Часть первая. Лондонский сезон

«По сравнению с сезонами[1] в других европейских столицах, лондонский по праву отличается элегантностью и великолепием во всём – от премьер в Ковент-Гарден до выставок в Королевской академии художеств, от Аскота[2] до королевских гостиных. В этом году дебютанткам[3] особенно повезло. Однако для того, чтобы в полной мере насладиться своим первым сезоном и всеми его прелестями, следует разобраться в светском этикете, который предписывает, как юной леди полагается вести себя в обществе».

Из книги леди Дианы Девер «Этикет для дебютанток: о хороших манерах, традициях и моральных принципах приличного общества», глава первая: «Лондонский сезон – Представление ко двору – Сент-Джеймсский и Букингемский дворцы – Кого представляют ко двору – Платье во дворец – Правила – Гостиные – Утренние приёмы».

Глава первая

Снизу пронзительно закричал зелёный попугай. Мэй перевернулась на другой бок и закрыла глаза, надеясь снова уснуть. Ей мешали голоса с улицы, свист чайника, гудки пароходов с реки, цокот лошадиных копыт по мощённой булыжником мостовой, – всё говорило о том, что наступило утро. Несколько минут она лежала, стараясь не обращать внимания на шум, но в конце концов разлепила глаза. Тёплые лучи солнца пробивались в щели между занавесками и падали на покрывало длинными светлыми полосами. Мэй опять проснулась поздно, и мама наверняка её за это отругает.

Она поспешно поднялась и отдёрнула штору, которая отделяла её уголок от основной комнаты, где спали братья. Кровати пустовали – наверное, Сун, старший брат, ушёл на работу в закусочную А Вэя, а близняшки Шэнь и Цзянь бредут в школу.

Мэй вскочила с постели. Странно, почему мама её не разбудила? Она быстренько натянула платье в полоску и побежала вниз по лестнице, на ходу застёгивая пуговицы.

Лестница была узкая и крутая, а ступеньки скрипели под ногами. Скрюченный домишко семьи Лим, зажатый между соседними зданиями, располагался на тесной улочке в районе Лаймхаус, на востоке Лондона. Мэй любила этот странноватый дом, несмотря на его неказистость, тёмные углы и местами отсыревшие половицы. Ведь тут она родилась, в спальне над магазинчиком, здесь же выросли её братья, и другой жизни девочка не могла себе представить.

Мэй перепрыгнула через последние две ступеньки и приземлилась на каменный пол. По одну руку от неё находилась приоткрытая дверь в магазинчик, манящий привычными ароматами чая, специй и табака. По другую – дверь в служебное помещение, где располагалась кухня и где семья проводила большую часть времени. Мэй потянулась было к ручке, но не успела её повернуть.

Она замерла, услышав, как за дверью говорят родители. Конечно, в этом не было ничего странного, но Мэй смутили их голоса, напряжённые и приглушённые.

Папа тревожно шептал:

– Ты должна понимать, что у нас нет выбора, Лу!

– Если мы их послушаемся, денег у нас почти не останется! А вдруг на следующий месяц они попросят ещё больше? Я не позволю себя запугивать, – негодовала мама.

– Ты готова лишиться дома, магазина, всего, ради чего мы так упорно трудились? – мрачно спросил папа и ещё сильнее понизил голос. – Помнишь, что случилось с Голдштайнами? Неужели хочешь закончить, как они?

Голдштайны. По спине пробежал холодок. Старый мистер Голдштайн был ростовщиком[4] и жил с женой совсем неподалёку. Они почти ни с кем не общались, но всегда здоровались с Мэй и её братьями, когда те шли в школу. Несколько месяцев назад в лавке ростовщика вспыхнул сильный пожар и всё сгорело дотла, а мистер и миссис Голдштайн погибли. Тогда эта трагедия ужаснула Мэй до глубины души, а теперь показалась ещё более страшной и вовсе не случайной. «Неужели хочешь закончить, как они?» И что папа имел в виду?

– Нет, конечно! Но… – возразила мама.

Взрослые всегда говорили, что подслушивать чужой разговор – низко и невоспитанно, поэтому Мэй толкнула дверь и шагнула в комнату. Родители тут же умолкли.

– Кого я вижу! Наконец наша спящая красавица проснулась, – произнесла мама своим обычным голосом, будто ничего необычного не произошло. Она раскатывала тесто, время от времени помешивая бульон в кастрюле, из которой шёл пар. Мама всегда умудрялась делать чуть ли не десяток дел одновременно.

– Надеюсь, мальчишки оставили тебе завтрак, – сказал папа и закинул длинную косу Мэй за плечо, когда она села рядом с ним за чистый деревянный стол.

– Тебе дай волю – будешь спать круглыми сутками, – проворчала мама, но глаза у неё весело блестели. – Наверное, ты в папу такая ленивая.

Тот ахнул, делая вид, будто его сильно задели эти слова, и в шутку замахнулся газетой. В ответ мама пригрозила ему скалкой, а когда папа вскочил на ноги, взвизгнула и спряталась за стул, весело хохоча. Мэй тоже рассмеялась, а попугай весело закричал в своём углу. Кто бы мог подумать, что всего минуту назад родители тревожно перешёптывались? Может, у Мэй всего лишь разыгралось воображение? Ведь это не похоже на маму с папой! Не у всех были такие весёлые родители: они всегда смеялись, шутили, валяли дурака, как сказал бы осуждающим тоном директор школы, мистер Уолкер.

Однажды Мэй пригласили на чай к Джесси Бейтс, и она очень удивилась, когда познакомилась с её мрачным, строгим отцом. За столом все сидели в тишине, разве что иногда кто-нибудь просил передать соль или что-то вроде того. Джесси боялась собственного отца – да где это видано? У Мэй же папа был самым добрым и ласковым человеком на свете. К сожалению, это не мешало Джесси и другим ребятам из школы задирать Мэй только потому, что её мама англичанка, а папа китаец.

К счастью, волноваться об этом больше не приходилось. Мэй исполнилось четырнадцать, она окончила школу и теперь редко выходила за границы Чайна-тауна – так прозвали лондонцы этот небольшой квартал в Лаймхаусе. Правда, англичан здесь было не меньше, чем китайцев. Кочегары, матросы, стюарды, коки и плотники работали на борту пароходов, которые курсировали между Китаем и Англией. На несколько недель они снимали комнаты в порту, пока дожидались следующего рейса, чтобы вернуться домой. Конечно, помимо них, в Лаймхаусе жили и обычные семьи.

Про Чайна-таун ходили слухи, что это злачное и жуткое местечко, где продают опиум и играют в азартные игры, но Мэй знала свой район совсем другим. Да, улочки грязные, жители бедные, но дышится здесь легко. Никто её не задирает, всё наоборот! Магазинчик её родителей располагается в самом сердце квартала, совсем рядом с закусочной А Вэя, напротив прачечной и таверны «Семь звёзд», а за углом стоит павильончик мадам By, где проходят «Феерические представления с волшебными фонариками». Все приходят к ним за покупками, все знакомы с Мэй и её родными.

– У меня есть для тебя несколько поручений, – вдруг сказала мама, отвлекая Мэй от раздумий. Оказывается, уже били часы на каминной полке, и папа возвращался в магазинчик. – Сбегай к пекарю, сапожнику и в рыбную лавку. И ради бога, не забудь про рыбу, как в прошлый раз!

Сун устроился на работу, а Мэй – единственная дочка в семье – помогала родителям по дому и в магазинчике. На самом деле ей крупно повезло. Обычно семьи в Лаймхаусе не могли позволить себе содержать безработных дочерей, так что многие её одноклассницы трудились на фабрике свинцовых белил или изготавливали коробки.

– Захвати это с собой, – попросила мама, передавая стопку льняного постельного белья, которое всё ещё пахло мылом после стирки. – К нам сегодня зайдут посмотреть комнату.

Мэй взяла стопку белья и осторожно поднялась по лестнице. Через маленькие оконца в крыше виднелось небо, озарённое светом солнца. Мэй загляделась и чуть не споткнулась о белую кошку Тибби, которая грелась под тёплыми лучами солнца на чердаке, у входа в комнату дяди Хуаня. Она приоткрыла большие зелёные глаза, презрительно взглянула на Мэй и снова их закрыла, когда девочка перешагнула через неё и вошла в соседнюю дверь.

Мэй до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что дедушка здесь больше не живёт. Эту пустующую комнату родители собирались сдавать, но ей до сих пор казалось, что дедушка не исчез – вот он, сидит на стуле с высокой спинкой. В этот час он обычно листал газету, Тибби лежала у него на коленях, а на обитом медью сундуке, где хранилось всё самое ценное, стоял чайник. Распорядок дня у дедушки всегда был один и тот же, спокойный и размеренный: он пил чай, читал, что-то строчил в записной книжке, играл в маджонг[5] в закусочной с друзьями.

В отличие от папы и дяди, которые стригли волосы и ходили в английских костюмах, дедушка соблюдал китайские традиции, и косичка у него была не короче, чем у неё самой. Всех своих внуков он старательно обучал мандаринскому наречию[6] и очень этим гордился. Мэй любила интересные истории, и он часто рассказывал старые легенды и народные сказки, которые в свою очередь слышал от своего дедушки. Мэй обожала их все, даже те, что Сун считал нелепой чепухой, хоть и стеснялся сказать об этом вслух.

Ничуть не меньше сказок Мэй любила дедушкины рассказы о его детстве и юности, о далёкой провинции Хэнань в Китае, где он вырос, где родились папа и его братья, где жили многие поколения семьи Лим. Мирная деревушка, соседствующая с древним храмом, казалась сказочным местом, совершенно не похожим на пыльные, шумные улочки Лаймхауса.

Но больше всего Мэй увлекала самая печальная история о том, как и почему они уехали из Китая в Лондон. Она практически выучила её наизусть и сейчас повторяла про себя, представляя, будто дедушка говорит с ней тихим голосом.

«Величайшим сокровищем нашего храма был Лунный бриллиант, – так он обычно начинал. – Овальный камешек, серебряный, как лунный свет – потому его так и прозвали. Скрывались в нём силы небесные, и приносил он нашей деревне счастье и благополучие. На сто миль вокруг все о нём знали. На бриллиант приходили смотреть паломники, о нём рассказывали сказки. Говорили даже, что спрятан внутри него настоящий лунный луч, вот он и блестит.

Семья Лим веками хранила бриллиант. До меня его защищали отец и дед. Легенда гласила, что сама Лунная девушка даровала этот камень одному из наших предков. То был благородный воин, и сражался он за справедливость, а в награду получил сверкающий бриллиант – защитный талисман для него самого и его потомков. Человек мудрый и добрый, он не стал присваивать камень, а передал его монахам, чтобы поделиться скрытой в нём удачей. И сам остался в храме, чтобы оберегать Лунный бриллиант, и благополучным был весь его род.

Поговаривали, однако, будто на камне лежит древнее проклятье. Если бриллиант украдут, ждёт похитителя тяжёлая судьба. Завянут посевы, заболеют родные, и все неудачи мира свалятся на его голову, и не спастись ему, пока не вернёт он сокровище. Ходили слухи о глупцах, которые забирали бриллиант и умирали страшной смертью…»

– Мэй! Ты что, всё никак не проснёшься? Беги скорее и не забудь забрать у сапожника ботинки брата!

Мэй нехотя взяла корзинку, всё ещё прокручивая в голове дедушкину историю. Ей не нравилось ходить к сапожнику, потому что он жил у реки возле порта, за пределами родных улиц Чайна-тауна. Мэй была застенчивой девочкой и побаивалась людных мест. В детстве Сун всегда обзывал её трусихой. Но сейчас мама выжидающе смотрела на Мэй, сложив руки на груди. Какой бы весёлой она ни была, лучше с ней не шутить.

Снаружи кипела жизнь. В закусочную тянулся поток посетителей, телеги и велосипеды катились по дороге, в пыльных окнах парусного мастера и колёсника мелькали тени и шуршали голоса.

Первым делом Мэй заглянула к пекарю. Кого там только не было: старушки с корзинками, дамы, коротавшие в очереди время за сплетнями, сосредоточенные девочки, бегающие по поручениям, и две маленькие чумазые оборванки, которые прижимали носы к прилавку и смотрели голодными глазами на горячие, только что испечённые булочки со смородиной.

Когда Мэй вошла, одна из сплетниц обернулась, толкнула локтем свою подругу и что-то ей прошептала. Их обслужили, и они вышли из лавки, не переставая коситься на Мэй, которая растерянно проводила их взглядом. На неё и раньше косились, показывали пальцем, иногда даже грубили, но не здесь, не в Чайна-тауне, где она ничем не выделялась.

Жена пекаря, миссис О'Лири, любезно поздоровалась с Мэй, когда подошла её очередь. Она всегда ласково обращалась и с ней, и с её младшими братьями, а сегодня была особенно мила: положила в бумажный пакет не только две буханки хлеба, за которые Мэй заплатила, но и немножко поломанного печенья. Девочка хотела отказаться, но миссис О'Лири произнесла: «Нет-нет, милая, держи». Её голос звучал душевнее обычного. Кроме того, она пожелала хорошего дня и попросила Мэй не вешать нос. Наверное, услышала, о чём шептались женщины в очереди, и пожалела её. Чувствуя себя неловко, Мэй вышла на улицу и снова сосредоточилась на дедушкиной истории.

«Когда твоему папе было столько же лет, сколько тебе, наша жизнь изменилась, – говорил он, и в его голосе появлялись грозные нотки. – К нам в деревню прибыли чужеземцы. Они сказали, что хотят больше узнать о наших землях и нанести их на карты.

Их глава – молодой англичанин, джентльмен, прекрасно владеющий оружием. В деревне его прозвали Вайго Рен, что значит "иностранец". Мы приняли гостей с распростёртыми объятиями, полагая, что они оказывают нам честь, отвели их в храм и показали Лунный бриллиант. Вайго Рен завёл долгую беседу с монахами и попросил взять его в ученики.

Но мы не знали, что он двуличный человек, вступивший в сговор с императором, который завидовал богатству и благополучию нашего храма. Вайго Рен солгал, сообщив императору, будто монахи тайно ненавидят династию Цин и хотят свергнуть её, заручившись поддержкой иностранных армий. Император рассвирепел и отправил воинов в Хэнань, вместе с Вайго Реном они напали ночью, когда мы спали. Они ограбили храм и сожгли деревню. Пока мы пытались спасти родных и наши дома, Вайго Рен прибрал к рукам Лунный бриллиант.

Тогда для нас настали тяжёлые, тёмные времена. Многие погибли, деревня была разрушена. Я не выполнил свой долг, не защитил камень, а Вайго Рен скрылся, и уже ничего нельзя было с этим поделать. Вскоре мы с твоим отцом и дядей покинули Хэнань.

Император погубил нас и лишил дома, но мы знали, что для нас найдётся работа на одном из пароходов. Морское путешествие было нелёгким и полным опасностей, но в итоге мы прибыли сюда, на мирные берега».

После этих слов дедушка раскрывал ладони, словно выпускал из рук птицу, даруя ей свободу.

– А конец истории ты знаешь сама, – заключал он.

– Что случилось с бриллиантом? – как-то раз спросила Мэй, когда была ещё совсем маленькой.

Дедушка улыбнулся, но глаза его наполнились печалью.

– Этого я не знаю. Скажу только, что у него своя судьба.

Затем, просияв, он крепко обнял Мэй и произнёс:

– Ты и твои братья для меня дороже любого бриллианта, милая моя. Старику вроде меня и не надо иных сокровищ.

Впрочем, несмотря на это, дедушка часто вспоминал про Лунный бриллиант. Порой после своего рассказа он вздыхал и говорил: «Знаешь, мне иногда снится наш храм. Как бы мне хотелось, чтобы бриллиант вернулся на своё место и снова озарил его светом».

Дедушка много думал о прошлом – папа и дядя Хуань постоянно это говорили. В Лондон они прибыли ещё совсем молодыми и начали новую жизнь: папа открыл магазинчик, встретил маму и завёл детей, дяде Хуаню полюбилось морское дело, и он дослужился до старшего помощника капитана на одном из крупнейших пароходов у дока Вест-Индия. Каждые несколько месяцев он ненадолго возвращался домой с пакетиками корицы, забавными поделками из слоновой кости или длинными страусиными перьями, которыми щекотал щёки Мэй. Тогда устраивали семейный праздник, дядя снова занимал свою старую комнату на чердаке, напротив дедушкиной, и проводил в Лондоне несколько весёлых, наполненных счастьем недель. Вот только в этот раз дядя Хуань не застанет дедушку.

У Мэй защемило сердце. Она всё ещё очень скучала.

До реки оставалось идти всего ничего. В воздухе витал причудливый, кисловато-острый аромат дыма и смолы, приправленный ноткой рома из дока Вест-Индия, и отчётливый запах воды. С этой реки всё началось, по ней дедушка, папа и дядя Хуань приплыли в Лондон много лет назад. Мэй брела, разглядывая тёмные силуэты бесчисленных подъёмных кранов и мачт.

Прохожих здесь было на порядок больше, чем в Чайна-тауне, и Мэй пришлось обежать мальчишку, который продавал газеты за пенни; протиснуться между лошадьми с телегами, нагруженными деревянными ящиками; между конторскими служащими, шедшими на таможню; босыми ребятишками, шнырявшими в толпе, и рабочими, выносившими с корабля груз: мешки с зерном, огромные мотки верёвки и длинные доски. Все были заняты своим делом, и никто не обращал внимания на маленькую девочку с корзинкой.

Мэй немножко расслабилась и осмотрелась. Обычно река была серой, но сегодня июньское солнышко окрасило её в синие и зелёные тона, и она весело мерцала серебром. Над головой кричали чайки, из труб на другой стороне реки валил дым, по воде скользили пароходы, парусные корабли, баржи и каботажные суда[7]. Мэй даже расстроилась, когда подошла к лавке сапожника, и ей пришлось отвлечься от всей этой красоты.

Добродушный краснолицый сапожник чуть ли не всё свободное время проводил в таверне «Семь звёзд».

– Ты за обувью своего братца, мисс Мэй? Вот, держи. Как новенькие! – сердечно воскликнул он и протянул ботинки. Мэй уже хотела их забрать, как вдруг сапожник отдёрнул руки, чем очень сильно её удивил.

– Передашь от меня кое-что своему отцу? – попросил он, понизив голос, и его обычно весёлое лицо помрачнело.

– Конечно, – ответила Мэй.

– Только отцу, хорошо? Больше никому ни слова. Даже твоему негодному братцу.

Мэй кивнула, глядя на него с нарастающим любопытством.

Сапожник помедлил, а затем произнёс еле слышно:

– Скажи ему, что он вляпался.

– Что?

– По самые уши. Он всё поймёт. А теперь беги, милая, и будь осторожна.

Последние слова он произнёс весьма загадочно. Это было не обычное «до свидания», сапожник пытался её о чём-то предупредить. Мэй даже представить себе не могла, о чём именно, но по спине, несмотря на тёплую погоду, пробежал холодок.

До этого оживлённый порт предстал перед Мэй совсем иным. Матросы и грузчики спешили обратно в Чайна-таун. Какой-то пьяница вывалился из двери таверны, прошёл прямо перед ней, уронил бутылку на землю и громко выругался. Мэй поспешно его обогнала, но тут её окружили оборванцы – один, самый маленький, пытался отвлечь, дёргая её за подол, а второй тянулся грязной ручонкой к корзинке. Но Мэй выросла в Ист-Энде и знала, что делать: она оттолкнула вора, нахмурилась и принялась кричать как можно громче: «А ну прочь! А не то позову констебля!», пока они не убежали и не скрылись в толпе.

Сердце у неё стучало как сумасшедшее, она спешила вернуться домой. Нет, Мэй не бежала. Тогда бы она показала свой страх, а вместе с ним – слабость. Однако в голове гремели слова сапожника, словно колокола церкви Боу: «Он вляпался. По самые уши. Будь осторожна».

Мэй распахнула дверь в лавку, и колокольчик над входом залился звоном. Девочка замерла на пороге.

По магазинчику словно прошёл ураган: мебель опрокинута, бутылки и банки разбросаны, жестяные коробки с чаем и кофе сброшены с полок, по полу рассыпаны листья и зёрна. В этом хаосе Мэй не сразу заметила скорченное тело, похожее на сломанную марионетку, которое лежало посреди комнаты.

Папа! – завопила она.

Глава вторая

На другом конце туманного города шпилей и трущоб, в самом сердце Вест-Энда располагался магазин иного рода. Самый модный универмаг в Лондоне ломился от посетителей: сезон был в полном разгаре, и всё светское общество стремилось в «Синклер».

В это славное июньское утро небо над площадью Пикадилли было ярко-синим. Ни один из восьми этажей универмага не пустовал. Изящные дамы выбирали перчатки и зонтики, щёголи рассматривали фланелевые костюмы и соломенные шляпы, лакомки толпились у прилавка с мороженым – новинке, полюбившейся всему Лондону. В саду на крыше гуляли модно одетые парочки – после того как мистер Фредерик Уитман сделал там предложение звезде Вест-Энда, мисс Китти Шоу, цветущая терраса стала одним из самых романтичных мест в городе. Посыльные в нарядных униформах носились по магазину с коробками, а старший швейцар Сид Паркер открывал парадные двери восторженным покупателям под беспечный вальс, который играл пианист, сидевший за сверкающим белым роялем.

На конном дворе тоже кипела работа. Туда заезжали фургоны, доверху нагруженные ящиками и коробками. Многие из них ехали из корабельных доков Ист-Энда и везли товары со всего света. Был там и китайский чай, и свёртки с индийскими шелками, и лучшие товары, что производились в колониях Британской империи. Всё это привозили на конный двор, а оттуда доставляли в знатные дома западного Лондона. Посыльные бережно упаковывали покупки важных господ, убирали в фирменные коробки универмага и грузили в фургоны, и курьеры один за другим выезжали на улицы города.

Тем временем в универмаге лифты поднимались и опускались, столы в ресторане «Мраморный двор» стояли накрытые ко второму завтраку, а в отделе шляпок модницы ахали, любуясь элегантными летними моделями новейшей коллекции со страусиными перьями и искусственными цветами. Элегантная дама энергично обмахивалась веером и говорила своей спутнице:

– Я считаю, что дебютантка должна ходить только в белом! Пожалуй, я бы признала цвет слоновой кости или écru[8] и вытерпела бы бледно-сиреневый, но более яркие оттенки – верх дурного вкуса! Согласны?

За дамами шла юная леди, которая только начала выезжать в свет. Она заворожено смотрела по сторонам, раскрыв рот, и в этом не было ровным счётом ничего удивительного: в конце концов, «Синклер» считался самым грандиозным универмагом Лондона и поражал воображение высокими потолками с облаками и херувимчиками, фонтанами в роскошном мраморном вестибюле и великолепными золотыми часами. Однако магазин славился не только красотой интерьера и чудесными развлечениями, которые устраивал для гостей мистер Синклер, – то чарующими dansanf[9], то премьерами уникальных изобретений. В нём царила волшебная атмосфера – воздух, пропитанный ароматом роз и фиалок, карамели и растопленного шоколада, фирменные сине-золотые коробки, обвязанные атласными лентами, снежно-белая упаковочная бумага, скрывающая восхитительные сокровища.

Даже Софи Тейлор, хоть и работала продавщицей в универмаге «Синклер» с самого его открытия, бывало, удивлялась очарованию окружающих её красот. Но, разумеется, она не могла себе позволить подолгу стоять на одном месте в это утро, когда от покупателей не было отбоя.

– Доставка в отдел шляпок, мисс Тейлор! – крикнул посыльный, выталкивая на этаж тележку с целой горой картонок.

– Это в кладовую, Альф, спасибо, – кратко ответила Софи, одним изящным движением снимая шляпку с маленькой лазурной птичкой с изысканной витрины и передавая её нетерпеливой покупательнице.

Сегодня ей исполняется пятнадцать. Всего год назад она и помыслить не могла, что будет работать за прилавком универмага «Синклер»!

Софи поспешила в кладовую за шляпками для дебютанток, попутно размышляя над тем, как сильно изменилась её жизнь с прошлого дня рождения. Тогда папа был дома и то и дело пускался в рассказы о своих недавних приключениях на службе. Они вместе сходили театр и устроили пикник на лужайке перед Орчард-хаусом. Кухарка испекла праздничный торт, украсила его свежей земляникой, и они пили за здоровье Софи, чокаясь бокалами с имбирным лимонадом. От папы в подарок она получила очаровательное вечернее платье, почти как у взрослой леди, а милая пожилая гувернантка, мисс Пеннифизер, подарила Софи шёлковую сумочку в тон. Они сидели за столом на лужайке и пели «С днём рождения тебя», а папа нежно ей улыбался…

От набежавших слёз защипало глаза, но Софи вовремя взяла себя в руки. У неё нет времени предаваться воспоминаниям, теперь она ответственный работник. Быть продавщицей тяжело и подчас даже скучно, ведь каждый день похож на предыдущий – всё та же упаковка товаров, уборка в кладовой, запись доходов в бухгалтерскую книгу. Однако Софи отлично со всем справлялась и очень этим гордилась. Она вышла из кладовой с картонками в руках, высоко подняв голову. Пускай папа её покинул, но Софи не сомневалась, что он бы тоже ею гордился.

Ещё несколько месяцев назад Софи не представляла, каково это – работать целыми днями. А поначалу ей вообще было очень одиноко. Потом на её долю выпали загадочные приключения, и вместе с тремя новыми друзьями она спасла универмаг «Синклер» от беды. Правда, говорить об этом другим людям Софи стеснялась – боялась показаться тщеславной, но ребята действительно совершили подвиг. Вчетвером они предотвратили взрыв бомбы, которую заложил в универмаге таинственный зловещий преступник по прозвищу Барон. Им удалось найти и бесценного заводного воробья, который принадлежал мистеру Синклеру и был похищен сообщником этого самого Барона.

Эта история больше напоминала кошмарный сон, однако после всё изменилось к лучшему. Друзья получили щедрую награду за возвращение украденных драгоценностей мистера Синклера, и Софи переехала из убогого пансиона миссис Макдафф в куда более приятную комнату. Миссис Мильтон, руководитель отдела шляпок, очень обрадовалась её возвращению на работу. А остальные продавщицы, которые раньше только задирали, теперь смотрели на неё с восхищением, словно Софи была героиней рассказа из дешёвой газеты, и даже вредная Эдит вела себя вежливо и осторожно. Сам же великий мистер Синклер улыбался или кивал Софи всякий раз, когда заходил в отдел шляпок.

Больше всего Софи радовало то, что теперь она не одна. Папу и Орчард-хаус уже не вернуть, зато у неё появились верные друзья: Лил, Билли и Джо. Они тоже работали в «Синклере». Лил – манекенщица – участвовала в модных показах и демонстрировала новые платья, шляпки и туфли самым привилегированным покупателям. А ещё она пела в хоре театра «Фортуна», отчего вечно спешила то на одну, то на другую репетицию или представление.

Билли, бывшего посыльного, повысили до служащего в конторе самого мистера Синклера. Он больше не отлынивал от работы и сновал по магазину, выполняя срочные поручения мисс Этвуд, личного секретаря Капитана. Билли всегда улыбался Софи при встрече, но времени остановиться и поболтать у него не было. Он заметно подрос с весны и держал спину ровно: в нём почти ничего не осталось от того нервного мальчишки, который то и дело попадал в передряги и нуждался в помощи Софи.

Джо взяли работать на конный двор. Софи видела его почти каждое утро, когда приходила в универмаг. Он причёсывал лошадей, закатав рукава и напевая себе под нос весёлую мелодию. Раньше Джо был одним из подручных Барона, и в первый раз он предстал перед Софи несчастным бродягой, раненым и нищим. Теперь же он выглядел совсем иначе: сытым и довольным. Софи понимала, как важно для него работать в хорошем месте и иметь крышу над головой, ведь она тоже когда-то осталась одна, без гроша в кармане. Им обоим крупно повезло.

Правда, не всё после того опасного приключения изменилось к лучшему. Теперь Софи не могла жить спокойно, ведь она единственная знала, как выглядит Барон. Преступник искусно скрывал свою личность от всех, и только ближайшие соратники знали, кто он такой на самом деле. Софи грозили крупные неприятности.

После истории с бомбой мистер Макдермотт – частный детектив, нанятый мистером Синклером, – приставил к ней полицейских для охраны, и они провожали её на работу и обратно до дома. Через несколько недель от этого отказались, но сам мистер Макдермотт то и дело заглядывал к Софи, чтобы проверить, всё ли в порядке. Она радовалась, когда он приходил, ведь первые несколько дней после тех событий Софи подпрыгивала от каждого резкого звука, пугалась чужих шагов за спиной, а вечерами невольно представляла себе лицо Барона, проступающее во мраке.

Но весну постепенно сменило лето, и ни Барон, ни его подручные – молодые беспризорники, которые выполняли всю грязную работу, – никак не давали о себе знать.

– Как думаете, он не заметил, что я его увидела? – как-то раз спросила Софи мистера Макдермотта.

Детектив нахмурился и покачал головой.

– Как знать? Барона просто так не раскусишь. – Он одарил её улыбкой. – Так или иначе, мисс Тейлор, про вас он, похоже, забыл, и это не может не радовать.

Что ж, пускай Барон забыл про Софи, но она вряд ли смогла бы выкинуть его из головы. И сейчас, распаковывая коробки, она размышляла: вероятно, самый влиятельный человек в Лондоне не видит угрозы в скромной продавщице, которая продаёт шляпки в свой пятнадцатый день рождения.

– Здесь у нас шляпы с розочками, про которые вы спрашивали, мадам, – вежливо сказала она, обращаясь к трём дебютанткам у прилавка. – Обратите внимание, что на этой модели целый букет цветов, а вот эта, розового цвета, недавно привезена из Парижа.

Софи старалась вести себя как можно обходительнее: от персонала «Синклера» требовали обслуживания на высшем уровне.

Самая миниатюрная из леди, в изысканном платье с оборками, сразу же вцепилась в парижскую шляпку.

– Я её примерю, – уверенно заявила она и встала перед зеркалом. – Лорд Бьюкасл говорил, что мне очень идёт розовый, и в нём я очаровательна! – гордо сообщила она своим спутницам.

Одна из них – худая и темноволосая девушка, одетая куда скромнее и проще, – закатила глаза, но ничего не сказала. Она взяла с витрины шляпку с розочками и повертела в руках. Софи заметила, как она покосилась на цену, указанную на маленькой бирке в коробке.

– У Синтии есть похожая, – презрительно сказала брюнетка и бросила шляпку обратно в коробку. – Уж поверьте, я бы не хотела подражать её стилю!

– А как вам эта? – спросила третья, с ямочками на щеках и светлыми кудрями, примеряя другую шляпку с розочками. – Чудесный выбор для светского чаепития. Что скажешь, Эмили? Она же подойдёт к моему кружевному вечернему платью?

– Если тебе нравится, обязательно возьми, Филлис, – ответила Эмили – так звали темноволосую девушку. – Хотя мне она не по вкусу.

– Наверное, ты бы эту предпочла, – высоким голосом произнесла миниатюрная леди, которая всё ещё вертелась перед зеркалом в парижской шляпке.

– Нет, вряд ли, – отмахнулась Эмили. – Розовый мне не нравится. Я бы хотела голубую, с вуалью в горошек, – добавила она, кивая на ту, которая находилась в застеклённой витрине. – Она необычная.

Лицо Филлис исказилось от ужаса.

– Ты же не собираешься её купить?! – воскликнула она. – Такую яркую?! Мы только начали выходить в свет и не можем себе позволить так фривольно одеваться!

Эмили тихонько рассмеялась.

– О, Филлис, не будь занудой!

– Ладно, тогда примерь её, раз ты такая смелая, – парировала миниатюрная леди, не отрывая глаз от своего превосходного отражения. Софи показалось, что слова её прозвучали, как вызов.

Эмили зевнула, прикрыв рот ладонью, словно этот разговор нагонял на неё скуку.

– Нет, пожалуй, не буду, – холодно сказала она. – В конце концов, разве это не вульгарно – закупаться в универмаге? Вдруг какая-нибудь дама заявится на вечер в точно такой же шляпке, как у вас? Представьте, какой позор!

– Прийти на три приёма подряд в одном и том же платье – вот это позор, – пробормотала девушка в шляпке из Парижа. Эмили ничего не ответила, но от Софи не укрылся её стыдливый румянец.

Наступила неловкая пауза, и миниатюрная леди небрежно отбросила головной убор на прилавок.

– Отложите, пожалуйста, – с важным видом попросила она Софи и повернулась к Филлис. – Решай быстрее. Будешь её брать или нет? Мы так опоздаем в ресторан.

Филлис виновато улыбнулась Софи, вернула шляпку, и дебютантки отправились на обед в «Мраморный двор» к большому облегчению Софи. Ей следовало быть благодарной за престижную работу в «Синклере», но день рождение можно было бы провести и получше. «Уж точно не в компании пререкающихся дебютанток», – подумала она, убирая шляпки.

– Мисс Тейлор, вам письмо! – К прилавку подбежал посыльный и хитро подмигнул, протягивая сразу два конверта.

– Небось от знакомого джентльмена? Передаёт вам пламенный привет? – поддразнил он Софи.

Она не обратила внимания на его шутку и опустила взгляд на конверт. Знакомый неровный почерк сразу поднял ей настроение. Она юркнула за прилавок и открыла письмо. В нём лежала открытка ко дню рождения, украшенная очаровательным узором из маков, маргариток и ласточек. На ней было выведено тайное послание:



Софи широко улыбнулась. Она сразу догадалась, кто прислал открытку. Во время расследования им пришлось разгадывать несколько шифров, и после Лил придумала весёлую затею: писать друг другу шифрованные записки. Софи наморщила лоб и взяла карандаш, раздумывая над решением этой загадки. Не могла же она позволить Лил её обойти! После нескольких неудачных попыток Софи наконец справилась: буквы следовало читать через одну, а потом повторить то же самое с пропущенными.



Праздничный ужин! Рабочий день больше не казался скучным и грустным. Он наполнился яркими красками, Софи взбодрилась и с улыбкой посмотрела на второй конверт – может, Билли тоже прислал поздравление? Однако на плотной бумаге цвета слоновой кости изящным незнакомым почерком был выведен фиолетовыми чернилами адрес:



Как странно! Письмо адресовано и ей, и Лил! Софи нахмурилась, гадая, кто же его отправил. К сожалению, прочитать его она так и не успела – к ней торопилась очередная покупательница. Софи поспешно спрятала конверты в карман платья и спросила:

– Чем могу помочь, мадам?

Глава третья

Вечером того же дня Софи отворила дверь небольшого кафе «Лионс» на углу и вдохнула приятный аромат кофе и горячих тостов с маслом. День выдался тяжёлый, у Софи очень болели спина и ноги, но она всё равно радовалась празднику. Они с Лил редко ели вне дома, но время от времени заходили в эту кофейню, когда появлялся лишний шиллинг. В Лондоне было не так много заведений, которые принимали юных леди без сопровождения, и в них Софи чувствовала себя свободной и независимой.

Лил сидела за их любимым столиком в углу. Она всегда выделялась высоким ростом и особенной красотой. Густые тёмные волосы, шоколадного цвета глаза и великолепная фигура делали её не похожей на обычную девушку, и даже в простом летнем платье и соломенной шляпе она заметно выделялась среди всех посетителей.

Софи давно привыкла к незаурядной внешности подруги, но сейчас удивилась тому, что она не одна. Рядом с ней сидели Билли и Джо в накрахмаленных и выглаженных по такому поводу рубашках.

– Привет, Софи! – поздоровался Билли. – С днём рождения!

Лил чуть не подпрыгивала на месте от восторга.

– Разве не здорово? Удивлена? Садись, мы уже заказали булочки с глазурью. Надеюсь, ты не против. Согласись, в булочках с глазурью есть что-то праздничное!

Даже Джо широко улыбался, хоть ему было немного неуютно в кофейне. Билли и Джо принесли по поздравительной открытке, а Лил – носовой платок с вышивкой в уголках. Когда им налили чай, подали сэндвичи и булочки, Софи уже позабыла об усталости и вовсю наслаждалась вечером.

Впервые за последние две недели они собрались все вчетвером, и им было о чём поговорить. Билли не терпелось рассказать о работе в конторе мистера Синклера.

– Конечно, я всего лишь мальчик на побегушках, и пользы от меня не так много, – поделился он, насыпая в чай третью ложку сахара. – Зато там не соскучишься! Всегда что-то да происходит. Видели бы вы, кто приходит к Капитану!

– Леди, бьюсь об заклад, – ответил Джо, широко улыбаясь.

– Да, и какие леди! Актрисы, оперные певицы, танцовщицы, – восторженно вещал Билли. – Если дама важная, он просит её оставить автограф на окне в кабинете. У него есть специальная палка с бриллиантом на конце, и ею можно писать прямо на стекле! Дел в конторе невпроворот, зато я узнаю много нового. Мисс Этвуд мне обо всём рассказывает. А ещё я хожу на вечерние курсы три раза в неделю, учусь печатать на машинке, стенографировать и вести бухгалтерию.

– Наверное, ты там слышишь столько интересного! – воскликнула Лил с сияющими глазами. Обворожительные гостьи мистера Синклера явно интересовали её куда больше стенографии и бухгалтерских книг. – Знаешь все слухи и скандалы! Все страшные тайны мистера Синклера!

Билли ухмыльнулся.

– Ну, на это ты зря надеешься. Пожалуй, все свои секреты он держит при себе. Зато я всё знаю о планах на летний праздник.

Весь персонал «Синклера» жил ожиданием летнего праздника. Капитан, как известно, хорошо заботился о работниках универмага, а поскольку высшее общество Лондона вовсю наслаждалось тёплым временем года в Аскоте, Каусе и на Королевской регате Хенли, он решил порадовать и своих подчинённых. Он назначил нового управляющего, мистера Бэттерэджа, главным по организации развлечений, тем самым он надеялся наградить персонал за честный труд. Мистер Бэттерэдж был добродушным джентльменом и во всём отличался от предыдущего управляющего – двуличного мистера Купера. Мистер Купер, как выяснилось, был в тайном сговоре с Бароном, и именно он украл заводного воробья. Кто знает, каких бы он ещё натворил бед, если бы его не вывели на чистую воду! Так или иначе, Софи не могла себе представить, чтобы строгий мистер Купер радовался возможности устроить праздник для сотрудников.

Все с нетерпением ждали следующего воскресенья, на которое был назначен лёгкий ужин и прогулка по реке. Готовилось и состязание по гребле, к которому юные продавцы, конюхи и посыльные готовились очень серьёзно. Дядю Билли, старшего швейцара Сида Паркера, выбрали капитаном одной из лодок. Джо состоял в его команде, как и Билли – его назначили рулевым, он должен был руководить гребцами. Уже поднимались нешуточные споры по поводу того, кто же одержит победу.

– Дядя Сид поспорил с месье Паскалем на пять шиллингов, что мы придём первыми, – рассказывал Билли, набивая рот сэндвичем с паштетом.

– Хорошо, что он так в себе уверен, – ответил Джо. – А вот я в себе – не очень. Тяжело это – грести, как бы руки не отвалились.

– Ужасно, конечно, что девочкам не разрешили участвовать в гонке! – высказалась Лил. – Почему это все лавры достаются парням? Я умею грести не хуже них. Нам-то что делать, стоять и молча смотреть? Что же тут весёлого?

Билли только раскрыл рот, чтобы высказаться по этому поводу, но Софи его опередила.

– Э-э… А что ещё нас ждёт? Кроме состязания по гребле?

– Прекрасное угощение! – охотно сообщил Билли. – Я видел меню на столе мисс Этвуд. Холодная курица. Лосось под майонезом. Земляника со сливками, мороженое, имбирный лимонад. А потом будут музыка и танцы.

– Про танцы я слышала. Девочки в отделах шляпок и женской одежды очень их ждут. Многие собираются купить новый наряд по этому случаю.

– Хотелось бы мне новое платье! Я почти на мели, – заметила Лил, тяжёло вздохнув, и повернулась к Софи. – У меня отвратительные новости. Нам объявили, что спектакль закончат показывать на этой неделе. Я останусь без работы!

– Почему? Он же имел огромный успех!

– Да, и всё бы шло замечательно, если бы Китти Шоу не поступила так глупо и не ушла со сцены ради замужества. А без неё спектакль будет уже не тот. Обидно до ужаса.

– Не расстраивайся, – подбодрил её верный Джо. – Уверен, ты оглянуться не успеешь, как получишь новую роль.

– Есть и хорошая новость, – весело продолжила Лил. – Мистер Ллойд и мистер Маунтвилль хотят поставить спектакль в театре «Гросвенор». Он будет называться «Наследство», и там всё про высшее общество. Звучит великолепно, и я твёрдо намерена получить роль – настоящую, не в хоре. Прослушивание начнётся в следующем месяце, а до тех пор мне придётся ходить без гроша в кармане.

– Ну, по крайней мере, у тебя есть работа в универмаге, – напомнила Софи.

Лил поморщилась.

– Фу! Выхаживать в дурацких платьях перед высокомерными старухами! Хотя ты, конечно, права. Это лучше, чем ничего. Есть чем платить за комнату. Но в кафе я сижу в этом месяце в последний раз. Буду теперь сидеть на хлебе и воде, – мрачно пробормотала она и поспешно впилась зубами в булочку с глазурью, словно та могла в любой момент исчезнуть с тарелки.

– У тебя не осталось ничего от вознаграждения? – полюбопытствовал Билли.

Лил пожала плечами.

– Не то чтобы… Есть немного, но надолго не хватит. Часть я потратила на уроки пения и танцев, на новое платье для прослушивания, а потом другая девочка из хора попросила одолжить ей два фунта… Подумать только, как легко тратятся деньги, когда они есть! – в сердцах воскликнула она.

– А мама с папой тебя не поддержат? – спросил Джо, гадая про себя, как можно спустить огромную сумму в двадцать пять фунтов всего за несколько месяцев. Он знал, что семья Лил хоть и не такая богатая, как семьи из высшего общества, но всё же состоятельная.

– Не хочу их просить, – упрямо заявила она. – Я собираюсь доказать родителям, что сама могу себя обеспечивать! Дай им только повод, и они затащат меня обратно домой, заниматься дурацкой вышивкой и пить чай со знатными джентльменами.

Лил говорила так, будто перспектива была поистине кошмарной. Софи не выдержала и рассмеялась, хотя в душе немножко завидовала подруге. Интересно, каково это, когда мама за тебя переживает? Она почти ничего не помнила о своей маме – она умерла, когда Софи была ещё совсем маленькой.

– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Софи, вспомнив про письма. Она выудила запечатанный конверт из кармана и передала Лил. – Смотри. Сегодня пришло.

– Надо же, как странно! Может, это поздравление?

– Я сначала тоже так подумала, но там и твоё имя указано, – заметила Софи.

Лил заинтересованно вскинула брови.

– Посмотрим, – сказала она и одним ловким движением надорвала конверт.

Но даже когда Лил достала письмо и выложила его на стол между чайными чашками и сэндвичами, ситуация не особенно прояснилась. На дорогой плотной бумаге было всего несколько строк:



– Ну, что там написано? – нетерпеливо спросил Джо. Он вырос в Ист-Энде и не умел читать.

– Нас хотят нанять! – радостно воскликнула Лил. – Как частных детективов!

Билли взял листок и внимательно его изучил.

– Почему это? – хмуро поинтересовался он.

– Тут же чёрным по белому написано! – разъяснила Лил. – Она слышала о том, как мы нашли заводного воробья!

– Вот это да, – пробормотал Джо. – Неожиданный поворот.

– А почему только вас с Софи? Вы же… – Билли осёкся и покраснел.

Девчонки? – закончила за него Лил. – Девчонки, между прочим, могут заниматься расследованиями не хуже мальчишек, – гордо заявила она. – Мы такие же храбрые и умные, как вы! Понимаю, в твоих любимых детективных рассказах все девочки – красивые дурочки, которые падают в обморок каждые пять минут, но это же полная чушь!

Билли заметно смутился и собрался защищаться, но в разговор вмешался Джо:

– Всё равно это подозрительно. Почему она не обратится к настоящему частному детективу? Или даже к полицаям?

Софи наморщила лоб. После событий прошедшей весны ей меньше всего хотелось ввязываться в неприятности с полицией.

– Думаешь, нам поостеречься? Не надо с ней встречаться?

– Конечно надо! – возразила Лил. – Боже мой, ну не будьте такими занудами! Посмотрите на меня, отчаявшуюся и обнищавшую! И вдруг это письмо… Вот это удача!

– Но мы пока не знаем, чего от нас ждут, – ответила Софи. – И мы вовсе не детективы. Вдруг мы окажемся бесполезны?

– Однако драгоценности мистера Синклера мы нашли, помнишь? – парировала Лил. – Не забыла, что нам сказал мистер Макдермотт?

Как Софи могла об этом забыть? В самые скучные минуты в отделе шляпок она вспоминала его слова. «Мисс Тейлор, у вас просто превосходная интуиция, а если мисс Роуз поможет следовать ей, полагаю, из вас получится непобедимая команда. Если вдруг устанете от универмага, приходите. Мне кажется, такие юные леди, как вы, могут устроить свою карьеру совершенно иначе». Софи снова прокрутила их в голове и зарделась от гордости.

– В общем, самое худшее, что может случиться – это что нам не понравится её предложение. Тогда мы откажемся от… – как она там написала?.. «сотрудничества». Вот и всё! – заключила Лил.

– Что ж… От одного разговора хуже не станет, – согласилась Софи. Несмотря на разумные опасения, она радовалась этому письму.

Билли тем временем смотрел на них с интересом и обидой одновременно. Софи догадалась: он, как и Лил, сгорает от любопытства, но сердится, что его не позвали. Джо увлечённо наблюдал за друзьями, а когда встретился взглядом с Софи, широко ей улыбнулся, словно догадался, о чём она думает.

– Разумеется, без вашей помощи нам не обойтись, – сказала Софи, стремясь восстановить справедливость.

Лицо Билли сразу же прояснилось.

– Ну, дел у меня много, – наигранно-беспечным тоном произнёс он. – Работа в конторе Капитана, занятия по вечерам, тренировки перед состязанием по гребле. Но, пожалуй, я выделю для вас минутку-другую.

Лил с надеждой посмотрела на Джо.

– Конечно, я помогу, чем смогу, – улыбнулся он и пожал плечами.

– Ура! – воскликнула Лил. – Тогда решено!

– Завтра мы с Лил пойдём на встречу с мисс Уайтли, – Софи решительно кивнула. – Потом соберёмся все вчетвером после закрытия универмага, и мы вам обо всём расскажем.

Глава четвертая

– О чём ты только думал? – сердито выкрикнул Сун.

– Не смей грубить отцу, – одёрнула его мама. – Я бы попросила тебя сменить тон.

– Но они могли его убить!

Папа хмыкнул.

– Одной шайке безмозглых разбойников меня не одолеть, – пробормотал он.

Мэй встревожено наблюдала за происходящим с другого конца стола. Ей было больно видеть папу бледным и измотанным. Синяки на лице напоминали о том, каким Мэй его увидела – скорченным на полу. Ей даже показалось, что мёртвым.

Сун внимательно посмотрел на отца, а потом вздохнул и откинулся на спинку стула, сжав кулаки.

– Ты же знаешь, что нельзя отказываться платить подручным Барона, – произнёс он своим обычным тихим голосом. – К добру это не приводит.

– Как посмотреть, – сухо отрезала мама. – Ты же знаешь, что тем самым мы подаём пример остальным. Мы все трудимся, не покладая рук. У нас и так почти ничего нет за душой. Разве можно позволить каким-то бандитам требовать деньги? Это же вымогательство! Если мы не дадим вертеть нами, как им вздумается, вероятно, сможем от них избавиться.

Сун нетерпеливо вздохнул.

– Мама, сопротивляться невозможно! Это похоже на битву мыши против сотни кошек! А кроме нас, никто и не подумает подвергать себя опасности, особенно после того, что они сделали с папой. Все напуганы.

Повисла тишина, которую нарушил папа.

– Сун прав… – мрачно произнёс он. – Куда нам тягаться с Бароном, Лу? Он заправляет Ист-Эндом, и всем это известно. Надо радоваться, что он только сейчас дотянулся лапами до Чайна-тауна.

По коже Мэй пробежали мурашки. Конечно, она слышала про Барона. В Лаймхаусе все о нём знали. Злодей любой сказки, чудище в детских играх, главная страшилка. Никто его не встречал, но каждый второй утверждал, что тот, кто сталкивался с Бароном хоть на миг, плохо кончил. Увидеть его – к беде, и этот дурной знак куда опаснее чёрной кошки и разбитого зеркала. О нём ходило множество слухов.

Одни говорили, что это кровожадный убийца, на счету которого десятки расчленённых с особой жестокостью жителей Ист-Энда. Другие – что раньше он был обычным человеком, а затем продал душу дьяволу. Так или иначе, его боялись. Мэй он представлялся и монстром под кроватью, и призраком, скрипящим половицами и визжащим в ночи.

Однако Барон не герой сказки, не детский кошмар. Он первый человек в Ист-Энде, и все это знали. Его влияние простиралось от Спиталфилдса до Боу. Власти лондонского порта наивно полагали, будто эта территория находится под их управлением, но люди Ист-Энда понимали, что к чему. Каждое судно, каждый ящик груза был на учёте у Барона. Он проворачивал свои преступные дела, и работники порта притворялись, будто не замечают, как отходят и прибывают его корабли. Никто не смел перейти ему дорогу.

Подручных Барона боялись, пожалуй, ничуть не меньше его самого. Эта банда разбойников, постоянно пополняющая свои ряды, занималась поручениями Барона как законными, так и преступными. Они собирали взятки – плату за покровительство мелких предпринимателей Ист-Энда – и расправлялись со всеми, кто стоял на пути. Все обходили их стороной, и никто не рисковал с ними спорить.

Если подручные вваливались в бар или таверну «Семь звёзд» и требовали от хозяина по кружке лучшего пива, если они заглядывали в рыбную лавку за рыбой и жареной картошкой, окружающие тут же замолкали. И вот они добрались до магазинчика семьи Лим.

У Мэй закружилась голова. Раньше кухня казалась ей самым безопасным местом на свете, тёплым убежищем, где вся семья собиралась за одним столом. Теперь же это была обычная комната, холодная и тесная. Здесь больше не звенел смех. Попугай в углу молчал, и даже близнецы не издавали ни звука, только смотрели на родителей круглыми глазами.

Мама вдруг поняла, что дети всё слышат, и обратилась к ним.

– Идите гулять, милые, – сказала она. – Ну-ка, чтобы я вас здесь не видела.

Папа возразил слабым голосом:

– Нет, Лу, не надо им уходить. На улице слишком опасно.

– Тогда в свою комнату, – решила мама.

– Как так, пап? – возмутился Цзянь. – Мы договорились погулять со Спадом и Джинджер после ужина. Они нас ждут!

– Пускай ждут, – отрезала мама. – Хоть до полуночи. Слышали, что сказал папа? Никаких прогулок. Идите наверх. Мэй, а ты прибери в магазине.

Мэй догадалась, что родители не хотят обсуждать серьёзные вопросы при детях. Спорить не было смысла. Она встала, послушно вывела мальчишек из комнаты и начала подниматься по кривой лестнице на второй этаж. Цзянь и Шэнь быстро забыли про подручных Барона. Они без умолку болтали на забавной смеси дворового сленга и собственного тайного языка. Кажется, сейчас они обсуждали игру в ковбоев и индейцев.

– Поиграй с нами, Мэй, – попросил Цзянь. – Можешь быть скво![10]

– Разобьём лагерь на кровати Суна, – предложил Шэнь с озорной улыбкой.

Мэй покачала головой. Обычно ей нравилось играть с близнецами и фантазировать, будто они жители далёких земель, но сегодня она могла думать только о папином изуродованном лице и о банде Барона.

Оставив близнецов на втором этаже, она спустилась в опустевший магазин. Он выглядел печально и казался совсем чужим. Дверь была заперта и забита гвоздями, разбитые окна закрыты досками, а в щели пробивались редкие лучи света, в которых кружились бледные пылинки.

Мэй зажгла лампу, чтобы прогнать сумрак, но слабое мерцание не спасало от уныния. Она окинула помещение печальным взглядом, даже не зная, с чего начать. Первой под руку попалась метла, и Мэй принялась подметать листья чая, табака и осколки стекла.

С кухни до неё доносились приглушённые голоса, мрачные и серьёзные. Похоже, к ним пришли А Вэй, начальник Суна в закусочной, пекарь и его супруга, миссис О'Лири, и миссис By из «Феерического представления с волшебными фонариками». Мэй слышала лишь обрывки разговора: «…так больше продолжаться не может…», «…слишком много просят…», «…подать пример…», «...чересчур опасно»…

Ей вовсе не хотелось об этом знать. Она начала рассказывать себе старую дедушкину историю о говорящей лисе, но не могла сосредоточиться и всё путала. В сказку вмешивались предупреждение сапожника, папа, распластавшийся на полу, сам дедушка, от мыслей о котором хотелось плакать, но было нельзя: иначе Сун снова обзовёт её плаксой. Он говорил, что пора бы вырасти, раз уж она окончила школу, что она уже не ребёнок, и нечего ей бездельничать, играть с близнецами и не высовывать носа из книжек.

Раньше они с Суном были лучшими друзьями. Всё делали вместе, делились секретами, но это время прошло. С тех пор многое изменилось. Он вырос. И вот сейчас Сун говорил о чем-то твёрдо и уверенно, хоть Мэй и не могла разобрать ни словечка. И когда он успел стать взрослым?

Вдруг на кухне раздался грустный, сдавленный всхлип. Мэй вздрогнула и перестала делать вид, что подметает, хотя голос был не похож на мамин, папин или Суна. Она опустилась на табурет за прилавком и прижала ладони к ушам. Перед ней лежала вчерашняя газета, и Мэй поспешно её раскрыла в надежде отвлечься на новую главу рассказа. Она пролистала новости об убийстве в Уайтчепеле[11] и ограблении в Шордиче, но в этом номере газеты никакой истории не было. Мэй пришлось довольствоваться разделом светской хроники. Ей нравилось разглядывать красивых леди в белых платьях с элегантными именами, например «леди Синтия Дэлане» или «мисс Луиза Хэмпот-Лейси». Описания великолепных балов и дорогих нарядов походили на сказку.

Сейчас же Мэй приступила к чтению с мрачной целеустремлённостью, жадно впиваясь в каждое слово; благотворительный модный показ в универмаге Вест-Энда, грядущая свадьба обворожительной актрисы, предстоящий роскошный вечер – она изучала всё подряд. На кухне жужжали тревожные голоса, от которых Мэй отгораживалась изящными словечками вроде «опера», «базар» и «вальс».

Вдруг она замерла. Кое-что притянуло её внимание, и шум на кухне обратился внезапной зловещей тишиной. Мэй ничего не видела и не слышала: для неё остались лишь два слова, слегка смазанных, напечатанных чёрными чернилами посреди абзаца: Лунный бриллиант.



Глава пятая

Не найти в универмаге «Синклер» места элегантнее, чем дамская комната отдыха. Похожая на модную гостиную, обставленную в белых и золотых тонах, украшенную вазами с яркими букетами, она радует глаз мягкими креслами и уютными диванами. Неудивительно, что именно там леди из высшего света собирались отдохнуть, утомлённые прогулками по магазинам. И сегодня их было не счесть: одни пили лимонад со льдом из высоких стаканов, принимая их из рук горничных в белых передниках с оборками, и оживлённо болтали друг с другом; другие сидели в одиночестве, с серьёзным видом читая свежую газету. В комнате велись вежливые беседы, нежно позвякивали о фарфоровые блюда серебряные столовые приборы. Софи и Лил почувствовали себя неловко, оказавшись в дамской комнате отдыха, и невольно растерялись – как им отыскать здесь нужную леди?

Но к ним почти сразу же подлетела одна из горничных и повела к дальнему углу у окна. Девочки переглянулись и поспешили за ней. Софи не знала, кого ожидала увидеть, но уж точно не юную леди в кружевных перчатках, миниатюрную, с прямой спиной. Она сидела в бархатном кресле и спокойно попивала чай.

– Полагаю, вы мисс Тейлор и мисс Роуз? – спросила она высоким, немного высокомерным голосом и смерила девочек оценивающим взглядом.

– Да, я Софи Тейлор. Добрый день, – вежливо поздоровалась Софи и протянула руку. Леди замешкалась на секунду, а затем бодро пожала её ладонь.

– А я Лилиан Роуз, – представилась Лил и с такой пылкостью повторила жест Софи, что леди испугалась и поспешно отняла руку.

– Меня зовут Вероника Уайтли. Рада знакомству, – надменно произнесла она.

Софи была удивлена. По тону письма ей представлялась пожилая брюзга, а никак не девчонка немногим старше Лил, наряжённая в изящное платье цвета слоновой кости с рюшами и кружевами. Скорее всего, она одна из дебютанток этого сезона, и причём довольно богатая. Вдруг Софи вспомнила, что уже видела Веронику. Вчера именно она вертелась перед зеркалом в той розовой шляпке из Парижа.

Мисс Уайтли, однако, не узнала Софи.

– Присаживайтесь, – предложила она и по-королевски указала на два стула напротив. Девочки сели, и Софи принялась с интересом разглядывать юную леди, которой не особо шло её роскошное, мастерски сшитое платье. Вероника была очаровательной девушкой с фарфоровой кожей, розовым нежным ротиком и аккуратно завитыми золотисто-рыжими волосами, но из-за рюшей и оборок больше походила на дорогую фарфоровую куклу из отдела игрушек в «Синклере». Правда, выражение лица у неё было отнюдь не кукольным: она хмурилась и сверлила глазами Лил и Софи, словно буравчиками, не забывая потягивать чай из фарфоровой чашки.

– О какой помощи вы нас просите? – полюбопытствовала Софи.

– Мне сказали, что вы нашли драгоценности мистера Синклера, – важно начала мисс Уайтли. Лил раскрыла рот, чтобы ей ответить, но юная леди явно не рассчитывала на то, что её будут перебивать, и продолжила, не обращая на это внимания: – Я позвала вас для похожего поручения. Дело совершенно секретное, но я не сомневаюсь, что вы будете хранить молчание.

Софи с Лил кивнули.

– Недавно один джентльмен вручил мне подарок. Уникальный и невероятно ценный – брошь в форме мотылька, сделанную на заказ специально для меня. На прошлой неделе она пропала, и я прошу вас её отыскать.

* * *

Вероника осознала, что рука дрожит, когда взяла новую чашку с чаем. Свою надменную манеру речи она позаимствовала у графини Алконборо, знатной вдовы. Это была властная дама, которая всегда ходила в чёрных бархатных платьях и ожерельях из агата и держала себя крайне высокомерно. Сегодня Веронике хотелось предстать перед девочками такой же надменной. Она жаждала заслужить уважение, чтобы они не отмахнулись от её просьбы и не сочли её за очередную безмозглую дебютантку.

Посмотрев на них, она снова поджала губы. Кто бы мог подумать: они ещё очень молоды! Та, что пониже, выглядела даже младше неё самой. Вероника ожидала увидеть элегантных и смелых девушек, вроде героинь скандальных романов, которые она тайком таскала у своей мачехи, Изабель. Но леди больше походили на школьниц, чем на юных детективов. Впрочем, выбора у неё не было: о драгоценной броши она уже рассказала, а значит, искать других сыщиков уже поздно.

«В какой же дурацкой ситуации я оказалась!» – сердито подумала Вероника. Будь она взрослой дамой, то с лёгкостью наняла бы настоящего частного детектива. Но с неё, дебютантки, никогда не сводили глаз: с момента, когда горничная будила её поутру, до часа отбоя, когда она ложилась в постель после очередного бала или званого вечера. Папа и Изабель нянчились с ней, как с ребёнком. Раньше, во время занятий с гувернанткой в классной комнате, у Вероники и то было больше свободы. Теперь же за ней приглядывали чуть ли не круглые сутки и вряд ли отпустили бы одну на тайную встречу с частным детективом.

К счастью, универмаг «Синклер» – это другое дело. Здесь Изабель увлекалась покупками и болтовнёй с подругами и разрешала Веронике самой гулять по магазину, отходить к стойкам со шляпками и перчатками, витринам с туалетной водой и пудрой. Здесь-то ей и пришла в голову удачная идея нанять сыщика для поисков Лунного мотылька. Вероника редко читала газеты – её не привлекали скучные колонки про морской флот и налоги – но пропустить статьи о нашумевшем ограблении «Синклера» было невозможно. Весь Лондон только и говорил, что об этой удивительной истории, и ходили слухи, будто частному детективу мистера Синклера помогали две невероятно смышлёные работницы универмага, и драгоценности нашли именно они. Идея нанять этих двух девушек показалась Веронике гениальной. В конце концов, нет ничего подозрительного в беседе с двумя юными леди. Тогда она почувствовала себя такой же смелой и хитрой, как героини романов Изабель. Теперь же Вероника начала сомневаться в гениальности своей идеи. Девочки выглядели возмутительно обыкновенными. Высокая мисс Роуз, пожалуй, обладала нестандартной внешностью, но в целом они ни капли не отличались от других скучных продавщиц в дешёвых платьях без украшений. Особенно умными они тоже не выглядели.

«Что ж, остаётся надеяться, что внешность обманчива», – со вздохом подумала Вероника. Она на всё была готова, чтобы вернуть брошь.

– Вы должны найти мотылька до моего бала, а он пройдёт на следующей неделе, – твёрдо произнесла она и одарила Лил и Софи самым высокомерным, самоуверенным взглядом, на который только была способна. – Я щедро вас награжу, в этом можете не сомневаться, но брошь вы должны передать лично мне в руки.

* * *

Через полчаса Вероника уже сидела вместе с Изабель в ресторане «Мраморный двор» и успешно делала вид, будто всё утро искала себе новый веер. На самом деле из головы не выходила драгоценная брошь-мотылёк. Она чувствовала себя неуютно после разговора с теми девочками, и теперь безучастно ковыряла рыбу вилкой, не думая положить в рот хоть кусочек. Она не могла подавить в себе тревогу и раздражение. Лучшие дни её жизни испорчены потерей несчастного украшения!

Вероника напомнила себе о том, что быть дебютанткой не так уж и весело. Это и бесконечная примерка новых платьев, когда приходится стоять в булавках, будто она не человек вовсе, а подушечка для иголок; и изматывающие званые ужины, где полагается вести скучные беседы с пожилыми дамами; и партнёры на балах, которые то и дело наступают на ноги… Впрочем, несмотря на всё это, первый сезон проходил замечательно. И вот теперь вместо восторга и радости она испытывала лишь страх.

Вероника даже не могла сосредоточиться на разговоре, который шёл между её сотрапезниками за круглым столом, накрытым безупречно чистой скатертью из дамаста и украшенным сверкающей серебряной посудой. Она опустила голову и стала тайком рассматривать окружающих её леди. Изабель, вовсе не злобная мачеха, заворожено слушала графиню Алконборо, широко распахнув большие голубые глаза. Как и всегда, мачеха походила на роскошную модель: гофрированные светлые волосы, искусно накрашенное и припудренное лицо, платье, словно сошедшее со страниц La Mode Illustree. А миниатюрная вдовствующая графиня важно восседала на стуле в своём струящемся чёрном платье. Рядом с ней расположилась её дочь, леди Элис. Она была выше и пышнее матери, но зато в ней не было той яркой искры, как в самой графине, с которой она во всём соглашалась, попутно кивая.

Кроме того, за столом сидели остальные дебютантки. Во-первых, Филлис, старшая дочь леди Элис и внучка графини. Светловолосая и очень улыбчивая. «Пожалуй, она за всю жизнь и двух слов интересных не сказала», – с презрением подумала Вероника. Хотя леди Элис и Изабель почему-то решили между собой, что они с Филлис лучшие подруги. Во-вторых, мисс Эмили Монтегью. Её семья жила совсем рядом с лондонской резиденцией леди Элис. Эмили с Филлис учились в одной частной школе, но характеры у них были противоположные. Филлис нежная и покладистая, Эмили смекалистая и острая на язык. Сейчас Эмили со скучающим видом смотрела по сторонам – очевидно, разговор за столом увлекал её не больше, чем саму Веронику. Она выглядела растерянной и расстроенной. Вероника подозревала, что причина тому простая: Эмили до сих пор не зацепила ни одного достойного поклонника.

– Ну что, мои дорогие, нравится вам ваш первый сезон? – внезапно спросила графиня, сладко улыбаясь трём дебютанткам.

– Они прекрасно проводят время! – ответила за них леди Элис. – Им очень повезло – столько чудесных вечеров устраивают в этом сезоне!

– Разумеется, у леди Фитцморис всегда превосходные балы, – согласилась графиня. – Милая Сильвия такая чудесная хозяйка! А приём Бьюкасла? Сад у него поистине великолепный!

– Сегодня вечером пройдёт бал в Йорк-хаус, – добавила леди Элис. – Филлис пойдёт на него в изумительном платье, да, милая?

Изабель покосилась на тарелку падчерицы и строго заметила:

– Вероника! Ты почти ничего не съела!

– Рыба несвежая? – спросила графиня и присмотрелась к блюду через монокль.

– Нет, всё в порядке, – заверила её Вероника. – Просто я не очень голодна.

– Аппетит у неё явно скромный, – заключила графиня, впиваясь взглядом в Веронику. Глаза её походили на маленькие серые камешки. – Пожалуй, это можно счесть достоинством для леди, главное, чтобы она не ослабла. Сезон изматывает, знаете ли. Особенно хрупких девушек. – Она повернулась к Изабель. – Вероника, очевидно, как раз из таких. Вид у неё… измождённый.

Все посмотрели на неё: графиня – осуждающе, леди Элис – заботливо, Эмили – насмешливо, а Изабель – недовольно. Вероника покраснела от стыда. Филлис тем временем с аппетитом уплетала фаршированного гуся, не замечая напряжения за столом.

– Полагаю, она всего лишь переживает из-за грядущего бала, – предположила добрая леди Элис. – Помню, как я волновалась в своё время! Ни кусочка не могла съесть за ужином! Почему бы не угостить бедняжку чем-нибудь сладким? Например, мороженым. Филлис, например, очень любит сладкое. Да, милая?

– Да, мама, – радостно пробормотала с набитым ртом Филлис.

Графиня неодобрительно взглянула на внучку, поджав губы, и снова впилась стальным взглядом в Веронику.

– Что ж, насколько я знаю, у неё есть веский повод для волнения, – лукаво произнесла она и переглянулась с Изабель и леди Элис. – Говорят, на неё положил глаз сам Бьюкасл, – добавила графиня таким тоном, будто подозревала, что Вероника опоила его любовным зельем.

Изабель явно обрадовалась новой теме разговора и поспешно ответила:

– Да, ей крупно повезло. Лорд Бьюкасл очень добр и учтив.

Вероника с удовольствием отметила лёгкое раздражение графини и леди Элис. Судя по всему, им было обидно, что один из достойнейших холостяков Лондона ухаживает за ней, а не за их драгоценной крошкой Филлис.

– Знаете, в честь представления ко двору он преподнёс ей изумительный подарок, – беспечно бросила Изабель.

– Брошь в драгоценных камнях – да, слышала, – резко ответила графиня. – Очень редкий экземпляр, судя по всему. Неподобающее украшение для столь юной леди. Куда уместнее было бы подарить жемчужное ожерелье.

– Папа подарил мне такое на мой первый выход в свет, да, мама? – с улыбкой сказала Филлис, но никто не обратил на неё внимания.

– Честно говоря, я удивилась, когда услышала, что он отдаёт такое сокровище, – продолжила графиня. – Надеюсь, ты хорошо о нём заботишься, моя дорогая.

Веронику бросило в холодный пот. У неё задрожали руки. Не могла же графиня догадаться о том, что случилось с Лунным мотыльком? Но вдова Алконборо продолжала о чём-то говорить, и Вероника постепенно осознала, что её замечание не несло никакого скрытого смысла. Однако по коже всё ещё бегали мурашки, а в ушах звенело, и она не могла сосредоточиться на разговоре за столом.

На самом деле брошь ей сразу не понравилась. Большая и тяжёлая, она совершенно не шла к белому атласному наряду и продырявила красивое розовое платье, в котором Вероника пошла на бал к леди Фитцморис. Конечно, украшение дорогое и модное, оно сделано на заказ у лучшего лондонского ювелира специально для неё – это всё замечательно, но есть в нём что-то неуловимо жуткое.

Разумеется, Вероника очень гордилась тем, что лорд Бьюкасл преподнёс ей такой ценный подарок. Это означало, что он намерен на ней жениться – как же тут не радоваться? Он был богат, знатен и популярен, его знали и любили. Приглянуться столь важному человеку – большая честь! Ни у одной из дебютанток этого сезона ещё не появилось ухажёра, готового сделать предложение, а Вероника купалась во внимании самого видного холостяка. Разумеется, она понимала, что другие ей страшно завидовали. Даже сейчас Эмили очень странно на неё поглядывала, а остальные дебютантки то и дело бросали в сторону Вероники ядовитые замечания, полные злобы и зависти.

Но в то же время… Всё произошло так быстро! Около месяца назад она вышла в свет. И внезапно лорд Бьюкасл, друг её отца, довольно пожилой, но чрезвычайно обходительный, принялся осыпать Веронику цветами, сопровождать на ужин на балах, делать подарки. Да, она мечтала найти супруга в первый же сезон – на это надеялись все девушки, ведь никому не хотелось «пылиться» до будущего года, подобно никому не нужному товару, – но представляла это иначе: вот в бальной зале к ней подходит красивый юноша, вот они пьют шампанское на балконе, залитом лунным светом, влюбляются и справляют роскошную свадьбу, полную кружев цвета слоновой кости и оранжевых букетов, а затем живут долго и счастливо. Лорд Бьюкасл был человеком приятным и щедрым, но Вероника его не любила. От этой мысли она поёжилась.

Может, именно поэтому она решила не надевать брошь на приём в саду лорда Бьюкасла? Изабель то и дело кудахтала, что мотылька надо беречь, но Вероника не послушалась и, приколов к шёлковой шали, оставила в комнате, а теперь проклинала себя за легкомыслие. Когда она вернулась, шаль лежала на том же месте, но драгоценная брошь таинственным образом исчезла.

Вероника не смела никому рассказать о краже. Изабель пришла бы в бешенство из-за того, что падчерица столь небрежно отнеслась к ценному подарку лорда Бьюкасла, а остальные девчонки просто заклевали бы её. Несложно представить едкие замечания Эмили! Нет, брошь следовало найти, и как можно скорее. Вдруг лорд Бьюкасл оскорбится тем, что она потеряла мотылька, и прекратит свои ухаживания? Тогда она лишится возможности выйти за него замуж. Вероятно, он больше никогда с ней не заговорит! О ней пойдут дурные слухи, и она сойдёт с ума от стыда!

До бала оставалось меньше двух недель. Лорд Бьюкасл предложил провести его в собственном великолепном поместье. Люди шептались, что там-то он и сделает Веронике предложение, и все ожидали увидеть его подарок. Брошь просто необходимо отыскать и вернуть!

– Всегда говорила: Бьюкасл – себе на уме, – трещала графиня. Вероника отвлеклась от размышлений и посмотрела на неё. – Все мы были убеждены в том, что он останется холостяком, однако посмотрите! Впрочем, я удивлена, он ухаживает за дебютанткой. Он же вдвое старше неё!

– Что ж, такие пары тоже встречаются, – поспешно заметила Изабель, и щёки у неё порозовели.

«Папа тоже вдвое старше Изабель», – подумала Вероника.

Но графиня отмахнулась.

– О, я всё понимаю. Лучшего кавалера, право, не найти. Позвольте, у Бьюкасла есть всё: титул, приличный доход, чудесное поместье. А военные заслуги! Он вступил в ряды армии совсем молодым, знаете ли, – заговорщическим тоном добавила она. – Никогда не разделял взгляды своего отца – отвратительного, ворчливого старика! – Она сделала паузу, проверяя, осмелится ли кто-нибудь возразить, но никто, конечно, не осмелился.

– Правда? – прошелестела леди Элис.

– Правда, – подтвердила графиня. – Армия стала для Бьюкасла…

Вдруг Изабель её перебила.

– Ах, смотрите! Разве это не Эдвард Синклер?

Все обернулись. Владелец универмага «Синклер» был знаменитостью даже в высшем обществе Лондона. Прекрасно одетый, с неизменной орхидеей в петлице, он поклонился одному из посетителей и направился к старшему официанту – вероятно, для важного разговора.

– Он довольно красив, скажите? – прошептала Изабель, с интересом разглядывая мистера Синклера.

– Хм-м, – протянула графиня, приложив к глазу монокль. – Уж очень показная у него красота. Американцы все такие – ни капли вкуса. К тому же разбогател он совсем недавно.

Вероника заметила, что Изабель опять покраснела. Ведь то же самое можно было сказать об отце Вероники, Чарльзе Уайтли. Пускай сейчас он живёт в Мейфэре и обедает у самых влиятельных семей, лондонское общество помнит, что на самом деле он отнюдь не аристократ, а промышленник, богатый владелец нескольких прибыльных шахт в Южной Африке. После того как умерла мать Вероники, Чарльз Уайтли женился на Изабель из-за её аристократических корней. А ещё для того, чтобы хвастаться красивой, элегантно одетой молодой женой. Изабель же вышла за него ради богатства и возможности закупаться в «Синклере», ни в чём себе не отказывая. От этих мыслей Веронике стало не по себе.

– Говорят, он популярен у дам, – сказала тем временем леди Элис, поглядывая на мистера Синклера. – Знаете, миссис Бальфур мне рассказала… – Она подалась вперёд и зашептала что-то еле слышно. Филлис вытянула шею, и даже Эмили с любопытством оглянулась на владельца универмага. А Вероника даже не подняла взгляд. Какое ей дело до глупого американца? Главное, он отвлёк внимание её сотрапезниц, и официант успел незаметно забрать тарелку с нетронутой рыбой.



Загрузка...