Велик и знатен город Редькоград, только добраться до него не так-то просто. Не мутовку облизать. С севера, с востока, да и с юга вообще не подойдёшь: там горы высокие, пропасти широкие и леса такие непроходимые, что средь них не всякая змея проползет, а уж о конях с людьми и говорить не приходится. Крепка и надёжна граница с трёх сторон, а вот с запада к городу подойти можно, но и тут тоже: по болотам путешествовать – не сахар после бани лизать. Болота здесь на редкость мерзко противные, и живут в них постоянно только: тьма комаров, рать голосистых лягушек да две русалки преклонных лет. Комары – живые бойкие злые, кровь сосут из любого места за милую душу; лягушки, тоже энергичные – по ночам песни петь на редкость горазды, а вот русалки на болотах сонные и ленивые до безобразия. До того они любят в мягкой тине без дела полежать, что уж мох у них по всему телу пошёл, а местами и камыш заколосился. Целыми днями они в тине блаженствуют, даже на путников мужеского полу – ноль внимания. Оно, может быть, и к лучшему. А то вот такое дело однажды случилось…
Пастух Егорка ходил на престольный праздник в село Сиволапово. Оно как раз между кривым оврагом да гнилым болотом раскинулось. Зажиточное село, ничего не скажешь, народ там чай с сахаром почесть каждый день вкушает и девки в селе – на загляденье, правда, местами, но не в этом дело… Дело в том, что Егорка припозднился на гулянке и пошёл к Редькограду уже затемно. Шагает он в тусклом лунном свете сквозь болотный туман и песни протяжные поёт, не то, чтоб боязнь заглушить, а так – для души. Отчаянный пастух парень, только дурак первостатейный. Именно из-за дурости своей он и остановился послушать: а чего это там во тьме болотной забурлило внезапно. Был бы он поумней, так ноги бы в руки и… Но дуракам, как говорят умные люди, закон не всегда писан. Захотелось Егорке на бульканье глянуть своим собственным глазом и разнюхать: чего там да как. Пастуху даже луна с неба моргает, мол, ты чего, совсем с дуба рухнул, беги, а ему хоть бы хны. Раздвинул он густую осоку, в трясину по щиколотку зашел, пригнулся и… узрел глаз! Да какой! Будто в громадном изумруде сенной сарай от удара молнии полыхнул. У парня от того пожара мурашки по всему телу заскакали, как блохи на собачьем хвосте в предчувствии водных процедур. Все соки организма, за любовные страсти ответственные, защекотали приятной истомой соответствующие места самым неподобающим образом; со всего тела к низу живота благодать стремительно пошла на пару с томлением… Одним словом, влюбился пастух в это чудо глазастое с первого раза и с тех пор покою ему нет: и день, и ночь по болоту бродит парень да ищет чего-то, а руками всё жесты вытворяет противоестественные приличному человеку. Срамоту всякую, одним словом. Сказывают, что русалка его околдовала, а как там на самом деле: то кто ж его знает? Но это так, к слову. Не до влюбленного пастуха сейчас жителям Редькограда, беда тут случилась.
Началась та беда темной ночью на сорок третий день вдовства князя великого Симеона. Жестокая похоть одолела местного властителя. Не один день он ей противился и боролся всячески с подлым недугом, и вот не вынес напора бессовестного. Объявил наутро зело не выспавшийся князь о своем непременном желании жениться, как говорится, от греха подальше. Вот тут всё и началось.
Невест повезли со всех волостей и из-за границы. Глаза у бояр редьковских во все стороны разбегаются от этакого женской фестивали, но это не причина, чтоб обычаи старинные не блюсти. А раз так, то принялись бояре первым делом красных девок сортировать. Для этого случая в Редькограде с древних времен надежный способ имелся. Вот какой. Брали бояре девку под белые руки, надевали ей на голову холщовый мешок и заводили в баню. В бане же сидит нагишом городской дурачок Федул и матерные частушки бойко на балалайке наяривает. Но это только прелюдия, дальше интереснее. К нему как девку подведут, мешок с головы её сдернут, так Федул тут же перед ней в пляс. И такие коленца, стервец, вытворяет, что у-у-ух… То в такую позицию встанет, то в этакую; то этим делом тряхнёт, то тем… Бояре же момент ловят и внимательно на кандидатку в княгини смотрят: если зарделась только, в один сорт определяют, ежели икнула или лик руками прикрыла – в другой, а коли в пляс с дурачком пошла, так в третий. И набралось таких сортов семь или восемь, пока испытанию не прекратили. А прекратили её не по взаимному хотению, а из-за трагического инцидента: одна принцесса чернявая из дальней заморской стороны до того вдохновенно сошлась с Федулом в пляске лихой, что оторвала рученькой белой весьма важную деталь с тела дурачка. Федул вздрогнул, поперхнулся, потом чуть кровью не изошел, судорожно выкарабкиваясь с того света, встревожился от жестокой напасти и испытывать девок дальше наотрез отказался. Пришлось всех оставшихся товарок определить в единый сорт, как некондицию, но с правом продолжения участия.
Еще следует отметить, что не только приезжие красавицы бились за сердце князя, были красавицы и доморощенные. Особенно среди них выделялась дочь боярина Афинея – Афродита. И была она не только хороша собой на диво, но и неоднократно отличалась на пожарах, первой входя в горящую избу. Сами понимаете: в наших краях баб, желающих на пожаре отличиться – пруд пруди, наперегонки мчат, но дочь Афинея всегда в этой гонке на лидерской позиции. А один раз местные парни, по приколу, попросили красавицу остановить коня на скаку. Афродита просьбу парней выполнила, но с некоторым ущербом для коня: здорово повредив ему ладьевидную кость. Пожалев бедное животное, Афродита расстроилась до слезы и долго оглоблей гоняла парней – приколистов по орешнику…
– Вот бы нашему князю такую супружницу, – неоднократно вздыхали горожане, наблюдая за очередным подвигом красавицы. – Совсем бы другая жизнь началась…
Авторитет Афродиты в Редькограде настолько велик, что даже Федул-дурачок в бане надевал перед ней штаны и снимал шапку. Казалось бы, кого еще князю надо, но сердцу не прикажешь, и участвовала Афродита в конкурсе на общих основаниях, правда, по высшему сорту, наряду с девками королевских и прочих благородных кровей. Хотя и была у Афродиты мохнатая рука в образе княжеской няньки Ненилы, которая терпеть не могла всякую заморщину и ратовала только за своё отечественное, но фаворитом в гонке к княжеской постели считали её очень немногие…
Дальше стали бояре девок внутри каждого сорта смотреть наиподробнейшим образом: то в открытую, а чаще исподтишка. Разные жизненные ситуации принялись им устраивать, подвохи чинить. Некоторые некоторых и соблазнить пробовали, а иначе как стойкость амурную заценить? Короче, всю подноготную вызнали, а потом провели конкурс песни с пляской в три тура, но никак выбрать достойнейшей не получалось. Ну, все хороши так, что дальше и некуда, прямо-таки – одна к одной. Масть в масть. Может быть, и до сей поры, они бы выбирали, но князь Семион не вытерпел конкурсного регламента, ногой топнул и мгновенно положил глаз на ту самую чернявую, какая в азарте Федула аргумента лишила. Бояре наперебой Семиону опасения в ухо зашептали, мол, остерегись князь, целостность организма под угрозой, но тот – ни в какую: хочу Земфиру и всё тут! Стали к свадьбе готовиться.
На скорую руку палаты пировые возле лягушачьей озёрки возвели. Добротные палаты получились, и не скажешь, что деланы второпях, правда, пришлось крыльцо парадное маленько перестроить да стену западную заодно вновь возвести. А всё почему? Из-за недоразумения. Нельзя же в пировых палатах без столов. Когда столы дубовые сколотили, то неожиданно оказалось, что не проходят они в дверь. Старые люди, еще заранее говорили, что такой казус вполне может случиться, но кто ж слушает старших в момент деятельной горячки. Не до них, когда руки чешутся и в прочих местах зуд. А горячка такая случилась в те дни в Редькограде, что хоть каждого из бадьи водой студёной поливай. Всё и везде кипело. Всякому хотелось непременно перед князем отличиться. Через край и выше того бил фонтанми энтузиазм у всех без разбору.