Глава 6. Сирота из Парижа


Русамия. Велидар. 1859 год


Маленькая белокурая девочка сидела на ковре перед горящим камином. В ее руках фарфоровая куколка. Прекрасное творение мастера. Личико улыбается, а блеск огня отражается на ее светлых локонах.

– Мари! – в глубине дома разнесся крик.

Девочка вздрогнула, поспешно поднялась с колен и расправила воздушное платье. Куколку бережно прижала к себе.

– Мари, вы сделали уроки? Я же говорила, никаких игр, пока не закончите домашнее задание. – В гостиную вошла седовласая гувернантка с длинной указкой в руках.

Мари невнятно пролепетала ответ, и женщина нагнулась ниже. Насколько позволяло наглухо застегнутое вдовье платье и затянутый корсет.

– Что? Говорите громче!

– Я все сделала, Зоя Васильевна, – пересиливая себя, громко произнесла Мари по‑русамийски.

Гувернантка сжала тонкими, похожими на птичьи когти пальцами лицо девочки и повертела в разные стороны. Затем взглянула на ее руки.

– Что это?! – вскричала Зоя Васильевна, хватая Мари за ладонь. – Вы где так поранились, юная леди? – На расцарапанной коже остались грязные разводы от пыли. Гувернантка принялась нещадно тереть ее ладонь, но она добилась только того, что вновь сорвала запекшуюся кровь.

Мари всхлипнула и вырвала ручку, обхватывая ею куколку.

– Моя заколка упала и закатилась под кресло, – бормотала она. – Я пыталась ее достать, но поранилась…

– Как можно быть такой неуклюжей! Леди не лезут под кресло, для этого есть слуги. – Зоя Васильевна выпрямилась. – Идите и умойтесь, Мари. А я проверю ваши уроки, и, если вы мне соврали, эта указка, – для наглядности женщина рассекла ею воздух, – научит вас говорить правду.

Мари побледнела, задержала дыхание от испуга и не дышала, пока гувернантка не вышла из гостиной. Никто не заметил, как глаза у куколки сверкнули красным светом. И впервые ее лицо исказилось злобой.


Мари спряталась под одеяло, чтобы не слышать криков, заполонивших дом. Она не понимала, что случилось, но ей было страшно. Тетя Жаклин кричала, что Зоя Васильевна выпрыгнула из окна и сломала шею. Зачем ей надо было прыгать, Мари не знала, но надеялась, что доктор сможет вылечить Зою Васильевну. А пока что у нее, видимо, будет новая гувернантка.


Душевная боль сдавила сердце, и Мари понятия не имела, когда она пройдет. Хотелось забыться сном или напиться до потери пульса, но она беременна. Все, что Мари может, это молча терпеть боль от измены мужа.

Уже три дня она сидела в спальне, не решаясь выйти и посмотреть ему в глаза. Еще рано. Нужно больше времени, чтобы залечить раны.

Мари открыла дверь горничной, которая принесла поднос с едой, и так же молча закрыла за ней. Волосы длинными неухоженными прядями свисали вдоль лица, рукав белого пеньюара порвался. Еда казалась отвратительной, но надо есть ради ребенка. Мари села за туалетный столик, стараясь не смотреть на свое отражение, и через силу запихнула в себя ложку рисовой каши.

– Господи, – она отодвинула тарелку и прикрыла ладонью рот, – я не могу, мама, – прошептала она статуэтке, которая стояла возле зеркала, – не могу.

Мари уронила голову на плечи и горько заплакала, жалея, что от матери у нее осталась лишь фарфоровая куколка. И никаких воспоминаний. Громкий стук в дверь заставил Мари быстро вытереть слезы.

– Кто там? – Она боялась, что снова пришел Георгий умолять о прощении.

– Это я, Ваше Сиятельство. Прошу, откройте дверь, – испуганный лепет служанки заставил Мари поторопиться.

– Что случилось?

На пороге стояла бледная горничная. Она, заикаясь, проговорила:

– Ваш муж. Он повесился.

Мари отшатнулась и обхватила рукой живот. Перед глазами поплыли круги, а в голове зазвучали собственные слова, которые она в ярости обронила мужу три дня назад: «Надеюсь, ты сдохнешь…» Георгий влепил ей пощечину и разбил губу. А потом она сидела, сжавшись в комок, обнимала статуэтку и целовала ее, представляя, что рядом мама.

Мари как во сне обернулась к куколке и увидела горящие злобой глаза.


Азалия очнулась от кошмара с болью, от которой сжались легкие. Воздуха не хватало. Она закашлялась и перевернулась на бок. Дрожащая рука смела на пол кружку с водой.

Она опустила голову на мокрую от слез подушку и стала считать про себя. Один, два, три, четыре, пять… С каждым счетом сердце успокаивалось, давление понижалось. Азалия глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. Давно не снились такие сны, от которых можно умереть. Но это точно был не сон. Нет. Воспоминание умершего человека, которое блуждает между мирами. И оно нашло того, кто способен воспринять его правильно.

Азалия, накинув на плечи старенький халат, прошла на кухню и остудила горячее лицо колодезнаой водой из ведра.

– Лучше бы я не спрашивала… – пробормотала она.

Но она спросила. Когда Азалия вернулась от Кира, первым делом разложила карты и обратилась к духам. На ее вопрос, какая опасность грозит гостье графа, рыжей девушке по имени Вивьен, они упрямо молчали. До поры до времени. И ответ, который наконец получила Азалия, прозвучал очень красноречиво. Потому что клятва, данная перед смертью, – самая страшная. И призраки чтут ее вдвойне.

Загрузка...