Глава 4 Ночлег на конюшне

Эту ночь мальчики провели в одной из конюшен. Капитан Джонсон сказал, что либо он принесёт им матрасы, либо они могут спать на одеялах прямо в соломе.

– Конечно, в соломе на одеялах! – заявил Джулиан. – Это просто отлично. Нам будет страшно удобно.

– Вот бы и нам с Энн тоже переночевать на конюшне, – с завистью произнесла Джордж. – Мы там ещё ни разу не ночевали. Можно, капитан Джонсон?

– Нет, – возразил капитан. – У вас есть кровати, и они оплачены. Да и в любом случае девочкам это не положено – даже тем девочкам, которые прикидываются мальчиками, Джордж!

– А я часто ночую на конюшне, – вставила Генриетта. – Когда к нам наезжают гости, я всегда ухожу спать на солому.

– Бедненькие лошадки! – посочувствовала Джордж.

– Почему? – тут же поинтересовалась Генри.

– Да потому, что им не заснуть от твоего храпа! – ответила Джордж.

Генри сердито фыркнула и вышла. Её просто бесило то, что она храпит, но поделать с этим она ничего не могла.

– Ничего страшного! – крикнула ей в спину Джордж. – Отменный мужской храп, Генриетта!

– Джордж, хватит, – остановил её Дик, ошарашенный такой зловредностью.

– А вот и не хватит! – воспротивилась Джордж. – Это Генриетте хватит!

– Джордж, не дури, – присоединился к брату Джулиан.

Но эти слова Джордж тоже не понравились, и она покинула комнату с тем же надутым, обиженным видом, что и у Генри!

– Да уж, – вздохнула Энн. – И вот так всё время. Сперва Генри, потом Джордж, потом Джордж, а потом снова Генри! Идиотизм какой-то!

И она пошла посмотреть, где будут спать мальчики. Их отправили в маленькую конюшню – там находилась только лошадь цыгана, которая терпеливо лежала на полу, вытянув забинтованную ногу. Энн погладила лошадку. С виду она была довольно уродливая, но с прелестными терпеливыми карими глазами.

Соломы тут было хоть отбавляй, принесли одеяла. Энн место для ночлега очень понравилось.

– Умоетесь и всё такое в доме, – сказала она. – А потом прямо сюда – и спать. Здорово пахнет, да? Соломой, сеном и лошадьми! Надеюсь, лошадка вам не помешает. Хотя она, наверное, будет возиться, если заболит нога.

– Нам сегодня точно никто не помешает, – заверил её Джулиан. – После жизни в лагере под открытым небом на всех ветрах и спать будем без задних ног. Нам тут явно будет хорошо – тихо и спокойно.

В дверь заглянула Джордж.

– Если хотите, я могу одолжить вам Тимми, – предложила она, пытаясь загладить свою несдержанность.

– А, Джордж, привет! Нет, спасибо. Ещё не хватало, чтобы старина Тим лазал по мне всю ночь, пытаясь найти, где мягче спать! – отказался Джулиан. – Вон, полюбуйся на него, он уже мне показывает, как устраивать себе лежбище! Эй, Тим, вылезай из моей соломы!

Тимми прыгнул в солому и крутился там, устраиваясь на ночлег. После слов Джулиана он остановился и посмотрел на друзей – пасть разинута, язык свешен на сторону.

– Он смеется, – пояснила Энн, а вид у Тимми действительно был такой, будто он громко над ними хохочет. Энн обняла пса, он облизал её с ног до головы, а потом снова закрутился на соломе.

Послышались шаги, кто-то громко свистнул, и в дверь просунулась голова.

– Принесла вам парочку старых подушек. Миссис Джонсон сказала, нужно же вам что-то под голову.

– Ой, спасибо тебе, Генри, – поблагодарил Джулиан, забирая подушки.

– Как это мило с твоей стороны, Генриетта, – сказала Джордж.

– Не стоит благодарности, Джорджина, – ответила Генри, и мальчишки покатились со смеху.



По счастью, тут зазвонили к ужину, и все отправились через двор к дому. Почему-то в конюшне всех всегда пробирал голод!

По вечерам девочки выглядели совсем иначе: вместо грязных, пропахших лошадьми штанов или бриджей они надевали платья. Энн, Генри и Джордж побежали переодеваться, чтобы успеть до того, как миссис Джонсон позвонит к ужину второй раз. Она всегда давала им лишних десять минут, зная, что иногда им нужно что-то доделать на конюшне, однако после того, как отзвенит второй звонок, всем полагалось сидеть за столом.

Джордж выглядела очень мило, потому что юбка и блузка очень шли к её кудрявым волосам, а вот Генри в своём платье с рюшечками выглядела не-разбери-пойми-как.

– Ты прям переодетый мальчишка! – заявила Энн, и Генри это очень понравилось, а вот Джордж – нет.

Разговор за ужином в основном вертелся вокруг того, какие замечательные вещи выпали в жизни на долю Генри. Оказалось, что у неё три брата и они всегда брали сестру в компанию, причём по её словам выходило, что у неё всё получалось лучше, чем у них. Они ходили на судне в Норвегию. Они прошли пешком от Лондона до Йорка.

– А Дик Тарпин с вами был? – саркастически осведомилась Джордж. – А его лошадь, Чёрная Бесс? Полагаю, вы прибыли на место ещё до них, да?

Генри будто и не слышала. Она продолжала повествовать о замечательных подвигах своего семейства – как они переплывали бурные реки, лазали на самую вершину Сноудона, – да уж, похоже, не было на свете такого, чего бы она ни попробовала!

– Да уж, надо было тебе родиться мальчиком, Генри, – сказала миссис Джонсон. А Генри только того и добивалась.

– Генри, когда закончишь рассказ о том, как ты лазала на Сноудон и раньше всех добралась до вершины, не забудь доесть ужин, – обратился к ней капитан Джонсон, которому страшно надоела девчачья болтовня.

Джордж громко захохотала – нет, ей совсем не было смешно, но она не могла упустить возможность посмеяться над Генри.

Генри в один присест опустошила тарелку. Ей так хотелось и дальше очаровывать всех своими рассказами! Джордж не верила ни единому слову, а вот Дик и Джулиан не исключали, что эта рослая крепкая девчонка ни в чём не уступает своим братьям.

После ужина дел почти не было, и Генри держалась подальше от Джордж, зная, что та скажет что-нибудь язвительное. Ну и ладно! Все остальные-то знают, какая она исключительная! Она сдёрнула платье в рюшечках и вновь надела бриджи, хотя до сна оставалось совсем немного времени.

Джордж и Энн пошли проводить мальчиков на конюшню. Девочки уже надели пижамы и халаты и по дороге то и дело зевали.

– Фонарики не забыли? – спросила Джордж. – Свечи на конюшне зажигать не разрешается – ну, из-за соломы, конечно. Спокойной ночи! Хороших снов! И надеюсь, что эта дурища Генри не припрётся с утра пораньше и не разбудит вас своим залихватским свистом!

– Сегодня меня ничто не разбудит, это уж точно, – сказал Джулиан, зевнув во весь рот. Он улёгся на солому и натянул на себя старое одеяло. – Ого, вот это постель! Я бы хоть всю жизнь спал на конюшне в соломе!

Девочки засмеялись. Судя по всему, мальчики действительно устроились очень уютно.

– Спокойной ночи, – сказала Энн, и они с Джордж зашагали к дому.

Скоро все огни погасли. Генри спала и, как обычно, храпела. У неё была отдельная комната – иначе не видать остальным никакого сна! Впрочем, Энн и Джордж слышали её даже через стенку: гр-р-р-р, гр-р-р-р-р! Гр-р-р-р-р, гр-р-р-р-р-р!

– Да чтоб её, эту Генриетту! – сонно пробормотала Джордж. – Сколько от неё шуму. Энн, мы её завтра не возьмём на верховую прогулку. Слышишь меня, Энн?

– Не очень, – буркнула Энн, пытаясь открыть глаза. – Спокойно ночи!

Тимми, как всегда, улёгся Джордж на ноги. Он свернулся клубочком, закрыл глаза – уши его тоже спали. Он умаялся не меньше остальных – целый день носился по холмам, совал нос в кроличьи норы, гонял целую уйму быстроногих кроликов. И после этого тоже спал без задних ног.

На конюшне мальчики спокойно спали под старым одеялом. Рядом ворочалась пегая лошадка, но они ничего не слышали. Над конюшней пролетела сова – она выглядывала внизу мышей. Сова громко вскрикнула, надеясь, что какая-нибудь мышка бросится наутёк. Тогда можно спикировать вниз и ухватить её в когти. Но мальчиков не разбудил даже её крик.

Дверь конюшни была заперта на засов. Конь Стригунок внезапно пошевелился, повернул голову, посмотрел на дверь. Щеколда шевельнулась! Кто-то поднимал её снаружи. Стригунок навострил уши и услышал тихое шарканье.

Он уставился на дверь. Кто там? Стригунку очень хотелось, чтобы это был Шмыг – мальчик, которого он очень любил. Шмыг всегда обходился с ним по-доброму. Стригунок расстраивался, когда разлучался с ним. Он прислушался, не раздастся ли знакомое шмыганье, но ничего не услышал.

Дверь очень медленно отворилась. Даже не скрипнула. Стригунок увидел ночное небо, усыпанное звёздами. Потом силуэт на фоне темноты звёздной ночи, чью-то чёрную тень.

Кто-то вошёл на конюшню и прошептал:

– Стригунок!

Стригунок негромко заржал. Это был голос не Шмыга, а его отца. Отца Стригунок не любил, тот слишком часто дрался, пинался и охаживал его кнутом. Он лежал тихо, гадая, зачем сюда явился цыган.

А цыган понятия не имел, что в конюшне ночуют Дик и Джулиан. Он старался не шуметь, потому что думал, что в стойле и другие лошади, – он не хотел, чтобы они напугались и начали бросаться на стены. Фонаря у него не было, однако его острый взгляд тут же распознал Стригунка, лежавшего на соломе.

Цыган на цыпочках пошёл к стойлу и споткнулся о ноги Джулиана, торчавшие из-под соломенной подстилки. Он с глухим стуком рухнул на пол, а Джулиан резко сел, мгновенно проснувшись:

– Кто здесь? Что происходит?

Цыган шарахнулся поближе к Стригунку и затих. Джулиан подумал, не приснилось ли ему всё это. Но нога отчётливо болела. Кто-то явно на неё наступил или споткнулся об неё. Джулиан разбудил Дика.



– Где фонарь? Гляди, дверь открыта! Дик, живее, ну где там этот фонарь?

Фонарь нашёлся, Джулиан зажёг его. Сперва он ничего не увидел – цыган закатился в стойло и спрятался за Стригунком. Но вот свет упал на него.

– Ага! Гляди, это тот самый цыган, отец Шмыга! – догадался Джулиан. – А ну вставай! Ты чего это здесь делаешь среди ночи?

Загрузка...