Действующие лица:
Светлана Светлакова – (12-13 лет)
Борис – брат (28 лет)
Ася – жена брата Бориса (26 лет)
Юлька – племянница (1-1,5 года)
Мать Светланы – (56 лет)
Отец Светланы –(59 лет)
Василиса Николаевна – сторож Дворца культуры (46 лет)
Настя – племянница Василисы Николаевны (4-5лет)
Матвей Супонин(Супня) – одноклассник(12-13 лет)
Елена Марковна – мать Матвея Супонина (37 лет)
Верка Сковородкина – одноклассница(12-13лет)
Галина Сковородкина – мать Веры Сковородкиной (33 года)
Марушкин – одноклассник (12-13лет)
Сюзанна Пантейлемонова – одноклассница(12-13лет)
Баба Нюра – соседка по площадке (около 80 лет)
Марьям Федоровна – учительница литературы(54 года)
Марья Семеновна – учительница (около 40лет)
Никанорова Дарья Леонидовна – актриса (около 60лет)
Как золотую медаль, Ася повесила мне ключ на шею.
– Не звони больше, Юлька просыпается.
Придется привыкать к новой ноше. Противно, конечно. Вдруг кто в школе увидит.
– У каждого ребенка есть ключик, вот только как его использовать не всем ведомо. Один ребенок запирается от взрослых, другой открывает свои горизонты. Есть дети, которые просто теряют свой ключ, а потом маются в его поисках… – стала философствовать Ася.
Началось! Вот не люблю ее в этот момент. Начиталась книг, теперь использует где надо и не надо свои знания.
– Я своим ключом открою «Театр на коленке», – буркнула я и заправила ключ под ворот футболки.
Похоже, Ася меня не расслышала, переспросила.
– Театр на коленях?
– Театр на коленке, – уточнила я. – Маленький провинциальный театр, настолько малюсенький, что может уместиться на коленке.
– Ничего себе! – И Ася очень внимательно посмотрела на меня, словно впервые увидела.
Только не смейтесь, но я очень люблю театр. Бархатные кулисы, красные кресла, сцена со скрипом. Сцена должна быть обязательно со скрипом. Я так хочу. Идет актер, а доски скрип…скрип…
«Кто там? – оборачивается героиня и, увидев «его», роняет белый платочек. – Ах!»
Кого «его»? – это не важно. Пусть это будет принц, летчик, вертолетчик…
«Он идет. Доски скрип-скрип-скрип… Сердце: Тук-тук-тук…»
Смешно, правда?
Я ни разу не была в театре, но мне кажется, что все должно быть именно так.
Марьям Федоровна, учительница литературы, прославляла древние и современные театры. В принципе, в инете куча информации, миллион спектаклей, что можно смотреть годами. И все равно это не то, словно понарошку.
На экране монитора спектакли будто бы ненастоящие, как китайские соевые конфетки с перцем.
Ася, жена моего брата, обещала сводить меня в театр. «Но когда это будет? Не доживу, наверное» – грустно выдала я, а Ася хохотала. Я так и не поняла, что смешного я сказала. Наша соседка баба Нюра все время так говорит и никто не смеется, все начинают охать, ахать, успокаивать.
Нет, ну, на самом деле, где театр, а где мы?
Все театры в Москве, а мы живем за Уралом у «черта на куличках».
Это очень далеко.
Я на днях придумала игру, называется: «Смотреть спектакль».
Я выхожу на площадку подъезда, – живем мы на третьем этаже пятиэтажки. На площадке четыре квартиры: девятая (двухкомнатная), десятая (трехкомнатная), одиннадцатая (однокомнатная), двенадцатая (трехкомнатная).
Наша десятая.
Я сажусь на третью ступеньку, которая ведет наверх, локти кладу на колени, подбородок – на ладони и смотрю спектакль, который будто бы идет на площадке третьего этажа. Сижу часами: «музыка играет, пол скрипит, актриса роняет белые платочки, актер поднимает. Кутерьма, карусель… Вон та, молоденькая, фальшивит, а вот та рано вступила… Не отрепетировали. Вот куда ты торопишься? А где слуга? Нет, ну сегодня совсем зоопарк…
Круто, правда? Иногда я не выдерживаю и выскакиваю на площадку сама. Я ведь точно знаю, как играть.
Мама ругается, Ася смеется, соседи шушукаются и пальцем у виска крутят.
А я продолжаю сидеть и смотреть, и ничего не могу с собой поделать. Обожаю театр. Обожаю этого древнего динозавра. Про древнего динозавра слышала по радио.
Вчера по радио слушала диктора, который читал Онегина. Даже и не знала, что у Пушкина есть Онегин. Честно говоря, не особо поняла про что там, но когда стали говорить про бал, то в ушах зазвучала музыка и зашуршали платья…
– Светлакова?
«…платье на мне должно быть розового цвета…»
– Светлакова!
Я подскочила.
– К доске!
«…как же я в таком платье протиснусь между партами?»
– Светлакова, я жду!
– А почему я?
Марья Семеновна смотрит поверх очков. Вот зачем она так делает? Для солидности. Ее, вроде, и так все уважают. В нашей школе не хватает учителей и поэтому Марья Семеновна преподает сразу три предмета: математику, физику, географию. Иногда замещает физрука. Порой, когда видишь Марью Семеновну, не сразу понимаешь какой доставать учебник.
Медленно бреду по проходу в надежде узнать, о чем говорить.
– Что сейчас? – цежу сквозь зубы.
– Физика, – тихо подсказывает Марушкин.
– Математика, – Сюзанна Пантелеймонова.
– География, – Супонин.
Ну, Супонину вообще нельзя верить.
Стою у доски, мнусь.
– Марь Семен-на, а какой урок-то?
–Третий, – шутит она.
– Ну..? Э-э-э…
– На выбор, – позволяет Марья Семеновна. – Что учила?
Все-таки клевая она училка. Выбираю географию.
– Земля, как и другие планеты, имеет форму шара, чуть-чуть приплюснутого с полюсов.
Супонин хихикает:
– Как оладушек?
Главное – не обращать внимания на этого лохматого Супонина – у него все сводится к еде. Глобус – яблоко, земля – оладушек, в спиртовке – спирт. Однажды на химии не удержался и хлебнул, глаза вылупил, язык вывалил. И хрипит. Откуда-то из груди стали пузыриться слюни. Мы жутко испугались – думали помрет. Так он выжил, потом сорвал два урока – ходил на руках, прыгал с парты на парту. Вызвали мать к директору, но пришел отец, удивился сообразительности сына, посмеялся.
Спиртовки тогда поменяли на безопасные. Но для большего страха химичка лаком для ногтей нарисовала на каждой красный череп с крест-накрест костями. Директриса взвыла от ужаса, потребовала убрать. Химичка долго сопротивлялась, в итоге – стерли кости, оставили череп.
– Светлакова…
– Человек, находясь на поверхности Земли видит немного, всего несколько километров…
– Ну у тебя и зрение!
– Пантейлемонова… – Марья Семеновна торцом карандаша стучит по столу.
Как-то незаметно я начинаю не только рассказывать, но и показывать какая Земля круглая, горы высокие, а горизонты далекие.
Марья Семеновна ставит пятерку и в сотый раз советует записаться в театральный кружок.
– У нас нет театрального кружка, – в сотый раз говорю я и возвращаюсь на место в «бальном платье».
– Все в твоих руках.
Я сидела за партой, за которой сидела уже пятый год, и на меня смотрели Марья Семеновна, доска с разводами мела, портрет Пушкина, затылок Супонина, Марушкина, круглый светильник, трещина на потолке и все то, что окружало меня каждый день.
«Они смотрели на меня, и все было в моих руках». Я, наверное, хотела этих слов. Напутствия на дорогу, пожелания удачи, «пинка, в конце концов».
Марья Семеновна, перелистав страницы в журнале, остановилась на одной.
– Вот. Светлакова у тебя по географии три пятерки, а по физике ни одной… оценки. Давай-ка к доске.
…эй, какой театр? У нас свой театр! Кругоооом! от туманной мысли.
«Бальное платье» превратилось в школьную форму. Я кисло вернулась. Почему-то я знала, что сейчас получу два или, если Марья Семеновна сжалится, то три.