Утром тетя Элла объявила, что улетает.
Мы с кузиной Вероникой чуть не подавились завтраком (это опять были мюсли). Посмотрели друг на друга и синхронно отложили ложки.
– Куда, – спросила Вероника.
– Зачем, – спросил я.
Тетя Элла собралась с духом.
– В Чайланд. Отдохнуть, – кратко объяснила она. – Без вас.
Вероника с готовностью кивнула. Вероятно, вспомнила прошлые каникулы, проведенные вдвоем с тетей в тесном сыром бунгало, в разгар сезона дождей, а заодно – чем они закончились… после всего пережитого ей пришлось посещать психолога. Словом, было понятно: не позже чем через десять минут она обсудит новости со своим новым парнем. Стоит тетке уехать, и у нас на втором этаже появятся новые жители. Будет офигеть как весело.
Тетя Элла взяла в руки свой любимый фарфоровый чайник. Разлила чай. Было заметно, что ее руки дрожат.
– Вы уж меня простите, дети, – сказала она. – Но мне вдруг всё ужасно надоело. Знаете, как бывает: проснешься утром и решишь кар-ди-наль-но изменить свою жизнь… выйти из зоны комфорта…
Мне показалось, что она повторяет чьи-то чужие слова, в которых и сама не видит никакого смысла. К тому же из зоны комфорта предполагалось вылететь на славном новеньком «боинге» китайской авиакомпании.
Смотреть на это было тоскливо. Я перевел взгляд на телевизионную панель – та показывала городские новости без звука. Кажется, речь шла о драке в метро. Я нахмурился.
Тетя Элла взяла пульт и сделала погромче.
– После футбольного матча, – откуда-то с середины начал ведущий. – Сразу несколько болельщиков оказались в тоннеле на станции «Крестовский остров». Они спрыгнули туда, вероятно, из хулиганских побуждений. Напряжение было оперативно снято с контактного рельса, и движение поездов остановилось. Однако без серьезных травм все равно не обошлось…
На экране показывали запись с камер наблюдения: с десяток парней в зенитовских шарфах бегали по рельсам вдоль платформы, размахивая руками, другие толпились и толкались между колоннами.
– Между тем очевидцы сообщают о необычных явлениях, сопровождавших инцидент на станции, – рассказывал ведущий. – По их словам, отдельные фанаты вели себя абсолютно неадекватно. Футбольные «ультрас» во многих странах отличаются разнузданным поведением, но здесь агрессия выплескивалась на своих же одноклубников, что нетипично для такого рода конфликтов. Некоторые болельщики упоминали о густом черном тумане, в который они якобы попали непосредственно в тоннеле метро, в то время как остальные никакого тумана не видели. Причины подобного затуманенного сознания у футбольных хулиганов еще предстоит выяснить медикам, а с последствиями уже разбирается полиция.
Репортаж кончился. Я выключил звук.
– Страшно, – сказала вдруг тётя. – Я сегодня опять не спала всю ночь. Снились всякие кошмары. Причем одни и те же.
Я вздрогнул. Если кто помнит, в повторяющихся кошмарах прошла немалая часть моего детства. Не хочу опять останавливаться на этом.
– Снилась сестра, – тут тётя Элла повернулась ко мне. – Твоя мама, Сергей. Да, да. Бедная наша Мария. Я видела ее вот как тебя сейчас, как будто на этой же кухне. И она говорила мне: уезжай. Иначе погибнешь… как я.
Я не выдержал ее взгляда и опустил глаза.
– Мне хотелось узнать, что же с нею случилось, – продолжала тетя. – Тогда, давно… одиннадцать лет назад. Никто ведь так и не узнал, куда она исчезла… Так вот, я набралась смелости и спросила. И знаете, что Маша ответила? Она сказала: я совершила ошибку и была наказана. Не делай глупостей, повторила она, уезжай подальше, и как можно скорее. Но самое страшное было не в этом. Как же быть с детьми, спросила я у неё, не могла же я оставить вас в опасности? Но Маша в этом сне сказала: отпусти их. Забудь. У них своя жизнь. И своя смерть… тут она исчезла, а я больше не смогла заснуть… так и промучилась до утра…
Мы с Вероникой не знали, что и подумать. Сидели и хлопали глазами.
– Прошлой ночью она приходила опять, – глухо сказала тетя Элла. – Но уже не говорила со мной. Просто звала куда-то… за собой… понимаете? И вот этого я испугалась еще больше…
Почему-то я поверил тёте Элле. Она всегда была серьёзной женщиной. Была только одна проблема. Моя мама никогда не забыла бы про меня. И не просила бы забыть.
– Это была не она, – проговорил я и не узнал собственный голос.
– А кто? – удивилась тётка.
Но я вовремя замолчал.
– Конечно, мама, это была не настоящая тётя Маша, – заговорила Вероника рассудительно. – Ночные кошмары – это просто болезненное состояние мозга…
– За своей головой следи, умница ты моя, – рассердилась тетка. Сказать по правде, она ругала родную дочку даже чаще, чем племянника-сироту (меня).
– А я что… я – ничего… – испугалась Вероника.
– Так или иначе, я решила уехать немедленно, – тетя Элла отвернулась от нас и поглядела в окно, на двор, залитый солнцем. Я понял, что ей все-таки немного стыдно. – А вы заканчивайте учёбу – да смотрите, чтобы мне не пришлось за вас краснеть! Потом, на каникулах, тоже приезжайте. О билетах я позаботилась заранее. Так выйдет значительно дешевле.
– Да что ты! – восхитилась Вероника.
Что касается меня, то я даже и не понял, хочу я лететь с ними в Чайланд или нет. Наоборот, я представил, с кем бы я больше всего хотел туда поехать… вместо них.
Мне тоже немножко стыдно, но сперва я вспомнил про Лизу. Про Вика – потом.
* * *
На Московском проспекте такси встряло в пробку, и тётя Элла начала ёрзать на своем сиденье.
– У нас рейс в восемь часов, – напоминала она водителю.
– Э-э, не волнуйтесь, пожалуйста. Успеем, – отвечал тот, глядя на навигатор.
Я не вступал в разговор. Я с любопытством следил за меняющимися пейзажами.
Небо темнело, и уличные фонари зажигались прямо перед нами, как по волшебству. Рекламные экраны рассказывали свои бессовестные истории, и яркие вывески соперничали друг с другом. Была только одна неприятность: пустые витрины с надписью «аренда». Ближе к выезду из города они попадались все чаще и чаще.
– Каждый день в аэропорт ездию, да? – говорил водитель, не оборачиваясь. – Туда полный, обратно пустой. Бегут и бегут. Если все уедут, кто останется?
– Вы и останетесь, – рассеянно отвечала тётка. Она по-прежнему нервничала.
– Оно мне надо? Я тоже уеду, – возразил водитель. – Если все бегут, надо тоже бежать.
Когда мы остановились на пандусе, я кое-как ухватил ее чемоданы и поволок в зал отлета. Длинные очереди из отъезжающих змеились возле стоек регистрации. Их разделяли стойки с синими ленточками, устроенные вроде лабиринта, чтобы потоки не пересекались. Тётя Элла пристроилась в конец хвоста. Я встал рядом.
– Не обижайся, Сережа, – сказала она мне. – Спасибо тебе за помощь. Этот чертов багаж я бы одна не дотащила. Ты славный мальчик. Ты же знаешь, ты мне всегда был как сын…
– Спасибо, тетя Элла. Но мы же не прощаемся.
– Точно. Мы еще увидимся, там, в тёплых краях. Очень скоро. Постарайся не злить Веронику. У нее тоже сложный возраст.
«Еще кто кого злит», – подумал я.
– Ты стал похож на своего отца, – негромко сказала тетя Элла. – Ну, каким я его помню. Знаешь… я всегда завидовала Машке. Даже когда уже выскочила замуж… очень выгодно… с каким удовольствием я увела бы у неё Матвея, ты не представляешь. Этого… болтуна и фантазера. Слава богу, Маша ни о чем не догадывалась. Ну а что? Он был такой милый. И умный. Несмотря на то, что совсем мальчишка. Мне он ужасно нравился.
– Ужасно, – повторил я.
А она потрепала меня по отросшим волосам:
– Что-то я тоже разболталась. Это от волнения. Ты меня не слушай. Отправляйся скорей домой, и до встречи!
На обратном пути я шел налегке. Даже не стал вызывать такси. Ездить на метро я пока не боялся. К терминалу как раз подошел длинный автобус-шаттл до «Московской», и я уселся в полупустой салон. А ведь так и есть, подумал я. Все улетают из Петербурга и никто не прилетает.
Новые фонари на шоссе заливали асфальт болезненно-синим светом, и я стал смотреть в сторону, в темноту. У самой транспортной развязки я увидел то, что и ожидал увидеть. Длинный язык чёрного тумана. Он тянулся вдоль самой дороги, как будто собирался взобраться вместе с машинами вверх, на виадук. Было похоже, как будто кто-то пролил на обочину мазут – только, как я уже говорил, ползучая тьма не отражала свет фонарей, не шевелилась и вообще, скорее всего, была видна лишь мне одному.
Перед мостом автобус съехал на боковую полосу, чтобы посадить пару запоздалых пассажиров. Они вошли, и двери захлопнулись. Мне показалось, что клок черного тумана проник внутрь – но автобус тронулся, и туман утёк обратно под дверь и остался позади. Наверно, ему было запрещено разрываться на части. Вот и хорошо, решил я.
А вот новые пассажиры мне не понравились.
Это были еще молодые мужики, по виду – строители или ремонтники. В одинаковых темно-синих комбинезонах с логотипом какой-то фирмы на спинах. Они прошли в салон и уселись на передние сиденья, так что я мог видеть их лица.
Как бы вам объяснить? Я видел много неприятных людей, и они часто выглядели угрожающе, но они хотя бы были живыми. Видел я и мёртвых, которые вели себя, как живые, но про них я вообще ничего не хотел бы говорить.
Эти двое не выглядели ни живыми, ни мертвыми. Они смотрели тусклыми глазами прямо перед собой. Их пальцы слегка подёргивались. Если они были на веществах, то на каких-то откровенно убойных.
Или просто глотнули черного тумана?
Эта мысль заставила меня поёжиться.
– Проезд оплачивать не забываем, – напомнил им водитель. Мне показалось, что он тоже почуял неладное.
Того, что случилось после, не ожидал никто. Эти упоротые парни, как по команде, встали со своих мест. Запустили руки в карманы комбинезонов и добыли оттуда тяжелые ключи наподобие газовых. Да, они были крепкими профессионалами! Они ухватились за желтые поручни и принялись методично разбивать лампы в салоне – и все это без единого слова. Светодиодные лампы гасли одна за другой, и вокруг становилось все темнее. Водитель вполголоса выругался в микрофон и резко затормозил.
Остальные пассажиры сбились в кучу на задней площадке. Они требовали открыть дверь. Водитель послушался и открыл, и смельчаки высыпались прямо на обочину. Там они принялись громко возмущаться и кому-то звонить.
Я остался сидеть внутри. Никто не обращал на меня внимания. Должен признаться, что я сидел на пластиковом кресле в довольно странной позе – поджав ноги. Никто не видел того, что вижу я: языки удушливой тьмы догнали автобус и подтянулись поближе к тем двоим, с гаечными ключами. Протекли ручейками по рифленому полу, притормозили, словно выбирая цель, и втянулись (я не вру) тем парням прямо под штанины, причем как-то под обе сразу. Я понимал, что это значит. Теперь они были надёжно подключены к источнику тёмной энергии.
Кажется, именно сейчас я впервые видел, как тьма овладевает человеком. Или сразу двумя.
Дальше играть в наблюдателя было бессмысленно. Нужно было уходить, да поскорее. Чтобы не влезть лишний раз в черный туман, я зажег фонарик на телефоне.
Результат был неожиданным. Эти парни оставили лампы в покое. Зато обернулись ко мне. Молча направились в мою сторону по проходу между сиденьями. В руках они сжимали свои увесистые ключи. Вот только глаза у них были мёртвые.
За их спинами водитель высунулся из кабины и крикнул мне что-то вроде «беги, дурак», а может, и кое-что другое, покрепче.
Тут я опомнился. Шагнул в проход между сиденьями, где струилась тьма, и опять ничего не почувствовал – ни холода, ни жара. Но что-то всё же случилось: свет в моих глазах как будто замигал и потух на мгновение. И за этот миг многое изменилось.
Я снова мог использовать сверхсилу и гиперскорость. Мои соперники сделались тормозными и медлительными. Но в их намерениях сомневаться не приходилось. Они занесли над моей головой свои инструменты – всё это неторопливо, как во сне, – но тут я примерился и нанес два удара.
Прилетело обоим. Если бы я знал физику, я бы вычислил примерную массу моего кулака в этот момент с учетом гиперскорости, но я и так думаю, что она составляла не меньше тонны. Мой кулак мог бы расплющиться об их кости, но его прочность по загадочным причинам как будто выросла многократно – или речь шла о квантовом телепорте, я не знаю.
Итак, удары достигли своей цели. Оба водопроводчика полетели прочь, роняя на лету свои инструменты. Летели они медленно и красиво. Выходя из гиперрежима, я успел увидеть финал их полёта. Они мгновенно и без затруднений достигли носовой части нашего лайнера и один за другим врезались в лобовое стекло. Стекло не стало трескаться по мелочам – с первым же ударом оно вывалилось наружу целиком и полностью, и второй пассажир уже беспрепятственно вылетел на дорогу, где и хряпнулся об асфальт. Ни первый, ни второй так и не издали ни звука.
Зато ошалевший водитель тихо застонал, присел на свое сиденье в кабине и обхватил голову руками.
Я сделал примерно так же. Сел и закрыл глаза. Переходы из одной реальности в другую всегда давались мне нелегко. После них наступала реакция. Да и кулаки от гиперскоростного боя все равно побаливали.
«Бьют, чтобы убить, – вспомнил я. – Кто бьет слабо – проигрывает».
«Золотые слова, – отозвался знакомый голос в моей голове. – Не забудь поставить копирайт: доктор Флориан Старкевич. Для друзей – Гройль».
«Я вам не друг», – пробормотал я так же мысленно.
«Ну да, ну да. Я забыл. Но я все еще надеюсь на твою благосклонность, малыш».
Я сплюнул. И хмуро спросил:
«Эти уроды… откуда они взялись?»
«Кажется, с ближайшей стройки. Не задавай скучных вопросов. Если хочешь знать, мы называем таких ребят – «Кромешные». Исчадия кромешной тьмы. Это слабаки и неудачники, что по уши вляпались в черный туман. Теперь они – воплощенное зло. Причем чем дурнее они были раньше, тем злее стали сейчас. Ты же знаешь, что темные силы особенно легко овладевают слабыми душами… слабый интеллект годится тоже».
«И зачем вам эти Кромешные?»
«Как зачем? Это идеальные солдаты. Дай срок, и я соберу из них целую армию».
«Ну, а те двое?»
«Придется списать их в расход. Ну и черт с ними. Мне хотелось испытать на прочность тебя, а не этих дурней».
«Я не хотел никого убивать», – сказал я.
«Все равно придется. Скажу уклончиво: постоянных бонусов я тебе не обещал. Помнишь тот случай в Чернолесье? Мой гуманизм имеет границы. Третий бой будет уж точно не понарошку».
Я облизнул сухие губы.
«Вот и живи с этим, – сказал Гройль. – И да: ты будешь жить долго, дружок. Я не отпущу тебя так скоро. Игра не закончилась. Именно поэтому…»
Вдалеке раздались сирены. Наверно, пассажиры все же вызвали полицию и скорую. Должно быть, голос внутри моей головы тоже это услышал.
«Именно поэтому, – продолжил он, – я тебе помогу. Я сотру информацию о тебе с видеокамер… и из памяти очевидцев. Тебя не было в этом автобусе. Полиция ничего не заподозрит. Я обеспечу тебе безнаказанность. Моральная сторона вопроса тебя не слишком волнует, не так ли? Ты же умный мальчик?»
Я не ответил.
Просто выбрался из автобуса через заднюю дверь. Водитель даже не посмотрел в мою сторону, а пассажиры-беглецы, скорее всего, и вправду ничего не помнили. Кто-то попробовал заговорить со мной, я не стал отвечать. По раскисшему газону побрёл прочь от дороги, подальше от фонарей, в сторону жилых кварталов. Никто меня не преследовал. Даже чёрный туман куда-то убрался.
Вдали светились огни. Там были живые люди. Мне хотелось поскорее увидеть нормальных людей.
И я хотел домой.
Я шел пешком минут двадцать и успел промочить ноги. Спустился в метро на «Звездной». Постоял на платформе, неотрывно глядя на свои грязные кроссовки, пока тяжелые двери в стене внезапно не разъехались передо мной и я не вспомнил, что поезд прячется там, за этими дверями. Вошел в вагон и плюхнулся на диван. Поезд помчался сквозь тьму.
* * *
Что это было? – думал я. И почему это опять происходит со мной?
Сегодня я в одну секунду мог убить двоих. Адская тьма извергла из себя сразу двоих посланцев и отправила их ко мне, вооружив тем, что под руку попало.
Что оставалось делать?
Безнаказанность, – сказал мне Гройль. Мне обеспечена безнаказанность. Я же умный мальчик и должен понять: это снимает сразу множество вопросов.
Безнаказанность отменяет все правила.
Можно убивать. И не только двоих кромешных тварей, которые хотели размозжить тебе череп, пусть и не по своей воле, – а вообще всех, кто на тебя не так посмотрит. Можно брать всё, что тебе понравится. Всё и всех. Можно врать и предавать. А для гарантии можно задвинуть свою совесть в самый дальний, самый темный уголок сознания, в корзину, куда сваливают всякий ненужный трэш перед тем, как удалить его окончательно.
Нельзя только одно. Нельзя никому рассказывать об этом. Нельзя говорить правду даже самому себе, иначе совесть проснётся… и вытащит тебя из зоны комфорта.
«Правильно мыслишь, – похвалил голос в моей голове. – Если совесть ограничивает свободу – мы отменяем совесть. Это опять была цитата из доктора Флориана».
Да, теперь я свободен, – думал я дальше. Я сверхчеловек и сверхволк, и я могу быть кем захочу. Я всемогущий, как герой комиксов. Не об этом ли я мечтал больше всего? В это невозможно было поверить, и вот оно есть.
И только страх остался. Я боюсь тёмную силу внутри. Я боюсь сам себя. И ещё я боюсь, что всё это когда-нибудь кончится.
«И опять ты прав, – оценил голос. – Всё когда-то кончается. Мы можем взорвать к чертям весь этот мир, но над временем мы не властны».
«А кто властен?» – спросил я.
«Что за дурацкий вопрос, – обозлился голос. – Я их в лицо не знаю. Если б знал, давно замочил бы».
«И вы не боитесь?»
«Неважно. У меня с ними давние счеты. От начала времён, хе-хе. Так и передай своему другу… он знает, о чем речь. Наш юный Зигфрид. Пусть знает: мы еще встретимся».
Я вздрогнул и открыл глаза.
Я что, спал?
Во сне или нет, но я давно проехал свою станцию. Поезд тормозил на «Черной Речке». Я поскорее вскочил и, пошатываясь, выбрался на платформу.
Черный мрамор и тусклое золото внушали тоску.
Пассажиры поспешили на эскалатор, а я задержался. Меня подташнивало, и очень хотелось пить. Черная муть до сих пор болталась перед моими глазами. Если сказать точнее, черный туман тянулся из подземного тоннеля и очень неторопливо выплескивался на край платформы, стараясь обтекать опасный электрический рельс. Черная речка, думал я. Иначе и не назовешь.
Черные кляксы на гранитном полу смотрелись уродливо. Но уже привычно.
В центре станции был устроен открытый киоск с журналами, напитками и всякими мелочами. Продавщица скучала, глядя в недорогой смартфон. Наверно, читала переписку в мессенджере.
Мне пришла в голову одна мысль, которая еще вчера показалась бы неуместной.
Я не торопясь подошел к киоску. С одного щелчка включил гиперрежим. Теперь окружающий мир завис, звуки смолкли, и в наступившей подводной тишине я мог делать что хотел.
Для начала я взял с полки пластиковую бутылку колы с милым названием: «Добрый». Повертел ее в руках. Хмыкнул. Взглянул на продавщицу: та сидела неподвижно, уставившись на экранчик. Я свертел крышку и с удовольствием глотнул прохладную пузырящуюся жидкость. Пузыри были самыми обыкновенными, не зависшими. Они весело лопались у меня в носу.
«Ты можешь брать что захочешь», – вспомнил я.
Осторожно вынул телефон из рук у продавщицы. Нет, она не читала писем. У нее был открыт фотоальбом с картинками каких-то детишек.
Я усмехнулся. Вернул телефон неподвижной хозяйке. Пошарил в кармане, нашел мятые сто рублей и положил перед ней на тарелочку.
«Хорош понтоваться, – прокомментировал голос внутри. – Благородство украшает. Но не кормит».
Мне никогда не нравился старомодный сленг Гройля. Да я его и не слушал. Вместе с бутылкой колы поднялся на эскалатор. Взялся за резиновый поручень и лишь после этого вышел из режима гиперскорости. Отчего-то мне хотелось побыть обычным человеком.
Эскалатор двигался, как ему и положено. Плафоны ламп проезжали мимо, встречные пассажиры провожали меня безразличными взглядами. Свой бонус безнаказанности я потратил зря.
«Вот и пей после этого добрую колу», – издевательски заметил голос.
Я не ответил.
В вестибюле наверху остановился. Включил гиперскорость так же рутинно, как включил бы фонарик на телефоне.
Подошел к разноцветным банкоматам, стоявшим в углу. По их экранам почему-то ползли черные полосы. Должно быть, частота обновления многократно замедлилась, как и все остальное в этом заторможенном мире.
Я вспомнил: в мой самый первый волчий день, в магазине у станции, мой друг Вик показывал мне разные трюки, связанные с квантовым перемещением. Это впечатляло. Теперь я решил повторить кое-что из увиденного.
Просто приложил ладонь к банкомату. Рука преспокойно прошла сквозь металл. Легкое пощипывание я списал на побочные эффекты телепорта. Теперь я был не только снаружи, но и внутри. Если бы я хотел, я мог бы пройти сквозь любую стену: рассыпаться на кванты и пересобраться в желаемом месте.
Я медленно запустил руку в глубину железного ящика. Нащупал кассету с деньгами. Мне не было нужды даже доставать ее наружу. Я просто ухватил пальцами довольно толстую пачку пятитысячных купюр и извлек на свет.
Банкомат остался нетронутым. Камера системы безопасности зафиксировала неясную тень, промелькнувшую и исчезнувшую. А деньги лежали у меня в кармане.
Интересно, можно ли вытворять такое с криптой, подумал я с усмешкой.
«С чем, с чем?» – забеспокоился голос.
В моей голове промелькнули очень приблизительные сведения о криптовалюте и цифровых транзакциях. Думаю, Гройль просканировал мои мысли и озадаченно притих. Потом сказал:
«С этим тоже разберёмся. Потом. В следующей серии».
Мне надоело разговаривать с внутренним голосом. Я непринужденно проплыл сквозь стеклянную дверь и вышел на улицу, во вневременную темноту.
Полная луна светила с небес, и немигающие звезды были похожи на болезненную сыпь. Вся картина мира встала на паузу, вместе с облаками и луной – а вот интересно, как обстояло дело со всей остальной вселенной? В другое время я бы поразмыслил над этим, но сейчас было лень.
Я огляделся: как всегда у метро, вокруг было полно народу. Пешеходы и самокатчики застыли в забавных позах, автомобили с троллейбусами тоже. Под токоприемником у проезжавшего мимо трамвая вспыхнула, да так и не погасла яркая искра, похожая на кем-то сфотканный бенгальский огонь.
Именно в эту минуту у меня родилась еще одна идея.
Я вытащил из кармана жирную пачку денег. Взвесил в руке – и подбросил в воздух. Оранжевые купюры разлетелись наподобие праздничного фейерверка. Не дожидаясь, пока они приземлятся, я сделал несколько шагов в сторону, затерялся в неподвижной толпе и только после этого выключил гиперскорость.
Праздник удался.
Даже не представляю, что подумали люди, на которых с неба посыпался дождь из пятитысячных. Кто стоял поближе – тот уж точно не думал ни о чем, а ломанулся поскорее хватать банкноты, а заодно отпихивать тех, кто стоял подальше. Смотрелось это мерзко. Кое-кто при этом принимал очень независимый вид – как будто его это вовсе не касалось, – однако не забывал приседать, выуживать денежки из лужи и распихивать по карманам. Кто-то рвал купюры из рук у других, послабее, и это мне понравилось еще меньше. Кто-то уже звал полицию, кто-то (кому не досталось) уверял других, что деньги непременно фальшивые, кто-то оглядывался, ища шутника – конечно, никто не мог и подумать на встрепанного подростка с голодными глазами и в грязных кроссовках.
«Ну ты и красавец, Сергей Волков, – заметил голос в моей голове. – Любитель дешевых спецэффектов. Чего сам-то деньги не взял? Или они тебе не нужны?»
«Куда мне столько? Я же и так всемогущий», – ответил я.
«Учи теорию. Ты всемогущий только в местах силы. Всё, что в тебе есть, пришло к тебе… из тьмы преисподней, хе-хе».
«Тогда зачем мне это дали?»
«Устал повторять, – сухо ответил Гройль. – Чтоб ты был на нашей стороне».
«А если я хочу быть на своей?»
«Тьфу. Я совсем забыл, кто ты есть. Сын своего отца, внучек своего деда. Такой же упрямый болван».
«Уж каким родился».
«Никогда не поздно сделать выбор, темнейджер. Не поздно и сейчас. Но когда тьма придет и заполнит этот город, выбора у тебя не останется».
«Тогда и поговорим», – сказал я.
Когда сзади ко мне подошли сразу двое полицейских, я так и оставался в реале. У меня не нашлось внятных объяснений, что я тут делаю в десять вечера. Зато к подошве моей мокрой кроссовки как бы случайно прилипли новенькие пять тысяч.
* * *
– Ты замучил меня, братец, – говорила мне Вероника. – Прошел всего один день, а уже в край замучил. Извини, но я как-то не так представляла себе свободную жизнь.
Мы сидели на заднем сиденье самого обыкновенного такси, которое везло нас домой. Предыдущие полтора часа я провёл в отделе полиции. Там мне не понравилось. Там задавали неприятные вопросы, и хорошо еще, что моя кузина приехала за мной вовремя. И оказалась довольно убедительной для своих семнадцати.
– Ну прости, Ника, – сказал я.
Это было лучшим решением. Она улыбнулась.
– Ника – богиня победы, – сказала она. – Ты читал древнюю историю?
– Мне своей хватает.
– Ну вот что ты за говнюк такой. Душнила. Нет, чтобы спасибо сказать.
– Спасибо. Правда. Просто… я устал. И жрать охота.
– На ужин – котлеты с картошкой, – сообщила Вероника. – Пища сверхчеловеков. И больше никакой овсянки.
– Суперсистер, – откликнулся я.
Машина пронеслась через мост на Крестовский остров. До дому оставалось совсем недалеко.
– Заодно познакомишься с моим бойфрендом. Ему двадцать два, – не без гордости сказала Вероника. – Он поживет пока у нас. Только тетке не говори, понял?
* * *
Вик вышел на связь сам. Будто что-то чувствовал.
Я положил телефон на подушку, чтобы его видеть. Он выглядел озабоченным.
– Привет, – сказал он. – Извини, что-то не заснуть. Полнолуние.
У них в Чернолесье тоже была ночь. За окном действительно болталась большая бледная луна – точно такая же, как у нас. Пару секунд я думал, как было бы интересно, если бы луны у нас оказались разными. Хотя я бы не удивился.
– Сходи в лес, – предложил я. – Подыши свежим воздухом. Тетя Элла рекомендует.
Он невесело усмехнулся. Задвинул поплотнее оконную штору.
Я вспомнил, как однажды покидал дом через это самое окно и спускался по веревке. На свидание с Майей. Не вполне удачное.
И если бы не Вик, меня бы нашли на лесной дорожке без особых признаков жизни. И я бы сейчас с ним не разговаривал. С разорванным горлом это затруднительно.
– Спасибо за совет, – сказал Вик. – Сейчас не до прогулок.
Я знал его достаточно, чтобы понять: что-то случилось.
– Герман сломал ногу, – сказал Вик. – Упал с лестницы. Он еще долго не сможет ходить. Доктор поставил ему гипс и велел лежать.
– Теперь отдохнет от вашего заповедника, – предположил я. – Открой ему аккаунт «Вконтакте». Будет сплетничать с одноклассниками.
Вик не оценил шутки.
– Герман уже старый, – тихо сказал он. – И бедняга Карл тоже. Они оба сильно сдали за эту зиму. Ты не приедешь?
Я не знал, что ответить. И решил не врать. Я никогда не врал Вику.
– Не знаю, – сказал я. – Может быть. Наверно, да. Надо подумать.
А прямо сейчас я подумал вот о чем: хорошо, что дрянная камера не покажет, как я краснею.