Петр провел его по одной из садовых дорожек к центральной аллее, к главному входу. Анна почти весь путь проделала с ними. Илья как-то по-доброму весело отметил, что рядом с двумя мужчинами, шагающими широко, пусть и неспешно, мелкие шажки девушки казались немного суетливыми. На ступеньках классически широкой белой лестницы, ведущей к дверям, музыкант чуть виновато улыбнулась, указала на футляр с инструментом и свернула вправо. Петр гостеприимно распахнул перед гостем двери.
Илья не очень любил музеи. Что-то было в них неправильное, неживое. Интересно, да, познавательно. Но когда ходишь по комнатам, где так старательно и в то же время почти бездумно расставлена какая-то старая мебель, висят незнакомые портреты и лежат под стеклом вещи давно умерших людей, становится неуютно. А еще во все это просто не веришь, ведь в обжитом доме такого не будет – идеального порядка, строгости, чужого, наносного, навязанного.
Дом Горских в чем-то был подобен музею. Илье это ощущение доставило некоторый дискомфорт. Общение в саду было приятным, почти дружеским, а вот сейчас создавалось впечатление, будто хозяева проводят некую разделительную линию, обращаясь с ним как с туристом. Ведь Петр явно устраивал для него очередную экскурсию. Вверх из небольшого холла вела узкая лестница с парой крохотных площадок на поворотах, в стенной нише первой из них стояли старинные часы в высоком деревянном коробе, скрывающем гирьки и маятник. Журналиста это удивило. Он ожидал привычной для русских особняков широкой парадной лестницы. Но это было не важно. Они поднимались медленно, явно для того, чтобы гость смог рассмотреть картины на стенах.
Опять же, в живописи Илья разбирался слабо, на уровне обычного в меру образованного интеллигентного человека. Он мог узнать картины гениев Ренессанса вроде да Винчи, отличить стиль классический от, например, более позднего импрессионизма. Точно бы не ошибся, увидев работы Дали. Правда, как раз именно импрессионисты казались Илье интереснее, были более эмоциональны, что ли.