Глава 1 Дядечка
Спустя время Лиси поняла, что именно она была виновата во всем, что случилось тем утром. Если бы она не проспала и Касу не пришлось чуть не за шиворот вытаскивать ее из постели, они успели бы на поезд, уходивший получасом раньше. Тогда бы Кас не нагрубил той старухе и, конечно, не столкнулся бы в дверях с Тайгиным – а ведь это событие и стало ключевым.
Но случилось как случилось.
Они ехали в переполненном вагоне, лица у окружающих были кислые. Из широких окон падал серый промозглый свет. Казалось, вот-вот пойдет снег. Кас сосредоточенно жевал бутерброд с паштетом и пил кофе из старенького термоса. А Лиси едва шевелила замерзшими пальцами, заплетая косы: обычно это ее успокаивало, но не сегодня.
Старуха в наушниках, сидевшая напротив, то и дело поглядывала на Лиси с нескрываемым раздражением. Лиси старалась не отвечать на эти взгляды, но старуха с каждой минутой вздыхала все громче. Наконец, поймав взгляд девушки, она заговорила:
– «Авроровцы», да?
Ее резкий голос прорезал полусонную атмосферу вагона. Лиси не ответила, да и отвечать было незачем: изумрудно-зеленые форменные эко-костюмы с эмблемой Излучинска – загогулиной и деревом – носили только ученики «Авроры».
– Припозднились на учебу, я гляжу, – ехидно заметила старуха. Наушников она не вынимала и, видимо, потому почти кричала, перекрикивая то, что у нее там играло. – Копошится она в лохмах своих крашеных! Уж не знала, что гордости города позволено малевать себя, как продажным девкам! Позорница!
Волосы у Лиси и впрямь походили на крашеные – ярко-рыжие, почти красные, и люди часто спрашивали, что она с ними делает. Но такими они были от рождения. Лиси раскрыла рот, чтобы объясниться, но тут время потянулось. Она даже не сразу поняла, что это – сознание плывет или поезд притормаживает перед остановкой. Кас, который не хуже Лиси знал, что отвечать не стоит, все же вмешался.
– Не крашеная она, – сказал он, проглатывая последний кусочек бутера. – Да и какое вам дело?
Старуха прикусила язык. Вряд ли кто-то мог с ходу заподозрить в Касе круглого отличника. Высокий, широкоплечий, он больше походил на боксера, хотя ему совсем не нравилось производить такое впечатление. Чтобы поддерживать образ ботаника, он носил огромные, на пол-лица очки в черной оправе. «Зачем такие большие?» – спросила как-то Лиси. Кас ответил, что они отвлекают внимание от его кривого носа. Лиси нравился его нос. И глаза, и светлые волнистые волосы. Да что скрывать:
ей нравилось в Касе все. В особенности умение не теряться и быстро отвечать. Хоть иногда за это приходилось платить.
Его хроно и хроно старухи жалобно пискнули – уведомление о списании соцбаллов за негативное взаимодействие. Система работала неидеально, но разгорающиеся скандалы между незнакомыми людьми распознавала на раз-два. Лиси жутко расстроилась. А ведь все, чего она хотела, – чтобы сегодняшний день, первый учебный день, прошел без происшествий.
Старуха, расстроенная из-за соцбаллов ничуть не меньше, скоро встала с места и ушла в тамбур, бормоча под нос:
– Тьфу! Уж и рта раскрыть нельзя!
Вагон вновь погрузился в тишину, изредка нарушаемую голосом диктора, объявлявшего остановки. Лиси опустила голову на плечо Каса. Мир вокруг не просто двигался с бешеной скоростью, он кружился. Лиси сомкнула глаза, успокаивая себя. Казалось, не прошло и секунды, как вновь повторилась утренняя сцена: Кас резко потянул ее наверх, вытаскивая из сна, как утопающего из воды.
– Чуть не проехали! Скорее! – крикнул он, а Лиси вдруг обнаружила себя в тамбуре.
– Это что? «Аврора»? – послышался позади взволнованный голос. – Мне тоже выходить!
Лиси выпала на перрон: уперлась руками в шершавый асфальт, набитый барахлом рюкзак тотчас саданул по затылку. Двери поезда клацнули за ее спиной, и раздались два болезненных вскрика. Все еще мало понимая, что происходит, Лиси обернулась и увидела, как Каспер застрял в дверях плечом к плечу с седоволосым дядечкой. На мгновенье они, гримасничая от боли, зависли, будто подвешенные в воздухе, но потом двери разъехались, и оба рухнули на перрон, совсем как Лиси.
– Куда же вы лезете? – возмутился Кас.
– Молодой человек!.. – Дядечка ответил так, будто собирался в чем-то его упрекнуть, но передумал.
Они замолкли и разошлись, прекрасно понимая, что ничьей вины нет.
Седоволосому дядечке досталось явно покрепче. Он был таким же высоким, как Кас, но худым, как циркуль. Когда он отряхивал старомодные брюки и клетчатое пальто с коричневыми заплатками на локтях, на его лице появилась тревога. Он тотчас бросился к помятой картонной коробке, которую до того нес под мышкой. Его потертый портфель от падения раскрылся, а содержимое раскатилось по перрону, но дядечку это совсем не волновало.
Лиси начала подбирать его вещи: очки, яблоко (Яблоко! Лиси на мгновенье даже обрадовалась ему), еще удивительнее – бумажная записная книжка и термос, даже древнее, чем у Каса.
– Возьмите, – сказала Лиси, протянув дядечке его пожитки. Он неохотно отвлекся от коробки, а потом так долго смотрел на руку Лиси, что та даже усомнилась – верно ли она действует? Произнесла ли вслух свое «возьмите»? Лиси повторила, и лишь когда дядечка перевел взгляд на ее лицо, сообразила, что он все это время разглядывал печать на ее запястье.
– «Роксколл», значит? – спросил он. Лиси кивнула, ошеломленная тем, что он сумел заметить метку. Печать, или татуировка, была совсем небольшой и бледной – лиловые чернила померкли за семнадцать лет, буквы и цифры растянулись, так что прочесть их было практически невозможно. Отец Лиси говорил, что печать поставили в день ее рождения: «Роксколл» – место, затем дата, все в прямоугольной рамке.
– Пойдем, – поторопил ее Кас. Лиси положила вещи рядом с портфелем дядечки и, развернувшись, быстрым шагом нагнала Каса.
Когда они спускались по привокзальной лестнице, пискнуло уведомление на его хроно – опять списание соцбаллов.
– Прекрасное утро, – саркастически заметил Кас.
Прямо под железнодорожным мостом начиналась аллея из пожухлых лиственниц, ведущая к школе. По обеим сторонам аллеи все еще стояли зрители. Жители из бедных районов – худощавые, многие в поношенной одежде, с детьми, глаза которых горели, будто в лихорадке. Они приходили сюда каждый год на первое сентября.
– Смотри, какие длинные у нее косички! – крикнула маленькая девочка, тыкая пальцем в сторону Лиси. – А это кто, ее папа? Он тоже пойдет в школу?
– Не кричи, пожалуйста, так громко, – зашикала мать на девочку. – Нет, это не папа, это ученик. Просто он очень быстро вырос.
У Лиси хоть и мутилось в голове, но она понимала, что девочка в чем-то права. Рядом с Касом она и впрямь была похожа на ребенка. Природа не наградила ее ростом, а взросление не принесло желанных изменений вроде аппетитной груди и попы. Единственная округлость, какой могла гордиться Лиси, – это живот, который она ради смеха надувала так, что походила на беременную.
– И я буду учиться в настоящей школе?
Лиси как раз проходила достаточно близко, чтобы увидеть, как девочка засияла от восторга и как тени под глазами ее матери стали глубже и чернее.
Последовала долгая пауза. Лиси отвернулась.
– …Да, конечно, дорогая, – отвечала женщина. – Может быть, и тебе повезет.
Лиси стиснула зубы. В Излучинске образование было бесплатным. Вне зависимости от района и дохода семьи каждый ребенок получал современную технику, чтобы иметь доступ к образовательным курсам. Но вот настоящая школа – с учителями, общими классами и даже тетрадками – стала привилегией элитных Пиков да еще по какому-то недоразумению Крапивок.
Правда заключалась в том, что если ребенка не угораздило родиться в благополучном районе, то школа вроде «Авроры», в которую сейчас без удовольствия и топала Лиси, ему не светила. Вместе с тем закрывались и многие другие двери. Родители из бедных районов, приводившие детей поглазеть на учеников «Авроры», прекрасно понимали это.
– Какое замечательное утро! – Кас, тоже прекрасно слышавший этот разговор и наверняка испытывавший ту же неловкость, сокрушенно покачал головой. Его хроно тотчас пискнул. – Эй, ну а сейчас за что?
Они почти подошли к школе – серому кубу из бетона и стекла, внешне никак не отвечавшему своему названию, – и Кас вдруг остановился. Он проверил хроно и округлил глаза. Лиси забеспокоилась. Она запоздало раскрыла рот, чтобы спросить, в чем дело, но тут пришло уведомление от ее ассиста[1].
«Социальный статус г-на Каспера Блина понижен. Дальнейшие взаимодействия не рекомендуются», – высветилось на экране ее хроно.
– За что у тебя сняли столько баллов? – спросила Лиси. – Это из-за зрителей? Мы сделали что-то не то?
– Нет, кажется, из-за того дядечки… Ошибка какая-то. Мне списали соцбаллы, накопленные за последние четыре года! – Голос Каса задрожал. – Великолепное же утро. Просто лучшее в моей жизни! Слушай, Лис-лис, я пойду к мадам Мятной, надо срочно послать жалобу в департамент социальных взаимодействий. И если меня не вышвырнут до обеда, клянусь, я устроюсь на работу в этот департамент. И перепишу все их алгоритмы к чертям!
Он оставил ее у самых ступеней школы.
Школа, о которой так мечтали тысячи детей, для Лиси была худшим наказанием. Дождавшись, когда Кас скроется в дверях, Лиси стянула рюкзак с плеч и полезла в карман за таблетками. Ей следовало выпить их еще до завтрака, но завтрак она проспала, а принимать таблетки при Касе ей не хотелось.
Таблеток в кармане не оказалось. Она обшарила все отделения рюкзака. Пусто.
Лиси обернулась, будто желая посмотреть на железнодорожный мост и перрон, где они могли выпасть. Но ни станции, ни моста не было видно за поворотом аллеи. Заморосило, и тучи вытряхнули порцию тяжелых пушистых снежинок. Лиси постояла немного, чувствуя, как холодные снежинки касаются ее плеч, головы, ушей.
«Я просто забыла их дома, я забыла их дома, – глубоко дыша, повторяла она. – Ничего страшного.
Прожила без них почти все лето, проживу и еще один день. Все хорошо. Все будет хорошо».
– Эй, Лис-лис, – окликнули ее в раздевалке. Лиси узнала голос Багиры, но оборачиваться не спешила. Они не общались все лето – с тех пор как Кас победил на олимпиаде в конце весеннего семестра и Багира на радостях призналась ему в любви.
Лиси хотела было просто идти на проходную, скользнуть в толпу и таким образом улизнуть от подруги, но Багира схватила ее за запястье и развернула к себе.
– Что, и «привет» сказать жалко?
– Привет, – сказала Лиси. Багира смотрела на нее во все глаза, ожидая какой-то реакции. Лиси улыбнулась, хоть ей совсем не хотелось.
– Ты сильно схуднула. – Багира постаралась быстро отвести взгляд. – Спортом занималась или твой папа бросил свои кулинарные курсы?
Лиси и впрямь чуть сбросила за лето. Одна из побочек ее лекарства – это набор веса, но вес беспокоил Лиси в меньшей степени. Она боялась, что у нее разовьется диабет, а судороги и тремор в руках усилятся до такой степени, что она потеряет работоспособность. Но хуже всего – это почти полная потеря эмоций. Хотя в такие дни, как этот, Лиси обрадовалась бы отсутствию чувств. Когда Лиси принимала «Ноодон», было просто ужасно: она ходила как в воду опущенная и пугала окружающих своим, как всем казалось, депрессивным настроем.
Багире она, конечно, ни о чем таком не рассказывала, даже в ту пору, когда они дружили искренне, без секретов и недосказанностей. Да к тому же Багире, очевидно, были не столько интересны изменения в Лиси, ее всегда больше волновала собственная персона. Вот и теперь, заговорив о внешности Лиси, она напрашивалась на комплимент.
– Ты тоже изменилась, – проговорила Лиси. Мозги ее ворочались чуть ли не со скрипом, пока она пыталась определить, какие же изменения привнесла Багира в свой облик на этот раз. Как и прежде, Багире нравилось подводить глаза черными стрелками. Из-под изумрудного воротника формы выглядывал широкий чокер с сердечками, больше похожий на собачий ошейник. «Волосы!» – чуть не воскликнула Лиси. Багира за лето почти смыла едко-розовый цвет. И у корней пробилась полоска русых волос.
– Я не только внешне изменилась, Лис, – сказала Багира, беря ее за руку. – Нам с тобой о стольком поговорить надо. Я бы… очень хотела дружить, как прежде.
Лиси не знала, что ответить.
– Пожалуйста…
– Хорошо. Конечно, – кивнула Лиси. Секунду назад ей казалось, что Багира вот-вот расплачется, но той, видно, только и не хватало этой отмашки. Она тотчас потащила Лиси за собой и начала тараторить как заведенная.
– Ты уже взяла мыслеадему? Пойдем скорей. Мама на линейке объявила, что старого учителя биологии заменит какой-то профессор, представляешь? Его никто пока не видел, и это такая интрига! Хорошо, что вы с Касом ничего не пропустили! Он ведь заходил за тобой утром, правда? Не смотри на меня так – я просто спрашиваю. Вы оба опоздали, а он всегда за тобой заходит. Я, кстати, ничего не имею против!
Пока Лиси соображала, что все это может значить, Багира уже выбивала в автомате пару мыслеадем – все ученики «Авроры» носили во время занятий обручи, которые отслеживали их умственную активность. Они пробыли у автомата не больше минуты, а Баги успела похвастаться, как чудесно провела лето у бабушки в Киберике.
Лиси не воспринимала и половины того, что Баги говорила, потому незаметно активировала на хроно запись разговора, чтобы потом ассист выделил главное и классифицировал информацию по значимости. Прозвенел звонок и немного растормошил Лиси. Они с Багирой чуть не бежали по стерильно-белым коридорам, но, проходя мимо Доски Грантов, все-таки остановились.
– Ты знаешь, когда вывесят списки? – спросила Лиси. Багира как дочка директрисы, конечно, знала из первых рук.
– Через пару дней. Сегодня-завтра еще будут тесты.
На Доске Грантов высвечивались фамилии преподавателей по основным направлениям подготовки. Лиси, Багиру и Каса больше всего интересовали программирование и системный анализ. Они учились в аналитическом классе и рассчитывали на кураторство одного из своих преподавателей.
Лиси внутренне содрогнулась. Ее пугали не только предстоящие тесты – а сегодня она уж точно ни на что не способна, – бегло подсчитав количество мест, она поняла, что больше половины учащихся останутся без грантов. Если к концу первой учебной недели ни один из преподавателей не впишет ее фамилию или все места займут, Лиси не сможет рассчитывать на высшее образование, а следовательно, на какоелибо благополучное будущее.
– Ты видела цифры? – спросила Лиси, когда Баги снова потянула ее за собой. – Это меньше, чем в прошлом году.
– Да, – сказала Багира. – Хреновенько.
Когда они добежали до аудитории, одноклассники еще стояли у закрытых дверей.
– И ноги моей не будет в одном классе с уголовником! – кричал кто-то.
– Его уже выпустили, так что он не уголовник, а бывший…
– Нет, ну как они додумались пустить такого преподавать? Эй, Баги, ничего не хочешь нам рассказать?
Все взгляды разом сошлись на Лиси с Багирой, едва подошедших к толпе. Ученики выглядели не на шутку встревоженными. Кто-то, сидя на полу, заранее оплакивал свои годовые оценки, кто-то с яростным выражением лица приблизился к Багире вплотную, требуя ответа.
– А в чем, собственно, дело? – сдавленно спросила она.
– Наш новый препод по биологии – недоверенное лицо, – сказал Кас, подходя к Лиси со спины. Вид у него был кислый. – Бывший заключенный. Его только пару месяцев назад освободили из тюрьмы в Грюдде.
– Что??? А ты откуда знаешь?
Кас не успел ответить – раздались шаги мадам Мятной. Тотчас в коридор вплыла и сама директриса. Стройность она прятала в мешковатых костюмах, которые больше напоминали робы ученых из Военного института. Лиси ни разу не видела ее накрашенной, но от природы директриса имела яркие, четко очерченные, как ласточкино крыло, брови. И когда они стремились к переносице – совсем как сейчас, – ее грозный вид приводил в тревожное состояние и детей, и взрослых. Она остановилась у дверей аудитории, и ученики заглохли, как будто и не умели говорить.
Директриса Мятная махнула своим хроно у считывателя, и двери аудитории открылись.
– Все в класс. Живо! – сказала она.
Минуту-другую ученики суетились, шуршали рюкзаками, скрипели стульями. Кас сел рядом с Лиси, как и в прошлом году. Но Лиси не могла не отметить, как они с Багирой переглянулись, а сама Баги с самым кротким видом уселась позади.
– Так, вам уже известно о новом учителе больше, чем полагается, – сказала мадам Мятная, обводя строгим взглядом класс. – Внесем ясность. Я приняла Михаила Геннадьевича в состав преподавателей, потому что он исключительный, выдающийся ученый. И попечительский совет одобрил его кандидатуру.
– Это какие у него достижения, Альберта Борисовна? Четки из хлеба сделать может? – съехидничал кто-то с задних рядов.
Мадам Мятная ответила резко:
– Я подумаю над перспективами учеников моей школы, которые демонстрируют столь глубокие познания в тюремном укладе жизни. – Она пригвоздила взглядом раскрывшего рот ученика. И продолжила: – Михаил Геннадьевич – обладатель премии Морозова. Во всем мире не наберется и дюжины ученых, удостоенных подобной награды. Прошлое его, не скрою, далеко не… – Она запнулась, подбирая слово. – Благополучное. Но не будь его жизненные обстоятельства столь стесненными, у вас никогда, я подчеркну – никогда, даже в Военном институте или лучших университетах Киберики или Шуньтеня, – не было бы преподавателя талантливее.
– Но как нам вести себя на уроках, если за любое взаимодействие списывают соцбаллы? – спросил Кас. Класс тотчас подхватил:
– Да, как?
– Это же и вопрос задать нельзя!
– Нам снимать хроно и мыслеадемы? Так мы и не заработаем ничего!
– Да! Наши оценки только пострадают от этого!
– На фиг нам вообще эта биология? Мы можем отказаться?
Мадам Мятная подняла руку, и все затихли.
– Все соцбаллы будут восстанавливать. А как только Михаил Геннадьевич перейдет на социально-нейтральный уровень, вы сможете взаимодействовать с ним как с рядовым преподавателем.
Шум недовольства, поднявшийся поначалу, поутих. Теперь никто не рисковал смотреть в глаза директрисе.
– Запускайте учебных ассистентов, – приказала она и, развернувшись на каблуках, зашагала к двери. Но вдруг остановилась и, обернувшись, добавила совсем другим, мягким голосом: – Социальные баллы, конечно, важны. Но меня пугает, как быстро вы в них заигрались. Пока вы несовершеннолетние, ваша жизнь не зависит от соцбаллов напрямую. Поэтому за оставшееся время я прошу вас научиться оценивать людей непредвзято.
Директриса ушла, оставив класс в ошеломлении. Все молчали, и Лиси уже собиралась шепотом спросить Каса, что там с его соцбаллами, как вдруг разрозненные факты выстроились в одну картину. Запоздало, но все же.
Когда в класс вошел их новый преподаватель – Тайгин Михаил Геннадьевич, как сообщал учебный ассист, – Лиси не удивилась.
– Здравствуйте, здравствуйте! – бодро произнес он, бросив клетчатое пальто на спинку стула. Мятую коробку и потертый портфель он поставил на стол и с улыбкой повернулся к классу.
Ученики неохотно поднялись с мест. Как только стих скрип отодвигаемых стульев, в классе стало тише, чем в присутствии мадам Мятной.
– Тринадцатый «А», стало быть! Я ваш новый учитель, Михаил Геннадьевич. Будем знакомы!
Никто не осмелился даже помычать в ответ. Учитель не был похож ни на преступника, ни на выдающегося ученого. Единственное слово, которым можно было емко его описать, – это «дядечка»: он глуповато улыбался, часто моргал, глаза за стеклами очков излучали необъяснимое тепло.
Класс не знал, как себя вести. Дружелюбная улыбка на лице Тайгина померкла.
– Э-э, садитесь, ребята, садитесь. Аналитики вы, значит! Я попросил немного ужать программу, чтобы не перегружать вас – все-таки выпускной класс. Скажите, у вас есть какие-то пожелания по плану обучения или темы, которые вы бы хотели повторить или изучить глубже?
И снова тишина. Тайгин совсем растерялся. Он должен был провести перекличку, так делали все преподаватели в начале каждого семестра, неважно, как долго они вели тот или иной класс. Но Тайгин об этом забыл.
– Хорошо, давайте приступим. – Он зачем-то закатал рукава и подошел к преподавательской кафедре. – Я слышал, многие преподаватели проводят тесты на проверку остаточных знаний. Знаю-знаю, начинать утро надо с кофе, а не с теста… – Класс не реагировал на его попытки установить контакт. – Но поверьте: он очень простой.
– Это совсем не то, что хочется слышать от профессора, – неожиданно для самой себя сказала Лиси. Тайгин вскинул на нее полный ужаса взгляд, и Лиси, сгорая от стыда, добавила: – Я имею в виду: это для вас, может быть, простой, вы привыкли к студентам другого уровня. У нас профессора не преподавали.
Тайгин поморгал, затем, обведя доверительным взглядом класс, сказал:
– Напротив, я наслышан о ваших способностях. И даже если программа окажется для вас непростой, не переживайте: я не намерен никого «топить». Включите, пожалуйста, ваших ассистентов. Тест называется «Когнитивный-1». Он на пятнадцать минут, затем обсудим программу. Хорошо?
Это сломило атмосферу недоверия. Ученики активировали рабочие столы на партах и приступили к тесту. Лиси не сразу поняла его назначение, она ожидала стандартных вопросов по пройденным темам. Но в тесте Тайгина вопросы оказались другими: нужно было составлять пары фигур, разгадывать анаграммы – словом, выполнять задания как из детских развивающих игр. Но Лиси быстро убедилась, что без лекарства у нее не выходит решать даже детские задачки. Только когда она завершила тест и на экране высветилось: «Ваш результат по тесту “Когнитивный-1” – 0 баллов», до нее дошло, что тест был на определение, о капитан, когнитивных способностей.
Сердце Лиси медленно ухало в груди, будто захлебываясь вязкой кровью.
Тайгин тестировал учеников, чтобы, как и другие преподаватели, набрать группу на грант. Лиси волновало не то, что она не попадет к нему в группу, а то, что когнитивные тесты попадают в профиль учащегося. С нулевым результатом Лиси могли исключить из «Авроры» уже к концу этого урока.
Лиси надолго задумалась и не сразу заметила, как переменилась атмосфера в классе. Тайгин уже что-то рисовал на доске, его голос доносился словно через плотную завесу. Пришла в себя Лиси после того, как Багира спросила: