар, хоть моральный, хоть физический, люди слабые и эмоционально неустойчивые в российском бизнесе не выживают, даже на самом незамысловатом уровне, вроде овощной палатки. У нас ведь никогда не знаешь, что тебе прилетит в следующий момент и откуда именно. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы мой отец хватался за голову и орал: «за что мне это все?» Он просто решал проблемы по мере их поступления, где-то с помощью юристов, где-то с помощью нужных людей на жаловании, а где-то просто деньги в ход пускал. Но чтобы срываться в запой или паниковать? Нет, это не про него. Даже в то утро, которое так не люблю вспоминать, он на меня не орал, это уж потом я краски сгустил. Нет, там все решал его тон, а не слова…
И Роман определенно относился к той же категории людей, что и мой родитель, но тут, как видно, нашла коса на камень. Надо думать, очень сильно он дочку любил, больше всего на свете, вот его и скособочило.
– Митрохин, – выдохнула Стелла, чуть успокоившись. – Тот самый подмосковный затворник? Я не ошиблась?
– Нет, – подтвердил антиквар, – все так. Искомый предмет у него, это абсолютно точно.
– Валер, – руки Воронецкой обвили мою шею, – может, нам все же не кулон нужен? Может, кольцо? А?
– Хорошо бы, если так, – вздохнул я. – Только вряд ли.