Едва Харри вышел из подъезда, как на него набросился холод, так неожиданно, что он захлебнулся ледяным ветром. И, подняв глаза к рдеющему небу над крышами домов, открыл рот и выдохнул вкус желчи и «колгейта».
На площади Хольберга он как раз успел на трамвай, следовавший по Вельхавенссгате. Найдя свободное место, развернул «Афтенпостен». Еще одно дело о педофилии. За последние месяцы такое случалось уже трижды: норвежцев взяли на месте преступления в Таиланде.
В передовице напоминалось о предвыборном обещании премьер-министра активнее расследовать преступления на сексуальной почве, в том числе и за границей, и задавался вопрос, когда же будет виден конкретный результат.
В комментарии к статье статс-секретарь Бьёрн Аскильсен информировал, что продолжается работа по заключению соглашения между Норвегией и Таиландом о расследовании преступлений, совершенных норвежцами-педофилами, и что этот договор позволит активизировать усилия полиции.
«Давно пора! – писал в заключение редактор „Афтенпостен“. – Народ ждет результатов. Христианский народный премьер-министр не может допустить, чтобы эти мерзости продолжались».
– Войдите!
Харри открыл дверь и посмотрел вниз, на широко зевающего Бьярне Мёллера, вытянувшегося на стуле, так что его длинные ноги торчали из-за письменного стола.
– Гляди-ка. А я ждал тебя вчера, Харри.
– Мне сообщили.
Харри сел.
– Я не хожу на работу, когда пьян. И наоборот. Принцип, которого я стараюсь придерживаться.
Он надеялся, что фраза прозвучит иронически.
– Полицейский является полицейским все двадцать четыре часа в сутки, Харри, пьян он или нет. Мне пришлось уговаривать Волера не писать на тебя рапорт, понимаешь?
Харри пожал плечами, давая понять: он сказал все, что хотел сказать.
– О’кей, Харри, не будем из-за этого ругаться. У меня есть для тебя работа. Думаю, ты ее не заслужил, но я все равно собираюсь тебе ее дать.
– Ты не огорчишься, если я скажу, что она мне не нужна? – спросил Харри.
– Оставь эти штучки сыщику Марлоу, Харри, они тебе не идут, – резко оборвал его Мёллер.
Харри усмехнулся. Он знал, что шеф его любит.
– Я даже не сказал, о чем речь.
– Ну, раз ты посылаешь за мной машину в мой выходной, то наверняка речь идет не о регулировании уличного движения.
– Почему ты не даешь мне слова сказать?
Харри, хохотнув, наклонился вперед:
– Сказать честно, шеф?
Неужто честно, думал было переспросить Мёллер, но лишь кивнул.
– Я сейчас не гожусь для важных дел, шеф. Я исхожу из того, что ты сам видишь, как я работаю. Вернее, не работаю. Или едва-едва. Я выполняю свои обязанности, пытаюсь не переходить дорогу другим и соблюдать трезвость в течение дня. На твоем месте я предложил бы эту работу кому-нибудь другому.
Мёллер вздохнул, медленно подтянул ноги и поднялся со стула.
– Хочешь начистоту, Харри? Если бы решал я, то работу получил бы другой. Но они хотят именно тебя. Поэтому ты очень бы меня выручил, Харри, если…
Харри внимательно посмотрел на шефа. Бьярне Мёллер не раз помогал ему в трудных ситуациях в последний год, и понятно, что рано или поздно придется возвращать должок.
– Стоп! Кто это они?
– Люди на руководящих постах. Которые могут превратить мою жизнь в ад, если не получат того, что хотят.
– А я что за это получу?
Мёллер как можно строже насупил брови, но ему всегда было трудно сохранять суровое выражение на своем по-мальчишески открытом лице.
– Что ты получишь? Свою зарплату. Пока тебе ее не перестали платить. Вот ее и получишь, черт подери!
– Я плохо разбираюсь во всем этом, шеф. Получается, кто-то из этих твоих людей решил, что этот парень, Холе, который в прошлом году навел порядок в Сиднее, чертовски способен и твое дело только построить этого типа. Я ошибаюсь?
– Харри, будь так добр, не заводись.
– Значит, я не ошибся. И вчера я тоже все правильно понял, когда увидел рыло этого Волера. Поэтому я хорошенько все обдумал, и вот мое предложение: я буду паинькой, готов приступить к работе, а когда все будет выполнено, ты дашь мне двух штатных следаков на два месяца и неограниченный доступ ко всем базам.
– О чем это ты?
– Ты знаешь о чем.
– Если ты опять насчет изнасилования твоей сестры, то могу тебе только посочувствовать, Харри. Ты ведь помнишь, что дело прекращено.
– Я помню, шеф, помню и тот отчет, где было написано, что у нее синдром Дауна, а потому не исключено, что она вообще все выдумала про изнасилование, чтобы скрыть, что забеременела от случайного знакомого. Спасибо, я все помню.
– Не было никаких улик…
– Она сама хотела все это скрыть. Господи, я же был в ее квартире в Согне и случайно увидел в грязном белье лифчик, весь пропитанный кровью. Я заставил ее показать мне грудь. Насильник отрезал ей соски, и она больше недели ходила, таясь, истекая кровью. Она-то думала, что все люди такие же добрые, как она, и когда тот тип сначала угостил ее ужином, а потом спросил, не хочет ли она посмотреть фильм в его гостиничном номере, она просто решила, что он очень любезен. И если бы она даже вспомнила, в каком именно номере это произошло, то все равно было бы поздно: там все уже пропылесосили, вымыли, постельное белье сменили раз двадцать после всего случившегося. Так что, естественно, никаких улик не нашли.
– Никто не помнил, чтобы там видели окровавленные простыни…
– Я работал в отеле, Мёллер. Ты удивишься, если узнаешь, сколько окровавленных простыней меняют там в течение пары недель. Постояльцы только и делают, что кровят.
Мёллер решительно покачал головой.
– Прости. У тебя был шанс доказать это, Харри.
– Недостаточно, шеф. Его было недостаточно.
– Всегда бывает недостаточно. И надо где-то подвести черту. С нашими ресурсами…
– По крайней мере, дай мне свободу действий. Хоть на один месяц.
Мёллер внезапно поднял голову и подмигнул. Харри понял, что его разоблачили.
– Ах ты, хитрец, тебе всегда была по душе работа, разве нет? Тебе просто захотелось поторговаться?
Харри выпятил нижнюю губу и покачал головой. Мёллер посмотрел в окно. Испустил тяжкий вздох.
– Ладно, Харри. Посмотрим, что получится. Но так как ты провинился, я вынужден принять кое-какие меры, которых от меня давно ждут в Управлении. Ты понимаешь, что это означает?
– Да уж как не понять, – улыбнулся Харри. – Что за работа?
– Надеюсь, летний костюмчик висит наготове и ты помнишь, куда в последний раз положил свой паспорт. Твой самолет вылетает через двенадцать часов, и ты окажешься очень далеко отсюда.
– Чем дальше, тем лучше, шеф.
Харри сидел на стуле у двери тесной социальной квартирки в районе Согн. Сестра, притулившись у окна и глядя на снежинки, кружащиеся в свете уличного фонаря, несколько раз шмыгнула носом. А поскольку сидела она спиной к Харри, то он не мог понять, простуда это или грусть по поводу скорого расставания. Сестра жила здесь вот уже два года и прекрасно справлялась сама. После того, что с ней случилось – изнасилования и аборта, – Харри, взяв с собой кое-что из одежды и туалетные принадлежности, переехал в ее квартирку. Прожил он там всего несколько дней, а потом она заявила ему, что достаточно. Она теперь большая.
– Я скоро вернусь, Сестрёныш.
– А когда?
Она сидела так близко к оконному стеклу, что всякий раз, когда она говорила, на нем проступало туманное пятно. Харри сел сзади и положил ей руку на спину. Уловил легкую дрожь и понял, что сестра вот-вот заплачет.
– Как только поймаю этих нехороших людей. Тогда сразу же и вернусь.
– Это…
– Нет, это не он. Им я займусь потом. Ты говорила сегодня с папой?
Она качнула головой. Харри вздохнул.
– Если он не будет звонить тебе, позвони ему сама, прошу тебя. Ты можешь сделать это для меня, Сестрёныш?
– Папа никогда не разговаривает, – прошептала она.
– Папе плохо, потому что умерла мама.
– Но это было так давно.
– Вот и настало время заставить его снова говорить, Сестрёныш, и ты должна мне в этом помочь. Поможешь? Правда?
Она повернулась к нему, не говоря ни слова, обняла его и зарылась лицом в его шею.
Он погладил ее по голове, чувствуя, как рубашка становится мокрой от ее слез.
Чемодан собран. Харри позвонил доктору Эуне и объяснил, что едет в служебную командировку в Бангкок. Больше ему сказать было нечего, и он вообще не понимал, зачем звонит. Может, потому, что приятно позвонить кому-нибудь, кому интересно, где это ты пропадаешь? Харри даже подумал, а не звякнуть ли и официантам в «Шрёдер».
– Возьми с собой шприцы с витамином В, которые я тебе дал, – сказал Эуне.
– Зачем?
– Они облегчат тебе жизнь, если захочешь оставаться трезвым. Новая обстановка, Харри, это, знаешь ли, хороший повод.
– Я об этом подумаю.
– Хватит уже думать, Харри.
– Да знаю я. Вот поэтому мне и не нужны шприцы.
Эуне закряхтел. Это была его манера смеяться.
– Из тебя бы комик вышел, Харри.
– Я на правильном пути.
Парнишка, один из обитателей дешевого пансиона, стоял у стены, дрожа от холода в своей тесной детской курточке и дымя окурком, и глядел, как Харри затаскивает чемодан в багажник такси.
– Уезжаете?
– Именно так.
– На юг?
– В Бангкок.
– Один?
– Ага.
– Say no more…[4]
И он подмигнул Харри, подняв кверху большой палец.
Харри взял билет у дамы за стойкой регистрации и обернулся.
– Харри Холе? – У мужчины были очки в стальной оправе, и он грустно улыбался.
– А вы?
– Дагфинн Торхус из МИДа. Мы хотели пожелать вам счастливого пути. А также удостовериться, что вы понимаете… всю деликатность задания. Все произошло очень быстро.
– Спасибо за заботу. Я понял, что моя задача – найти убийцу, не вызывая огласки. Мёллер уже проинструктировал меня на этот счет.
– Отлично. Главное – это секретность. Никому не доверяйте. Не полагайтесь на людей, которые будут выдавать себя за сотрудников МИДа. Может статься, что они на самом деле, ну, к примеру, из газеты «Дагбладет».
Торхус открыл рот, словно собираясь рассмеяться, но Харри понял, что он говорит серьезно.
– Журналисты из «Дагбладет» не носят значок МИДа на лацкане пиджака, господин Торхус. Или плащ, когда на дворе январь. Я, кстати, понял из документов, что вы будете моим контактным лицом в министерстве.
Торхус кивнул, словно бы сам себе. А потом, выставив вперед подбородок, заговорил вполголоса:
– Скоро ваш рейс, так что долго я вас не задержу. Но постарайтесь услышать то, что я вам скажу.
Он вынул руки из карманов пальто и скрестил их на груди.
– Сколько вам лет, Холе? Тридцать три? Тридцать четыре? Вы все еще способны сделать карьеру. Я навел о вас справки. Вы талантливы, вас ценит начальство. И покровительствует вам. Все так и будет продолжаться, пока дела идут хорошо. Но едва вы дадите маху, как тут же окажетесь в дерьме, и тогда вы можете увлечь за собой и вашего патрона. Тут вы и обнаружите, что так называемые друзья вдруг подевались кто куда. Так что если быстро бегать не получается, то попытайтесь хотя бы удержаться на ногах, Холе. Для общего блага. Поверьте, это добрый совет старого конькобежца. – Он улыбнулся одними губами, в то время как глаза его изучающе смотрели на Харри. – Знаете что, Холе, меня всегда охватывает чувство обреченности, когда я оказываюсь в аэропорту Форнебю. Обреченности и отступления.
– Да что вы говорите! – сказал Харри и подумал, успеет ли купить пива в баре до вылета. – Да ладно. Здесь можно ощутить и кое-что хорошее. Обновление например.
– Хочется надеяться, – сказал Торхус. – Хочется надеяться.