Вечером накануне моего десятого дня рождения все еще было хорошо. Даже слишком хорошо. Бабушка считает, что нельзя говорить – день прошел удачно, пока не наступил вечер. Или что ночь была спокойной, пока не наступило утро. Но в моем случае все было просто круто.
В ночь накануне моего десятого дня рождения я спасала человечество от катастрофы со жвачкой.
Враг, – ужасный злодей и ненавистник детей Коппенрат, – заявил, что намерен отравить всю жевательную резинку в мире. И тогда вызвали меня, немецко-бразильского сотрудника спецслужб и единственного ребенка – секретного агента во всем мире.
Я уже участвовала во многих операциях, но тут ситуация была просто чрезвычайная.
Коппенрат изобрел специальный яд, который надеялся впрыснуть в жевательную резинку во всех супермаркетах. И тогда случилась бы катастрофа: невинные дети купили бы резинку и начали бы ее жевать. А потом надули бы пузыри – и сразу умерли.
Ведь этот яд срабатывает именно тогда, когда надувают пузыри. Пузыри начинают сами собой увеличиваться и превращаются в огромные воздушные шары. Дети взлетают на этих пузырях вверх, и на высоте в семьдесят тысяч километров яд начинает действовать. Пузыри взрываются, а дети падают и гибнут.
Моей задачей было предотвратить катастрофу. Времени оставалось не больше часа. Обычные люди ничего не смогли бы сделать за такой короткий срок, но я со своим снаряжением – все, что угодно!
С помощью моего суперприбора ночного видения, семнадцати фальшивых паспортов и грузчика-информатора я выследила врага и поймала его на месте преступления в одном супермаркете.
Коппенрат уже ввел шприцем яд в одну из упаковок и злобно захохотал. В этот миг я опустила руку ему на плечо.
Коппенрат обернулся, презрительно взглянул на меня и спросил:
– Что вам нужно, барышня?
Я сдержанно улыбнулась. И сказала:
– Меня зовут Фонд. Джейн Фонд, к вашим услугам.
Этого хватило.
Коппенрат выронил шприц. От страха на губах у него появилась зеленоватая пена. И тогда я сразила врага его же оружием. Я сунула ему под нос отравленную упаковку жвачки и скомандовала:
– Разворачивай!
Что ему оставалось делать?
Он достал жвачку.
– Жуй! – приказала я.
Коппенрат покорно начал жевать.
– Надувай пузырь!
Коппенрат раздул щеки, а когда пузырь появился, он тут же начал увеличиваться в размерах.
Злодей взлетел, как на воздушном шаре, проплыл мимо полок с колбасами и направился к выходу из супермаркета. Потом его унесло в небо. Я следила за ним через прибор ночного видения. Где-то между Марсом и Юпитером яд начал действовать. Бумс! – и Коппенрат растворился во мраке Вселенной. А я, Джейн Фонд, спасла мир и отправила врага в дальний космос…
Когда я снова стала собой, это приключение мне очень понравилось.
Джейн Фонд я была всего две недели, и только по ночам, если не могла заснуть. Когда я превращаюсь в себя, я – Лола Фелозо, дочка папая и мамы, внучка бабушки и дедушки, племянница тети Лизбет и лучшая подруга Фло.
Герр Коппенрат в действительности – мой учитель математики. Но иногда он превращается в самого настоящего врага. Фло говорит, что герр Коппенрат – отъявленный негодяй, потому что терпеть не может девчонок. На уроках он постоянно делает нам замечания и называет «барышнями». Только подумать – «барышнями»!
А сегодня, в последний день перед осенними каникулами, герр Коппенрат отобрал у меня упаковку жевательной резинки, потому что я положила ее на парту рядом с пеналом.
Я а-абажаю жвачки! Не то что жевать – на них даже смотреть приятно. Вот и сегодня утром мы писали жутко сложную контрольную по математике. Одно задание у меня никак не сходилось с ответом, и я достала жвачку, купленную на последние карманные деньги. «Hubba-Bubba» со вкусом колы. Мою самую любимую. И что же сделал герр Коппенрат? Отобрал ее у меня и, ехидно улыбаясь, заявил:
– Если барышня правильно решит задачу, она получит свою жвачку после каникул. Если нет – пакетик жевательных лягушек.
Аннализа захихикала. Фло, сидевшая рядом со мной, сжала кулаки, а мне захотелось укусить герра Коппенрата. Шуточка и в самом деле была отвратительная.
Само собой, не видать мне этой жвачки после каникул: как я, после такого расстройства, решу эту головоломную задачу? А угрожать мне жевательными лягушками – вообще последнее дело! Герр Коппенрат отлично знает, что у меня фобия на лягушек. Фобия – это очень сильный страх, который я испытываю, когда вижу лягушку или что-нибудь на нее похожее. С такими вещами не шутят! Но все равно: ни дурацкая контрольная по математике, ни происки злодея Коппенрата не могли испортить мое настроение. Завтра каникулы! И завтра же мне исполняется десять лет!
Сейчас на часах – без пяти двенадцать. Еще пять минут до моих десяти лет. Голова моя ужасно чешется, как всякий раз, когда я волнуюсь, и я не могу заснуть. Поэтому я решила сходить на кухню за соком. Мама уже давно спала, потому что сегодня работала в утреннюю смену и отчаянно устала.
Папай в обычные дни еще на работе – в «Жемчужине юга», нашем бразильском ресторане в районе порта. Но сегодня работает Пенелопа, и так как посетителей было не так уж много, папай остался дома.
Дедушка, кажется, уже тоже вернулся. Я слышу его голос. Голова у меня зачесалась еще сильнее.
«Меня уже можно поздравлять!» – хотелось закричать мне. Но едва взявшись за ручку двери, я замерла. Уж очень странно звучал голос дедушки. Будто у него полный рот каши. Я разбирала только отдельные слова, да и те не очень понимала: они были какие-то странные.
– Налог на добавленную стоимость… – говорил дедушка все тем же странным голосом. – Эти кредитные акулы нас сожрут… нам просто перекрыли денежный кран…
Что? Какие еще кредитные акулы? И кого они сожрут? Что за денежный кран?.. Папай, видно, тоже не совсем понимал, что хочет сказать дедушка.
– Что все это значит, в конце концов? – услышала я его голос.
Дедушка продолжал бубнить:
– Пенелопе тесно… Ресторан должен кипеть и сверкать…
Какое отношение имели акулы и денежный кран к тому, что Пенелопе тесно, я опять же не поняла. Но вот то, что «ресторан должен кипеть», означало, что нам нужно больше посетителей, – это яснее ясного. Дедушка постоянно это твердил, потому что «Жемчужина юга» почти никогда не заполнялась посетителями по вечерам.
– В последний раз три недели назад, – донесся до меня голос папая из-за кухонной двери.
Да, три недели назад «Жемчужина» в самом деле кипела, бурлила и сверкала! Тогда в ресторане отмечали юбилей, и Пенелопа в облегающем платье с блестками пела для виновника торжества. Когда мама Фло выходит на сцену нашего ресторана и начинает петь, ее глаза сияют, как звезды, а сама она выглядит, как суперзвезда.
Должно быть, имениннику, светловолосому мужчине с косичкой на затылке, тоже так показалось, потому что он подарил Пенелопе розу и даже хотел предложить ей работу в своей роскошной гостинице с баром и живой музыкой. Но Пенелопа, конечно же, только посмеялась над этим предложением.
«И это правильно – ведь она же наша официантка!» – пробормотала я, не отпуская дверную ручку. Тем временем наступила полночь, и мне исполнилось десять. Десять!
Но у меня появилось такое чувство, что в кухню мне соваться не стоит. Я слышала, как папай сказал:
– Было бы неплохо, если бы о «Жемчужине» написали в газетах. У нас с самого начала проблемы с рекламой.
Дедушка снова что-то невнятно проговорил насчет «неизбежного» и «издержек», потом что-то о ресторанном критике, которому он звонил на прошлой неделе. Я не совсем поняла, что он имеет в виду, но идея папая с газетой мне показалась разумной.
Именно с газетой были связаны события последних недель. Я была репортером, и моя статья красовалась на первой странице нашей школьной газеты.
А теперь я стояла босиком перед дверью кухни и чувствовала себя самой настоящей шпионкой. В дедушкиных словах крылась какая-то опасность. Но идея папая ее как бы преуменьшала. Я вернулась в свою комнату, уставилась в потолок, и перед тем, как заснуть, отправила в небо свое именинное пожелание. Оно звучало так:
«Желаю себе, чтобы о «Жемчужине юга» написали в газете».
Потом я скрестила пальцы и вдруг вспомнила то, что всегда говорит дедушка – с желаниями надо обращаться аккуратно, а то потом неизвестно, что с ними делать.
Эта мысль долго вертелась у меня в голове, потом опустилась в грудь и засела там, как острый осколок. Ощущение было странное и довольно неприятное. И я тут же пожелала себе, чтобы я ничего себе не желала.
Дедушка оказался прав. К вечеру того дня, когда мне исполнилось десять, мое желание, кажется, осуществилось. И потом еще несколько недель я себя за это так упрекала, что даже плакать хотелось.