Завтрак прошел в подавленном молчании. Я переглядывалась с кузинами и девушками напротив, но ни одна из нас не решилась нарушить тишину. До тех самых пор, пока не пришла пора тянуть жребий.
– Скажите, сударь, – произнесла брюнетка в зеленом, прочитав свое предписание согласно вытянутому номеру, – должна ли я отправляться на грязную работу в этом наряде?
– Разумеется, нет, – был ответ. – Вам предоставят простую одежду… И уж конечно, вы должны будете привести себя в порядок, прежде чем явиться к столу. Поэтому не мешкайте: все, что вы не успеете сделать сегодня, вам придется заканчивать завтра, но завтра появятся новые обязанности. И те, кто не совладает с таким грузом дел…
– Отправятся по домам, – заключила брюнетка. – Что ж, приступим! Лина? Где там эта… рабочая одежда?
Я подумала, что эта девушка, хоть и держит себя очень властно, вряд ли может похвастаться такой же родовитостью, как принцесса. Не те манеры, сразу заметно: она слишком напориста и резка, явно привыкла командовать и подтверждать свое право отдавать распоряжения, а не принимать повиновение как должное. Скорее всего, она из семьи военного, выслужившегося из низов. Или, к примеру, дочь богатого негоцианта, не так давно купившего титул. Участие в Королевском Испытании – шанс, который такие люди не могут упустить!
«Позже узнаешь», – одернула я себя и посмотрела в свою записку.
Повезло: сегодня мне предстояло только вытирать пыль, а это сущая ерунда! Ну, если не считать того, что потолки в замке очень высокие, и до верха какого-нибудь шкафа я не дотянусь, даже если встану на стул. Но ничего, что-нибудь придумаю!
Вернее, я надеялась, что придумывать мы станем все вместе – со мною на легкую работу угодили еще пять девушек. Но одна из них сразу заявила:
– Давайте-ка разделимся, так будет быстрее. Посмотрим…
Она развернула план, который нам выдал распорядитель (такая любезность с его стороны!), и указала:
– Я займусь вот этими комнатами. Выбирайте и вы.
– Верно, что толку ходить толпой? – поддержала вторая. – Мои – вот эти.
А мне, пока я придумывала, что бы такое сказать, перепали остатки – шесть комнат на четвертом этаже. Судя по плану – не очень-то больших, но там ведь могло оказаться предостаточно старой пыльной мебели! И если вылить грязную воду я могла в окошко, то за чистой нужно было идти на кухню. Набегаешься, пожалуй, по этим лестницам…
– Не забывайте, сударыни, – сказал распорядитель, услышав, наверно, как командует наша предводительница, – что оценивать станут всю работу в целом, не разделяя вклад каждой из вас. Таким образом, если кто-то из вас постарается, а кто-то лишь размажет пыль и решит, что сойдет и так, – он развел руками, – все вы будете оценены ниже, чем того заслуживаете.
– Слышали? – грозно посмотрела она на нас. – Идемте же! И не ленитесь!
«Несладко приходится ее прислуге», – подумала я, проводив девушку взглядом, и отправилась наверх. Заблудиться мне не грозило: здесь не было лабиринтов и запутанных коридоров, а план я запомнила хорошо. От лестницы налево, а там плутать негде…
«Всей прислуге несладко приходится», – решила я, одолев одну комнату. Я старалась изо всех сил, но мне казалось, будто только грязь развожу. Еще я пыталась вспомнить, за что матушка бранила наших горничных, и проверяла все места, где могла притаиться паутина или нетронутая годами пыль. Хорошо еще, здесь не было диванов с резными спинками и ножками – они не так давно вошли в моду. Вот в этой-то резьбе пыль, копоть и сажа скапливаются мгновенно, и отчищать мебель приходится часто и подолгу – я видела, как мучаются служанки. А ведь им еще приходилось выбивать подушки и покрывала, чистить ковры, мыть и натирать полы…
«Не буду больше никого посылать с дурацкими поручениями, – подумала я, переходя в другую комнату, еще больше первой. – Орехов мне, видите ли, расхотелось, подай засахаренных фруктов… И наши комнаты всего-то на втором этаже, но сколько раз на дню Дила бегает туда-обратно? Ведь не одна я ей приказываю, кузины тоже, хотя у них свои горничные есть! А я гоняю их служанок, если под руку подвернутся…»
Я всего-то ничего сделала, а вода в ведре – ох, каким оно было тяжелым! – сделалась совсем черной. В этих покоях не прибирались, должно быть, много лет… ну разве что обмахивали пыль на самых видных местах, и только. Мне же запомнились слова распорядителя, и я надеялась, что остальные девушки тоже постараются, иначе будет очень обидно!
Спустившись на кухню, я налила чистой воды из чана – спасибо, хоть из колодца не пришлось ее доставать, я бы не смогла, наверно! – и снова поплелась наверх. На третьем этаже слышались голоса и чей-то смех – мне показалось, это наша предводительница с какой-то из своих подруг.
Очень хотелось пойти и посмотреть, чем они занимаются вместо уборки, но я не решилась. Может, они уже закончили или просто решили передохнуть, а тут явлюсь я с глупыми претензиями… Очень не люблю оказываться в дурацком положении, но это случается со мной не так уж редко. Всему виной мое воображение, как говорит матушка: стоит мне замечтаться, и я перестаю замечать, что происходит вокруг, могу сказать или сделать что-нибудь невпопад. Я стараюсь следить за собой, даю волю фантазии только оставшись одна, но иногда не получается удержаться, и остается лишь уповать на то, что все обойдется, и я, к примеру, никого нечаянно не обижу, не заметив в упор…
И уж тем более нельзя расслабляться в этом месте! Здесь меня не станут ласково журить, как дома, а… Не накажут, конечно. Просто выставят за порог, а это… это очень обидно – отправиться прочь даже не по своей воле, как те семеро девушек, а из-за ошибок, которых понаделаю благодаря глупой рассеянности и привычке витать в облаках!
«Буду держать себя в руках», – пообещала я себе, толкнула третью дверь… и попятилась. Комната разительно отличалась от виденных мною до того.
Прежде всего, это была библиотека. Во всяком случае, мне так показалось. Но чем иным мог оказаться просторный, на удивление светлый зал, стен которого не видно за стеллажами, заполненными свитками и толстыми книгами в кожаных и деревянных переплетах? У нас дома тоже есть такие – ветхие, тронь – рассыплются прахом.
Но не о книгах я подумала в первую очередь, а о том, что мне недели не хватит на то, чтобы протереть бесконечные полки, – управиться бы до темноты, не то что до обеда! А ведь это еще не все…
– Что тебе тут нужно? – услышала я, едва не уронила ведро и ответила:
– Простите, сударь, меня прислали убираться…
Клянусь, я никого не заметила, войдя в библиотеку! Однако здесь кто-то был. Я не могла рассмотреть его против света, бьющего в большое окно, различила лишь, что высокий и широкоплечий. Мужчина, конечно же, это и по голосу было понятно.
– А, это снова ты! – неожиданно весело произнес он и шагнул в сторону от массивного стола, на котором рассматривал какой-то свиток.
Теперь, когда солнце освещало его сбоку, я узнала… Да, это был ночной незнакомец! Уже не в доспехах, но трудно было бы спутать его с кем-то другим: мужчин такого роста, повторюсь, не часто встретишь. И голос мне запомнился.
– Простите? – только и смогла я сказать, а про себя подумала: он точно не призрак, а человек из плоти и крови, раз оказался здесь среди бела дня!
– Ты настолько серьезно восприняла мои слова о том, что я тебя не видел? – осведомился он, подойдя ближе. – Похвально. Однако я угадал, девушка, – ты служанка, которая позаимствовала платье госпожи, чтобы сбегать на свидание!
– Вы не угадали, сударь, – ответила я и поставила ведро на пол – и так уже руки оттянула. – Платье никого не делает ни служанкой, ни принцессой.
– Надо же, какие разумные речи… Позволь-ка, – он вдруг взял меня за запястье и, прежде чем я успела отдернуть руку, провел жестким пальцем по моей ладони. – Хм… Эти руки не знали работы. Так кто же ты такая, девушка? Зачем переодеваешься то так, то этак, и почему то и дело попадаешься мне на пути?
– Простите, сударь, но если я стану говорить с вами вместо того, чтобы заниматься делом, то не успею закончить работу в срок.
– Ты же не языком собралась пыль вытирать, – сказал он. – К тому же я не вижу в этом необходимости – здесь недавно убирались.
Я посмотрела по сторонам и молча согласилась, что в библиотеке и впрямь царит необычайная чистота. А ведь именно там, где хранится множество книг, пыль скапливается во множестве…
– Что ж, – произнес мужчина, прежде чем я решила сказать, что мне нужно идти, – если ты не желаешь говорить, не стану тебя неволить. Но раз уж ты оказалась здесь, то помоги мне.
– Чем же, сударь? – кашлянув, спросила я.
В голове роились мысли одна другой страшнее. Что будет, если кто-нибудь войдет и обнаружит меня наедине с неизвестным мужчиной? Ведь это… это… Матушка и тетушка множество раз предостерегали нас с кузинами от подобного! А я, вместо того чтобы бежать прочь со всех ног, стою и разговариваю с этим странным человеком!
– Подержи, – незнакомец бросил мне свиток, и я ухитрилась поймать его прежде, чем он упал в ведро. – Мне нужно кое-что переписать отсюда.
– Сударь, у меня не очень-то чистые руки!
– А у меня их всего две.
Я поняла, что он имеет в виду, когда вытерла руки о передник и развернула свиток, – он изо всех сил старался свернуться обратно.
– А если придавить края чем-нибудь тяжелым?
– Я пробовал – неудобно, – был ответ. – Приходится то и дело двигать грузы – я быстро пишу, а читаю еще быстрее. Иди сюда, к свету, девушка, расстели на столе… и держи этого строптивца покрепче. Да, вот так… Я не задержу тебя надолго.
Признаться, мне не очень-то нравилось служить чем-то вроде подставки для книг, но возражать было поздно. Тоже скверная моя черта: вечно тяну до последнего, надеясь, что все как-нибудь разрешится само собой, когда нужно сразу сказать решительное «нет».
Спасибо хоть на том, что, оказавшись напротив незнакомца, я наконец смогла рассмотреть его при дневном свете. Он не был красив. Даже странно, если он здесь для того, чтобы компрометировать девушек, лучше бы выбрали мужчину посимпатичнее. Хотя отталкивающей я его внешность бы не назвала. Лицо, как я и запомнила, – худое, с резко выдающимися скулами и подбородком, длинным и не очень ровным носом. Лисса непременно отметила бы аристократическую горбинку, но, по-моему, горбинка эта возникла вследствие перелома, как у моего второго брата. Непослушные, очень густые волосы – в солнечных лучах они казались бронзовыми – падали на высокий выпуклый лоб, и незнакомец время от времени нетерпеливым жестом заправлял пряди за ухо. Насчет ушей, к слову, ничего не могу сказать, я не настолько искушена, как младшая кузина, чтобы с одного взгляда понять, на чьем портрете уже видела такой изгиб раковины и длинную мочку… с продетой в нее серьгой. Невероятная вульгарность!
И одет он был… странно. Простая рубаха с широкими, присборенными на плечах рукавами, наверно льняная, с вышитой золотом тесьмой на воротнике, а поверх… По-моему, туника, а может, камзол без рукавов? Главное, на груди вышит был все тот же герб! Еще – широкий пояс с металлическими накладками, на нем кинжал в ножнах… Довольно узкие штаны, похоже из тонкой замши, заправлены в сапоги. Так даже охотники в глухомани не одеваются, хотя… определенное сходство прослеживалось. По-моему, такую одежду носили очень, очень давно, еще в те времена, когда не было никакого королевства, а только разрозненные маленькие государства…
Но чтобы знатный человек нарядился подобным образом не на какой-нибудь праздник, где можно представиться хоть оборванным нищим, хоть самим королем… Нет, немыслимо.
Он строчил с неимоверной быстротой и настолько необычным способом, что я невольно замешкалась и перестала разворачивать свиток.
– Ну же, в чем дело? – Он заметил мой взгляд и поднял руку с пером. На пальце сверкнул тяжелый золотой перстень, на запястье – чеканное обручье. – Это не колдовские заклинания, честное слово!
– Почему вы решили, что я решила… – Я запнулась, но все-таки закончила фразу: – Будто это колдовство?
– По глазам видно, – ответил он. – Девушки боятся колдовства, разве не так?
– Наверно… Но я просто хотела спросить, на каком языке вы пишете, – рискнула я. – Никогда не видела ничего подобного…
– Подержи свиток еще минуту, я закончу и расскажу, – попросил незнакомец, и его перо вновь отправилось в стремительный бег по листу желтоватой неровной бумаги.
«А бумага ли это?» – невольно задумалась я. Свиток был пергаментный, совершенно точно, я видела такие в дедушкиной библиотеке, но самой писать на таком материале мне не приходилось. Интересно, каково это? И почему незнакомец использует именно пергамент? А может, я выдумываю, и у него просто не очень хорошего качества бумага?
– Можно сворачивать, – сказал он, отбросив перо и посыпав свои записки песком. Так делал дедушка, хотя отец давно пользовался промокательной бумагой. – Оставь его на месте, хранитель уберет, когда явится.
Я послушалась. Очень хотелось убежать со всех ног, но теперь для этого мне пришлось бы обойти незнакомца, а он вряд ли позволит. Да и ведро не бросишь… Кажется, я поняла, что ощущают молоденькие служанки, когда их задерживают господа, в то время как хозяйка ждет исполнения приказа. Ужасно неприятное чувство: и ослушаться не можешь, и знаешь, что влетит за задержку, но деваться все равно некуда…
– Платок я тебе не верну, – неожиданно произнес он.
– Ничего страшного, у меня еще есть, – ответила я. – Он, должно быть, все равно погиб.
– Почему? Вовсе нет. Просто я не предполагал снова увидеть тебя, тем более в библиотеке. Не носить же мне его у сердца в надежде на случайную встречу?
Я не нашлась что ответить. Лисса непременно придумала бы какой-нибудь колкий или смешной ответ, но, увы, – я не сильна в словесных дуэлях. Вернее, в воображении я могу вести блестящие беседы с язвительными и остроумными собеседниками, ни в чем им не уступая, но наяву теряюсь и не могу сразу найти подходящие слова.
– А ваша рука… – выдавила я наконец, чтобы не молчать.
– Почти в порядке, – усмехнулся он, дотронувшись до плеча. – Конечно, щит мне не придется держать еще по меньшей мере неделю, но в том, к счастью, нет необходимости. Что до прочего… мой лекарь – настоящий кудесник.
– То есть чародей? – не удержалась я, вспомнив слова распорядителя.
– Конечно, – с удивлением посмотрел на меня мужчина. – Не думаешь же ты, что такая рана могла зажить сама собою меньше чем за двое суток? Меня недаром прозвали Железным, но я все-таки не герой древности: у них, рассказывают, даже отсеченные конечности отрастали после битвы!
– Что, даже головы? – не удержалась я, и он засмеялся, а потом сказал:
– В какой-то легенде героя разрубили на куски и разбросали их по всему свету, и все равно он ожил и натворил еще немало славных дел, так что не удивлюсь и такому повороту.
– Ни разу не видела чародея, – зачем-то сказала я.
– Неужели? Из какой же ты глуши, девушка?
– Вовсе не из глуши, – обиделась я. – До столицы меньше двух недель пути, и…
– И как же называется это дивное место, в котором никогда не видели чародеев? Даже деревенских?
– Гаррат, – ответила я, решив не обижаться.
Может быть, ему того и нужно? Попадется какая-нибудь неуравновешенная девушка, оскорбится, услышав насмешливые слова о родном гнезде, наденет ведро с грязной водой ему на голову и за скверное поведение отправится домой. Откуда мне знать, может, наша предводительница смеялась не с подругой, а с таким же… провокатором?
– Никогда не слышал, – нахмурился незнакомец. – В какой это стороне?
– К северо-западу отсюда, сударь.
– А! Тогда понимаю – в ваших дремучих лесах, должно быть, новых людей видят раз в год, какие уж тут чародеи…
Настала моя очередь удивляться: назвать окрестности Гаррата дремучими лесами мог, наверно, только житель пустыни! То есть леса там были, конечно, но отнюдь не глухие: отцовские лесничие следили за вверенными им угодьями. Конечно, далеко на западе лес делался непроходимым, но в те места никто не забредал без нужды, разве только самые отчаянные охотники на редкого зверя.
– Покажи-ка на карте, – приказал вдруг мужчина и, не глядя, выдернул с полки еще один свиток. – Ну же, я жду!
– Боюсь, я не сильна в землеописательных науках, – сказала я, взглянув на карту, а это была именно она.
Признаюсь, я узнала очертания побережья, Великую реку, что течет с запада на юг, восточные горы и… И больше ничего. Карта выглядела какой-то… пустоватой. Что это за значки? Вот тот, похоже, город. Судя по гербу – королевская резиденция, столица то бишь. Что обозначают черточки – болота или равнины? Или болота – это точки?
– К тому же, вы правы, сударь, – нашлась я вдруг, – Гаррат настолько мал и незначителен, что я вовсе не вижу его на вашей карте.
– Или она устарела… – пробормотал он и бросил свиток на место. – К слову, девушка, я веду себя непозволительно грубо, поскольку до сих пор не поинтересовался твоим именем. Нас не представляли, иначе я непременно запомнил бы тебя – не каждый день увидишь такую солнечную корону!
«Он о моей прическе говорит?» – удивилась я. Отправляясь прибираться, я снова заколола косу вокруг головы, и она действительно походила на старинный венец, а уж на солнце, наверно, полыхала огнем. Да уж, такую рыжину поди не заметь…
– Гара-Тесса, сударь, – сказала я и поклонилась.
– Странное имя.
– Вовсе нет, самое обычное, – снова удивилась я. – Моих кузин зовут Лина-Делла и Лина-Лисса, они родом из Линдора, это совсем рядом с Гарратом.
– Дай угадаю: первая часть имени дана по названию ваших земель?
– Именно так, сударь.
– Мне встречался такой обычай именования, – сказал он, – далеко на юго-востоке, там он распространен повсеместно. А поскольку названия там дают каждому хоть на что-то пригодному клочку земли, можешь представить, как пышно звучат имена даже распоследних бедняков, всех владений которых хватает разве что на выпас одной тощей козы?
– Пожалуй… – пробормотала я, теряясь в догадках.
Юго-восток? Там расположено союзное государство Аранат. Говорят, в незапамятные времена королевские предки пришли оттуда, может они и принесли с собой этот обычай, как и многое другое? Но в нашем королевстве не первый век дают детям двойные имена, так почему же этот человек удивлен?
– Твоему деду или прадеду не доводилось воевать при Эрдолане? – спросил он вдруг.
– Н-нет, сударь, никому из них никогда не приходилось сражаться, – покачала я головой. Что за Эрдолан такой? Нет, не вспомнить…
– Жаль… Я имею в виду: если они были в южном походе, то могли привезти оттуда такой обычай, и этим бы объяснилась странность твоего имени. Но нет – значит, нет. Должно быть, он попал в ваши края другим путем, – улыбнулся незнакомец.
К слову, сам он представиться не пожелал. Или, может, предполагал, что я узнаю его с первого взгляда? Но… Нет. Я и короля не узнаю, даже если столкнусь с ним нос к носу, – я видела его только на парадных портретах, а еще во время шествия несколько лет назад, и то издалека. Но я тогда была еще ребенком, и мне больше запомнились наряды придворных дам и роскошные кареты, украшенные цветами и лентами, чем чьи-то лица!
– Ты спросила об этом, – сказал он, стряхнув песок со своих записей. – Все еще хочешь узнать ответ?
– Почему нет, сударь? Вы сказали, что это не колдовство, – осмелилась я ответить, – значит, бояться нечего.
– Тогда взгляни поближе. – Незнакомец взял меня за плечо и подтащил к себе. Я, наверно, слишком заметно съежилась, потому что он спросил: – Что с тобой, девушка? Ты ведешь себя так, будто я чем-то обидел тебя или напугал, но разве я причинил тебе какой-то вред?
– Н-нет, сударь, – выдавила я.
Не объяснять же, что даже находиться в одной комнате с ним для меня уже опасно! Не потому, что он может на меня накинуться и что-то сотворить, нет… Если нас застанут, огласки не избежать! И не докажешь, что я вовсе не желала стоять настолько близко к незнакомому и очень странному человеку…
– Тогда перестань дергаться, будто тебя каленым железом прижигают, – велел он. – Итак… Эти загадочные письмена, которые ты видишь перед собой, не что иное, как дзейлинская скоропись.
– Какая?
– Дзейлинская. Не хочешь же ты сказать, будто вы в своих лесах никогда не слыхали о великой империи Дзейли, что лежит на самом дальнем северо-востоке? – неподдельно удивился он.
Я смогла только криво улыбнуться.
– Поразительно, в двух неделях пути от столицы – такая дремучесть… – пробормотал он, свободной рукой взъерошив густые волосы.
Сейчас свет падал так, что стало ясно: незнакомец намного моложе, чем показался мне на первый взгляд. Я поначалу решила, что ему… ну, быть может, сорок лет или даже больше, как отцу, но теперь видно было – наверно, нет и тридцати.
– Может, в ваших краях считают, что девицам ни к чему науки? – вдруг с подозрением спросил он.
– Вовсе нет! – возмутилась я.
– Ты хотя бы грамотная?
– Разумеется, сударь, и если вам угодно проверить…
– Мне угодно, – сказал он и, подумав, взял со стеллажа толстую книгу в окованном бронзой переплете, раскрыл и положил передо мной. – Прочти хотя бы строчку.
Я невольно залюбовалась затейливой буквицей, выполненной лазурью и золотом, но спохватилась и вгляделась в строки, написанные, похоже, от руки. Читать такой почерк было непросто, но я постаралась:
– В год… не могу цифру разобрать… отправился правитель… – Да что за имя-то такое, я его даже прочитать не могу, не то что выговорить! – Ла… Ларрандар? Отправился в поход… в те края, где солнце… солнце не заходит полгода. На север, что ли? И привез оттуда… богатства и… Не знаю такого слова…
– Достаточно. – Мужчина захлопнул книгу, едва не прищемив мне нос. – По меньшей мере, складывать буквы в слова ты умеешь и понимаешь прочитанное. И на том спасибо, а то я уже начал подумывать навестить ваши края и вразумить мужчин, которые считают, что женщине учиться ни к чему!
– Сударь, да ведь теперь неграмотного поди поищи! – не выдержала я. – Вот разве что охотники из лесных поселений читать не очень горазды, но и у них есть люди, которые растолковывают им написанное. И уж подпись свою все они ставить обучены…
– Интересно у вас там, в Гаррате, – без тени улыбки произнес он. – Нужно будет и впрямь наведаться… когда-нибудь.
– Рады будем видеть вас, – вежливо сказала я, хотя сомневалась, будто отец и тем более дедушка обрадуются такому гостю. – Сударь, вы начали говорить о скорописи, но не закончили.
– Да, верно, – кивнул он. – Смотри…
Я взглянула на лист: ровные строки на нем напоминали птичьи и звериные следы на снегу, иногда перемежаемые замысловатыми завитушками и росчерками.
– Каждый значок – это слово, – сказал незнакомец. – Не на нашем языке, конечно же, на дзейлини. Удивительно богатое наречие, хотя и сложное… Значение любого такого значка может измениться, достаточно добавить черточку или точку. Учить их письменность – сущая пытка!
– В самом деле?
– Если выбирать между настоящей пыткой и вот этим, – он стукнул согнутым пальцем по листу, – думаю, мало кто станет колебаться. Я не стал. Хотя впоследствии не раз пожалел об этом: знаешь, каленое железо, муравьи, крысы, выедающие внутренности, – сущая ерунда по сравнению с дзейлинской грамматикой.
Я покосилась на него с опаской, но все же сказала:
– Однако вы, вижу, освоили их письмо?
– Да. Не скажу, что в совершенстве, но достаточно неплохо, – без тени бахвальства ответил он. – Главное, дзейлини позволяет делать заметки очень быстро, а кроме того…
– Их никто не поймет, кроме вас? – догадалась я.
– Именно, Гара-Тесса, – улыбнулся незнакомец. – И моего лекаря. Он приехал со мной из тех краев… и не устает корить меня за скверный почерк.
– А вы не опасаетесь, что он может оказаться шпионом?
– Что? О нет… – улыбка его померкла. – Инна-Ро не шпион. Он обязан мне жизнью, а я – ему. Для дзейлини такая связь священна.
– Все равно как у отца с сыном?
– Нет. Сын может пойти против отца, отец способен предать сына. Мы же навеки обречены заботиться друг о друге и спасать во что бы то ни стало… Да, спасать, – словно отвечая на какие-то свои мысли, произнес он. – Конечно, Инна-Ро – чудовищный брюзга, но он один из немногих людей, кому я могу доверять безоговорочно. Согласись, это важно?
– Конечно, – сказала я. – А он ведь еще и чародей…
– Колдовство – ничто, если разум темен и скуден, а к острому уму не прилагается способность мечтать, так он говорит. Правда, добавляет: главное, чтобы мечты не были бесплодными.
Я не стала спрашивать, что это означает, и так ясно. Можно сколько угодно воображать, как выйдешь замуж за короля, только цель от этого не приблизится. А вот если не только мечтать, но и делать все для достижения цели… ну, хотя бы тщательно вытирать пыль, раз уж Королевское Испытание состоит еще и в уборке, тогда, быть может, тебе и повезет.
– Что привело тебя в замок, Гара-Тесса? – спросил вдруг незнакомец.
– Мы с кузинами приехали на смотрины, – честно ответила я.
– Надо же, как интересно… И что ты, в таком случае, делаешь здесь в таком наряде?
– Я… ну… Это Королевское Испытание! – выпалила я и добавила по наитию: – Правда, никто нам не сказал, в чем оно заключается. Может быть, вы знаете, сударь?
– Знаю, конечно… – задумчиво ответил он.
– Но не скажете?
– Почему?
– Может быть, не полагается этого делать, и вы пытаетесь найти вежливый предлог для отказа? Я понимаю, сударь, и…
– Я просто гадаю, кому взбрело в голову устроить такое представление. Нет, не говори! – остановил он меня. – Я же лишусь половины веселья, если узнаю, чьих это рук дело! Правда, участницам забавы не до смеха, не так ли?
– Ну… – Я покосилась на свое ведро. – Это оказалось весьма неожиданно, сударь. Мы полагали, что оценивать станут наши манеры, образование и прочие добродетели, но никак не умение мыть полы и чистить хлева.
– Это-то как раз нормально для Испытания, – сказал он и присел на край стола. – Скажи спасибо, что тебя не пошлют в чумной барак ухаживать за умирающими. И посуди сама: много ли толку от изящных манер, когда, например, в замке совсем не осталось мужчин, не считая детей и немощных стариков? Кто-то ведь должен ходить за скотиной, кормить остальных и поддерживать порядок, так почему не хозяйка? Вернее, хозяйка обязана делать это в первую очередь – в отсутствие супруга ответственность за людей лежит на ней.
– Вот как… – произнесла я, потому что не придумала ничего умнее.
Зачем все это в наши времена? Я не могла вообразить ситуацию, в которой матушка с тетушкой оказались бы вынуждены сами стряпать еду на всех обитателей нашего замка или стирать белье на реке!
– Королевское Испытание состоит из трех этапов, каждый из которых может подразделяться на несколько других, – сказал вдруг незнакомец, и я обратилась в слух. – Не думаю, правда, что вас заставят пройти его полностью, хватит и части. Так или иначе, самый первый этап – смирение. Думаю, ты уже поняла его суть?
– Пожалуй, сударь… Выполнять грязную работу и не жаловаться – этого от нас добиваются?
– Не просто выполнять, а делать это с тем же усердием, с каким ты училась танцевать, чтобы блистать на балах, – поправил он. – Мало смириться с тем, что ты вынуждена мыть полы… или что ты делаешь этой тряпкой?
– Протираю пыль.
– Повезло. Так вот, Гара-Тесса, нельзя работать лишь для того, чтобы распорядитель отметил – такая-то выполнила всю порученную работу. Если ты станешь трудиться лишь ради заветной галочки напротив твоего имени в списке, ты не перейдешь ко второму этапу.
– Я не понимаю, сударь… – прошептала я. – Нам велели тянуть жребий, сказали, что каждые несколько дней станет меняться задание и те, с кем вместе мы должны его выполнять, вот и все. Еще добавили: оценивать будут всех, и если кто-то станет лениться и работать спустя рукава, то пострадают и другие…
– Нужно запретить это Испытание, – сказал он себе под нос, – для всех, кроме собственно королей.
Я едва успела прикусить язык, чтобы не сказать – ведь именно его величество пригласил нас сюда!
– Неважно, кто и что сказал, – добавил мужчина. – Оценивать будут не люди.
– Кто же? – голос у меня почему-то сел.
– Старая Птица, – ответил он, словно это было нечто само собой разумеющееся. – Этот замок. Если ты сумеешь отнестись к нему как к своему дому… Ты ведь не допустишь, чтобы в твоем Гаррате по углам катались клубки пыли, а окна заросли паутиной, даже если не останется слуг и придется взять дело в свои руки?
– Конечно же, нет!
– Так и здесь… Нет, – покачал он головой. – Трудно объяснить, Гара-Тесса. Можно выполнять задания так, что любой распорядитель расплачется от восторга: все кругом будет сиять, соринки не найдешь, но это будет мертвая чистота. Злая.
Я открыла было рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но догадалась сама. От злости можно много чего сделать, в том числе отдраить полы в целом замке и перечистить все серебро. Но без малейшего желания, с отвращением даже, и… наверно, замок это почувствует? Эта самая Старая Птица, чем или кем бы она ни была?
«Вряд ли я смогу с радостью стирать белье в холодной воде, – подумала я. – Что ж, я знала – у меня нет шансов. Не очень-то и хотелось!»
– Старая Птица видит наши мысли и чаяния, – сказал вдруг незнакомец. – Сделанное напоказ ее не порадует. А какая-нибудь мелочь, исполненная от души, – дело другое. Больше я ничего не могу тебе сказать. И так уже наговорил лишнего…
– А почему – Старая Птица? – не удержалась я.
– И ты еще уверяешь, что Гаррат – не глушь? – засмеялся он. – Неужели там не слыхали этой легенды?
– Н-нет…
– Что, и об украденном солнце не рассказывают?
– Я не слышала, – призналась я.
– Дожили… – пробормотал он. – Что ж… Сказитель из меня скверный, но если коротко, то дело было так: давным-давно Враг похитил солнце с неба. Сама понимаешь, чем это обернулось.
– Неужели нет!
– Многие пытались вернуть его, но… Кто не смог добраться до крепости Врага, кто погиб на подступах к ней или угодил в плен и умер в заточении. И так длилось до тех пор, пока не погибли все молодые и сильные. Остались старики, дети и женщины. Птица была, как понятно по имени, уже старой, но когда последний из ее детей не вернулся, решила – раз больше некому, значит, ей придется взять меч и идти за солнцем…
– Чем же она держала меч, если у нее крылья? – не удержалась я. – В лапах? А ходила как?
– Пришлось отрастить вторую пару лап, – усмехнулся он и накрыл ладонью вышитый на груди герб. Тут только до меня дошло, что под Старой Птицей он имеет в виду грифона! Ну конечно: у него и крылья, и меч в лапе! – Чего только не сделаешь, чтобы мир спасти. И она добралась до цели. Долго рассказывать, на это у хорошего сказителя несколько вечеров уходит. Главное – Враг был повержен, а солнце вернулось на положенное место в небесах.
– А Птица?
– Дожила свой век в окружении уцелевших внуков и правнуков, как подобает. Иначе от кого бы мы узнали о ее приключениях? У нее, знаешь ли, не было оруженосца!
– Никто не рискнул отправиться с нею вместе?
– Скорее уж, она никому не позволила следовать за собой. Старики, намного более дряхлые, чем она сама, задерживали бы ее, дети… ну кто же берет детей в такое опасное путешествие? – без тени улыбки произнес мужчина. – В память о Старой Птице мы, ее потомки, носим этот герб. Отвоеванное солнце всегда с нами. И меч – чтобы никто больше не посмел протянуть к нему руку… или даже лапу.
Только сейчас я поняла, чем меня так смущал этот герб. На королевском грифон опирался на щит, а меч держал острием вниз. На том же, что я увидела сперва на доспехах, а теперь и на тунике незнакомца, грифон воинственно воздевал оружие, а под свободной лапой у него был вовсе не круглый щит, как мне показалось, а… солнце. Кругом располагались не какие-то завитушки для красоты, а лучи, как их изображали на старинных гравюрах.
«Так это вовсе не особа королевской крови, – отлегло у меня от сердца. – Разве что отпрыск какой-то дальней ветви… Герб похож, но не так уж сильно. И все равно непонятно, что же он тут делает!»
Расспрашивать я не рискнула, сказала лишь, чтобы не допустить неловкой паузы:
– Должно быть, страшно ей было…
– Неужели нет, – улыбнулся он. – Не за себя – за тех, кто остался дома.
– Понимаю: если бы с ней что-то случилось, их уже некому было бы защищать.
– Именно так. Она, правда, оставила с ними свое сердце, но оно может только светить и согревать любовью… хотя в темные времена и это немало, не так ли?
Я кивнула, полагая, что ответы на подобные вопросы не требуются.
– Говорят, – добавил он вдруг, – когда Старая Птица улетала на бой, она была совершенно седой. А вернулась в золотом оперении – это солнце ее поцеловало в благодарность за спасение.
– У нас тоже говорят про рыжих и веснушчатых – солнцем отмеченные, – вспомнила я.
– О, Гаррат исправился в моих глазах, – серьезно ответил он. – Хоть что-то у вас помнят…
– А этот замок, сударь? Испытание проводят именно здесь из-за Старой Птицы? – расхрабрилась я.
– Именно так. Говорят, в основании фундамента лежит ее гнездо. Легенда это или нет, но… замок не так-то прост. Он сам решает, кто достоин пройти Испытание, кто нет, а вовсе не распорядитель. Поэтому… тебе пора, Гара-Тесса. Думаю, у тебя еще много работы, да и меня ждут дела.
– Благодарю, сударь, – искренне сказала я и поклонилась, удостоившись недоуменного взгляда.
– Почему ты все время приседаешь?
– Я… У нас так принято кланяться, – нашлась я. – Я имею в виду, у женщин.
– Что за дикий обычай… – встряхнул он головой. – Сделай милость, не повторяй этого при мне.
– Как вам будет угодно, сударь, – с удивлением ответила я. Матушка очень гордилась тем, что выписала нам учителя из столицы, и тот обучил нас и танцам, и настоящим придворным поклонам.
– А теперь иди. Надеюсь, – он сдержанно улыбнулся, – жених стоит того, чтобы пройти ради него Испытание.
«Вот и я на это надеюсь…» – подумала я и выскочила за дверь, чуть не позабыв впопыхах ведро.