2

Вчера вечером, когда Кори написал насчет сегодняшней встречи, он вышел со мной на связь впервые за много месяцев. Я сидела за рабочим столом и наблюдала, как по большому пальцу ноги ползет муравей.

Муравей был один, метался влево и вправо, вверх и вниз, в поисках еды или друзей. Казалось, одиночество его смущало. А может, он наслаждался новообретенной свободой. Мне невольно стало любопытно, почему он один. Обычно муравьи путешествуют армиями.

Тот факт, что я испытала любопытство по поводу муравья, был явным признаком того, что мне пора выйти из квартиры. Меня беспокоило, что после того, как я провела столько времени в замкнутом пространстве, ухаживая за мамой, я выйду за дверь и почувствую себя такой же беспомощной, как этот муравей. Влево, вправо, внутрь, наружу, где мои друзья, где еда?

Муравей сполз с ноги на деревянный пол. Он исчез под стеной, когда пришли сообщения от Кори.

Несколько месяцев назад, когда я подвела черту, я надеялась, он поймет: раз у нас больше нет секса, самый подходящий способ связи между литературным агентом и писателем – электронная почта.

В сообщении было написано: Встречаемся завтра в девять утра в здании «Пантем Пресс», на четырнадцатом этаже. Думаю, у нас может быть для тебя предложение.

Он даже не спросил про мою маму. Впрочем, я не удивилась. Полное отсутствие интереса к чему-либо, кроме работы и его собственной персоны, – основные причины, по которым мы больше не вместе. Его безразличие вызвало у меня необоснованное раздражение. Он мне ничего не должен, но мог хотя бы сделать вид, что ему не все равно.

Вчера вечером я ему вообще ничего не ответила. Вместо этого я положила телефон и уставилась на трещину под стеной – ту, куда исчез муравей. Интересно, найдет ли он там других муравьев, или он одинок. Может, он такой же, как я, и испытывает неприязнь к другим муравьям.

Сложно сказать, откуда у меня столь глубокая антипатия к людям, но если бы мне пришлось заключить пари, я бы сказала, что это прямое следствие того, что от меня была в ужасе собственная мать.

Возможно, в ужасе – преувеличение. Но она определенно не доверяла мне, когда я была ребенком. И держала меня в относительном уединении от людей вне школы, потому что боялась того, что я могу сделать во время многочисленных эпизодов лунатизма. Эта паранойя перетекла и во взрослый возраст, и к тому времени я уже сформировалась как личность. Одиночка. Почти без друзей и со скудной общественной жизнью. Именно поэтому сегодня – первое утро, когда я покинула квартиру спустя несколько недель после ее смерти.

Я думала, в свой первый выход на улицу я отправлюсь в место, по которому скучала, например в Центральный парк или в книжный.

И точно не ожидала, что окажусь здесь, в очереди в холле издательства, отчаянно молясь, что это предложение, каким бы оно ни было, позволит мне заплатить аренду и меня не выселят. Но вот я здесь, и на предстоящей встрече решится, окажусь ли я без крыши над головой или получу работу, которая позволит мне искать новое жилье.

Опускаю взгляд и разглаживаю белую рубашку, которую Джереми одолжил мне в уборной через дорогу. Надеюсь, я выгляжу не слишком глупо. Возможно, получится выйти из ситуации, сделать вид, что ношение мужских рубашек в два раза большего размера, чем мой, – какой-то новый модный тренд.

– Хорошая рубашка, – говорит кто-то у меня за спиной.

Поворачиваюсь на звук голоса и с изумлением вижу Джереми.

Он что, меня преследует?

Подходит моя очередь, я протягиваю охраннику водительское удостоверение и смотрю на Джереми, заметив, что на нем новая рубашка.

– Ты что, хранишь запасные рубашки в карманах брюк?

Буквально недавно он отдал мне ту, которая была на нем.

– Мой отель в соседнем квартале. Сходил, переоделся.

Его отель. Многообещающе. Если он живет в отеле, возможно, он здесь не работает. А если он здесь не работает, возможно, он не относится к издательской индустрии. Сама не знаю почему, но я не хочу, чтобы он работал в издательской индустрии. Я понятия не имею, с кем мне предстоит встречаться, но после сегодняшнего-то утра надеюсь, что с ним это никак не связано.

– Значит, вы не работаете в этом здании?

Он достает документы и протягивает охраннику.

– Нет, я здесь не работаю. У меня встреча на четырнадцатом этаже.

Ну разумеется.

– У меня тоже, – отвечаю я.

У него на губах появляется мимолетная улыбка и так же быстро исчезает, словно он вспоминает о случившемся на улице и решает, что прошло еще слишком мало времени, чтобы не принимать это во внимание.

– Насколько велики шансы, что мы направляемся на одну и ту же встречу?

Он забирает документы у охранника, который показывает нам в сторону лифтов.

– Не знаю, – признаюсь я. – Мне не сказали, почему именно я здесь.

Мы заходим в лифт, и он нажимает кнопку четырнадцатого этажа. Поворачивается ко мне лицом, достает из кармана галстук и принимается его надевать.

Я не могу отвести взгляда от его обручального кольца.

– Вы писатель? – спрашивает он.

Я киваю.

– А вы?

– Нет. Моя жена, – он затягивает галстук и фиксирует его на месте. – Может быть, я знаю какое-нибудь из ваших произведений?

– Сомневаюсь. Мои книги никто не читает.

У него приподнимаются уголки губ.

– В мире не так много Лоуэн. Уверен, я смогу выяснить, что за книги вы пишете.

Зачем? Он правда хочет их прочитать? Он опускает взгляд на телефон и начинает печатать.

– Я не говорила, что публикуюсь под своим настоящим именем.

Джереми не отрывается от телефона, пока не открываются двери лифта. Он делает к ним шаг, но поворачивается ко мне и замирает в проходе. Поднимает телефон и улыбается.

– Вы пишете не под псевдонимом. А под своим именем, Лоуэн Эшли, и, как ни смешно, именно с этим автором я встречаюсь сегодня в девять тридцать.

Я наконец увидела эту улыбку, и какой бы роскошной она ни была, больше я ее видеть не желаю.

Он только что нашел меня в Гугле. И хотя моя встреча начинается в девять, а не в девять тридцать, кажется, он знает о ней больше, чем я. Если мы действительно направляемся на одну и ту же встречу, наши шансы столкнуться на улице кажутся довольно сомнительными. С другой стороны, не так уж странно, что мы оказались в одно время в одном месте, если учесть, что мы шли в одном направлении на одну и ту же встречу, и поэтому стали свидетелями одного и того же происшествия.

Джереми отступает в сторону, и я выхожу из лифта. Открываю рот, готовясь заговорить, но он делает несколько шагов назад.

– Увидимся.

Я совершенно его не знаю и не представляю, как он связан с предстоящей встречей, но даже не учитывая деталей утреннего происшествия, я ничего не могу поделать – мне нравится этот парень. Он в буквальном смысле слова отдал мне последнюю рубашку.

Улыбаюсь, прежде чем он исчезает за углом.

– Хорошо. Увидимся.

Он улыбается в ответ.

– Хорошо.

Смотрю ему вслед, он поворачивает налево и исчезает. Оказавшись вне поля его зрения, мне удается немного расслабиться. Утро выдалось… Насыщенное. Увиденное происшествие, пребывание в замкнутых пространствах с этим смущающим меня незнакомцем, все это странно. Опираюсь ладонью на стену. Какого черта…

– Ты вовремя, – замечает Кори. Его голос меня пугает. Поворачиваюсь и вижу, как он подходит по коридору с противоположной стороны. Наклоняется и целует меня в щеку. Я напрягаюсь.

– Ты всегда опаздываешь.

– Я бы пришла еще раньше, но… – Я умолкаю. И не объясняю, что именно меня задержало. Похоже, его это совершенно не интересует, потому что он уходит в том же направлении, что и Джереми.

– На самом деле встреча назначена на половину десятого, но я предположил, что ты опоздаешь, и сказал тебе приходить к девяти.

Я замираю, глядя ему вслед. Какого черта, Кори? Если бы он сказал мне приходить в девять тридцать, а не девять, я бы не стала свидетелем того происшествия на улице. Меня бы не обрызгало кровью незнакомого человека.

– Ты идешь? – спрашивает Кори, останавливается и оглядывается на меня.

Я скрываю свое раздражение. Это привычно для меня, когда я нахожусь в его обществе.

Мы заходим в пустой конференц-зал. Кори закрывает за нами дверь, и я сажусь за стол. Он занимает место рядом, во главе стола, и поворачивается ко мне лицом. Я пытаюсь не хмуриться, глядя на него после перерыва в общении продолжительностью в несколько месяцев, но он не изменился. Все такой же аккуратный, ухоженный, с галстуком, в очках, с улыбкой на губах. Как всегда, полная противоположность мне.

– Ужасно выглядишь.

Я говорю так, потому что он выглядит не ужасно. Он никогда не выглядит ужасно и об этом знает.

– А ты выглядишь отдохнувшей, просто восхитительно.

Он говорит это, потому что я никогда не выгляжу ни отдохнувшей, ни восхитительно. Я всегда выгляжу устало и, возможно, даже уныло.

– Как мама?

– Умерла на прошлой неделе.

Этого Кори не ожидал. Он откидывается на спинку стула и наклоняет голову.

– Почему ты мне не сказала?

А почему ты спрашиваешь только сейчас? Пожимаю плечами.

– Я еще осознаю.

Мама жила со мной последние девять месяцев – с тех пор, как у нее диагностировали рак толстой кишки четвертой стадии. Она умерла в прошлую среду, спустя три месяца после пребывания в хосписе. В последние месяцы мне почти не удавалось уходить из квартиры, потому что она зависела от меня во всем – я поила ее, кормила, переворачивала в кровати. Когда состояние ухудшилось, я вообще не могла оставить ее одну, и поэтому не выходила из квартиры несколько недель. К счастью, интернет и кредитка с легкостью позволяют жить на Манхэттене, вообще не выходя из дома. Доставить могут все что угодно.

Забавно, что один из самых густонаселенных городов может при этом быть раем для агорафобов.

– Ты в порядке? – спрашивает Кори.

Скрываю собственное беспокойство за улыбкой, понимая, что его забота – лишь формальность.

– Ничего. Это было ожидаемо, поэтому стало проще.

Я просто говорю то, что он, как я думаю, ожидает услышать. Не знаю, как он отреагирует на правду – что я испытываю облегчение после ее смерти. Мать приносила в мою жизнь лишь чувство вины. Ни больше ни меньше. Лишь постоянное чувство вины.

Кори направляется к столешнице, где стоят выпечка к завтраку, бутылки с водой и графин.

– Ты голодна? Хочешь пить?

– Выпила бы воды.

Он берет две бутылки, протягивает одну мне и возвращается на место.

– Нужна помощь с завещанием? Уверен, Эдвард сможет помочь.

Эдвард – юрист в литературном агентстве Кори. Агентство небольшое, и многие писатели обращаются к Эдварду по разным вопросам. К сожалению, мне его помощь не понадобится. В прошлом году, когда я подписывала договор об аренде двухкомнатной квартиры, Кори пытался убедить меня, что я ее не потяну. Но мама настояла, что хочет умереть с достоинством – в собственной комнате. А не в доме престарелых. Не в больнице. Не в больничной кровати посреди моей крошечной квартирки. Она хотела собственную спальню со своими вещами.

Она пообещала, что деньги, которые останутся на ее счету после смерти, помогут мне наверстать упущенное время писательской карьеры. Весь год я жила на остатки гонорара за последний контракт. Но теперь деньги кончились, и на счету моей мамы, как выяснилось, тоже. Это было одним из ее последних признаний перед тем, как она наконец проиграла борьбу с раком. Я бы заботилась о ней независимо от финансовой ситуации. Она была моей матерью. Но тот факт, что она почувствовала необходимость обмануть меня, чтобы я согласилась ее взять к себе, доказывает, насколько ненадежной была наша связь.

Делаю глоток воды и качаю головой.

– Юрист не нужен. Она оставила мне только долги, но спасибо за предложение.

Кори морщит губы. Ему известна моя финансовая ситуация, потому что это он отправляет мне гонорары, как мой литературный агент. И поэтому теперь он смотрит на меня с жалостью.

– Скоро придет гонорар за зарубежное издание, – сообщает он, будто я не в курсе каждого пенни, который должен мне поступить в ближайшие полгода. Будто я уже не потратила эти деньги.

– Знаю. Я справлюсь.

Я не знаю, как обсуждать свое финансовое положение с Кори. С кем угодно.

Кори пожимает плечами, явно сомневаясь в моих словах. Опускает взгляд и поправляет галстук.

– Надеюсь, это предложение принесет пользу нам обоим, – говорит он.

Какое облегчение – он сменил тему.

– Зачем нужна личная встреча с издателем? Ты же знаешь, я предпочитаю решать вопросы по электронной почте.

– Вчера они запросили личную встречу. Сказали, что у них есть работа, которую они хотят с тобой обсудить, но рассказать подробности по телефону они не могут.

– Я думала, ты работаешь над новым контрактом с моим предыдущим издателем.

– Твои книги расходятся неплохо, но все же недостаточно хорошо, чтобы договориться о новом контракте без твоего присутствия. Ты должна поддерживать активность в социальных сетях, отправиться в тур, сформировать базу фанатов. Одних продаж недостаточно, чтобы держаться на плаву в условиях нынешнего рынка.

Этого я и боялась. Обновление контракта с текущим издателем было моей последней финансовой надеждой. Гонорары за предыдущие книги иссякли вместе с продажами. И последний год я очень мало писала из-за постоянного ухода за мамой, поэтому мне нечего предложить издательствам.

– Я понятия не имею, что предложит «Пантем» и будет ли это тебе вообще интересно, – говорит Кори. – Мы должны будем подписать соглашение о неразглашении, прежде чем они сообщат нам подробности. Любопытно, к чему такая секретность. Я стараюсь не возлагать особых надежд, но возможностей множество, и у меня хорошее предчувствие. Они нам нужны.

Он говорит нам, потому что, если я приму предложение, он в любом случае получит пятнадцать процентов. Стандартная клиентская плата агенту. Нестандартно то, что мы провели шесть месяцев в отношениях и занимались сексом еще два года после расставания.

Наши сексуальные отношения продлились так долго, потому что у него, как и у меня, не было никого, к кому бы мы относились серьезно. Нам было удобно до определенного момента. Но настоящие отношения продлились так мало, потому что он был влюблен в другую женщину.

И неважно, что другая женщина в наших отношениях тоже была мной.

Должно быть, легко запутаться, когда влюбляешься в слова писателя до личной встречи с писателем. Некоторым людям трудно отделить персонаж от человека, который его создал. Кори, как ни странно, из этих людей, хоть и работает литературным агентом. Он влюбился в женского протагониста моего первого романа «Открытый финал» еще до того, как поговорил со мной лично. Он посчитал, что личность персонажа была близким отражением моей собственной, хотя на самом деле я была ее абсолютной противоположностью.

Кори был единственным агентом, ответившим на мой запрос, и даже этот ответ пришел лишь через несколько месяцев. Его письмо состояло лишь из нескольких предложений, но их оказалось достаточно, чтобы снова вдохнуть жизнь в мою умирающую надежду.

Я прочитал Вашу рукопись, «Открытый финал», за несколько часов. Я верю в эту книгу.

Если Вы по-прежнему ищете агента, позвоните мне.

Его письмо пришло утром в четверг. Уже два часа спустя между нами состоялся исчерпывающий телефонный разговор о моей рукописи. В пятницу днем мы встретились, чтобы выпить кофе, и подписали контракт.

К вечеру субботы мы переспали три раза.

Не думаю, что наши отношения нарушили какой-то этический кодекс, но уверена, это сыграло определенную роль в их краткосрочности. Когда Кори выяснил, что я совсем не похожа на свой персонаж, он понял, что мы друг другу не подходим. Я не была героической. Я не была простой. Я оказалась сложной. Эмоциональная загадка, которую, как оказалось, он не был готов решать.

Впрочем, я и не хотела, чтобы меня разгадывали.

Как ни трудно было состоять с ним в отношениях, быть его клиентом оказалось удивительно легко. И поэтому после нашего расставания я решила не менять агентство – когда дело касалось моей карьеры, он был преданным и беспристрастным.

– Выглядишь немного измученно, – говорит Кори, прерывая мои размышления. – Нервничаешь?

Я киваю, надеясь, что он спишет мое поведение на волнение, потому что я не хочу объяснять, почему выгляжу измученной. Я вышла из квартиры два часа назад, но такое впечатление, что за эти два часа произошло больше, чем за весь предыдущий год. Опускаю взгляд на свои ладони… Руки… В поисках следов крови. Ее там больше нет, но я по-прежнему ее чувствую. Чувствую ее запах.

Руки все еще дрожат, и я продолжаю прятать их под столом. Теперь, оказавшись здесь, я понимаю, что, возможно, приходить мне не стоило. С другой стороны, мне нельзя упускать возможный контракт. Не сказать, чтобы на меня сыпались предложения, и если я не подпишу что-нибудь в ближайшее время, придется искать постоянную работу. А если я устроюсь на постоянную работу, у меня почти не останется времени писать. Зато я хотя бы смогу оплачивать счета.

Кори достает из кармана носовой платок и вытирает пот со лба. Он потеет только когда нервничает. А тот факт, что он нервничает, заставляет меня нервничать еще сильнее.

– Нам нужен тайный сигнал на случай, если тебя не заинтересует предложение?

– Давай послушаем, что они предложат, а потом мы можем попросить дать нам переговорить наедине.

Кори щелкает ручкой и выпрямляется на стуле, словно целится перед сражением.

– Разговоры предоставь мне.

В любом случае я так и планировала. Он харизматичен и очарователен. Крайне сомневаюсь, что хоть кто-то сможет охарактеризовать подобным образом меня. Лучше, если я просто буду сидеть и слушать.

– Как ты одета? – Кори озадаченно рассматривает мою одежду, заметив ее только сейчас, хотя провел со мной последние пятнадцать минут.

Опускаю взгляд на свою огромную рубашку. В какой-то момент я и забыла, как глупо выгляжу.

– Сегодня утром я пролила кофе на свою рубашку, пришлось переодеться.

– Чья это рубашка?

Пожимаю плечами.

– Может, твоя. Она висела у меня в шкафу.

– Ты вышла из дома в таком виде? Больше надеть было нечего?

– А что, разве не стильно смотрится?

Это сарказм, но Кори не понимает. Он морщит лицо.

– Нет. А ты хотела выглядеть стильной?

Какой придурок. Но он хорош в постели, как и большинство придурков.

Я даже испытываю облегчение, когда дверь открывается и заходит женщина. За ней следует, как-то очень комично, пожилой мужчина – настолько близко, что он врезается в ее спину, когда она останавливается.

– Черт, Баррон. – Слышу я ее бормотание.

Сдерживаю улыбку, подумав, что Черт Баррон может быть его настоящим именем.

Последним заходит Джереми. Он украдкой кивает мне, чтобы не заметили остальные.

Женщина одета лучше, чем я когда-либо в жизни, у нее короткие черные волосы и такая красная помада, что в девять утра это даже немного раздражает. Похоже, она самая главная, потому что она пожимает руку Кори и потом мне, пока господин Баррон осматривается.

– Аманда Томас, – представляется она. – Я издатель из «Пантем Пресс». Это Баррон Стивенс, наш юрист, и Джереми Кроуфорд, наш клиент.

Мы с Джереми пожимаем друг другу руки, и ему прекрасно удается сделать вид, будто у нас не было крайне странного утра. Он тихо садится напротив меня. Я стараюсь на него не смотреть, хотя мой взгляд, кажется, стремится исключительно туда. Не представляю, почему он вызывает у меня больше интереса, чем вся сегодняшняя встреча.

Аманда достает из портфеля папки и кладет их передо мной и Кори.

– Благодарю, что согласились с нами встретиться, – говорит она. – Мы не хотим тратить ваше время впустую, поэтому перейду сразу к делу. Один из наших авторов не в состоянии выполнить контракт по медицинским причинам, и мы ищем писателя с опытом работы в том же жанре, которому может быть интересно закончить три оставшиеся книги в серии.

Бросаю взгляд на Джереми, но по непроницаемому выражению его лица ничего нельзя сказать о его роли на этой встрече.

– Кто этот автор? – уточняет Кори.

– Мы с удовольствием расскажем вам детали и условия, но перед этим просим подписать соглашение о неразглашении. Мы хотим сохранить текущую ситуацию нашего автора в тайне от СМИ.

– Разумеется, – говорит Кори.

Я молча соглашаюсь, мы оба просматриваем условия соглашений и их подписываем. Кори подвигает их обратно к Аманде.

– Ее зовут Верити Кроуфорд, – сообщает та. – Уверена, вам знакомы ее работы.

Как только звучит имя Верити, Кори напрягается. Разумеется, нам знакомы ее работы. Ее знают все. Я отваживаюсь бросить взгляд в сторону Джереми. Верити его жена? У них одинаковые фамилии. Внизу он сказал, что его жена – писатель. Но почему он пришел на встречу по ее делам? На встречу, куда она даже не явилась?

– Да, имя знакомое, – говорит Кори, не раскрывая карт.

– У Верити очень успешный цикл романов, и мы крайне не заинтересованы прервать его, – продолжает Аманда. – Наша задача – найти писателя, который захочет принять участие, закончить цикл, завершить книжные туры, писать пресс-релизы и все остальное, чем обычно занимается Верити. Мы планируем выпустить пресс-релиз и представить публике нового соавтора, сохранив как можно больше приватности для Верити.

Книжные туры? Пресс-релизы?

Теперь Кори смотрит на меня. Он знает, что этот аспект меня не устраивает. Многим авторам прекрасно удается взаимодействовать с читателями, но я настолько неловкая, что боюсь, что если читатели увидят меня лично, они зарекутся читать мои книги. Я всего один раз устраивала автограф-сессию и не могла перед этим спать по ночам целую неделю. Во время сессии мне было так страшно, что я едва могла говорить. А на следующий день получила электронное письмо от читательницы, которая заявила, что я вела себя с ней, как высокомерная сучка, и она больше никогда не будет читать мои книги.

Именно поэтому я сижу дома и пишу. Думаю, представление обо мне куда лучше меня реальной.

Ничего не говоря, Кори открывает папку, которую протягивает ему Аманда.

– Какую компенсацию получит миссис Кроуфорд за три романа?

Черт Баррон отвечает на этот вопрос:

– Условия контракта Верити с издательством останутся прежними, и, разумеется, не раскрываются. Все гонорары получит Верити. Но мой клиент, Джереми Кроуфорд, готов выплатить по семьдесят пять тысяч за книгу.

Когда я слышу такую сумму, все внутри сжимается. Но воодушевление быстро испаряется, когда я осознаю грандиозность задачи. Из малоизвестного писателя мне придется стать соавтором литературной сенсации – возможно, для меня такой прыжок высоковат. Я чувствую тревогу, даже просто думая о такой вероятности.

Кори наклоняется вперед и складывает руки перед собой на столе.

– Я так понимаю, уровень оплаты обсуждаем.

Я пытаюсь привлечь внимание Кори. Хочу дать ему понять, что обсуждать тут нечего. Я точно не смогу принять предложение закончить этот цикл книг, я слишком нервничаю, чтобы их писать.

Черт Баррон выпрямляется на стуле.

– При всем уважении, Верити Кроуфорд потратила более десяти лет на развитие своего бренда. Бренда, которого иначе бы не существовало. Предложение касается трех книг. Семьдесят пять тысяч за книгу, вместе получается двести двадцать пять тысяч долларов.

Кори бросает ручку на стол и откидывается на спинку стула, делая вид, что не впечатлен.

– Каковы сроки сдачи работы?

– Мы уже отстаем от графика, поэтому нам хотелось бы увидеть первую книгу через полгода после подписания контракта.

Когда она говорит, я не могу оторвать взгляда от красной помады, размазанной у нее по зубам.

– Сроки сдачи двух других можем обсудить. В идеале нам хотелось бы завершить контракт в течение двух лет.

Я чувствую, как Кори делает в голове подсчеты. Интересно, он высчитывает свою долю или мою? Кори получит пятнадцать процентов. Это почти тридцать четыре тысячи долларов просто за то, что на этой встрече он представляет меня в качестве агента. Половина уйдет на налоги. В результате на моем счету окажется даже меньше ста тысяч. В лучшем случае пятьдесят за год.

За предыдущие романы я получала почти в два раза меньше, но этого недостаточно, чтобы убедить меня присоединиться к такой успешной серии. Разговор становится абсолютно бессмысленным, ведь я уже знаю, что откажусь. Когда Аманда достает официальный контракт, я прочищаю горло и подаю голос.

– Я очень ценю ваше предложение, – начинаю я. И смотрю прямо на Джереми, чтобы он знал, что я говорю искренне. – Правда. Но если вы собираетесь подключить кого-то, чтобы он стал новым лицом цикла, я уверена, что найдутся другие авторы, которые подойдут для этого гораздо лучше меня.

Джереми молчит, но теперь смотрит на меня с гораздо большим любопытством. Я встаю и готовлюсь уйти. Я расстроена результатом, но еще больше расстроена тем, что мой первый день за пределами квартиры оказался настоящим бедствием в столь многих смыслах. Я готова ехать домой и принять душ.

– Я бы хотел переговорить с моей клиенткой, – заявляет Кори, быстро вставая.

Аманда кивает, тоже встает и закрывает портфель.

– Мы пойдем, – говорит она. – Условия прописаны у вас в папках. У нас на примете есть еще два писателя, если вам это не подходит, поэтому постарайтесь сообщить нам окончательное решение не позднее завтрашнего вечера.

Только Джереми продолжает сидеть за столом. За все это время он не произнес ни единого слова. Аманда наклоняется вперед, чтобы пожать мне руку.

– Если возникнут вопросы, пожалуйста, обращайтесь. Буду рада помочь.

– Спасибо, – благодарю я. Аманда и Черт Баррон выходят, но Джереми продолжает смотреть на меня. Кори переводит взгляд то на него, то на меня, дожидаясь, когда Джереми выйдет. Но вместо этого Джереми подается вперед и пристально смотрит мне в глаза.

– Можно пару слов с вами наедине? – спрашивает Джереми у меня. Он бросил взгляд на Кори, но не спрашивая разрешения – скорее предлагая тому выйти.

Кори смотрит на Джереми, растерявшись от такой наглой просьбы. Судя по тому, как Кори медленно поворачивается ко мне, прищурив глаза, он хочет, чтобы я отказала. Весь его вид говорит: «Ты только посмотри, каков наглец!»

Но он не знает, что я страстно желаю остаться наедине с Джереми. Я хочу, чтобы все ушли, особенно Кори, потому что у меня вдруг появилось к Джереми множество новых вопросов. Про его жену, почему они выбрали меня, почему она больше не в состоянии закончить книжную серию.

– Я не против, – сообщаю я Кори.

У него на лбу пульсирует вена, он пытается скрыть раздражение. Сжав челюсть, он сдается и наконец покидает конференц-зал.

Остаемся только мы с Джереми.

Опять.

Если считать лифт, мы в третий раз оказываемся наедине в замкнутом пространстве с тех пор, как столкнулись сегодня утром. Но я впервые чувствую столько нервной энергии. И уверена, что вся она исходит от меня. Джереми почему-то выглядит так же спокойно, как когда он помогал отмыться от крови прохожего меньше часа назад.

Джереми откидывается на спинку стула и проводит руками по лицу.

– Господи, – бормочет он, – встречи с издателями всегда такие чопорные?

Я смеюсь.

– Не знаю. Обычно я делаю это по электронной почте.

– Понимаю почему.

Он встает и берет бутылку воды. Возможно, дело в том, что теперь я сижу и он такой высокий, но я не помню, чтобы раньше я чувствовала себя в его присутствии такой маленькой. Теперь, когда я знаю, что он женат на Верити Кроуфорд, я смущаюсь еще сильнее, чем когда стояла перед ним в юбке и бюстгальтере.

Он продолжает возвышаться надо мной и опирается на столешницу, скрестив лодыжки.

– Вы как? У вас было не слишком много времени, чтобы прийти в себя после происшествия на переходе.

– Как и у вас.

– Я в порядке. – Опять это слово. – Уверен, у вас есть вопросы.

– Тонны, – признаю я.

– Что именно вы хотите узнать?

– Почему ваша жена не может закончить цикл?

– Она попала в автокатастрофу, – говорит он. Ответ звучит механически, словно он заставляет себя отключить эмоции.

– Простите. Я не слышала об этом. – Я ерзаю на месте, не зная, что еще сказать.

– Сначала мне не слишком понравилась идея, чтобы кто-то закончил писать книги по контракту за нее. Я надеялся, что она полностью выздоровеет. Но… – Он делает паузу. – Вот, пожалуйста.

Теперь я понимаю, почему он так себя вел. Он казался немного замкнутым и тихим, но теперь я знаю, что эта тишина – просто скорбь. Физически осязаемая скорбь. Не знаю, в чем именно причина: в том, что случилось с его женой, или в том, о чем он рассказал мне тогда в туалете – что несколько месяцев назад погибла его дочь. Но этот человек явно чувствует здесь себя не в своей тарелке, и ему приходится принимать такие тяжелые решения, какие большинству людей не встречаются на протяжении всей жизни.

– Мне очень жаль.

Он кивает, но продолжает молчать. И возвращается на свое место, отчего у меня сразу возникают вопросы, не думает ли он, что я по-прежнему обдумываю предложение. Я не хочу больше терять его время.

– Я ценю предложение, Джереми, но, честно говоря, оно для меня не слишком комфортно. Я совсем не публичный человек. Я даже не понимаю, почему издатель вашей жены обратился первым делом ко мне.

– «Открытый финал», – говорит Джереми.

Я напрягаюсь, когда он называет одну из написанных мной книг.

– Это была одна из любимых книг Верити.

– Ваша жена читала мою книгу?

– Она говорила, вы станете следующей сенсацией. Это я посоветовал вас издателю, потому что Верити считает, что у вас схожий стиль письма. Если кто-то должен продолжить цикл за Верити, то я хочу, чтобы это был человек, чьи работы она уважает…

Я качаю головой.

– Ого… Очень приятно, но… Я не могу.

Джереми молча наблюдает за мной, наверное удивляясь, почему я не реагирую на эту возможность, как отреагировало бы большинство писателей. Он не может меня понять. В обычной ситуации я бы гордилась, но сейчас это кажется неправильным. Я чувствую, что должна быть более открытой, хотя бы потому, что сегодня утром он оказал мне любезность. Но даже не знаю, с чего начать.

Джереми подается вперед, в его глазах сверкает любопытство. Он пристально смотрит на меня, опускает кулак на стол и встает. Я предполагаю, что встреча окончена, и тоже начинаю вставать, но Джереми направляется не к двери. Он идет к стене, увешанной наградами в рамках, и я опускаюсь обратно на стул. Он рассматривает награды, повернувшись ко мне спиной. Потом проводит пальцами по одной из них, и я понимаю, что это награда его жены. Он вздыхает и снова поворачивается ко мне.

– Вы когда-нибудь слышали о людях, которых называют хрониками? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Думаю, Верити могла придумать этот термин. Когда умерли наши дочери, она сказала, что мы хроники. У нас хроническая предрасположенность к трагедиям. Одно ужасное происшествие следует за другим.

Несколько секунд я молча смотрю на него, осознавая услышанное. Он уже говорил, что потерял дочь, но теперь он использует множественное число.

– Дочери?

Он вздыхает. Обреченно выдыхает.

– Да. Близнецы. Мы потеряли Частин за полгода до смерти Харпер. Было… – Ему уже не удается абстрагироваться от собственных эмоций так же хорошо, как прежде. Он проводит рукой по лицу и снова садится на стул. – Некоторым семьям везет, и им никогда не приходится переживать трагедий. Но есть такие семьи, за которыми трагедии словно следуют по пятам. То, что может пойти не так, идет не так. И становится все хуже.

Я не знаю, зачем он мне это рассказывает, но мне все равно. Мне нравится слушать его голос, даже если слова печальны.

Он вращает на столе бутылку с водой, задумчиво на нее глядя. Создается впечатление, что он попросил остаться со мной наедине не для того, чтобы заставить меня передумать. Он просто хотел побыть один. Возможно, ему было невыносимо слушать подобные обсуждения его жены, и он хотел, чтобы все ушли. Это меня утешает – быть наедине со мной для него все равно что быть одному.

А может, он всегда чувствует себя одиноко. Как наш старый сосед, который, судя по описанию, определенно был хроником.

– Я выросла в Ричмонде, – рассказываю я. – Наш сосед потерял всех трех членов своей семьи меньше чем за два года. Его сын погиб на войне. Через полгода умерла от рака жена. А потом в автокатастрофе погибла дочь.

Джереми перестает вращать бутылку и отодвигает ее от себя на несколько сантиметров.

– И что с ним теперь?

Я напрягаюсь. Но ожидала такого вопроса.

Дело в том, что этот человек не смог перенести потерю всех близких. Он совершил самоубийство через несколько месяцев после гибели дочери, но говорить об этом Джереми, который по-прежнему горюет из-за смерти собственных дочерей, было бы жестоко.

– По-прежнему живет в том же городе. Но снова женился несколько лет спустя. У него несколько приемных детей и внуков.

Что-то в выражении лица Джереми подсказывает мне, что он знает, что я лгу, но ценит это.

– Вам придется провести некоторое время в кабинете Верити, изучить ее материалы. Там хранятся черновики и заметки за много лет – а я понятия не имею, что с ними делать.

Я качаю головой. Он что, меня совсем не слушал?

– Джереми, я же сказала, я не…

– Юрист вас обманывает. Скажите агенту, чтобы запросил полмиллиона. Скажите, что будете работать без привлечения прессы, под псевдонимом, с железным соглашением о неразглашении. Так все, что вы пытаетесь скрыть, останется в тайне.

Я хочу сказать ему, что не пытаюсь скрыть ничего, кроме собственной неловкости, но, прежде чем я успеваю что-либо ответить, он направляется к двери.

– Мы живем в Вермонте, – продолжает он. – После подписания контракта я дам вам адрес. Можете оставаться у нас так долго, сколько понадобится, чтобы изучить ее кабинет.

Взявшись за ручку двери, он замирает. Я открываю рот, чтобы снова возразить ему, но произношу лишь одно слово – неуверенное «хорошо».

Он задерживает на мне взгляд, словно хочет сказать что-то еще. А потом тоже говорит:

– Хорошо.

Открывает дверь и выходит в коридор, где ждет Кори. Кори проскакивает мимо него обратно в конференц-зал и закрывает за собой дверь.

Я сижу, опустив взгляд на стол, сбитая с толку происходящим. Почему мне предлагают столь внушительную сумму денег за работу, хотя я даже не уверена, что смогу ее сделать? Полмиллиона долларов? И я смогу писать под псевдонимом, без тура и публичных выступлений? Как так получилось, что я такого сказала?

– Он мне не нравится, – заявляет Кори, плюхаясь на стул. – Что он тебе сказал?

– Сказал, что они предлагают слишком мало, что я должна потребовать полмиллиона и отсутствие публичности.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Кори задыхается от изумления. Берет мою бутылку воды и делает глоток.

– Черт.

Загрузка...