16 мая 2017 г.
– Значит, отца похитили и даже, скорее всего, убили, – подвела черту под недолгим разговором Кара.
Семейство Арчуговых в составе его бывшей жены Ларисы Яшиной, ее дочери от Арчугова Риммы и старшей дочери Арчугова Карины, прибывших сегодня из Штатов, расположилось в столовой загородного дома исчезнувшего антиквара.
Лариса уже успела посвятить барышень в суть происходящего.
– А зачем мы понадобились, раз отца все равно пока не нашли? – недовольно поинтересовалась Римма, такая же худенькая и миниатюрная, как мать.
– Затем, что в случае смерти отца мы с тобой, Машка и Наум становимся владельцами семейного бизнеса и отцовских денег, – ответила вместо Ларисы Кара. – И Лариса, очевидно, хочет иметь нас под рукой. На случай дрязг с Машкой из-за наследства.
Лариса слегка поморщилась от подобной прямолинейности, а с другой стороны, какой смысл ходить вокруг да около?
– Да. Так и есть, – сухо подтвердила она. – Посидите здесь недельку-другую, пока обстановка не прояснится, дадите юристам доверенность на ведение дел, если понадобится, и можете возвращаться в Штаты.
Кара с прищуром взглянула на Ларису, но от комментариев воздержалась.
Загородный дом Бориса Арчугова был похож на филиал одного из его магазинов. Антиквариат, карельская береза, красное дерево, инкрустированные столики, ломберные столики, горки, обитый штофом столовый гарнитур, обитый шелком гостиный гарнитур, кабинет в стиле ампир, спальня в стиле Людовика Пятнадцатого. Картины: Репин, Шишкин, Левитан, Гоген, Ренуар, Шагал. А еще гравюры, акварели, хрусталь, бронза, потолочная роспись, лепнина. Все подлинное, все лучшее, все дорогое. Дом, похожий то ли на склад, то ли на музей.
– Боже! Какой ужас! Сколько нам здесь торчать? – поднимаясь по лестнице в свою спальню, простонала Римма.
– Ничего, детка, потерпишь, – чуть раздраженно отреагировала Лариса. – Хочешь красиво жить, надо шевелиться. Если мы не отожмем наследство, я тебя обеспечивать не буду, максимум учебу оплачу.
На личике Риммы появилось выражение глубокой детской обиды.
– Да-да! И не надо кривиться. В конце концов, я тебя не в хрущевку привезла. Помнишь старую бабулину квартиру? То-то.
Кара, в отличие от сестры, промолчала. Хотя и она не разделяла вычурных, напыщенных вкусов родителя. Теперь уже, судя по всему, покойного.
Кара подождала, пока пожилой широкоплечий охранник затащит ее чемодан в комнату, закрыла за собой дверь и подошла к окну. За ним радовала глаз весенней зеленью ухоженная лужайка с маленькими мостиками, кустиками вереска, карликовыми соснами, прудиками и ручейками.
Отец мертв. Кара прислонилась лбом к стеклу. При Ларисе она не позволяла себе вдумываться в суть случившегося. Она вообще не любила демонстрировать посторонним свои эмоции. Но теперь, оставшись наедине с собой, можно не спеша все обдумать, осмыслить и дать волю чувствам.
Но чувств не было. Никаких. Даже немногие детские воспоминания, связанные с отцом, не вызвали ожидаемого прилива тепла, сожаления, грусти. Ничего. Те пять лет, что она прожила вместе с отцом, давно поблекли, растворились в памяти, затерлись среди множества более поздних воспоминаний, оказались не слишком яркими и дорогими.
В те годы они жили обычной жизнью: мать работала, отец только начал сколачивать свое состояние, а Кара ходила в садик. Самый обычный, во дворе под окнами, водила ее туда бабушка. Отца она видела редко, в основном в выходные. Каким он был? Веселым, любил над всеми подшучивать, иногда язвительным. Шутки не всегда были безобидными. Ленивым. Ну, это понятно, с его весом комфортнее всего лежать на диване. Обожал компании, у них часто бывали гости. Из всех воспоминаний об отце самым веселым и дорогим, наверное, был Новый год, который они отпраздновали за городом, на какой-то турбазе. Именно после этого Нового года родители развелись. Отец просто съехал из квартиры, и все. А в тот Новый год они были дружной, любящей семьей. Отец с Карой катались на санках, валялись в снегу, забрасывали маму снежками. Было весело. Кара улыбнулась. Да, тот Новый год был самым лучшим в ее детстве. Кстати, имя ей тоже выбирал отец. И ей, и Римме. Он любил все эпатажное, вычурное, заметное. Карина. В детстве имя Каре не нравилось. Ей хотелось быть как все. Сашей, Полиной, Настей. Но теперь, когда она повзрослела, свое имя ей стало нравиться. В нем было что-то величественное, отчаянное, своевольное. Оно напоминало ей дорогой клинок. Карина. Девушка залюбовалась своим именем, чуть не забыв об отце.
Да, отец. А затем они почти что не общались. Он устраивал ее в школу, в элитную гимназию, оплачивал репетиторов, отдых за границей, затем помог им с матерью выехать в Штаты, обеспечил поступление в американский университет. Даже когда мать второй раз вышла замуж, а Кара выросла, продолжал помогать.
Благодарность Кара чувствовала, а вот прилива любви, нежности, тепла – нет. Только детская обиды всплыла. Когда Кара узнала, что у папы в новой семье родилась другая дочь, она восприняла это как предательство. Если папа завел себе новую дочку, значит, она, Кара, ему не нравится? Значит, он ее не любит? И никакие заверения мамы, что любит, и попытки объяснить реалии и резоны взрослой жизни не помогали. Потом она, конечно, переросла эту обиду, особенно когда узнала, что папа и свою новую дочку тоже бросил. Тогда она испытала ни с чем не сравнимое злорадство. Так ей и надо, этой девчонке! А потом она ее простила.
– Кара! – раздался за дверью Риммин голос. – Можно к тебе?
– Заходи, – стараясь скрыть недовольство, разрешила девушка. Она не любила, когда прерывали ее мысли. Она вообще была довольно замкнута и независима и не любила вторжений в свое личное пространство.
– Кара, ты как думаешь, не опасно нам из дому выезжать? Я тут долго взаперти не выдержу, даже с инетом, – плюхаясь поперек кровати, проныла Римма. – Я тут списалась со знакомыми, они один клуб советуют, может, сходим завтра? А?
Судя по всему, Римма тоже не испытывала горечи утраты – сделала очевидный вывод Кара.
– Завтра? Давай доживем до завтра, а там решим, может, завтра придется по делам мотаться, а к вечеру уже не до клуба будет, – рассудительно заметила Кара, не испытывающая горячего желания куда-либо ехать – ни сегодня, ни завтра.
– Мария Николаевна, – галантно склонился к ее руке крупный светловолосый мужчина с жесткими, неправильными чертами лица, – добрый вечер. Таволжанин Геннадий Сергеевич. Мы с вами уже встречались, но, возможно, вы меня и не запомнили.
Таволжанин соврал не моргнув глазом. С последней женой Арчугова они никогда прежде не виделись.
– Ну что вы! Конечно, я вас помню, – посюсюкала в ответ Маша. Она совершенно не помнила этого мужика, но не будешь же признаваться.
Геннадий Сергеевич после длительных размышлений решил организовать их первую с Марией встречу на нейтральной территории, а именно – в модном сверхдорогом ресторане. Решив, исходя из имевшейся у него информации, что дамочка сей порыв оценит положительно. Кроме того, ее внимание будет рассеяно, бдительность притупится, и ему будет легче договориться, задурить этой идиотке голову. О том, что Мария – недалекая идиотка, Геннадий Сергеевич знал достоверно от самого Арчугова. Но в данном случае невеликие умственные способности Марии были ему только на руку. Ему не нужен был компаньон, ему нужен был послушный инструмент.
– Вы позволите проводить вас за столик? – Когда обстоятельства того требовали, Геннадий Сергеевич мог быть очень, очень вежлив, даже галантен. Случалось такое, правда, нечасто. И длилось недолго.
Маша улыбнулась тихой благодарной улыбкой, когда того требовали обстоятельства, она могла быть покорна и ласкова, кротка и изысканна. Конечно, недолго и только за наличный расчет. Ради Таволжанина стоило постараться, на сегодняшний день он был единственным досягаемым источником благосостояния. Не идеальный вариант, как с тоской заметила для себя Маша, она предпочитала более интеллигентный контингент, но выбирать не приходилось.
– Вы позволите мне лично выбрать вино? – любезно поинтересовался у дамы Таволжанин, пока та, разинув рот, таращилась на публику и пожирала глазами чужие наряды, украшения, угощения.
– Конечно, – торопливо отозвалась Маша, не упуская случая, кокетливо взмахнув ресницами, бросить на своего кавалера многозначительный взгляд – пусть считает ее недалекой глупышкой, она ему подыграет.
– Итак, Мария, вы позволите мне называть вас просто по имени? – ощериваясь в любезной улыбке, спросил Таволжанин.
– Разумеется, – легко согласилась она (хоть горшком, лишь бы помог отжать их с Наумом наследство, а может, заодно и своих деньжат подкинул).
Она уже хорошо закусила, прилично выпила, ее поза приобрела некоторую развратную расслабленность, ограниченную, разумеется, платьем, а сама красотка готова была перейти к конкретике, желательно не в ресторане. Геннадий Сергеевич усмехнулся, разглядывая арчуговскую вдову, и проникновенно продолжил, глядя ей в глаза:
– Сейчас, когда Борис пропал, вы остались, по сути, одна против всего семейства и сотрудников компании. Это жесткие, прагматичные люди, и Борису приходилось держать их в ежовых рукавицах. Теперь, когда он исчез, будем надеяться ненадолго, у вас могут возникнуть с ними определенные трудности, в том числе и финансовые. Я думаю, Борис заботливо ограждал вас от собственных рабочих сложностей?
– Да, Боря был очень, очень, заботливым отцом и мужем. Не представляю, что мы будем без него делать. – Маша достала из сумочки платочек и интеллигентно промокнула его кончиком сухие, внимательные глазки.
– Он был абсолютно прав. Любимых женщин надо беречь. – Маша печально улыбнулась, «польщенная» столь тонким комплиментом. – Но в данной ситуации ваша непосвященность в дела мужа может сыграть с вами скверную шутку. Руководство компании наверняка попытается обмануть вас, еще хуже – обокрасть.
После такого заявления Маша мгновенно напряглась. Значит, она была права, они попытаются ее кинуть. И еще совершенно очевидно, что этот тип Таволжанин решил использовать ее для своих махинаций, наверняка надеется с ее помощью прибрать к рукам Борькину компанию. По его морде видно, что это за бизнесмен такой. Уж Маша таких повидала, пока не изловчилась Арчугова подловить. Ладно. Ей деваться некуда, а Федосеев с Лариской сами виноваты, что дружить не захотели. Сегодня утром она заехала в компанию и в кабинете Борькиного заместителя столкнулась с Ларисой. Маша до сих пор не могла без ярости вспоминать, как сладко и интеллигентно выпроводил ее из офиса этот гад Федосеев, а Лариска лишь самодовольно посмеивалась ей вслед. «Ах, Мария Игоревна! Ах, пока Бориса не признают погибшим, ах, пока не найдут тело, ах, пока не огласят завещание, ах, не шиша вы не получите, ах какая жалость! Сволочи!» – думала Маша, глядя на Таволжанина с пугливой жалостливостью. Артистизм был у нее в крови, и кипевшие в душе Маши злость и ненависть никак не проявлялись снаружи, даже самый внимательный наблюдатель не смог бы прочесть ее истинных чувств.
– Но я этого не допущу, – продолжал обрабатывать «глупышку» Геннадий Сергеевич: он не хотел, чтобы Арчугова чрезмерно напрягалась. – Как давний друг Бориса, я обязательно поддержу вас в этой непростой ситуации. Если потребуется, я подключу собственных юристов, у меня имеются связи в Следственном комитете и в администрации города, – ворковал он баском, беря в свои крупные широкие ладони Машину лапку с острыми ярко-алыми коготками.
– Да, да, подключите, пожалуйста! – жалобно проскулила Маша, заглядывая в глаза новому покровителю призывным, красноречивым взглядом. – У нас с Наумчиком совершенно нет денег. А ведь прислуга, и няня, и вообще разные траты. К тому же, – ее голосок стал чуть жестче, – я хочу по праву жены занять место Бориса и сама управлять компанией. – Этому типу мысль использовать Машу в качестве ширмы может показаться привлекательной, ведь ее держат за записную дуру. А она, между прочим, степень бакалавра имеет по менеджменту. Могла бы и магистром стать, да учиться до смерти надоело.
– Машенька, ну зачем вам влезать в эту скучную рутину? Сидеть весь день в офисе, выслушивать скучные отчеты, вычитывать договоры, проверять таможенные декларации, согласовывать сроки поставок, банковские переводы, налоговые декларации, отчеты… – Геннадий Сергеевич умышленно запугивал дуреху, чтобы у той даже мысли больше не возникало самостоятельно соваться в фирму. – К чему вам это?
«Действительно, к чему?» – зло подумала Маша. Значит, он собирается забрать их фирму с потрохами. Стало страшновато, но деваться Маше было некуда, придется иметь дело с ним. Во-первых, нужны деньги, во-вторых, она всегда может прибежать к Федосееву и предложить договориться, объединившись против этого нахрапистого быдла Таволжанина. Или же прибрать к рукам самого Таволжанина, что с финансовой точки зрения было бы, вероятно, выгоднее всего. Да и Лариске хочется досадить. Маша согласно кивнула головой, взмахнула клееными ресницами и робко улыбнулась, продолжая играть навязанную ей роль безнадежной, жадной, тупой дуры. Пусть порадуется. В любом случае на данном этапе ей пригодится помощь опытных, грамотных юристов, и пока они отстаивают ее интересы, она будет жить в свое удовольствие за счет Таволжанина. Во всяком случае, пока. А потом либо она найдет защитника понадежнее, либо труп Арчугова обнаружится, а Маша была уверена, что его уже нет в живых, и она получит свою законную долю наследства, и вот уж тогда… Тогда она решит, как ей быть дальше: с кем дружить, а кого подставить. Вслух же она решила для вида покривляться.
– Да, но кто же захочет бесплатно заниматься моими делами? – озабоченно поинтересовалась она у сидящего напротив мужчины. – Юристам ведь платить надо, а у меня совсем нет денег.
– Ну что вы, стоит ли об этом волноваться! – Геннадий Сергеевич поцеловал ручку своей дамы долгим, выразительным поцелуем. – Я сам решу все вопросы с юристами. Вам не о чем волноваться. А чтобы вы были совершенно спокойны, мы оформим доверенность на меня, и я буду отстаивать ваши интересы на всех совещаниях и заседаниях. Чтобы ни одна копейка не ушла налево. С моим опытом для этого не потребуется чрезмерных усилий, а еще лучше – я посажу доверенного управляющего, который будет держать все под контролем. Зарплату ему будет платить фирма, так что ваши финансы от этого не пострадают. – И он улыбнулся Марии безукоризненно добродушной улыбкой.
Маша с горьким опасением смотрела на своего нового «бескорыстного» друга, прикидывая, во что ей обойдется его «помощь». Доверенность – это уже опасно. Очень опасно, тем более на самого Таволжанина. Но выбирать было не из чего, к тому же она надеялась соблазнить его, стать любовницей, и уж тогда вытянуть из него всю правду и заставить действовать в своих интересах. Маша все еще верила в силу секса и собственную привлекательность. Смогла же она соблазнить Арчугова и даже в ЗАГС затащить! Почему же нельзя провернуть то же самое с Таволжаниным? Интересно, он женат?
– Я так рада, что хоть кто-то позаботится о нас с Наумом! – проговорила она и словно случайно взглянула на часы своего кавалера. – Ой, как поздно! А ваша жена не будет волноваться, что вы так задержались?
– У меня нет жены, – беря в свои руки и вторую ее лапку, ответил Геннадий Сергеевич, с удовлетворением отметив, как у Арчуговой загорелись глазки. Мечтает затащить меня в постель? На здоровье. Бабенка еще вполне ничего, можно и воспользоваться. Да и ей спокойнее, такая обязательно должна переспать с мужиком, иначе не будет в нем уверена.