Примерно через час, а может, и менее того, Тарана вновь повели по тюремным коридорам. Шаги гулко отдавались от металлических ступеней при переходах с этажа на этаж. Контролеры провожали Тарана взглядами, как осужденного на казнь.
Карцер? Еще какая-нибудь гнилая хата?
Эти и многие другие предположения мелькали в голове Тарана с калейдоскопической скоростью, но ни одно из них не оказалось верным. Его сопровождали в одиночную камеру, где со всеми удобствами располагался Шестипалый. Имя его было известно как в тюрьме, так и далеко за ее пределами. Авторитет его был непререкаем среди воров и честных каторжан.
Только наколки на теле Шестипалого внушали одним уважение, другим – трепет, третьим – ненависть. Храм с многочисленными куполами во всю грудь свидетельствовал о бесконечных ходках и судимостях. Синие витые погоны и звезды вокруг сосков говорили о высочайшем воровском ранге. На правом плече скалился черный кот с финкой в зубах, а на правом изогнулась голая женщина, распятая на кресте вниз головой. Были, конечно, и другие татуировки, помельче – широко открытые глаза, выискивающие стукачей и активистов, змеи, парусники, роза, обвитая колючей проволокой, всевозможные буквы и надписи, понятные лишь просвещенным. Короче говоря, тело Шестипалого представляло собой настоящую галерею, увидев которую человек понимал, что перед ним находится личность авторитетная и незаурядная.
Однако старый вор не выставлял свои наколки напоказ. Во-первых, его шестидесятилетнее тело было слишком дряхлым, чтобы гордиться им, как в молодости. Во-вторых, уже давным-давно кличка заменяла ему все прочие регалии воровской власти.
Шестипалый считался одним из самых известных авторитетов своего ареала. Он был коронован в конце восьмидесятых и с тех пор ни разу не уронил достоинство вора в законе. Тюремная администрация обращалась с ним, как с особой королевских кровей. Шестипалый свободно разгуливал по коридорам, даже ходил из корпуса в корпус. Одевался с иголочки, во все новое и чистое. На столе у него всегда были свежие фрукты и овощи, потому что организм Шестипалого нуждался в витаминах. Когда ему хотелось, в его камеру проводили корешей с воли или смазливых девиц с упругими грудями и попками. Спиртное, курево, наркоту или лекарства Шестипалый заказывал контролерам так непринужденно, словно речь шла о потрепанных книгах из тюремной библиотеки. Однажды в его камере даже состоялась многолюдная встреча, которую полиция позже назвала воровским сходняком. Шестипалый лишь усмехался. Он утверждал, что просто захотел повидаться со старыми друзьями и порешать кое-какие вопросы.
Почему бы и нет? Его камера представляла собой что-то вроде государства в государстве. Кроме компьютера, телевизора, холодильника и вентилятора он завел кошку и кормил ее не суррогатным «Вискас», а свежей рыбой и парной говядиной. Когда вечером к нему на огонек захаживали «кумовья», он наливал им водку и требовал: «Только выверните свои кители наизнанку. Пуговицы гербовые блестят, пить западло».
Его видавший виды пейджер образца девяностых не умолкал. Получив сообщение, Шестипалый отдавал распоряжения своим помощникам, а те уже по мобильным телефонам решали от его имени проблемы, «разводили концы», улаживали конфликты. Сам Шестипалый пользовался мобильником редко – был очень осторожным и опасался прослушивания.
Никто в тюрьме не подозревал, что империи всемогущего законника приходит конец.
Шестипалый относился к ворам старых традиций. Коронованных за деньги кавказцев он не уважал, молодых выскочек не жаловал, соблюдал неписаные правила поведения, наркотиков почти не употреблял, выпивал умеренно. Отправляясь в тюрьму, он оставил на воле верных корешей, продолжавших его дело. Им же был поручен двадцатимиллионный общак, доверенный Шестипалому большой сходкой.
Казалось, закончится срок, и все пойдет по хорошо знакомой, накатанной колее. Силовики не особо допекали Шестипалого, а иногда и оказывали ему негласную поддержку. Как это происходит, известно каждому мало-мальски сведущему человеку. Криминальные группировки и правоохранительные органы существуют в параллельных мирах, которые время от времени пересекаются. Гораздо чаще, чем это может заподозрить человек, судящий о ситуации по ментовско-бандитским сериалам.
Спецслужбы во все времена решали свои вопросы руками лидеров преступного мира. Те, в свою очередь, нередко прибегали к помощи силовиков. Шестипалый не был исключением, о чем свидетельствовали хотя бы условия его содержания под стражей. Но это шаткое равновесие нарушилось.
Месяц назад, воспользовавшись отсутствием Шестипалого, недруги решили заполучить общак, и в Курганске началась яростная, кровопролитная война. Передел собственности и власти происходил стремительно и беспощадно. В первую же ночь боевых действий были расстреляны неизвестными двое ближайших соратников Шестипалого, наутро автоматными очередями покосило одного влиятельного адвоката и парочку известных бизнесменов.
Потом очередь дошла до фигур помельче, вплоть до уголовных шестерок. Кого-то удавили, кого-то посадили, кого-то нашли умершим от передозировки наркотиков. Некоторые погибали в засадах или в окруженных притонах, другие подались в бега, третьи добровольно стали переходить на сторону противника.
И пока потрепанные бригады Шестипалого зализывали раны и вырывались из засад, был нагло захвачен, обанкрочен и выпотрошен банк, в котором хранился общак. Такого прежде еще не случалось.
Находящийся за решеткой Шестипалый почувствовал, как невидимая удавка затягивается на его шее. Он почти утратил контроль над ситуацией. Пропавший общак не позволял ему обратиться за помощью к ворам в законе, а надежных людей в Курганске с каждым днем насчитывалось все меньше. Бразды правления постепенно брали на себя так называемые «апельсины» – выскочки, противопоставляющие себя ворам старой закалки. Свои понятия, своя феня, свои методы…
На свободе Шестипалый сумел бы дать достойный отпор обнаглевшим шакалам, однако руководить боевыми действиями из тюрьмы было сложно. Он все время запаздывал с ответным ходом или делал его наугад, вслепую, тогда как противники действовали четко, жестко и наверняка. Противопоставить им было нечего и некого. Шестипалый хорошо понимал, что если ему не удастся срочно вернуть похищенную воровскую кассу, то жить ему осталось недолго.
Не знал об этом Таран, заведенный в камеру, показавшуюся ему номером люкс не самого дешевого отеля.
Седовласый хозяин отдельных апартаментов поднялся гостю навстречу и, шаркая шлепанцами, встретил его на середине помещения. Яркий электрический свет, падающий сверху, зачернил бледные лица мужчин четкими тенями. Их глаза были почти не видны под надбровными дугами, а рты казались нарисованными тушью.
Обитатель камеры люкс был одет в длинный шелковый халат, туго затянутый пояском. За его спиной виднелся накрытый стол. Он старался держаться с королевским достоинством, но его опущенные плечи подсказывали, что царственная поза дается ему нелегко.
Таран не сомневался, что видит перед собой Шестипалого. Кто еще мог позволить себе купаться в такой роскоши, находясь за решеткой? Но он не спешил ни здороваться, ни обращаться к хозяину по имени. До сих пор ему было не ясно, для чего его сюда привели и чем этот визит закончится.
– Рад тебя видеть в добром здравии, – произнес хозяин, прикоснувшись руками к плечам Тарана. – Но ты, кажется, хромаешь? Ногу подвернул?
– Наступил на гвоздь, – ответил Таран, не вдаваясь в подробности.
– А что с физиономией? – Хозяин испытывающе прищурился. – Откуда ссадины?
– Насекомых бил, – поморщился Таран, давая понять, что не желает вдаваться в подробности.
– Комары в апреле?
– Тараканы. Обнаглели совсем.
– Бывает, – усмехнулся хозяин. – И часто ты с ними воюешь?
– Когда донимают, – ответил Таран.
– А ты мне нравишься.
– Был бы я бабой, прослезился бы на радостях.
Хозяин досадливо щелкнул языком.
– Грубишь?
Таран пожал плечами:
– В тюрьме меня научили нескольким простым правилам. Одно из них – не покупайся на лесть. Вот я и не покупаюсь.
– Речь не мальчика, но мужа, – одобрил хозяин. – Я вижу, ты на крытке совсем освоился. По фене хорошо ботаешь?
– Не жалуюсь, – сказал Таран. – Это обязательно?
– Ни в коем случае. Ты ведь не вор, не уркаган? Будем общаться цивилизованно. В духе нового времени.
Таран кивнул:
– Заметано.
– В таком случае милости прошу к моему шалашу. – Хозяин гостеприимно указал на заставленный пивными бутылками стол, расположился за ним и подождал, пока Таран последует его примеру. – Угощайся. – Он приподнял крышку здоровенной кастрюли, откуда вырвался пар, восхитительно пахнущий вареными раками, укропом и какими-то специями. – Прямо с Дона. Здоровенные. – Хозяин сунул руку в кастрюлю и продемонстрировал малинового рака с растопыренными клешнями величиной с детские ладошки. – Раздобрели на донских жмурах. Держи.
Таран принял рака и положил его на стол.
– Брезгуешь? – наморщил лоб хозяин.
Пока он шел к столу, Таран успел полюбоваться атласной тигриной мордой, вышитой на его спине. Зверь, хоть и скалил клыкастую пасть, был совершенно безвреден. Другое дело хозяин. Отеческий тон и миролюбивые повадки не скрывали того факта, что он опасен, смертельно опасен. В присутствии такого лучше не расслабляться.
– Просто я не голоден, – вежливо, но твердо ответил Таран.
Было бы неосмотрительно пить и есть за столом уважаемого пахана, не выслушав, в честь чего предложено угощение. В тюрьме, когда принимаешь бесплатные подарки, ты уже как бы обязан отплатить добром за добро, а Таран не хотел быть обязанным.
Хозяин оценил его поведение.
– Осторожный? – спросил он. – Что ж, это неплохо.
– Согласен, – ответил Таран.
Он не подавал виду, но его мышцы и нервы были напряжены до предела.
– Знаешь, кто я? – осведомился хозяин, кроша зубами панцирь рака.
Зубы у него были по большей части золотые, глаза – стальные, взгляд – тяжелый, а движения вялые, словно бы ленивые. Поведением он напоминал все того же сытого тигра, с которым нужно держать ухо востро.
– Догадываюсь, – кивнул Таран.
– Я – Шестипалый.
Небрежному тону, которым это было произнесено, позавидовал бы Людовик Шестнадцатый. Что ж, корона обязывает, будь она хоть королевская, хоть воровская.
– О тебе много говорят, – сказал Таран.
– О тебе в последнее время тоже, – усмехнулся Шестипалый. – Хлебни хотя бы пивка. «Будвайзер», настоящий. – Он оторвал клешню, захрустел ею, как зверь костью. – Ты заслужил, – пробормотал Шестипалый, высасывая мясо. – Считай это компенсацией.
– За что?
– Ну, хотя бы за физический ущерб.
– Я здоров.
– Ну все-таки копыто повредил, табло подряпал.
Намеренно или неумышленно Шестипалый перешел на блатной жаргон, но Таран решил не следовать его примеру. Он не настолько хорошо владел витиеватым воровским языком, чтобы беседовать со старым паханом на равных.
– Я не в претензии, – произнес он.
– Тогда как насчет морального ущерба? – поинтересовался Шестипалый, утирая широким рукавом губы, облепленные пивной пеной.
– Не понимаю, о чем ты, – стоял на своем Таран.
– В ту хату, где на тебя наехали, тебя сунули по моему приказу. Хотел проверить, как ты себя покажешь. Нормалек. То, что надо. Фасон держать умеешь.
Хлебая пиво из бутылочного горлышка, Шестипалый косился на Тарана, а свободную руку держал возле мобильника. Надо полагать, за дверью караулили охранники-торпеды, готовые вмешаться в случае сигнала тревоги. Но Таран не был камикадзе, чтобы бросаться на вора в законе. Кроме того, он не видел причин для этого.
– Я не в претензии, – повторил он.
Шестипалый испытывающе посмотрел ему в глаза и перевел взгляд куда-то выше. Похолодев, Таран обернулся. За его спиной стоял угрюмый гигант с такими мощными плечами, что на каждом запросто мог бы устроиться человек среднего телосложения. Было совершенно непонятно, как этот бугай сумел неслышно отворить железную дверь и подкрасться к Тарану сзади, но он проделал это и теперь ждал новых приказов хозяина, сжимая в кулачищах что-то вроде коротенькой скакалки на деревянных ручках. Только натянута между ними была не бечева, а тонкая стальная проволока или гитарная струна. Испытанное приспособление для отрезания неугодных голов.