Глава вторая

Взвод полз в том же направлении, что и я. Только я имел возможность ориентироваться еще и по своему планшетнику, тогда как взвод ориентации не имел. Но я благодаря устойчивой связи имел возможность подсказать.

– Тихомиров! На десять метров можно спуститься, а потом прямо двигаться.

У старшего сержанта был свой приемоиндикатор – упрощенный вариант планшетника, специально выпускаемый для солдат, но пользовался он им редко.

– Понял, товарищ старший лейтенант, корректирую направление.

Я проверил по своему планшетнику. Теперь, после корректировки, направление было выбрано правильное. Тем не менее я передвигался быстрее, как и положено офицеру и командиру взвода, и должен был прибыть к передовому дозору раньше взвода.

Уже на подходе, когда я был рядом с группой сержанта Мослакова, к которой только что присоединился сержант Занадворов, я еще раз посмотрел в монитор планшетника, на сей раз уже интересуясь не траекторией движения взвода, а местом, которое нашли для себя второй и третий снайперы. И увидел, что оба, как я и посоветовал, забрались выше по склону, но оба еще не остановились и продолжали движение в глубину ущелья.

Там, наверху, леса не было. Там сплошь проходила каменная гряда с отвесной стеной, взобраться на которую, как мне сказали в оперативном отделе сводного отряда, невозможно. У них, видимо, существовали какие-то разведданные, которые мне не предоставили, объяснив только то, что было мне необходимо объяснить, и передав лишь конечную информацию.

Я снайперам уже говорил, что поверху идет неприступная стена, и на нее не взобраться. Тем не менее где-то под стеной, уже за границей леса, оба продолжали движение. В принципе я понимал, что они не ищут возможности на стену взобраться, чтобы занять господствующую позицию. Просто лес на склоне мешает обзору, и потому оба ищут место ближе к бандитскому лагерю, чтобы иметь возможность обстреливать его своими мощными пулями, которые не оставляют раненых.

Корректировать их движение я не стал. Снайперам с дальнобойными винтовками лучше, чем мне, понятно, какое место им лучше подходит для эффективной стрельбы. Конечно, лес часто не в состоянии спрятать человека от тепловизионного прицела. Но даже тяжелая пуля от соприкосновения с ветвями способна изменить направление полета и сделать идеально выверенный выстрел неточным.

И потому снайперы предпочитают работать на открытом пространстве. Именно такое пространство и искали два младших сержанта. Им требовалось увидеть сверху и сам бандитский лагерь, и гроты, расположенные на противоположном склоне.

– Соломатов, Коровкин! – позвал я. – Вам сверху все видно. Будет что интересное, докладывайте без задержки. А то вы оба – как воды в рот набрали…

– Мы поняли, товарищ старший лейтенант. Пока ищем место с полным обзором. Возможные цели ищем попеременно. Никого еще не обнаружили.

– Добро! Работайте спокойно! Ваша задача – лагерь и страховка взвода. Лес можете оставить на нашей совести, – облегчил я снайперам задачу.

Сержант Мослаков увидел меня даже без прицела и, как я понял, без очков ночного видения, которые сержанту всегда только мешали. Он вообще хорошо видит ночью, и потому, наверное, старший сержант Тихомиров и послал его в передовой дозор.

Мослаков привстал и сделал мне знак рукой, приглашая забраться в низинку, – по сути дела, естественную яму-окоп, вымытую за несколько лет весенней талой водой. Здесь сконцентрировались бойцы дозора и снайпер. Низинка располагалась в паре метров от бандитского окопа, где была выставлена засада, а сейчас лежали только тела убитых бандитов.

Эту нашу низинку, как, впрочем, и окоп, издали можно было увидеть разве что с каменной гряды, на которую невозможно подняться без вертолета. Да и то смотреть нужно было с противоположного края ущелья, с самого его верха. С той стороны, которой мы передвигались, каменную гряду от нас скрывали деревья, следовательно, и нас от чужого взгляда оттуда они тоже скрывали. Скорее всего, скрывали даже от тепловизора, потому что одежда в экипировке «Ратник» сшита из ткани, не пропускающей ни холод, ни тепло. А тепловизионные приборы как раз рассчитаны на то, чтобы видеть тепло. Открытыми остаются только лицо и руки. При необходимости мы надеваем на лицо подшлемник, одновременно являющийся маской «ночь», то есть оставляющий видимыми только глаза. Маска сшита из той же ткани, не пропускающей тепло. А на руки нетрудно надеть такие же защитные перчатки. Тогда глаза, которые, естественно, закрыть ничем невозможно, будут в ночи светиться как глаза птицы или бегущей мыши. И все, больше ничего определить тепловизор не сможет. Стрелять в птицу или в мышь никто, естественно, не будет.

Передовой дозор по моему приказу, данному задолго до нынешней операции, шел в масках и в перчатках. Может быть, еще и по этой причине снайпер бандитов не стрелял в сержанта Мослакова. Снайпер не видел человека и не решился нарушить тишину выстрелом из такого «громобоя», как «Баррет М82». А уж сквозь ветви деревьев, особенно издали, с каменной гряды, свечение глаз вообще идентифицировать с человеком невозможно.

Банда прибыла на Северный Кавказ с Ближнего Востока. Там ни у иракской, ни у сирийской армии экипировки «Ратник» нет. Она вообще, пока не будет полностью обеспечена российская армия, никуда на экспорт не планируется. Значит, опыта работы с такой маскировкой бандиты не имеют. И ничего не видят даже с помощью самых совершенных приборов, которые придумали люди.

Конечно, человек с опытом с помощью сильного тепловизора может что-то увидеть и сообразить. Например, может определить слабое свечение на левой стороне груди коммуникатора «Стрелец» или какой-то другой прибор, работающий от аккумулятора. Даже обычную трубку сотового телефона, пусть даже в выключенном состоянии – она будет излучать слабое свечение.

Мы на полигоне во время подготовки тщательно изучали все возможные варианты, при которых на человеке что-то будет светиться. И умели различать прибор по интенсивности свечения. Например, тот же сотовый телефон светится более темным светом, чем коммуникатор «Стрелец». Собственным свечением обладают и ночная оптика снайпера или бинокль офицера. Но, повторяю, для определения этого требовались необходимые отработанные навыки, хотя и они могут быть только приблизительными. У бандитов таких навыков не было, поскольку с экипировкой «Ратник» они не встречались. И заиметь такую они не могли, хотя, наверное, желание было. Как нам говорили, полный комплект снаряжения стоит около одного миллиона рублей. А, например, схожий по параметрам защиты, хотя и несравнимо более тяжелый, французский комплект стоит больше восьми миллионов рублей. Бандиты тратить свои деньги на средства защиты не желали, а добыть в бою или украсть, как они обычно делают, не удается.

Оснащенный экипировкой «Ратник» боец по всем параметрам превосходит противника, и победить такого можно только случайно. Так, во многом благодаря своей экипировке мы уже смогли уничтожить больше половины банды, не имея собственных потерь. И не планировали понести их и в дальнейшем. Превосходство в оснащении всегда сказывается. Имея приборы, равноценные нашим современным, это легко ощущается. Мы в бою против опытных бандитов чувствовали себя так же, как сами бандиты чувствовали бы себя где-нибудь в глубине Африки, где против них выступали бы племена аборигенов, вооруженные луками и копьями.

Вообще, наша экипировка была надежной. Честно говоря, мне однажды в позапрошлую командировку достался в бою удар осколком гранаты в руку чуть ниже локтевого сустава. Ткань костюма выдержала удар осколка, хотя рука после этого онемела, и стоило большого усилия довести бой до конца. И еще несколько дней рука работала плохо. Но это в любом случае лучше попадания осколка в руку, не защищенную противоосколочной тканью. Тогда были бы необходимы хирургическая операция, лечение в госпитале и прочие атрибуты ранения. И взвод на какое-то время остался бы без командира. Конечно, в определенной степени мой замкомвзвода сумел бы меня подменить, но не заменить полностью. Все-таки старший сержант Тихомиров – только солдат, хотя и контрактник, но не офицер. Он обладает определенным багажом знаний и навыков, но полноценно заменить меня не сможет.

Таким образом, комплект «Ратник» не только уберег меня от ранения, он, возможно, оставил в живых кого-то из бойцов моего взвода и помог взводу уничтожить несколько бандитов, то есть спас несколько жизней мирных жителей.

Но это все мысли сослагательного наклонения. Мне они ничего не давали в практическом плане. А я по роду своей деятельности человек весьма даже практичный. И, как практичный человек, я, заглянув в планшетник, еще раз подкорректировал направление движения взвода. При этом отчетливо увидел, что взвод уже практически разбит на «тройки». По крайней мере, те бойцы, что идут впереди других, передвигаются устойчивыми «тройками». Только один человек, замыкающий строй, движется самостоятельно. Я скорее догадался, чем увидел, что это мой заместитель старший сержант Тихомиров. Но все же решил свою догадку проверить:

– Тихомиров!

– Я, товарищ старший лейтенант!

– Ты где?

– Замыкаю строй. Смотрю, чтобы отставших не было.

То есть старший сержант выполнял свою обычную работу. Если командир впереди, он строй замыкает даже без напоминания. Если командир в арьергарде, то замкомвзвода строй возглавляет. Обычное дело, хотя я не люблю пускать своего заместителя вперед. Он сам по себе человек стремительный, порой даже излишне, часто задает такой темп, который в состоянии утомить молодых солдат. Плохо чувствует меру. Но при этом хорошо свои текущие действия оправдывает:

– Солдаты должны равняться по самым быстрым и самым сильным, а не по отстающим. Только тогда возможен рост боеготовности…

Не согласиться с этим было сложно. Я при этих словах обычно просто усмехался и сам возглавлял взвод. Но сейчас я возглавил его изначально. И ждал прибытия «троек».

Когда взвод разбит на устойчивые «тройки» – это и есть работа методом «вытеснения». Сам метод родился давно, еще в советские времена, когда спецназовцы КГБ штурмовали в Кабуле Дворец президента Амина. Они разработали метод, позволяющий при высококлассной подготовке и при правильном исполнении добиваться успеха в бою с численно превосходящими силами противника. Этот метод внимательно изучали все западные специалисты и взяли на вооружение.

В самом Советском Союзе метод был несправедливо забыт. И потом уже изучался по западным методическим пособиям, поскольку в Советском Союзе даже пособий по боевому применению самого «метода вытеснения» выпущено не было. Спецназовцы КГБ были практиками, а не теоретиками. И разрабатывали метод для практического применения, на своих практических тренировочных занятиях.

Суть «вытеснения» состоит в том, что три бойца идут рядом, плечом к плечу. Приклады автоматов держат прижатыми к плечу, предохранители опущены, затвор передернут. То есть оружие постоянно готово к бою. При этом сектор перед собой примерно в двести градусов окружности бойцы делят на сравнительно равные отрезки контроля. Каждый контролирует свой сектор и около десяти градусов сектора соседа – на случай помощи. При этом стрельба ведется по всему, что попадает в поле зрения, – от пикирующей птицы до летящего кирпича.

Во время сербско-боснийского конфликта, как официально называется сербско-боснийская война, на стороне сербов воевал «русский черный батальон», составленный из отставных спецназовцев, кстати, не только России, но и других стран. Мне рассказывали, что в «русском батальоне» служили и поляки, и румыны, и украинцы, и жители других государств. И этот батальон своими силами, применяя «метод вытеснения», выбил из какого-то городка, не помню его названия, целый боснийский полк.

Мои бойцы «методом вытеснения» владели. Я специально тренировал их на это. И сейчас они готовы были вступить в бандитский лагерь, уничтожая все живое, что попадет им в прицел.

Судя по тому, как шел взвод, бойцы уже начали работать. Их тепловизионные предобъективные насадки позволяли просматривать территорию леса вокруг и продвигаться неуклонно вперед. «Троек» вполне хватало, чтобы завершить операцию, не вызывая боковое охранение с флангов и не привлекая передовой дозор. Пять «троек» достаточно для уничтожения четверых бандитов, даже если бандиты будут находиться в укреплении. На этот случай у нас есть два снайпера с винтовками «Корд», способными пробить бетонную стену, если такая попадется на пути. И потому я отправил второго и третьего взводных снайперов на поиски высокой позиции. Той позиции, что будет давать им возможность обзора и определения расположения противника. Как только они что-то определят, они мне доложат, я уверен…

* * *

Уверенность моя имела под собой весомое основание. Буквально накануне выезда в эту командировку на взвод было выделено пять приемоиндикаторов солдата, являющихся составной частью экипировки «Ратник». После испытаний нам была обещана, в случае одобрения, экипировка приемоиндикаторами всего личного состава взвода. Естественно, первыми приборы, находящиеся на прямой связи с планшетником командира взвода, получили замкомвзвода и три командира отделения. Оставался еще один комплект, который решено было выделить на трех снайперов. А уж как делить единственный девайс на троих, предстояло решать им самим. Я склонялся к мысли, что работать с ним будет первый снайпер взвода сержант Занадворов. Но он отказался в пользу двух других снайперов. Причем нашел вполне приемлемое объяснение своего решения:

– У второго и третьего винтовки дальнобойные, у них задачи могут быть особыми. С таким приемоиндикатором особые задания легче выполнять. Пусть вдвоем и пользуются. Они же все равно парой обычно работают. А кто носить при себе будет – какая разница. Это же не орден, который на двоих не делится!..

Мне оставалось только согласиться.

И теперь у пары снайперов была возможность передавать мне на планшетник любые данные. Они просто ставили отметку на своем мониторе, нажимали нужную клавишу, и отметка автоматически отображалась на моем планшетнике.

И она отобразилась, как только снайперы вышли на место, откуда хорошо просматривались и ущелье вдали, и бандитский лагерь, и два существующих в вертикальной стене природных грота. Только гроты, как сразу сообщили мне по связи, были нежилыми. Тепловизоры снайперов не показывали в них наличие биологически активных объектов. Никакого свечения обнаружить не удалось. Гроты, скорее всего, использовались в качестве складских помещений. А вся банда жила в палатках.

Их было шесть штук. Вполне хватало на одиннадцать человек. По двое в палатке – это стандарт. А в одной палатке, скорее всего, жил эмир. Тот самый, с татуировкой на предплечье. Эмиры, как правило, предпочитают обустраиваться в гордом одиночестве. Мы к этому уже привыкли и потому зачастую знали, где искать эмира в лагере. Палатка эмира ставилась особняком, иногда по центру, иногда с краю, но обязательно нарушая общий строй.

– Людей не видно? – спросил я снайперов.

– Пока никого нет, – объяснил младший сержант Коровкин. – Могли в лес уйти, до леса от палаток метров сорок. Могут в палатках сидеть. Если палатки утепленные, тепло выходить не должно. Тепловизору уцепиться не за что. Хотя кто в боевой обстановке будет в палатке отсиживаться? Разве что раненый…

Палатки у бандитов обычно бывают утепленными. Мы к такому давно уже привыкли. Ночью в горах бывает холодновато, а они все имеют опыт горной войны. Да и все банды, сколько мы их ни уничтожали, рассчитывали до зимы прожить и зиму намеревались тоже провести в горах. И готовились к этому, даже теплую одежду про запас имели. Хотя думать о зиме пока еще рано. Лето в самом разгаре.

«Тройки» взвода тем временем продвигались вперед. Сформировалась еще одна, шестая «тройка», в которую вошел сержант Мослаков и два солдата передового дозора. Эта тройка возглавила общее движение.

– Юра! Мослаков! – позвал я.

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

– Проверь то место, которое тебя остановило. Что там такое в тепловизорах светилось?

– Я туда и иду…

– Документы у убитого снайпера забери.

– Понял. Сделаю…

Сам я двинулся вслед третьей «тройке». Мы могли бы вызвать фланговые дозоры и сформировать еще две «тройки», использовав в качестве рядового бойца первого снайпера взвода, но я посчитал это лишним и подумал, что боковые дозоры обязательны в наших действиях. А «троек» у нас хватало. Сержант Занадворов со своим «Выхлопом» двинулся рядом со мной.

– Товарищ старший лейтенант, – вышел на связь сержант Мослаков. – Тут какой-то нонсенс, иначе не скажешь.

Сержант Мослаков всегда любил щегольнуть красивым и умным словом, особенно если это слово не всем понятно.

– Что там такое?

– Рядом с окопом лежит в виде бруствера туша недавно убитого кабана. Потому она и светилась, что остыть не успела. Прикрывала бойницу для винтовки.

– Нонсенс был бы, если бы там туша убитого бандита лежала, – ответил я, не понимая сразу, чему сержант так удивился.

– Мусульманам даже прикасаться к свинине непозволительно. А тут кабана сюда перетащили, да и снайпер лежал с ним почти в обнимку. И это – фанатик?

– Документы у снайпера посмотри. Наверняка – это какой-нибудь европеец.

– Я как раз нашел документы. Только что… По лицу ничего сказать невозможно, поскольку лица у него нет. Но на груди из-под «разгрузки» рыжие волосы наружу торчат. Так… Вот, нашел паспорт. По цвету на российский похож. Только герб в виде наполовину ощипанной курицы.

– Польша?

– Польша… Гражданин Польши.

Что и требовалось доказать…

– Убери паспорт в карман поглубже. Смотри, не потеряй. Наличие наемников в банде – решающий повод для участия в операции спецназа ГРУ. Мы противостоим интервенции. Занадворов! Где лежит тот, что за винтовкой полз?

– Тридцать шагов от окопа снайпера на пятнадцать минут второго. Он там между двумя большими деревьями лежит. Между двумя корнями.

– Понял. Ищу… – отозвался сержант Мослаков, хотя я и не давал еще приказа поискать второго убитого, но, поскольку сержант находился к телу ближе других и только что выполнял аналогичную задачу, он понял заранее, куда я его пошлю.

– Сразу смотри документы. По «интерфейсу» ты его точно не узнаешь… – подсказал Занадворов.

Снайпер хорошо знал, что может случиться с лицом после попадания в него пули такого большого калибра. Голова обычно просто раскалывается, и кусочки черепной коробки можно потом долго подбирать в окрестностях. И потому совет его был деловым.

Чтобы «тройка» прошла тридцать шагов своим отработанным способом передвижения, когда только центральный боец шагает, а крайние выставляют вперед сначала одну ногу, потом вторую приставляют к первой. На это ушло больше чем полторы минуты.

– Есть тело «всадника без головы», – доложил Мослаков. – И без лошади, между нами говоря, тоже. У него, кстати, за спиной своя винтовка с оптикой. Ой-ей… Куча зарубок на прикладе. Сейчас подсчитаю…

Сержант долго шевелил губами, издавая какие-то нечленораздельные звуки, означающие, видимо, числительные.

– Сто двадцать три зарубки. Сто двадцать три души, значит, сгубил. Одна зарубка совсем свежая. Видимо, уже в России отметиться успел.

– Да, – подтвердил я. – Не очень далеко отсюда на дороге позавчера был застрелен полицейский на личной машине. Калибр пули – семь, шестьдесят два.

– Калибр сходится. У этого на спине СВД…

– Пусть эксперты разбираются. Документы посмотри…

– Есть паспорт. Гражданин Литвы…

– Да тут их целый интернационал собрался! – сказал я. – Спрячь паспорт. Не потеряй. Выдвигайся дальше.

В это время на связь вышел младший сержант Соломатов:

– Товарищ старший лейтенант! Два человека вернулись из леса. Готовят крупнокалиберный пулемет. Кажется, собираются его вам навстречу тащить. Потушить им свет?

– По полной программе! Одновременно…

– Понял. Работаем.

Не прошло и пяти секунд, как по ущелью прогремели выстрелы. Впечатление было такое, что стреляли артиллерийские орудия. Это две крупнокалиберные винтовки «Корд» выстрелили одновременно. Нам результат выстрелов видно не было. Но младший сержант Коровкин тут же доложил:

– Надо же! Впервые увидел, как ноги с половиной туловища побежали. Шага три сделали, пока не споткнулись. Все, товарищ старший лейтенант. У вас два противника осталось. Но они, похоже, в лесу, и мы их не видим. Лес густой, стволы стоят плотно. Найти кого-то с такого расстояния в тепловизор практически невозможно. Не стоит даже время терять. Теперь вся надежда на вас…

– Не подведем снайперов, – бодро ответил сержант Мослаков. – Кажется, мой тепловизор что-то впереди улавливает. Но только мелькание свечения. Даже контур различить невозможно. Будем сближаться…

– Точно что-то видел? – переспросил я. – Еще кто-то видел?

– Я видел… – подтвердил рядовой контрактной службы Моисеев, входящий в «тройку» сержанта. – Промелькнуло что-то и словно бы залегло. Это где-то на левом фланге, чуть ли не на дне ущелья.

– Понял, – я принял решение переходить к активным действиям. – «Тройки» разворачиваются во фронт. Впереди только «тройка» Мослакова. Остальные идут единой линией. Мослаков! Только разведка! Высмотри, узнай, доложи…

– Работаю, товарищ старший лейтенант…

Взвод быстро и организованно перестроился, что невозможно было бы определить в густом ночном лесу без такого надежного помощника, как мой планшетник. Куда ни посмотришь, современные технологии присутствуют везде и существенно упрощают не только быт, но и боевые действия. И те, кто в них непосредственно участвует, знают это лучше других.

Я не берусь говорить о Второй мировой войне, но если взять боевые действия в Афгане, то с современным вооружением наша армия смогла бы обеспечить правительственным войскам существенное преимущество. А времени-то прошло совсем немного. Ветераны Афгана еще кое-где дослуживают свой срок. Даже в спецназе ГРУ командующий – из их числа. Наверняка есть и другие, хотя все они уже давно немолоды, и лично в боевых действиях участия не принимают.

Что-то меня снова понесло в сослагательное наклонение, второй раз за операцию поймал я себя на подобных мыслях. Наверное, это происходит потому, что бандиты, против которых мы воюем, чем-то сродни афганским «духам». По уровню вооружения, по умению воевать, по своей упертости. И это говорит о том, что у бандитов тоже нет шансов против высокотехнологичной армии. И, словно в подтверждение мысли, наушники шлема принесли мне сообщение от левофлангового дозора, что выдвигался параллельно остальному взводу по дну ущелья:

– Товарищ старший лейтенант, что-то быстро передвигается в нашу сторону. Одиночный объект. Пока за деревьями видно плохо, но, похоже, это человек. Бежит, судя по всему, бегом, – доложил командир третьего отделения младший сержант Коробков.

– Я его тоже вижу, – сообщил сверху младший сержант Соломатов. – Взял на прицел, временами веду, но стрелять деревья мешают. Нет полной гарантии попадания.

– Впереди у него редколесье, – подсказал Коробков. – Подожди, когда туда выйдет.

– Понял, жду, – согласился Соломатов.

Снайперу все равно было стрелять легче. Его калибр давал высокую гарантию того, что пуля, срезав ветку дерева, не отклонится в сторону в сравнении с пулей солдатского компактного автомата «9А-91», хотя калибр девять миллиметров – тоже немаленький, но убойная сила автоматного патрона несравнима с убойной силой снайперской винтовки «Корд». Я вообще не знаю снайперских винтовок, способных на такую стрельбу, как «Корд». Не зря мои второй и третий взводные снайперы почти официально считаются охотниками на снайперов. Хотя и винтовка «Выхлоп» уступает «Корду» только в дистанции стрельбы, но, имея более короткий патрон, следовательно, меньший пороховой заряд, имеет более тяжелую пулю и возможность использования ПБС[7], что для условий работы спецназа всегда является важным элементом работы.

– Занадворов, ты человека видишь?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Передо мной лес густой. Деревья стоят плотно. Стволы на дальней дистанции полностью перекрывают обзор тепловизору.

– Там не только лес, – добавил младший сержант Соломатов. – Там еще между вами скопление скал. Они обзор перекрывают. А человек этот, насколько я понимаю, напрямую к скалам направляется.

– Да, сейчас свернул прямиком туда, – согласился младший сержант Коробков. – Только задержался в одном месте, склонялся там к земле, словно искал что-то. Может, мелочь из кармана высыпалась, собирал…

– Или что-то там устанавливал, – добавил младший сержант Коровкин. – Я тоже его на прицел взял. Но хотелось бы досмотреть этот фильм до конца. Что он там задумал?

Я слушал эти разговоры и рассматривал в мониторе скальный участок. По большому счету, бандиты многое упустили, не организовав пост именно там. Там было бы удобно устроить засаду. Только упущение ли это? Может, скалы здесь имеют другую функцию?

– Все, – сообщил Коробков. – Зашел за скалы, мне его не видно.

– Мне тоже не видно, – сказал Соломатов, – но из щели свечение идет. Прямо из середины. Я так думаю, что он по щели наверх карабкается и при этом сильно потеет, потому что скалы высокие и приходится при подъеме сильно напрягаться.

– Продолжать наблюдение. Докладывать о любом изменении ситуации! – категорично потребовал я.

– Товарищ старший лейтенант, впереди провод, – сообщил Мослаков. – Замаскировал плохо. Присыпан хвоей даже рядом с березой. Расчет только на ночную темноту. Или не умеют маскировать, или торопились – одно из двух. Если идет к взрывателю, то взрыватель электрический, не натяжной.

– Скорее, торопились. Короче, так сделай, Юра. Ложись за какой-нибудь пригорок и спутников своих уложи. После чего провод перережь или переруби. Взорвется или нет? Всем тоже залечь в ближайшее углубление! Неизвестно, где у мины «квартира»…

– Понял. Работаю…

Загрузка...