Проект «Лексикон» – уникальный образовательный проект, который служит цели сохранения русского культурного наследия и психологического здоровья детей благодаря своей направленности на развитие родной речи и умение её применять.
В основу проекта «Лексикон» заложена идея воспитания полноценного здорового ребёнка, и далее – уверенного и заботливого родителя, и значит – появления всё большего количества здоровых счастливых семей. Через игру, через правильную организацию общения и совместного творчества взрослого и ребёнка проект «Лексикон» стремится возродить передачу знаний от поколения к поколению – творческое наследие, многогранность языка, традиции страны.
В современном обществе существует серьёзная проблема – ослабевают национальные ориентиры, традиции и ценности, а великий русский язык из главного источника духовности превращается в инструмент примитивного общения.
Язык определяет мышление. Очень часто мы, владея только примитивной лексикой, упускаем, не видим вокруг себя прекрасного, потому что примитивная лексика отражение прекрасного не предполагает. Язык, имеющий богатство лексических оттенков, предполагает отражение богатства мира.
Упрощая нашу языковую культуру, не развивая речь, мы постепенно забываем традиции, смещаем культурные и моральные ориентиры, теряем взаимопонимание между поколениями. Как итог всего этого – утрачиваем свои корни, национальную целостность. И детям подчас неоткуда заимствовать верные идеи, негде найти правдивую информацию, их нравственные и культурные ценности остаются несформированными. Скудость словарного запаса влечёт за собой скудость знаний, суждений и чувств, а значит, и скудость жизни.
Проект в первую очередь, конечно, для детей и их родителей, для тех, кто только планирует создать семью, и для тех, кто воспитывает внуков. И, разумеется, для тех, кому интересны и небезразличны развитие национального языкового наследия и судьба страны.
Заботясь о том, какими станут их дети, современные мамы и папы должны понимать, что воспитание – это не только обучение ребёнка правилам поведения и социальным нормам. Это ещё и постоянная работа по формированию развитой, разноплановой и мыслящей личности, ключевую роль в которой играет развитие речевых навыков. Ведь именно через родной язык ребёнок знакомится с окружающим миром, с традициями и ценностями своей страны, именно на нём учится думать, через него выражает свои мечты и любовь, с его помощью реализовывает себя.
Основная задача проекта, конечно же, не в воспитании и не в обучении. Лексикон создан, чтобы сформировать и укрепить те духовные традиции, которые делают общество полноценным и здоровым, а материалом для этого создатели Лексикона выбрали родную культуру и богатый русский язык!
Главного героя проекта неспроста зовут так же, как и называют запас слов, которыми мы пользуемся каждый день. Лексикон спешит на помощь к тем, кто хочет мечтать ярко, говорить красиво, жить счастливо и интересно, не засоряя свою речь примитивизмами и словами-паразитами. Давайте говорить о мире полно, так, как он того заслуживает.
Семья и культура – основы, которые дадут новому поколению верные ценности и взрастят успешных и целеустремлённых людей. Благодаря вовремя сформированным целям дети вырастают счастливыми, мечтающими жить в здоровой среде – это значит, что они будут сохранять и развивать нашу страну и культуру.
Автор художественной повести
Эта книга появилась благодаря моему знакомству с прекрасным человеком и замечательным цирковым артистом Эдгардом Запашным.
Однажды мы разговорились с ним о творчестве, о книгах и, конечно, о цирке, и тут он спросил:
– А ты мог бы написать детскую книжку о цирковых животных? Сейчас о цирках с животными много говорят, больше нехорошего, и, к сожалению, не всё из этого неправда. А ты напиши о таких цирках, где дружба между человеком и животным помогает работать вместе и исполнять замечательные трюки. Да и вообще расскажи о доброте и дружбе. Сможешь?
Я, честно говоря, сначала засомневался… Сумею ли? Очень уж это ответственное дело – писать для юного читателя. Тут ни единой оплошности быть не должно. Да и о цирке я мало знал: в глубоком детстве был один раз в шапито и уже совсем ничего не помню.
Но потом всё-таки согласился. Эдгард так увлёк меня своими рассказами о цирке (да и на представление пригласил), что книжка сама стала рождаться – я только успевал записывать.
Ну а за то, что в ней кроме истории о доброте, дружбе, великодушии появилось немного волшебства, не обессудьте: без волшебства ничего у меня не получается.
Автор сердечно благодарит всех артистов и сотрудников Большого Московского государственного цирка, без которых эта книга не появилась бы на свет.
Книга издана благодаря финансовой помощи Алексея Лукина
Автор Энциклопедии цирковой жизни и комментариев к Цирковому словарю
Дорогие друзья! Если вы любите цирк всей душой, как и я, или только собираетесь переступить его порог – эта книга для вас. В цирке происходят чудеса. Здесь сердца наполняются добротой и радостью. Здесь каждый может открыть удивительный мир, в котором люди и животные, как лучшие друзья, работают вместе. Так бывает только в сказках? В цирке мы видим настоящую сказку каждый день.
Цирк для нас – большая дружная семья. Мы все равны и поддерживаем друг друга, что бы ни случилось. Ведь у нас есть общее любимое дело: мы создаём для вас волшебство представления. В книге, которую вы начинаете читать, говорится именно об этом: о дружбе, любви, поддержке и помощи близким – деле, объединившем героев. Их чудесное путешествие в мир цирка помогает им стать лучше, добрее и понять, что они в ответе за тех, кого приручили.
Всех тайн сразу открывать не буду, но дам подсказку, где их искать. Эту историю дополняют мои комментарии о цирковой профессии, гастролях, наших животных, а также полезные советы будущим дрессировщикам и артистам. Загляните в Энциклопедию цирковой жизни и Цирковой словарь – вы узнаете много нового и интересного, что может рассказать только человек, посвятивший свою жизнь цирку!
Ну что ж, друзья, время открывать тайны. Добро пожаловать в волшебный мир цирка!
С тех пор как в гости к маме и папе стал приходить папин брат дядя Костя, второкласснику Димке не было покоя. Ещё бы: дядя Костя работал в цирке[1] и рассказывал много разных историй, от которых папа громко смеялся, а мама даже хлопала в ладоши. Но больше всего Димке запомнилась история не про клоунов[2] и даже не про лилипута, который почему-то оказался в картонной луне, а про тигра.
Этот тигр ему даже снился потом много раз, и странным было то, что во сне тот не скакал сквозь огонь, не прыгал на тумбу[3] и не спал после представления, как остальные тигры в большом вольере[4]. Он почему-то сидел на задних лапах у самого выхода на арену[5], возле кулис[6], и жонглировал[7] светящимися шариками.
Вокруг было совсем-совсем тихо и темно. В мерцающем свете, который отбрасывали эти самые шарики, стоял крохотный, не выше Димкиного колена, клоун и, наклонив голову набок, следил, как шарики взлетают и снова опускаются в мягкие и огромные тигриные лапы. И всегда Димка просыпался в тот миг, когда крохотный клоун поворачивал к нему лицо, а тигр, не переставая жонглировать, вдруг подмигивал.
Димка был твёрдо уверен: тигр умел говорить и мог многое рассказать, но в тот самый момент, когда тигр был готов заговорить, Димкины глаза открывались словно сами собой! Это было очень досадно, потому что, когда снова удавалось уснуть, ни тигр, ни клоун сниться не желали, а вместо них виделась всякая чехарда.
И вот однажды дядя Костя, придя в гости вечером, вдруг схватил Димку на руки, поднял к люстре и спросил:
– В цирк пойдёшь со мной, акробат[8]?
Димка хотел было возмутиться от того, что его кидают к люстре как маленького, но, услыхав, что его при этом называют акробатом да ещё и зовут в цирк, возмущаться передумал.
А дядя Костя между тем что-то говорил маме, и среди всех слов Димка услышал одно, которое было ярким и трескучим, как фейерверк, – премьера[9].
Он покатал его немного на языке, правда, у него вместо «премьера» получилось сперва «примера», отчего вспомнились школа, Наталья Александровна и Еремеева, которая нажаловалась Наталье Александровне, что он не решает примеры, а рисует в тетрадке тигра.
Эти воспоминания несколько испортили впечатление от слова «премьера», но яркость и вместе с тем таинственность нового слова взяли над ними верх, и когда Димка шёл спать, то думал только о премьере. В сон провалился сразу, даже не ворочаясь. Просто закрыл глаза, и не успела мама выключить свет, а он уже очутился в цирке.
Вокруг было темно, но Димка узнал цирк по запаху. Пахло опилками, зверями, немного пылью и таким особым конфетным ароматом[10], как от маминой помады и баночек с пудрой у зеркала.
А ещё поодаль, едва видимый, сидел на задних лапах тигр и жонглировал мерцающими шариками, а у его ног расположился крошечный клоун.
Димка сразу же пошёл к ним, причём в потёмках ударился ногой обо что-то твёрдое так больно, как будто это было даже не во сне.
Когда подошёл ближе, крошечный клоун, как и прежде, начал поворачиваться, переступая нелепыми башмаками, а тигр, не переставая жонглировать, подмигнул. Димка уже готов был проснуться, но крошечный клоун неожиданно низким и рокочущим, как барабан, голосом спросил у тигра:
– Как думаешь, Мартин, он и в этот раз растворится в темноте?
Тигр совсем по-человечески улыбнулся, показав клыки, что, впрочем, почему-то не пугало, и ответил:
– На этот раз, думаю, нет. Он поверил.
– Во что это я поверил? – слегка насупившись, спросил Димка.
– В чудеса, – всё так же улыбаясь, ответил Мартин.
– Ну, пошли! – прогудел клоун и начал толкать Димку в ногу. – Чего застыл – не сдвинуть!
– Куда пошли-то?
– Тайны открывать!
– Да какие ещё тайны?
– В которые всегда превращаются чудеса, когда такие, как ты, перестают в них верить! – пропыхтел клоун, всё ещё пытаясь сдвинуть Димку с места.
– Ты не пугайся, – вставил Мартин и протянул Димке один из своих мерцающих шариков. – Кто же ещё поможет тайне снова стать чудом, как не тот, кто знает, что премьера похожа на фейерверк!
– А я и не пугаюсь, – буркнул Димка, принимая у тигра светящийся жёлтым шарик и поворачиваясь лицом к тому мраку, в который его пихал крошечный клоун.
Если раньше потёмки казались Димке безмолвными, то теперь он стал различать шорохи и потрескивание, а иной раз ему даже мерещился лёгкий, как шелест, шёпот, доносившийся сверху, откуда свисали какие-то загадочные верёвки.
Над головой Димка держал светящийся шарик, справа, едва помещаясь в зыбком пятне света, шагал тигр Мартин, а слева Димку за свободную руку тянул крошечный клоун.
– Куда мы идём-то? – спросил Димка, которому впотьмах было всё-таки неуютно.
– Тайны отыскиваем, – ответил клоун, зыркая по сторонам.
– Их тут много, – добавил Мартин. – Но они прячутся, только по шёпоту найти и можно. Ну-ка, что-то там, в углу, давай-ка туда, только тихо чур…
Втроём они крадучись подобрались к груде сложенного кое-как реквизита[11]. Из самой середины кучи раздавались шуршание, словно там разворачивали сразу сто конфет, и вполне явственные всхлипывания.
От того, что сейчас он окажется лицом к лицу с тайной, Димке стало не по себе, он даже отступил на шаг и положил одну руку на Мартина, а в другой поднял повыше свой светящийся шарик. Клоун на цыпочках подобрался к здоровенной коробке, оклеенной тусклыми звёздами, и спихнул с неё крышку. В то же мгновение из коробки встало что-то белое, как привидение, захныкало, замахало руками и сорвало с себя шуршащую бумагу!
– Не тайна! – воскликнул Мартин.
– Еремеева! – вскричал Димка и чуть не выронил светящийся шар.
– Девочка, – почему-то не очень удивлённо заключил крошечный клоун.
– Ты что здесь делаешь?! – гневно закричал Димка, наступая на неё. – Это мой сон!
– Никакой это не сон! – кричала в ответ Еремеева. – Мне билет купили на премьеру, я про цирк всё время думала…
– Мы тут тайны ищем! Иди отсюда!
– Куда я пойду?!
– Куда хочешь, в коробку!
– Сам в неё лезь!
При этих словах Димка и Еремеева стали опасно приближаться друг к другу, но клоун вдруг упёрся, силясь сдвинуть переднюю лапу Мартина, и грустно ему сказал:
– Пойдём в свой угол… Цирковой тайне не стать цирковым чудом, если публика приходит в цирк ссориться, вместо того чтобы радоваться и улыбаться…
От этих слов сильно потускнел шарик в Димкиной руке, а сам Димка и Еремеева замолчали. Им стало так стыдно, что, постояв мгновение, они не сговариваясь догнали тигра с клоуном и Димка сказал:
– Пожалуйста, Мартин, не уходите, это я виноват…
И как только он это произнёс, шарик в его руке засветился ярче, а Еремеева ни с того ни с сего подошла к Мартину, прижала руки к груди и спросила:
– А можно вас обнять?
– И меня тоже, – прогудел снизу крошечный клоун.
Тигр вместо ответа потёрся огромной головой о Еремееву, а Димка вдруг уловил в потёмках впереди какое-то движение и показал туда пальцем.
Клоун, как охотничий пёс, подскочил в воздухе и ринулся в указанном Димкой направлении.
– Ловим, ловим! Тихонько, – шептал он басом Димке, обогнавшему его в два шага.
– Я вижу! – отвечал Димка, азартно раскачивая светящийся шарик из стороны в сторону.
И действительно, шагах в пяти перед ним на коротеньких толстых ногах семенил, стараясь удрать из круга света, тучный, маленький, ещё меньше клоуна, человечек в синей плотной мантии до пят. Мантию он подхватил двумя ручками, при каждом движении она шуршала, как целый отряд сверчков, а сам человечек пыхтел, как закипающий чайник.
Погоня длилась недолго, Димка нагнал человечка, и тот, прижавшись спиной к стене, замер под старой афишей[12] с каким-то силачом и из-под насупленных бровей стал разглядывать Димку.
Димка глазел на него в ответ, а через мгновение из-за Димкиной ноги высунулся запыхавшийся не меньше человечка клоун и прогудел:
– А тайна где?
– А это кто? – недоумённо спросил Димка.
– Это? Это шорох! Такие, как он, тут везде в потёмках снуют.
И шорох, явно недовольный подозрениями в том, что он не шорох, снова подхватил свою синюю мантию и затряс ею, отчего она зашуршала и зашелестела. В ответ из темноты справа послышалось такое же шуршание, и шорох, ещё немного пошелестев, с достоинством удалился в ту сторону.
– А где же тайна? – несколько разочарованно протянул Димка.
– Наверняка близко, – ответил Мартин, подошедший сзади вместе с Еремеевой. – Тайны обычно рядом, и на самом-то деле ждут того, кто их раскроет. Просто прячутся, ну им вроде бы так положено.
Вокруг расстилалась темнота, и в ней, полной тайн, кроме шорохов и шелестов стали угадываться и другие звуки: хлопали крылья, что-то поскрипывало. Иногда загадочно покачивались свисающие верёвки, а один раз сверху, кружась, слетело белое голубиное перо. Сквозняки шевелили волосы. Причём, когда они это делали своими прохладными лёгкими ладошками, казалось, что они ещё и хихикают…
– Вон там, – сказал тигр Мартин, – за тумбами…
Клоун, как обычно, выскочил вперёд, за ним поспешил с шариком света в руке Димка. И действительно, в укромном уголке, за тумбами, на которые прыгают львы и тигры, обнаружилась тайна.
Она сидела, надвинув на лоб огромную тёмно-тёмно-зелёную шляпу с мягкими вислыми полями, и куталась в серый бесформенный балахон. Сидеть просто так ей, видимо, было скучно, поэтому она начертила пальцем в сизой пыли вокруг себя всякие узоры.
– Здравствуйте, уважаемая тайна, – очень вежливо обратилась к ней Еремеева и ткнула Димку локтем в бок.
– Здравствуйте, – спохватился пялившийся на тайну Димка и дёрнул головой, пытаясь воспитанно поклониться.
– Она тебе не ответит, – авторитетно заявил клоун.
– А что же нам делать? – растерянно спросила Еремеева.
– А ты попроси её снять шляпу, – шёпотом ответил ей Мартин в самое ухо.
Еремеева почесала плечом шею, которую усами ей пощекотал Мартин, и сказала:
– А вы не могли бы снять шляпу?
Тайна быстро посмотрела на неё, потом пристально оглядела Димку, словно размышляя, сто ит ли перед ним себя раскрывать, и медленно стянула с головы огромную шляпу…
И тут серый балахон сам собой сполз с её плеч, и из-под него выпорхнули тысячи и тысячи светящихся разноцветных бабочек! Они были чудесны! Всех цветов и оттенков – голубые и густо-оранжевые, лоснящиеся чёрные, золотые, изумрудные, красные, синие, как мерцающие глубины океана, и все светились: одни ярко, как блики на воде, другие остро, как искры костра, а какие-то просто мерцали, словно снежинки утром.
И весь этот сноп света и цвета закружился вихрем, завился вокруг Димки и Еремеевой сверкающей стеной, разлился у ног, раздался над головой! И вдруг сложился в живую картину, которая словно бы заключила ребят в себя, обняв со всех сторон. И в этой картине, в самом её углу, лежал, свернувшись клубочком, совсем крошечный тигрёнок и плакал, потому что его огромная полосатая мама от него отвернулась. Оставила, насовсем.
Никогда ещё ни Димка, ни Еремеева не чувствовали такого одиночества. Бабочки, из которых складывалась эта картинка, так шевелили своими крыльями, что она менялась и жила как кинофильм. Но в кино, пусть даже и про одиночество, всё равно ты по другую сторону экрана, а тут…
А тут всё было по-настоящему, словно Димка и Еремеева переживали ужас и грусть вместе с крошкой тигрёнком.
Так одиноко бывает в конце марта последней снежинке, так одиноко бывает маленькой рыбке, заплывшей в пустую раковину. Так одиноко бывает, когда вдруг понимаешь, что никому, совсем-совсем никому ты не нужен и тебе всегда будет холодно.
Еремеева плакала, тянулась к тигрёнку, чтобы приласкать, даже Димка хлюпал носом и тоже хотел взять тигрёнка на руки, прижать к себе. Но ничего не получалось: когда они двигались вперёд на шаг, ровно на шаг отодвигалась вся картинка, и от этого плакать хотелось ещё больше! Потому что когда видишь чужое горе, становится горько, а когда горю помочь не можешь, то ещё горше.
Но вдруг бабочки шевельнули разноцветными крыльями и к тигрёнку подошёл большой человек, присел рядом и, положив ему на ещё маленькую голову большую руку, сказал:
– Не бойся, малыш, ты уже не один.
А потом произошло ещё кое-что: бабочки шевельнулись так причудливо, что вместо фигур тигрёнка и человека стали видны холодное, изумрудное и бездонное одиночество и тёплая, переливчатая, как голубиное горлышко, забота. И эта разноцветная и мягкая забота стала бездонное одиночество наполнять движением, красками, и в одиночестве что-то шевельнулось – как птица шевелится в утре.
Димка не заметил, что держит ладонь Еремеевой, а щекам его горячо и влажно.
Бабочки между тем снова взмахнули крыльями, и одиночество и забота исчезли, превратившись в одну золотистую и переливчатую любовь. А потом опять вспорхнули, и из этой любви вдруг соткалась и растянулась другая картина.
Димка об руку с Еремеевой оказался на арене цирка! Разноцветные прожекторы[13] накрест чертили воздух, ахали зрители, оркестр[14] играл так, словно какой-то великан горстями разбрасывал медные звуки, а вокруг арены нёсся могучий молодой тигр, стремительный и счастливый!
Он прыгал, он взлетал и пританцовывал, высокий человек кричал ему: «Алле, алле, Мартин!» – и счастлив был вместе с ним! И счастливы были зрители от того, что на арене видели столько дружбы и радости сразу!
– Это же ты, Мартин! – закричал Димка. – Это же мы раскрыли твою тайну!
– Какая же она у тебя чудесная! – воскликнула Еремеева.
И в то же мгновение картинка рассыпалась, бабочки вспорхнули разноцветными искрами, разлетелись по сторонам и осели кто где, то раскрывая крылья, то складывая вновь, и от этого темнота засветилась волшебными огоньками и замигала.
В школе на уроке Димка без конца толкал Еремееву в бок, ему не терпелось её расспросить, не снились ли ей сегодня странные сны. Еремеева сначала не отвечала и только поджимала губы, а потом даже пожаловалась Наталье Александровне, что Димка, дескать, мешает ей учиться. Но в самом конце урока написала что-то на бумажке и, пихнув Димку под локоть, пододвинула бумажку ему. Там было только одно слово: «Мартин».
А после уроков случилось ещё кое-что. Когда Димка шёл со школьного двора к парковке, где многих ребят ждали в автомобилях родители, то увидел, как толстый Гришка из «А» класса гогочет и тычет палкой под мокрые голые кусты и снимает там что-то на свой телефон.
Димке стало интересно, он подошёл ближе и увидел, что Гришка, подвывая, толкает палкой маленького, перепачканного и напуганного котёнка.
Димка, что уж, и сам иногда был не прочь метнуть в кота или птицу камень или попугать на даче щенков палкой… Но сейчас он видел, как вокруг котёнка клубились отчаяние, бурый страх и изумрудное ледяное одиночество, а потому отпихнул толстого «ашку» так, что тот чуть не выронил телефон, и подхватил котёнка на руки!
Котёнок дрожал всем своим маленьким тельцем, и вовсе не оттого, что был мокрым до костей, а потому, и Димка это знал, что, даже не успев понять, в чём же его кошачье счастье в нашем мире, уже узнал, в чём все кошачьи горести.
– Ты чего, «бэшка», чокнутый?! Я чуть телефон не разбил! – заорал Гришка и ринулся в атаку.
Димка спрятал руку с котёнком за спину и выставил вперёд плечо, но тут Гришка, вместо того чтобы со всей силы пихнуть его, а потом ещё и врезать Димке ногой, заорал и схватился за голову!
Сзади, не говоря ни слова, его лупила своим портфелем Еремеева! Не выдержав атаки, толстый Гришка отскочил в сторону и закричал:
– Оба чокнутые! «Бэшки»! Чеканутые!
– Сам чеканутый! – заорала на него Еремеева. – Губка Боб! Квадратные штаны свои иди застегни!
– Чокнутая! Чокнутая!
– Губка Боб! – ещё раз прокричала Еремеева и замахнулась портфелем, отчего Гришка развернулся и припустил в сторону школы.
Еремеева, протянув руки к котёнку, запричитала:
– Маленький, не бойся, ты не один, не один…
– А что теперь делать? – растерянно спросил Димка.
– Я его домой возьму, – твёрдо сказала Еремеева и тут же воскликнула: – Смотри, у тебя свет в рюкзаке!
Димка сдёрнул с плеча рюкзак, распахнул его и отпрянул! Из рюкзака прямо в пасмурный день выливался золотистый свет!
– Что там? – прошептала Еремеева, прижимая к себе котёнка.
– Шарик, ну тот, который Мартин дал, – ответил ей Димка.
Всю длинную неделю Димке снились только обыкновенные сны. Ни Мартина, ни крошечного клоуна и уж тем более Еремееву во сне он не встречал. Да и наяву тоже никаких напоминаний о цирковых тайнах не было и никаких чудес не происходило.
С Еремеевой он регулярно виделся на уроках, но она вела себя совсем буднично, словно они вместе не открывали никакой тайны и не переживали никакого чуда. Она даже на вопросы про котёнка отвечала скупо и однообразно. Толстый «ашка» несколько раз на переменах из-за угла грозил кулаком, но близко, особенно если Еремеева с портфелем была неподалёку, не подходил.
Но вот наконец настали долгожданные выходные, и утро субботы началось для Димки со слова ПРЕМЬЕРА. Оно его разбудило.
Словно какая-то пружина – или нет, словно стая разноцветных птиц, разом взлетевшая в его груди, – вытолкнула Димку из кровати даже раньше, чем он обычно вставал в школу. Сна не было ни в одном глазу!
Птицы в его груди щебетали, прыгали и порхали, и от движения их ярких крыльев словно было холодно внутри. Словно там была пустота, от которой становилось слегка тревожно, и эту пустоту надо было заполнить. Но ничто кроме вечернего представления в цирке её заполнить не могло!
Что Димка только ни делал: пытался играть на планшете, смотреть телевизор, даже читать книжку. Ничто в нём не убавляло предвкушения ПРЕМЬЕРЫ, и к вечеру, когда позвонил дядя Костя и пришла пора собираться, у него подрагивали пальцы так же, как, наверное, дрожали крылья у разноцветных птиц внутри его груди.
Пока они с мамой ехали на машине к цирку, он просто извёлся. Ему казалось, что автомобили вокруг ползут чрезвычайно медленно. Вдобавок пошёл дождь, и в сумерках машины стали напоминать ленивых красноглазых кроликов, которые, будто нарочно, едва двигались.
Успокоиться Димка не смог, даже когда дядя Костя в красивой малиновой униформе[15] с серебряным позументом встретил их в фойе[16] и провёл на места во втором секторе. Димка был настолько возбуждён, что, увидев несколькими рядами выше Еремееву, замахал ей руками, подавая знаки прямо через ряды гудящих зрителей. Мама его одёргивала, а Еремеева делала вид, что не замечает, но потом всё же кивнула.
Наконец погас свет и начался тот самый фейерверк, которого Димка так ждал и жаждал. Это был фейерверк из света, огней, восхищения, удивления и немножко страха! Фейерверк из красок и весёлости!
Но тигры!.. Тигры и львы запомнились Димке больше всего. Они текли по арене. Они были похожи на волны, какие он видел, когда ездил на море и бабушка водила его смотреть шторм. Они были гладкими и сильными, и среди золотой бури их тел скользил человек, который был счастлив и горд ими. И Димке стало ясно как день: они тоже счастливы тем, что в их золоте купается такой человек!
Но и после представления фейерверк Димкиных чувств до конца не погас, потому что, когда отгремели трубы оркестра и аплодисменты, дядя Костя взял за кулисы его и согласившуюся пойти с ними Еремееву.
Димке показалось, будто он здесь уже бывал. Сначала он не понимал, что ему кажется знакомым, но потом узнал запах: пахло опилками, зверями, немного пылью и конфетным ароматом пудры – совсем как в том сне. Почувствовала ли это Еремеева, было непонятно – виду она не подала и с серьёзным выражением лица слушала всё, что рассказывал дядя Костя, и осматривала всё, на что он показывал.
Вокруг кипела жизнь. Люди в такой же одежде, как у дяди Кости, туда-сюда носили разные сундуки и предметы, названия которых сложно было запомнить с первого раза. Димке удалось затвердить только «перш»[17] и «шамберьер»[18]. В гримёрные[19] заходили принцессы в блёстках и платьях, на которые даже Еремеева бросала заинтересованные взгляды, а выходили обычные девушки в куртках и с сумочками, и только в глазах у них оставался сказочный блеск. Тётенька с целой связкой морковок вела огромного слона с голубеньким бантом на хвосте, силачи несли какую-то штуку. Но вдруг Димка остановился словно вкопанный: со старой афиши на стене на него смотрел тигр Мартин, и казалось, ещё немного – и он что-то скажет.
– Что, брат? – раздался над его головой немного хриплый голос. – Даже с афиши кажется, что вот-вот заговорит, а уж вживую-то…
Димка оглянулся. Перед ним стоял дяденька в форме, как у дяди Кости, только с золотым позументом[20], но самым замечательным в дяденьке был не позумент, а усы, длинные и завивающиеся колечками.
– Что вживую? – поинтересовался Димка.
– А смотришь на него, бывало, и не поймёшь, зверь он или человек это в тигриную шкуру забрался.
– А клоун почему не нарисован?
– Это какой же? – осведомился дяденька.
– Ну примерно такой, – ответил Димка и показал рукой рост клоуна.
Дяденька сильно зашевелил усами, вытащил из кармана очки, надел их на нос, рассмотрел Димку сквозь них, снял и снова спросил:
– А что ещё про него знаешь?
– Да ничего я про него не знаю, – насупился Димка.
– Ну ты не дуйся, – сказал дяденька, снова энергично подвигал усами, оглянулся и тихонько добавил: – Я про него знаю… Он везде тут, живёт… – и дяденька глазами несколько настороженно обвёл это самое «везде», вслед за ним то же сделал и Димка.
– Димка, ну вот ты где застрял! – услыхали они и тут же расступились на шаг, словно заговорщики.
К ним подходил дядя Костя с очень недовольной Еремеевой.
– Пал Палыч, я племянника потерял, а он тут, с тобой…
– Да, тут, я нашёл, мы как раз знакомились. Пал Палыч, – дяденька протянул Димке руку.
Димка пожал её и спросил: