Коллега Славина в Луисбурге был молод, лет тридцати пяти, звали его Игорем Васильевичем, фамилию свою он произносил округло, как-то по-кондитерски: «Ду-улов».
– Вообще-то пока еще никто не обращался ко мне за помощью, – певуче рассказывал Дулов, изредка поглядывая на острую макушку Славина; они шли по берегу океана; солнце было раскаленно-белым, жгло нещадно, слепило. – Один раз жена коменданта пришла, ей показалось, что за ней следят.
– Креститься надо, когда кажется.
– Мы проверили, тем не менее.
– Ну это понятно. Даллес за нею, надеюсь, не следил?
Дулов переспросил, нахмурившись:
– Даллес?
– Ну да, Аллен Даллес.
Дулов понял, рассмеялся – он смеялся заливисто, чуть откидывая голову налево, словно щегол перед песней. И глаза у него были щегольи, маленькие, пронзительно-черные, чуть навыкате.
– По поводу Парамонова все вскрылось уже после его отъезда домой, – продолжал Дулов. – Пришла повестка в суд, а его уж и след простыл.
– В суде были?
– Да. Те отфутболили в местную автоинспекцию. А там молчат, «ничего не знаем, никого не помним».
– Сам Парамонов ничего об этом не сказал?
– Никому ни слова.
– Чем он занимался?
– Механик гаража. Прекрасный, надо сказать, механик. Поставил на «Волгу» Зотова карбюратор «Фиата» – теперь летает, как спутник, шепотом дает полтораста километров.
– Как? – удивился Славин. – Почему шепотом?
– Тихо, без натуги.
– А что, хорошее определение – шепотом, – согласился Славин, – очень точно передает легкий и ненатужный набор скорости. Так, это – понятно. А по поводу здешних разведчиков ЦРУ вам что-нибудь известно? Ни к кому из наших не подкрадываются?
– Есть тут один занятный персонаж. Джон Глэбб, коммерсант, так сказать. С ним довольно часто видится Зотов.
– Кто?
– Андрей Андреевич Зотов, инженер-корабел, я же говорил вам. Я его предупреждал, что Глэбб, возможно, связан со службами, но он только посмеялся: «Ваша работа такая, в каждом видеть црушника».
– Правильно посмеялся. А как человек? Претензий у вас к нему нет?
– Нет. Рубит сплеча, бранится, но – убежден – честен.
– Бранится по поводу чего?
– По поводу того, что мы все браним – с разной только мерой громкости: и разгильдяйство наше, и перестраховку, и леность, и раздутые штаты, и бюрократство.
– Правдолюбец? – вспомнив Дмитрия Степанова, усмехнулся Славин.
– Вы вкладываете в это слово негативный смысл?
– А можно? – удивился Славин. – Кстати, кто следит за своевременностью поставок в Нагонию?
– Зотов. Здесь, в Луисбурге, наши суда, следующие в Нагонию, запасаются на весь рейс: там же ничего нет, порты практически демонтированы колонизаторами.
– Он давно здесь?
– Третий год. Последние семь месяцев один живет. Жена улетела в Москву. Недавно сам летал в Москву.
– Она что, здешний климат не выдержала?
– Нет, не в этом дело… Что-то у них сломалось, кажется.
– Как бы установить, с каким рейсом Зотов вернулся?
– Проще простого. Два рейса в неделю, пятница и вторник…
– А почему не вторник и пятница? – поинтересовался Славин. Он любил тесты, это помогало ему понять реакцию собеседника: иному толкуешь битый час, а он – как дерево, а на другого стоит только посмотреть, и по глазам видно – понял.
– Потому что пятница более верная точка отсчета, – ответил Дулов, – за нею идут дни отдыха.
– Теннисные корты, кстати, у вас есть?
– В «Хилтоне».
– А где же там? Я что-то и не заметил.
– В подвале. Там кондиционер, прекрасное покрытие.
– Играете?
– Болею.
– За кого?
– Сейчас за польского консула, а раньше болел за жену Зотова – она играла мастерски.
– Скажите, а Зотов давно встречается с Глэббом?
– Давно. Они познакомились месяца через три после того, как Зотов приехал. Да, видимо, года два с половиной, не меньше. Глэбб не пропускает ни одного нашего приема, его у нас многие знают.
– Зотов говорит по-английски?
– И по-испански, и по-португальски – образованный мужик.
– Он вам нравится, – полуутверждающе заметил Славин.
Дулов, понимая, что вопрос о Зотове поднят неспроста, тем не менее откинул – по-щегольи – голову, уставился на Славина глазами-бусинками и ответил:
– Да, он мне нравится.
– Хорошо, что вы не сказали: «У нас к нему нет претензий», молодчага. Зотов – пьющий?
– Нет, но он умеет пить.
– То есть пьющий? – повторил Славин.
– Нет. Он умеет пить, – упрямо повторил Дулов. – Он может много выпить, но никогда не бывает пьяным. Конечно, он не тихушник какой, я сужу только по тому, как он пьет на приемах.
– Любовницу не завел, после того как жена уехала?
– Я думаю, вас неверно о нем информировали, Виталий Всеволодович.
– А меня про него только вы информировали, Игорь. Я ничего о нем раньше не знал. Как он проводит досуг?
– Ездит по стране. Собрал интересную библиотеку.
– Наши книги здесь легко купить?
– Теперь – трудно. Все поняли, что в Москве хорошую книгу не найдешь, только тут и покупают. У него много книг по искусству, по здешней живописи.
– Музей, кстати, открыт? Книги по живописи Африки купить можно?
– Музея нет. Книги о художниках Африки издают в Париже и Лондоне. Вы не хотите с ним поговорить?
– Обязательно поговорю. Только не сразу, ладно?
– Конечно, вам видней, Виталий Всеволодович.
– Теперь вот что, Игорь… Никто из наших не встречал в «Хилтоне» русских эмигрантов? Может, к ним кто обращался – ну там водка, сувениры, пластинки…
– В «Хилтоне» всего человек шесть белых работают, Виталий Всеволодович, остальные африканцы. Бармен, я знаю, белый, француз, Жакоб его зовут, шпион, сукин сын, всем служит, невероятного шарма парень, потом там у них есть белый метрдотель, Линдон Уильямс… Больше не знаю, право…
– Вы с Глэббом на приемах раскланиваетесь?
– Конечно.
– Когда у нас предвидится коктейль или прием?
– В субботу.
– Надо бы проследить за тем, чтобы Глэббу отправили приглашение.
– Хорошо. Вы об этом попросите?
– Зачем? Я тряхнул стариной, приехал, ибо на фронте был военкором… Вы уж этим озаботьтесь, ладно? И познакомьте меня с Глэббом.
– Но он же знает, кто я.
– Ну и что? Прекрасно.
– Прекрасно-то прекрасно, но ведь он, думаю, может догадаться о вашей нынешней профессии. Визг в прессе поднимут…
– Пусть не лезут к нашим людям – дома ли, здесь ли, за границей – мне тогда незачем будет сюда ездить, – жестко сказал Славин. – Они же начинают первыми, они – подкрадываются к тем проблемам, которые входят в прерогативу государственной безопасности. Пусть не лезут к нашим, – повторил Славин, – мы тогда будем сидеть в Москве.
– Так прямо и объяснить? – Дулов улыбнулся.
– А что? Зачем темнить? В конспирации тоже следует соблюдать меру.
– Попробуем.
– Парамонов, кстати, никогда на приемах не бывал?
– Нет, Виталий Всеволодович, он же не дипломат…
– Случайность исключается?
– Исключается, – убежденно ответил Дулов и вздохнул. – Особенно при нашей смете, каждая бутылка на счету.
…Вопросы Славина, правду сказать, Дулову не понравились – лобовые вопросы, без игры, несколько отдают схемой.
Ответы Дулова, однако, Славину понравились; он любил людей, которые умели отстаивать собственную точку зрения, несмотря на то что – тут от интонации много зависит – лучше бы для него было подстроиться под приезжего, особенно такого звания и уровня.
«Центр.
Что известно о Парамонове? Сообщал ли он кому-либо о факте его задержания полицией? Если сообщал, что именно? Существуют ли в Центре данные о русской эмиграции в Луисбурге? По моим сведениям, здесь проживают около сорока человек.
Славин».
«Славину.
Данные о русской эмиграции весьма незначительны, поскольку в Луисбурге нет клуба эмигрантов. По неподтвержденным данным, в Луисбурге живет некто Хренов Виктор Кузьмич (Кириллович), бывший власовец, участвовал в боях за Вроцлав (Бреслау). Точное место проживания неизвестно, однако по сведениям трехлетней давности, он снимал номер в отеле возле вокзала. Известно также, что одно время в Киле он жил игрою на бильярде, имел кличку «от двух бортов в середину». Поскольку мы не располагаем данными о том, добровольно ли он пошел к Власову или был принужден к этому, соблюдайте максимум осторожности, если запланировали встречу. Сведений о его связях с разведслужбами не имеем, но известно, что в Киле он принимал участие в грабежах.
Центр».