– Стало быть, ты все еще не знаешь, куда и почему исчезла Люсинда? – задумчиво глядя на герцога Эйвонли, подытожил Эндрю, лорд Ланчестер, его добрый друг и сосед.
– За два месяца я не получил от нее ни одной весточки, – мрачно отозвался Джастин.
Эндрю, адъютант герцога Веллингтона, недавно вернулся из Испании. Он был ранен в сражении при Саламанке, но теперь о перенесенных страданиях напоминала лишь легкая хромота.
– Я искал ее повсюду, – продолжал Джастин. – Неделями расспрашивал местных жителей, но лишь двое вспомнили, что видели ее в окрестностях поместья в день исчезновения: Люсинда шла по дороге в одиночестве.
– Ты принял еще какие-нибудь меры? – нахмурился Эндрю. – Нанял сыщиков? Объявил о награде за сведения о ее местонахождении?
– Как раз подумывал о том, чтобы втайне нанять сыщика. Предавать дело огласке, объявляя о награде, мне бы не хотелось. Если… когда Люсинда вернется, я сделаю все, чтобы оградить ее от пересудов.
– Но ты же не рассчитываешь замять это дело? – поднял бровь Эндрю. – Моя сестра Джейн была на твоей свадьбе, и, когда я приехал из Испании, она сказала, что в тот день произошло что-то странное. Джейн не сплетница, но мало ли злых языков… Моя сестра давно дружит с Люсиндой и теперь, когда от нее так долго нет вестей, не на шутку обеспокоена. Уже пошли слухи о таинственном исчезновении герцогини Эйвонли, и, как бы ты ни старался, люди все равно будут судачить.
– Твоя сестра – деликатная и добрая девушка, – сказал Джастин, вскинув взгляд на Эндрю. – Я знаю, что она давняя подруга Люсинды, и поделился с ней своей бедой. Увы, Джейн даже не представляет, почему Люсинда могла меня бросить.
– А ты уверен, что она тебя бросила? – осторожно спросил Эндрю.
Джастин нервно пригладил густые волосы.
– Почему она сбежала? – пробормотал он, будто и не услышал вопроса друга. – Я все ломаю голову. Если она не желает жить со мной, могла бы сообщить об этом до свадьбы. Почему Люсинда обвенчалась со мной и ушла, ни словом не обмолвившись?
– Не знаю, – развел руками Эндрю. – Ты уверен, что она не оставила тебе письма? И устно ничего не передавала?
– Ее служанка клянется, что не видела Люсинду после нашего возвращения из церкви. И никакой записки мы не нашли.
– Может, еще раз обыскать ее покои? Вдруг вы что-то упустили?
– Я в жизни не встречал никого добрее и очаровательнее Люсинды. – Джастин взглянул на Эндрю с отчаянием: – Отказываюсь верить, что она могла намеренно ранить меня так жестоко. Придется признать твою правоту: возможно, в этой истории все не так, как кажется.
– Если позволишь, я найду толковых сыщиков. Нужно будет сообщить им девичью фамилию Люсинды – едва ли она воспользуется твоей, Эйвонли.
– Люсинда Сеймур… Она держалась так скромно, но ее улыбка покорила меня с первого взгляда. Едва увидев ее в Хэрроугейте, я понял, что хочу взять эту девушку в жены. Она была любезна со мной, однако не давала повода для ухаживаний, держала меня на расстоянии и всегда появлялась в обществе тетушки. Лишь позднее, когда Люсинда приехала погостить к Джейн и мы встретились в вашем поместье, она перестала дичиться, и у меня проснулась надежда. – В глазах герцога отразилось страдание. – Она сказала, что питает ко мне глубокие чувства, как раз перед тем как мы расстались. Почему же после таких слов она меня покинула?
– Здесь определенно есть какая-то тайна, – вздохнул Эндрю. – Но я уверен, что Люсинда непременно вернется и все объяснит тебе, когда будет готова.
– Если бы Люсинда испытывала ко мне хоть какие-то чувства, она бы рассказала о своих неприятностях.
– Погоди-ка, Эйвонли, неужто ты в нее влюбился?
– Меня заботит ее судьба, но… боюсь, любовь мне не знакома – в родительском доме я видел слишком мало проявлений этого чувства.
– Стало быть, брак заключен не по любви? – Эндрю задумчиво покачал головой. – В таком случае Люсинда могла испугаться, что ты прогонишь ее, если вдруг выяснится правда о ней.
Герцог Эйвонли подался к нему:
– Бога ради, о чем ты?
– Насколько хорошо ты знаешь Люсинду? Возможно, ей есть что скрывать.
Джастин нахмурился:
– А почему ты об этом заговорил?
Эндрю поколебался, но все же ответил:
– Помнится, Люсинда внезапно бросила учебу в Академии, и Джейн несколько лет ничего о ней не слышала.
– Ты не знаешь, что тогда случилось?
– Не имею ни малейшего понятия. Так или иначе, это может быть никак не связано с ее нынешним исчезновением.
– Наверняка не связано.
– Тогда остается лишь дождаться, что она вернется и все расскажет.
– Надеюсь, так оно и будет, Эндрю. Я очень беспокоюсь за Люсинду. У нее с собой было совсем мало денег. Я дал ей несколько гиней на мелкие расходы во время нашего предстоящего свадебного путешествия, но на них едва ли можно прожить два месяца. Еще, возможно, у нее есть какие-нибудь драгоценности и собственные сбережения.
– Значит, ты примешь Люсинду обратно независимо от причин ее отсутствия? – нарушил молчание Эндрю.
– Она моя жена. – Джастин посмотрел на друга так, будто удивился этому вопросу. Герцог был джентльменом и человеком чести – неужели он прогнал бы супругу, если бы та пришла к нему с просьбой о помощи?
– Что ж, завтра утром я отправлюсь в Лондон и найму сыщиков, – кивнул Эндрю и похлопал Джастина по плечу. – Не теряй надежды, друг мой.
Люсинда оглядела крошечную кухню и вздохнула. Сегодня утром, еще до зари, она попыталась оттереть пол. Стало почище, но превратить эту лачугу во что-то похожее на человеческое жилье не представлялось возможным. К сожалению, на приличный дом у нее не хватило денег – гинеи, полученные от мужа на булавки, уже были потрачены.
А ведь она могла бы жить в поместье Эйвонли… Вдруг сдавило горло, по щеке скатилась слеза, и Люсинда нетерпеливо смахнула ее рукой. Наверное, герцог на нее до сих пор гневается. В день свадьбы, вернувшись из церкви и обнаружив на платяном сундуке письмо от шантажиста, она в панике сбежала, наспех завернув в шаль самые необходимые вещи. Кто и каким образом мог узнать ее тайну, проведать о том страшном и постыдном событии, случившемся пять лет назад? В первую очередь Люсинда подумала о добром имени мужа – герцог Эйвонли был уважаемым человеком, и мысль о том, что она может запятнать честь всего благородного семейства, привела ее в ужас. Люсинда знала, что выбор герцога пал на нее лишь потому, что он считал ее девицей с безупречным прошлым, скромной и добродетельной. Как же он разочаруется! Нужно было во всем признаться ему до свадьбы. Более того, нельзя было принимать его ухаживания – и поначалу Люсинда старалась держать дистанцию, но ее влекло к Джастину все сильнее, она уже была не в силах противиться велению собственного сердца и в конце концов влюбилась столь отчаянно, что не сумела ему отказать, хоть и видела, что его чувства к ней вовсе не так глубоки. Так или иначе, гнусное письмо навсегда лишит ее уважения Джастина. Он возненавидит ее и захочет освободиться от постыдного бремени, в которое она превратится, как только откроется правда.
Люсинда опустилась на колченогий стул возле кухонного очага и, закрыв глаза, постаралась прогнать воспоминания о той кошмарной ночи, когда ее, совсем юную девушку, в ее же собственной спальне обесчестил мужчина, которого она считала верным другом отца. Негодяй пригрозил его разорить, если Люсинда кому-нибудь об этом расскажет, и она молчала до тех пор, пока ее положение не стало очевидным – так случилось, что она забеременела. Тогда Люсинда попыталась объяснить родителям, что ее изнасиловали, но, поскольку она отказалась назвать имя негодяя, ей не поверили, и разъяренный отец, заявив, что больше не желает ничего слышать, отправил дочь жить к строгой бабушке. Ребенок родился мертвым, однако и после этого Люсинда оставалась в изгнании до самой кончины отца. Таково было ее наказание – он запретил ей возвращаться домой. После его смерти мать смягчилась и разрешила Люсинде съездить в Хэрроугейт в сопровождении тетушки. Там Люсин-да впервые и встретила герцога Эйвонли и там же осознала, что влюбилась в него. Тем не менее она сохраняла дистанцию, ибо считала само собой разумеющимся, что ни один достойный джентльмен не пожелает взять ее в жены, если узнает о внебрачной беременности. «Отец сказал, ты лишилась права на счастье, – напомнила миссис Сеймур дочери, прослышав, что герцог оказывает ей знаки внимания. – Я не стану отказывать тебе во всех радостях жизни, но надеюсь, ты понимаешь, что никогда не сможешь выйти замуж?»
Не забывая о гневе покойного отца и о сдержанном неодобрении матери, Люсинда сторонилась герцога Эйвонли в Хэрроугейте. Когда же они снова встретились в доме Джейн Ланчестер, та посоветовала ей прислушаться к зову сердца и дать согласие на брак. Люсинда не могла не последовать совету подруги.
Она со вздохом в очередной раз оглядела убогую кухню в сельском домике. Разлука с герцогом все эти долгие недели давалась ей нелегко, но письмо шантажиста помимо прочего содержало сведения, в которых необходимо было удостовериться. Теперь Люсинда узнала правду, и эта правда требовала от нее таких решительных действий, что ей было страшно.
От Эйвонли она убегала в панике, не представляя, что делать дальше, думая лишь о том, что не может довериться мужу, видевшему в ней достойную, добродетельную жену. Люсинда была потрясена и растеряна: шантажист не только выложил в письме ее тайну, но и как громом поразил известием о том, что ребенок, которого она считала мертвым, жив. Автор этого письма угрожал предать ее прошлое огласке, если она не заплатит ему десять тысяч фунтов, но также предлагал сообщить, где сейчас находится ее дочь, «живущая в нищете и опасности» (от этих слов Люсинда похолодела).
Во время беременности, томясь под домашним арестом и чувствуя, как дитя растет у нее под сердцем, она мало-помалу проникалась любовью к этому крохотному существу. Семья отвергла Люсинду, никого больше не заботила ее судьба, и она мысленно разговаривала с ребенком, воображая себе, что своим рождением он избавит ее от одиночества. А потом были несколько часов боли и страданий, после чего ей холодно сообщили, что девочка родилась мертвой. Люсинда долго убивалась по так и не увидевшей свет малышке, но в конце концов примирилась с этим горем и все воспоминания о нем заперла под замок в дальнем уголке сознания. Она твердо сказала себе, что отныне прошлое ничего для нее не значит. И вдруг, в день свадьбы с герцогом Эйвонли, выяснилось, что ее ребенок жив!
Мать солгала ей. Жестокость и вероломство, проявленные родителями, потрясли Люсинду до глубины души. И вместо того чтобы пойти к герцогу и сдаться на его милость – а она непременно поступила бы так, если бы не сомневалась в его чувствах к себе, – Люсинда сбежала, решив, что лучше уж ей просто исчезнуть из жизни Джастина, чем навлечь на него позор.
Первое потрясение было столь сильным, что Люсинда потеряла способность соображать. Затем, охваченная паникой и желанием убедиться, что шантажист не обманул ее насчет ребенка, она взяла старое платье, горстку безделушек и бросилась в сад. В смятении, смутно представляя себе, как быть дальше, и обливаясь слезами, она отправилась домой, в родное поместье. Лишь спустя несколько долгих одиноких дней и ночей она начала понимать, что нужно делать, – снова полюбить дитя, которое она считала мертвым.
К матери Люсинда добралась за десять дней. Та встретила ее с кислой миной. Миссис Сеймур отказалась присутствовать на свадьбе дочери под предлогом недомогания, но истинная причина ее отсутствия была ясна: она считала, что ее дочь недостойна выйти замуж за кого бы то ни было.
– Стало быть, ты образумилась, Люсинда. Поняла, что совершила глупость, не так ли? Полагаю, он выставил тебя за дверь?
– Эйвонли ничего не знает, – сказала Люсинда и гневно взмахнула письмом. – Где она, мама? Где моя дочь? Ребенок, которого я считала мертвым и которого ты украла?
Миссис Сеймур побледнела. Она немедленно опровергла обвинение Люсинды и упорно отрицала правду еще дней десять, клялась, что знать не знает о внучке, ибо та умерла при рождении. Но Люсинда не сдавалась, осаждала ее вопросами с утра до ночи, и в конце концов миссис Сеймур разрыдалась:
– Отец не разрешил бы тебе оставить ребенка. Он отдал девочку в работный дом, и… кажется, ее удочерила бездетная пара.
– Назови мне их фамилию, мама.
Миссис Сеймур покачала головой:
– Я больше ничего не знаю. Клянусь, я не расспрашивала твоего отца.
– Тогда скажи, как называется работный дом.
– Столько лет прошло… Ничего у тебя не выйдет.
– Скажи, что мне нужно, и я оставлю тебя в покое. Начнешь опять увиливать – и я изведу тебя вопросами. Я уже не та перепуганная девочка, которую ты так безжалостно обманула!
– Я не могла поступить иначе – нужно было скрыть твой позор!
– Да неужели? Если бы ты любила меня так, как мать должна любить свое дитя, ты увезла бы меня подальше, пусть даже за границу, и позволила бы мне самой растить твою внучку. Вдвоем с ней мы бы как-нибудь справились!
– Какое тебе дело до этого ребенка? Ты же уверяла нас, что тебя изнасиловали!
– Как ты можешь сомневаться в моих словах? – Люсинда печально взглянула матери в глаза. – Мужчина, так жестоко поступивший со мной, был чудовищем, и он понес бы наказание, если бы отец принял мою сторону. Но отец предпочел поверить лжи негодяя, которого называл своим другом. Этого мерзавца я ненавижу, но мое дитя невинно. Матушка, я должна ее увидеть! У меня сердце чуть не разорвалось, когда я узнала, что она жива! Я не успокоюсь, пока не прижму ее к своей груди!
– И что ты собираешься делать, когда найдешь ее?
– Пока не знаю. Но я должна удостовериться, что моя дочь здорова и счастлива.
Миссис Сеймур, устыдившись, отвела глаза. В конце концов она рассказала все, что знала, и Люсинда в тот же день покинула поместье Сеймуров.
Путь к работному дому занял две недели, и еще неделя ушла на то, чтобы получить от управляющей фамилию бездетной пары, забравшей девочку.
– Если что, я вам ничего не говорила, – добавила управляющая, глядя на выложенные перед ней Люсиндой серебряный медальон и рубиновую брошь. – Ваш батюшка велел нам отдать девочку на удочерение, а у миссис Джексон тогда как раз не было деток.
– А сейчас есть?
– О, понародились один за другим! Четверо у нее теперь, и старшему почти четыре годика. Такую ораву уж и не прокормишь, так что они будут рады избавиться от Сьюзан.
– Вы назвали мою дочь Сьюзан?
Женщина кивнула.
– Спасибо, мадам. Не подскажете теперь, где мне найти Джексонов?
– Найдете все семейство неподалеку под вывеской «Петушиная шпора».
– Супруги Джексон держат гостиницу?
– Ну, можно и так сказать, хотя многие выразились бы иначе. Коли хотите знать мое мнение, это воровской притон, а не гостиница.
– Благодарю за ответы. Надеюсь, вы меня не обманули, в противном случае я вернусь, и вы пожалеете о своей лжи. Мой муж весьма влиятельный человек, он сумеет с вами поквитаться.
– Что-то не похожи вы на жену влиятельного человека, – хмыкнула управляющая.
– Я одеваюсь так, как того требуют обстоятельства, – гордо парировала Люсинда и удалилась, стараясь унять неистово бившееся сердце.
Найти гостиницу, указанную управляющей, труда не составило. Люсинда отважно вошла, надеясь встретить там разумную мать семейства, с которой удастся столковаться о возвращении девочки. Но хозяйка оказалась сущей мегерой – огрызалась на мужа и посетителей, а чуть что, начинала громко браниться.
Люсинду она окинула подозрительным взглядом, грубо спросила, что ей нужно, и рявкнула, не дожидаясь ответа:
– Ежели работу ищешь, тебе тут делать нечего! Мужиков будешь обслуживать в другом месте, у меня приличное заведение, а не портовый кабак со шлюхами!
– Я ищу ребенка, девочку, – сказала Люсин-да. – Ее удочерили в работном доме пять лет назад.
– И на что она тебе сдалась?
– Это моя дочь. Я хочу ее вернуть.
– Да ну? – прищурилась миссис Джексон. – Тогда ладно, так уж и быть, продам ее тебе за пять сотен гиней.
– У меня остались только серебряная шкатулка и булавка с бриллиантом, подарок крестной матери, – развела руками Люсинда. – Сьюзан – моя дочь. Ее украли у меня сразу после рождения, и я лишь совсем недавно узнала, что она у вас. Умоляю, верните мне ее. Я отдам все, что у меня есть.
– Держи карман шире! Через несколько лет девчонка начнет приносить неплохой доход. У меня уже есть заказы на нее, и я могу получить кое-что получше, чем твои побрякушки. Знаем мы таких! Думаешь, нашла дурочку? Да старые извращенцы отвалят целое состояние за малолетку и я продам ее по самой выгодной цене, когда придет время!
– О нет! Прошу вас, не надо! – в отчаянии воскликнула Люсинда, не ожидавшая такого поворота. – Я добуду деньги. Она моя дочь… Богом клянусь…
– Валяй, добывай. Только цена уже выросла. С тебя тысяча гиней, – осклабилась хозяйка. – Не принесешь деньги через неделю – заключу сделку с тем, кто даст больше.
– Пожалуйста, позвольте мне увидеть Сьюзан.
– Да смотри сколько влезет. Только без шуточек! Попробуешь ее умыкнуть – позову мужа, и ты костей не соберешь.
Когда хозяйка привела из кухни худенькую, замызганную, упирающуюся девочку, Люсинда впилась ногтями в ладони – ей хотелось разрыдаться, но нельзя было показывать свои чувства миссис Джексон. Люсинда опустилась перед малышкой на колени, ласково коснулась рукой ее подбородка, и, когда девочка подняла голову, сердце чуть не выскочило из груди. Точно такие же странные, зеленовато-голубые, глаза она видела каждый день, глядя на себя в зеркало. Это была ее дочь, сомнений не осталось – управляющая работным домом не солгала.
С трудом подавив желание схватить девочку в охапку и броситься вместе с ней прочь, Люсинда улыбнулась и достала из кармана пирожное. Малышка с подозрением уставилась на лакомство.
– Это угощение для тебя, возьми. Послушай меня, Сьюзан… однажды, очень скоро, я вернусь и заберу тебя с собой. Мы будем жить вместе.
– Ага, только после того, как я получу тысячу гиней. – Хозяйка гостиницы пнула девочку. – Иди работай!
– Пожалуйста, не обижайте ее! – взмолилась Люсинда. – Я принесу деньги через неделю.
Сьюзан тем временем с опаской откусила кусочек пирожного, и в ее глазах отразилось удивление – наверное, она впервые в жизни попробовала сладкое. На пороге кухни девочка на мгновение обернулась, взглянув на добрую тетю, и шмыгнула за дверь.
– Какую работу она выполняет? – спросила Люсинда. Ее сердце разрывалось от жалости.
– Какую заставлю, такую и выполняет, – отрезала миссис Джексон. – У тебя неделя. Потом ищи ее свищи.
– Я принесу деньги, – повторила Люсинда и поспешно выбежала из гостиницы, потому что уже не могла сдерживать рыдания.
Она знала, что все ее безделушки, вместе взятые, не стоят тысячи гиней. И даже если бы она не оставила в амбаре поместья Эйвонли свое свадебное платье и теперь продала бы его, все равно не удалось бы выручить больше нескольких сотен. Выхода не было, как и времени на поездку в Эйвонли, чтобы попросить в долг у мужа. Люсинде пришлось посмотреть в лицо действительности: за неделю ей ни за что не собрать сумму, которую миссис Джек-сон требует за девочку.
Значит, девочку нужно украсть.
Дочь похитили у нее сразу после рождения. Она вернет себе Сьюзан тем же способом.
Теперь надо было продумать план. Люсинда сняла домик в соседней деревне, постаравшись не вызвать подозрений у владелицы. Купила за гроши потрепанную одежду, парик, чтобы скрыть огненно-рыжую гриву волос, накинула на голову дырявый, застиранный платок и вымазала щеки сажей. В таком виде она два раза прошлась мимо гостиницы, и выходившая во двор миссис Джексон ее не узнала. Кроме того, Люсинда выяснила, что Сьюзан заставляют по утрам выносить ведро с нечистотами сразу после того, как проснувшиеся постояльцы справят нужду.
Наконец настал решающий день. Люсинда заперла дверь сельского домика и поспешила к гостинице, чтобы уйти оттуда только вместе с дочерью. Укрывшись за телегой с сеном возле конюшни без четверти девять, она принялась ждать, а едва завидев девочку, тащившую тяжелое вонючее ведро к выгребной яме, устремилась к ней:
– Брось это, Сьюзан, идем со мной! Я заберу тебя отсюда и стану о тебе заботиться, милая. Та злая тетя больше никогда тебя не накажет.
– А ты дашь мне пирожное? – озабоченно поинтересовалась девочка.
– Конечно, дитя мое! Ты будешь есть пирожные каждый день. Бежим скорее!
Девочка поставила ведро на землю, протянула Люсинде руку, и они побежали. На перекрестке им навстречу выехала почтовая карета и остановилась, чтобы выпустить пассажира. Люсинда бросилась к кучеру:
– Пожалуйста, отвезите нас до ближайшего города!
– Мы направляемся в Уэтфорд, мэм, без остановок.
– Замечательно! – Люсинда сунула ему в руку оставшуюся мелочь. – Ребенка я посажу себе на колени.
– Вы дали мне лишних три пенса. – Кучер вернул ей медяки. – Запрыгивайте внутрь и глядите, чтобы ребенок не шалил.
Забравшись в карету, она посадила девочку себе на колени и, крепко прижав ее к груди, прошептала на ушко:
– Теперь все будет хорошо. Злая тетя никогда нас не найдет, а я позабочусь о тебе, милая. Я твоя мама, понимаешь? Тебя забрали у меня, когда ты была совсем крошкой. Я хотела назвать тебя Анджелой. Ты моя доченька. Ты Анджела. Никто тебя больше не обидит, я обещаю.
В дорогу Люсинда взяла немного еды и булочку с сахарной пудрой для дочери. С удовольствием съев лакомство, Анджела заснула, прижавшись щекой к материнской груди. От худенького тельца исходило уютное тепло, но на душе у Люсинды было неспокойно. Она вдруг поняла, что выполнена лишь часть плана. Следующий этап будет намного сложнее. Ей предстоит найти новое жилье для них обеих – ведь возвращаться в сельский домик нельзя – и источник существования. Тогда она сможет прийти к Джастину и рассказать, почему покинула его в день свадьбы.
По щекам Люсинды покатились слезы. Она горячо любила мужа и боялась, что он возненавидел ее за этот поступок. До сих пор все ее мысли были сосредоточены на том, как вернуть дочь, и лишь теперь она задумалась, как жестоко поступила с мужчиной, за которого вышла замуж. Она не нашла в себе сил открыть ему свою тайну и просто сбежала, оставив короткую записку. В записке Люсинда наспех сообщила, что ее ждет важное дело и что она вернется, как только все уладит. Наверное, он обиделся из-за того, что она ничего не объяснила, не обратилась к нему за помощью, и теперь не пожелает ее видеть.
Впервые Люсинда осознала, что, так неожиданно бросив мужа в день свадьбы, она, возможно, потеряла свой единственный шанс на счастье. Что же теперь делать?
– Где вы это нашли? – Джастин смотрел на измятое свадебное платье из самого дорогого и изысканного шелка, один из множества его даров, преподнесенных невесте. – И почему только сейчас?
– Платье было спрятано за снопами сена в амбаре, ваша светлость. – Стоявший перед герцогом арендатор чувствовал себя неуютно. – Мы заглядывали в амбар, когда искали юную леди, клянусь вам, сэр, но не догадались разворошить сено. А нынче вот пришли за кормом для лошадей, и кто-то заприметил торчавший из-под сена краешек шелков…
– Хорошо, я понял, – буркнул Джастин. – Что ж, спасибо, что принесли это мне.
Люсинда выставила его на посмешище, и сделала это намеренно. Теперь ясно, что это не похищение, – она сама спрятала платье в амбаре, преступники не стали бы ее переодевать. Да и выкуп за два месяца никто не потребовал.
Когда арендатор ушел, Джастин принялся мерить шагами гостиную. Со дня исчезновения жены он места себе не находил от беспокойства, нервы были на пределе. Куда она могла отправиться и почему покинула его в день свадьбы – на эти вопросы так и нашлось ответов. Но должен же быть хоть какой-то намек! Джастин резко развернулся и поспешил к лестнице, ведущей в покои жены. Он сам обыщет все еще раз – наверняка слуги что-то упустили!
В комнатах наверху было пусто и прибрано. Герцог начал яростно открывать дверцы шкафов, выдергивать ящики. Он обшарил каждый уголок, но безрезультатно. Взгляд задержался на шкатулке с драгоценностями. Герцог откинул крышку – все его подарки Люсинде были на месте, однако он вспомнил, что у шкатулки двойное дно, и нажал на потайной рычажок. Вот оно – ее любимая рубиновая брошь и булавка с бриллиантом, полученная от крестной матери, исчезли. Застонав от разочарования, Джастин швырнул шкатулку на пол, прошипев сквозь зубы: «Будь ты проклята, Люсинда, за то, что так бесчестно поступила со мной!» В следующую секунду, взглянув на рассыпавшиеся по полу прекрасные драгоценности и разорванное жемчужное ожерелье, он почувствовал укол совести оттого, что дал волю гневу, и, наклонившись, начал их собирать. Доставая из-под туалетного столика раскатившиеся жемчужины, он краем глаза заметил что-то белое. Это был уголок сложенного бумажного листа, торчавший из-под задней панели столика – вероятно, лист соскользнул и застрял между ней и стеной. Герцог достал бумажку и замер – у него в руках оказалось короткое послание, написанное почерком Люсинды и адресованное ему. Он принялся жадно читать:
Дорогой мой Джастин!
Прости меня, случилось нечто настолько серьезное и ужасное, что я должна немедленно тебя покинуть. Очень скоро, как только улажу дело, я вернусь и все тебе объясню. Знаю, мое отсутствие на свадебном пиру вызовет беспокойство и поставит тебя в неловкое положение, но ты можешь сказать гостям, что моя матушка внезапно заболела и я поехала ухаживать за ней. Это неправда, но сейчас я не могу дать другого объяснения. Мне нужно спешить. Я люблю тебя.
Люсинда.
Герцог схватился за голову. Ну почему он с самого начала не обыскал эту комнату со всей тщательностью?! Если бы письмо нашлось в день свадьбы, не было бы двух месяцев кошмара, волнений и душевной боли. Мрак, окружавший герцога со дня исчезновения супруги, рассеялся. Однако остались два важных вопроса.
Почему Люсинда покинула поместье столь внезапно и поспешно? И что помешало ей обратиться к нему за помощью, если случилось нечто «серьезное и ужасное»?..