Ты у него увидишь груды
Старинных лат, мечей, посуды,
Тут шлемы старые, гребенки,
Два телескопа,
Горшки для каши и солонки
Времен потопа.
Чаще всего свои коллекции любители старины пополняют на встречах с единомышленниками в различных клубах либо на так называемых барахолках, именуемых еще блошиными рынками, которые существуют во всех крупных городах России. Мне не раз доводилось бывать на подобных развалах во многих азиатских и европейских городах, будь то в деловых поездках или на отдыхе. По моим наблюдениям, самые шумные и дешевые рынки в Индии и Китае, а самые богатые по выбору (антикварная керамика, хрусталь, картины, канделябры, дуэльные пистолеты, шпаги, гобелены и прочее), пожалуй, в Англии, Бельгии и Германии.
Однако берусь утверждать, что одним из известнейших мест на антикварном мировом рынке по праву считается знаменитый вернисаж в Измайловском парке Москвы. Тысячи людей собираются здесь по выходным дням со всей России не только для того, чтобы продать или купить старинную или просто завалявшуюся старую вещь, но и почувствовать очарование старины. Этот рынок не просто большая площадка, а целый город со стилизованными башнями и кирпичными крепостными стенами, построенными в средневековом стиле уже в наше время.
Существует вернисаж уже более тридцати лет, и здесь есть все или почти все: от раннего Средневековья до поздних Советов. Знакомый завсегдатай пошутил по этому поводу: «Хочешь космическую ракету? Пожалуйста, закажи и приходи завтра – будет!» Я как-то долго искал книгу искусствоведа Алексея Ивановича Некрасова «Древнерусское изобразительное искусство», изданную в печально известном и теперь уже далеком 1937 году (автор книги, правнук классика русской литературы, сам был репрессирован и умер в ссылке от истощения). На книжном развале вернисажа мне удалось купить ее с первого раза.
Или другой случай. В офисе на столе у меня стоит небольшой бронзовый бюст Льва Николаевича Толстого, поклонником философии и творчества которого я являюсь. А вот за статуэткой писателя в полный рост и с тяжелой палкой в руке производства легендарного Ленинградского фарфорового завода уже для домашнего кабинета я охотился давно, но все как-то не получалось. Однажды в Санкт-Петербурге в антикварном магазине я наконец увидел то, что долго искал. Однако, к великому огорчению, статуя оказалась с трещинами, хотя цену за нее просили немалую. Какова же была моя радость, когда я увидел на вернисаже молочно-белую фарфоровую фигуру любимого писателя в идеальном состоянии. И просили за нее раза в три меньше, чем в Питере. Купил тут же, не торгуясь.
Самое интересное здесь начинается ранним субботним утром, еще задолго до открытия вернисажа. На машинах и с железнодорожных вокзалов спешат сюда иногородние любители старины и «купцы», чтобы в розницу или оптом продать то, что удалось скупить или собрать в своей провинции. Поэтому настоящий собиратель старается субботу не пропускать и по возможности прийти пораньше, чтобы, если повезет, стать счастливым обладателем какой-нибудь уникальной вещицы.
На вернисаже можно встретить немало известных людей. Однажды зимой, несмотря на мороз, встретил я знаменитого художника Илью Сергеевича Глазунова. Я всегда поражался его внешним сходством с Федором Ивановичем Шаляпиным и в очередной раз убедился в этом. Не поленитесь, посмотрите картину Бориса Кустодиева «Портрет Ф. И. Шаляпина», и вы увидите, как похожи эти два великих человека. Илья Сергеевич был в черном длинном пальто с меховым воротником, в старомодной шапке фасона «пирожок» и не спеша, со знанием дела присматривался к старинным иконам. Встретил я Илью Сергеевича за полгода до его ухода из жизни, а было ему на тот момент уже немало – восемьдесят шесть лет. Старожилы вернисажа говорят, что народный художник был здесь своим человеком и охотно вступал в дискуссии с продавцами и коллекционерами.
На вернисаже много молодежи, но немало и пожилых людей. Одеваются они, как правило, скромно, хотя нередко являются обладателями целых состояний. Главное для них – добыть заветный предмет, который они искали годами и почитали как величайшую ценность. Зачастую сам процесс поиска для них становится как бы смыслом жизни. Как тут не вспомнить Оноре де Бальзака: «Пристрастие к коллекционированию – первая ступень умственного расстройства». Будем, однако, считать, что великий писатель пошутил; кроме того, такой тонкий психолог, как Бальзак, не мог не знать, что всякий серьезно увлеченный чем-то человек всегда не похож на окружающих.
Однажды я был свидетелем спора двух уже немолодых мужчин – покупателя или просто зрителя и продавца. Они разошлись во мнении о том, когда был изготовлен старинный самовар изысканной грушевидной формы.
– А я говорю, – настаивал один, – это конец девятнадцатого века. И не спорь! Видишь, здесь клеймо «Братья Василий и Александр Баташовы». Его начали ставить как раз в это время, – не без обиды говорил он.
– Да твое клеймо ничего не значит! Посмотри на кран и верток, и поймешь – не конец, а середина девятнадцатого века, – возражал продавец. – Я здесь не один год, и через мои руки прошли тысячи самоваров. В чем в чем, а в них я толк знаю.
– Молодой человек, я тоже не вчера родился! Мне, между прочим, девяносто три, и в самоварах я чуток разбираюсь.
«Молодому человеку» на вид было никак не меньше семидесяти пяти, однако на фоне своего собеседника он действительно пребывал еще в состоянии «юношеского» возраста. Похожих забавных сцен здесь великое множество. На память сразу приходит мастерски описанные «королем репортеров», писателем Владимиром Гиляровским сцены, подсмотренные им в толчее знаменитого Сухаревского рынка.
Кстати, здесь тоже есть свои писатели. С одним из них, Вениамином Кожариновым, я познакомился. Приветливый человек с седой бородкой, автор многих книг, он также известен как успешный собиратель и обладатель уникальной коллекции предметов парфюмерии прошлых лет, аналога которой нет в России. А это в том числе знаменитые духи «Любимый букет императрицы», созданные великим парфюмером Генрихом Брокаром, уникальные несессеры царских времен, флаконы для изделий всемирно известных русских и зарубежных парфюмерных брендов и многое другое. Настоящий исследователь, он написал поистине уникальную книгу «Русская парфюмерия. Иллюстрированная история». Она замечательно издана, и ее можно купить здесь же, у автора, и при желании получить автограф. «Русская парфюмерия» нашла свое место на полках моей библиотеки, а с ней рядом другая, которую Вениамин Вячеславович мне подарил и, разумеется, подписал, – «Утраченная Атлантида».
При наших встречах я громко приветствую коллекционера словами: «Доброго здоровья, маэстро! Как поживаете?» В ответ он улыбается, и мы вступаем в разговор. Излюбленная его тема, конечно же, парфюм и те открытия, которые он сделал в этой области. Непременно вспомнит он имена незаслуженно забытых блистательных российских парфюмеров прошлого. В подобных встречах и беседах и есть прелесть вернисажа. В самом деле, где еще ты можешь поговорить о приметах давно минувших дней, набраться ума-разума у незаурядных личностей, преданно любящих старину, многое о ней знающих и сохраняющих ее материальные воплощения для будущих поколений!
А вот еще одно знакомство – с Николаем Ивановичем Давыдовым. У него, как и у Кожаринова, свое постоянное место на вернисаже. К нему подходят посоветоваться по тому или иному вопросу, связанному с меднолитой пластикой (есть такое направление в русском духовном изобразительном искусстве). Николай Иванович уже много лет собирает старинные крестики, металлические иконы и складни. Когда-то он изучал технологию литейного производства и защитил кандидатскую диссертацию на эту тему. Но случилось так, что избранное им научно-техническое поприще в конце концов привело его к собирательству старинных литых предметов. Когда мы с ним познакомились, ему исполнилось семьдесят шесть и он был автором четырех великолепных иллюстрированных монографий по русской меднолитой пластике. Признаюсь, я был немало изумлен непредсказуемостью жизненных дорог и перепутий: был признанным специалистом литейного промышленного производства, а стал не менее признанным знатоком истории литья мелкой пластики – предметов личного благочестия. Книги Николая Ивановича я приобрел и теперь часто обращаюсь к ним как к незаменимому пособию. С тем большим интересом я жду очередного его труда, в котором, как сказал он мне, разнообразные формы литых крестов рассматриваются феноменом декоративно-прикладного искусства.
Собирателей старинной меднолитой пластики – различных крестов, панагий и складней – на вернисаже много. Однажды я решил разобраться, что за медный образок попал ко мне в руки. Поговорил с Николаем Ивановичем, еще раз перелистал его и других авторов книги и понял, что это необычайно интересная тема, давно занимающая ученых-археологов и искусствоведов. По этим изделиям можно проследить отечественную историю, историю христианства в нашем отечестве, а также уровень развития ремесленного и ювелирного искусства в то или иное время. Я уже не говорю о том, что сами кресты, складни и миниатюрные образки, особенно украшенные многоцветной стекловидной эмалью, поражают высоким уровнем литья и особенным изяществом.
На вернисаже меднолитых икон и складней великое множество. В отличие от деревянных живописных икон они в меньшей степени подвержены порче, их удобно хранить. Ни одному, даже самому усердному собирателю за всю жизнь ни за что не охватить в своей коллекции всего многообразия художественных форм и сюжетов литых икон и складней. К сожалению, образы святых на многих меднолитых образах часто оказываются стертыми. Виной тому благочестивый обычай с помощью речного песка, мела или обломка кирпича до блеска чистить перед престольными праздниками металлические образа. Само собой, от такой заботы исчезал первоначальный рельеф иконы, пропадали фрагменты одежды, надписи и орнаменты, а на иконах и киотных крестах особо усердных хозяев вместо ликов святых оставались гладкие поверхности.
Пожалуй, самый распространенный тип медных икон – это деисус, что в переводе с греческого означает «моление». Деисус представляет трехстворчатую икону с изображением на центральной плакетке Иисуса Христа, восседающего на престоле, по правую Его руку находится Богородица, слева – Иоанн Предтеча. Эта необычная по красоте икона бывает разных размеров и в различных эмалях. Гораздо реже встречаются изящные складни, покрытые сусальным золотом. Однако именно на вернисаже мне посчастливилось приобрести один такой редкий экземпляр.
Встречаются и четырехстворчатые складни «Двунадесятые праздники», или, как их именуют в старых книгах, «большие праздничные створы», служившие походными иконостасами для старообрядцев. Чаще можно найти отдельные створки от этой прекрасной композиции. Знатоки объясняют: после смерти главы семьи сыновья нередко разбирали складень по створкам и хранили их в своих новых семьях. Бытует и другое мнение: собираясь в дальнюю дорогу, хозяин якобы отделял от складня одну створку, которую брал с собой, а остальные оставлял домашним.
Самая старая хранящаяся в моей коллекции медно-литая иконка датируется XII веком и называется Елеуса, что означает «умиление». Ее высота всего три сантиметра, техника исполнения проста, я бы сказал, до наивности. На иконке можно различить очертания младенца Христа, припавшего щекой к Богоматери. Это полное нежности изображение Матери и Сына хорошо передано в более поздних писаных иконах. Однако металлическая иконка Елеуса, явившись одним из первых воплощений замечательного образа, отразила уровень зарождающегося художественного литья того далекого времени. Купил я этот образок на вернисаже, а найден он был, по утверждению продавца, в Новгородской области.
Я часто останавливаюсь около стендов собирателей военных орденов, медалей и жетонов. Зачастую красивые награды и знаки напоминают ювелирные украшения из драгоценных металлов, которыми можно долго любоваться. Старинные награды были и в моей коллекции – например, царские медали «За усмирение Венгрии и Трансильвании», «За храбрость», «За усердие», Георгиевский крест четвертой степени, знак на массивной цепи «Сельский староста» и другие. Когда-то давно я поменял их на старинные монеты. Но советскими военными орденами и медалями я дорожу и бережно храню их, как драгоценные реликвии.
Часто я думаю, что можно было бы по номерам орденов и медалей найти потомков тех, кто храбростью и отвагой заслужил эти награды, и передать им как знак глубокого уважения к героям, как низкий поклон памяти воевавших и павших. Ордена и медали должны храниться в семьях как фамильные драгоценности и передаваться по наследству. Мой старинный, еще со школьной скамьи, друг однажды нашел в роще по соседству с селом орден «Материнская слава» второй степени. Старший офицер запаса, он знал цену государственным наградам, потратил уйму времени и все-таки нашел одного из сыновей награжденной когда-то матери. Им оказался ее седьмой ребенок, а теперь – преклонных лет старец. Юрий посетил его в больнице и передал ему награду. Надо ли говорить, как был потрясен этот старый человек! Надо ли говорить о его слезах и глубокой его благодарности, которую он не мог передать словами! Можно представить себе, сколько драгоценных воспоминаний пробудил в нем этот орден. Такие минуты навсегда остаются в душе.
Коль скоро зашла речь об орденах, скажу вот о чем. В начале восьмидесятых годов прошлого века, когда я служил помощником военного прокурора в войсках ПВО в Подмосковье, мне показали огромную коллекцию военных наград, собранных со всего мира для рейхсмаршала нацистской Германии Германа Геринга. Оказывается, второй человек рейха собирал не только старинную живопись и гравюры, обирая музеи и частные собрания в оккупированных странах, но также ордена и медали, которые ему везли со всего белого света. В самом конце войны эта коллекция в качестве трофея была перевезена в Советский Союз. Она нигде не выставлялась, и около тысячи артефактов, безо всякой атрибуции и поясняющих табличек, были просто-напросто развешены на стене под стеклом на окружном вещевом складе Московского округа Противовоздушной обороны в поселке Голицыно. Что стало с этой уникальной коллекцией, где она хранится сейчас, да и хранится ли вообще, не знаю. Пытался найти ее следы в интернете, но безрезультатно. Вовсе не исключаю, что ее могли «списать за ненадобностью» или, состряпав соответствующий акт, «уничтожить», особенно в начале лихих девяностых, когда Московский округ ПВО был расформирован. Кражи музейных реликвий, увы, не редкость, а тут ценнейшая коллекция хранилась даже и не в музее, а на окружном вещевом складе – как собрание старых предметов военного быта.
Пожалуй, особое место на вернисаже занимают изделия из фарфора. Сегодня многие отдают им предпочтение, и здесь есть отдельные лавки, где предлагают исключительно изделия из фарфора: изящные дореволюционные фигурки ручной работы, вазы, посуду, различную фарфоровую утварь, как отечественного, так и европейского производства. Я не очень разбираюсь во всех тонкостях, но вижу, что вне конкуренции на вернисаже российский императорский фарфор и статуэтки немецкой фирмы Meissen, которые ценятся достаточно высоко. Весьма часто встречаются фарфоровые статуэтки Наполеона. Но я никогда не поставлю его бюст у себя дома или в офисе – император для меня такой же авантюрист и злодей, как и другие диктаторы всех мастей. А неподалеку от Наполеона – немалое количество самых разных бюстов Ленина и Сталина. Их покупают довольно охотно: кто-то – как свидетельство нашей истории, а кто-то – из слепого преклонения перед ними.
За последние годы на вернисаже как-то незаметно стали исчезать предметы деревенского и городского быта: керамическая посуда, глиняные кувшины, берестяные туеса, рубеля, трепала, утюги, мочесники и тому подобное. Знающие люди утверждают, что время таких вещей уходит, они попросту исчезают с лица земли. Да, за этими предметами не стоит седая древность, вот почему они, как правило, не хранятся даже в музеях. Взять, к примеру, такой неприметный и необходимый в крестьянском хозяйстве инструмент, как кочедык. Сегодня большинство молодых людей даже понятия не имеют о его предназначении и вряд ли опишут, как он выглядит. А ведь еще в начале прошлого столетия кочедык, которым плели лапти, был чуть ли не самым востребованным предметом в хозяйстве! Еще бы, у лаптей век был короткий – пара недель, и надо плести новые. Конечно же, кочедык я нашел в одной из лавок на вернисаже – увидел и приобрел.
В этом и заключается замечательная особенность вернисажа – здесь не только хранят историю, но и учат бережному отношению к ней, к ее материальным свидетельствам. Приходите и посмотрите, не пожалеете, а может, что-то и приобретете.