Детство мое не обошлось без мистических странностей.
Когда я родилась, мои бабушка и дедушка купили деревенский дом в Ярославской области – это была настоящая русская деревня, окруженная лесами, полями и болотами. Волга, сырые туманы, которые каждый вечер призрачными драконами выползали из оврагов, густой запах полевых трав, и особенная атмосфера, которая бывает только в глуши, где так тонка грань между мистикой и реальностью.
Однажды вот что случилось.
Проснулась я посреди ночи. Было мне тогда лет десять. Бабушка с дедушкой в большом доме спали, а я отбила себе право занять веранду – я всегда была интровертом и дорожила одиночеством. И вот просыпаюсь – сна ни в одном глазу. Выйти из дома нельзя – у стариков сон чуткий, дедушка – бывший моряк с крутым норовом, за ночные шатания и огрести можно. Я подошла к окну и распахнула его. На ясном небе тускло сиял полный диск луны, туман был похож на рваное платье невесты-призрака. И мне вдруг так отчаянно захотелось в эту прохладную волшебную ночь – просто плыть по ней, без цели, без направления, без жажды результата. Священное поклонение ночи как оно есть.
Я накинула на плечи шерстяную кофту и осторожно выбралась из окна. Трава была мокрой, и мои ноги покрылись мурашками. Но я все равно пошла вперед.
В деревнях народ любопытный, мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из окна увидел, как внучка москвичей в одной ночнушке по деревне ночью шастает. Поэтому шла я очень осторожно, как дворовый кот, который привык круглосуточно пребывать в состоянии воинской бдительности. И только добравшись до поля, сразу за которым начинался лес, я расслабилась. Здесь я совершенно точно была совсем одна.
Нет, я не была настолько безрассудна, чтобы углубиться в лес, совсем одной, в неподходящей одежде, пусть в июньскую, но все-таки северную ночь. Я просто дошла до его кромки и остановилась, завороженная. В ту ночь я впервые почувствовала, что лес – это какое-то совершенно другое мистическое пространство, которое живет по своим энергетическим законам. Я чувствовала, что тьма вокруг – одушевленная, что она населена сотнями существ, которых люди не видят, не воспринимают, не хотят замечать. Я стояла на кромке леса, с распахнутым сердцем, и мне хотелось слиться с этой темнотой и раствориться в ней. Потом я испытаю похожее ощущение на одном из первых моих магических посвящений. Волшебное ощущение – как будто бы тебя больше не существует вовсе, как будто бы с тебя сорваны все маски, и ты – просто пустота. Пустота, на которую можно записать все что угодно – любую личность, программу, состояние, социальную маску.
Еще в той деревне был интересный случай – кстати, в то же лето, когда я впервые познакомилась с красотой и силой Тьмы.
В крайнем доме женщина жила – тогда она казалась мне очень пожилой, но сейчас я понимаю, что ей едва ли шестьдесят исполнилось. Она была высокая, прямая и неприветливая, и в деревне поговаривали, что она сумасшедшая. Опасной и буйной она не выглядела, но детям с ней почему-то общаться запрещали.
Но, как известно, запретный плод сладок, особенно если ты романтична и тебе всего десять лет. Однажды мы с друзьями решились на шалость – проникнуть во двор к той женщине и сквозь окошко подсмотреть, чем же она в доме своем занимается. Огорода у нее не было, и на улицу она выходила очень редко.
Мы тихонько подкрались к калитке, просунули руку между гниловатых прутьев, открыли бесхитростный замок и, сдавленно хихикая, подкрались к задней стенке дома. Но не успели мы выбрать самое удобное окно, как услышали сзади недовольное покашливание. Хозяйка дома заметила незваных гостей раньше, чем мы увидели ее, и подошла к нам со спины. Если мы и испугались, то только на мгновение, потому что женщина смотрела на нас с приветливой улыбкой. А потом даже пригласила войти к ней в дом. В мыслях промелькнул сказочный сюжет о Гензеле и Гретель, но любопытство было сильнее.
Женщина усадила нас за стол, налила чаю и достала из печи горячую картошку – кожура была черной от золы. В ее доме было уютно и чисто, пахло травами, под ногами меховыми шнурками вились ее назойливые сытые коты. Она рассказала, что у нее в избе домовой живет, Тимошка. Мы, конечно, не поверили – мы были советскими детьми, воспитывались в атмосфере научного атеизма. Но слушать ее было интересно.
А в какой-то момент она сказала: «Давайте я вас с Тимошкой познакомлю!» Мы переглянулись, было волнительно и жутко. И пусть мое сознание было изрядно замусорено коридорными представлениями об устройстве Вселенной, но тело словно почувствовало приближение чуда. По коже прохладной волной пробежали мурашки.
– Тимошка! – позвала она кого-то за своей спиной. – Тимошка, поздоровайся с нашими гостями.
И вдруг за стеной начали стучать. Деликатный стук – три или четыре удара. Мы точно знали, что странная женщина живет в одиночестве, в доме никого, кроме нее и нас, не было.
Мои друзья начали подбирать аргументы – как женщина могла показать нам этот фокус. Но я смотрела в ее глаза и осознавала, что нет тут никакого фокуса – просто на моих глазах только что произошло чудо.
Спустя неделю моей бабушке вдруг поступило приглашение. Бабушка моя, Людмила, была склонна к приключениям.
Надо сказать, бабушка происходила из интересной старой московской семьи. Ее родной дед был человеком искусства – знаменитым оперным певцом. Андрей Ильич Савицкий солировал в Большом театре – между прочим, как раз в те годы, когда там блистала и Конкордия Антарова, звезда столичной эзотерической тусовки тридцатых-сороковых годов. Скорее всего, мой прадед был с ней знаком. Забегая чуть вперед, могу сказать, что книга Конкордии Антаровой «Две жизни» попалась на моем пути, когда я делала свои первые осознанные шаги в искусстве магии, и произвела на меня сильнейшее впечатление. Вот такое переплетение пространственно-временных нитей судьбы.
Отец же Андрея Савицкого, бабушкин прадед, был генералом царской армии и женился на пленной турчанке, так что в моем роду – знатная мешанина кровей.
Бабушка в молодости была писаной красавицей, и некоторые считали ее двойником Софи Лорен. Черные как угли глаза, взгляд испепеляющий, точеное лицо, модные платья, на которые она со свойственной красавицам легкомысленностью даже в тяжелые годы спускала последние деньги. В бабушке была Сила, только вот реализовать ее она то ли побоялась, то ли не захотела.
В общем, приглашение мы приняли, и, вооружившись пачкой печенья, прибыли в назначенное время в гости к женщине.
И над чашками с дымящимся чаем нам были поведаны странные вещи, которые сперва показались нам шизофреническим бредом. Хозяйка дома, немного путаясь, сообщила, что мир находится на грани больших перемен и она не может их объяснить, просто чувствует.
– Меня родственники считают ненормальной, – сказала она. – По врачам таскали. Но я же знаю, что чувствую. И вы тоже это чувствуете. – Она перевела взгляд на меня: – Особенно ты.
Я заерзала на стуле, мне было почему-то стыдно признаться, что ничего особенного я не чувствую.
– Все дело в том, что мы здесь не случайно! – торжественно изрекла она. – И дом вы именно здесь купили не случайно. И со мною встретились не просто так. Вы еще вспомните о том, что я вам сказала. – Она снова перевела глаза на меня, взгляд ее был неприятно пристальным: – Особенно ты.
Ее слова я и правда вспоминала часто.
Бабушку мою чаепитие скорее разочаровало. А во мне бушевали подростковые гормоны, желание быть особенной, стремление наделять каждую будничную деталь каким-то сокровенным смыслом.
Несколько лет прошло, та женщина куда-то пропала из деревни, и вот однажды, гуляя по местным лесам с дедом-грибником, я увидела нечто странное. Пусть это будет маленький спойлер – то, что я увидела многими годами позже, стало основой моего художественного романа «Мертвые из Верхнего Лога».
Мое созревание пришлось на свободные разгульные девяностые. Ветер перемен превратился в ураган, Москва была похожа на многоголосую ярмарку, где каждый мог найти товар (и духовный путь) по вкусу.
Мне было тринадцать лет, когда один из школьных преподавателей заметил на моей шее кулончик в виде Будды. Честно говоря, ничего особенного этот кулон для меня не значил, – был кем-то подарен моей маме, а я, сорокой-воровкой порывшись в ее шкатулке, заполучила этот трофей. И это была неслучайная случайность, потому что именно этот латунный Будда косвенно стал для меня ключом в удивительный новый мир, о котором я, домашняя девочка, едва ли узнала бы сама в мои тринадцать лет. Преподаватель заметил кулон и обрадовался – рассказал мне, что он буддист и что он видит в моих глазах что-то похожее на священную пустоту (мне это тогда было совершенно непонятно, да и вообще, подозреваю, что у рассмотренной им сакральности была куда более приземленная природа – скучновато было на уроке). Он подарил мне книгу – знаменитую «Оранжевую книгу» Ошо. Сборник практик и медитаций. Вернувшись домой, я немедленно попробовала некоторые техники и с удивлением поняла, что возможности моего тела и сознания намного более широки, чем я привыкла считать.
И я начала искать «своих». В те годы в Москве пачками открывались эзотерические клубы – от небольших лавочек, торгующих литературой для просветления до каких-то мутных стихийных сборищ полусектантского толка. Мне нравилась эта новая жизнь, нравилась свобода, нравился элемент тайны (разумеется, родителям я ничего о своих похождениях не рассказывала). В общем, то были первые ласточки. В возрасте нежной невинности я впервые, можно сказать, посмотрела Бездне в глаза, соприкоснулась с Абсолютом (конечно, в максимально рафинированной из его форм).
Затем проснулся интерес к «исконно-посконному». Родное, темное, тайное, деревенское. Деревенская магия – традиция сугубо устная. Не существует никаких старинных книг на эту тему. Веками знания передавались шепотом, под покровом ночи и только своим.
Мне было слегка за двадцать, и я загорелась – вот бы найти людей силы, тех, в чьем роду колдовали, те, кто хотя бы краешком судьбы соприкоснулся с истинным темным деревенским колдовством.
Человек я на подъем довольно легкий. Начался период путешествий по российской глубинке. Иногда у таких доморощенных этнографических экспедиций была конкретная цель – я знала о существовании конкретного человека, обладающего силой, и ехала в надежде обратить на себя его внимание, разговорить, получить какие-то знания. Чаще я просто полагалась на Поток – спонтанно выбирала направление, паковала рюкзак и ехала куда глаза глядят. Многие поездки оказывались «холостыми выстрелами» – либо я никого интересного не встречала, либо меня выгоняли, не хотели ничем делиться. Но за годы таких странствий случались и воистину мистические встречи. О некоторых из таких встреч я расскажу на страницах этой книги.
Потом у меня проснулся интерес к магии академичной. Я начала изучать каббалу и западноевропейскую магию, увлеклась Алистером Кроули и даже получила посвящение ордена О.Т.О. В тот период жизни мой дом стал похож на пафосный храм алхимика – артефактов в нем было больше, чем бытовых будничных предметов. Церемониальная западная магия требует знаний и точности. Мои ритуалы были сложными и продуманными, к каждому из них я готовилась не меньше месяца. Я практиковала гоэтию – искусство работы с демонами. Много времени уделяла классической планетарной магии.
А потом вдруг пришло понимание – интереснее всего будет не следовать чьему-то пути, а создать собственный «философский камень», сплав из всех практик, которые были мне известны.
И буддийская классика, и строгий западный церемониал, и темный деревенский шаманизм. Теперь я называю себя интегральным практиком. Но в этой книге я познакомлю вас лишь с одной стороной моих магических экспериментов.