Уже на ужине стали наливать. Медведь Максим разливал коньяк, а Сергей – самогон, который изготовляет в Краснодаре его бывший военный сослуживец.
– Хотите – говорит – попробовать «краснодырский» кальвадос?
«Кальвадос» я добавила в свой чёрный чай с лимоном и получилось что-то вроде грога. С чашкой вслед за всеми пошла в беседку на костёр. Шла по тропинке медленно, впитывая запах нагретой за день смолистой хвои и пересвисты птиц, и бледные пока ещё звёзды в высоком синем вечернем небе. И стройные сосны уходили в небо как колонны храма.
Я обратила внимание, что очень давно не слышала такой тишины. Какая это оказывается роскошь – не слышать постоянного шума тысяч проезжающих мимо машин! Вот оно богатство – эти сосны, плеск Катуни, и птицы, что пением служат службу в этом природном храме. А затем я посмотрела на ближайшую сосну, и у меня побежали мурашки по спине, я будто впервые заметила, какая красивая кора у сосны, я пошла взглядом по сосне, медленно-медленно, будто ласкала её кору глазами, и подняла голову вверх, где её крона растворялась в синем вечереющем небе, темнеющем прямо на глазах и в котором всё ярче и ярче зажигались звёзды. Господи, как же красиво! Благодарю тебя за эту красоту, за это богатство, которым ты окружаешь меня здесь.
И я поставила свою чашку на землю, усыпанную иголками, затем обняла руками сосну, и сказала тихо:
– Господи, благодарю тебя за то, что поехала в этот поход.
Когда я пришла в беседку, Настя и Сергей уже наколдовали весело потрескивающий костёр. У огня жарко, а если отойти подальше, в тишину, прохладно. И некоторое время я наслаждалась этим контрастом. Уходила в тишину, темноту, одиночество и возвращалась к теплу, свету, людям. Здесь разливали чай, раздавали печенье, и разговор потрескивал всё ярче, как и огонь.
Вначале Сашка пристал ко мне с ужасно нудным пересказом «Трансёрфинга реальности». Но я ему была так благодарна, что покорно слушала и кивала в нужных местах, и даже в какой-то момент увлеклась его лекцией. Всё равно для двадцатидвухлетнего он очень осознанный ребёнок.
Сергей продолжал активно подливать в мою кружку, пока я не отставила её подальше. И в какой-то момент я обнаружила, что Саша очень душевно общается с Сергеем, а жена Сергея очень агрессивно со мной. Скрестив руки на груди, всем известно, что это поза защиты и недоверия, Галина нажимала на меня и голосом и видом:
– Ну и что, если мне кто-то не нравится, то мне что, улыбаться и делать вид, что этот человек мне нравится?
Я увидела, что у меня руки тоже скрещены на груди. Тогда я отступила от Гали на шаг назад, опустила руки, подумала и ответила:
–Может просто не общаться с этим человеком? Но ведь часто нам не нравятся те, кто является нам зеркалом. Или тот, в ком есть то, что есть в нас, но мы не позволяем себе это проявить.
Галина перестала напирать. Всё-таки воспитанная женщина. Чуть отошла от меня, а затем посмотрела на своего мужа с такой пронзительной любовью и привязанностью, что я даже вздрогнула.
– Я вот, на самом деле, мечтаю жить на природе. Но если ему сейчас нужно быть в городе, что я могу поделать? Я выбираю семью, чтобы им было хорошо – прошептала она.
И в этот момент я перестала чувствовать к ней раздражение. Пусть у неё глаза навыкате и тонкие поджатые губы, пусть я не нравлюсь ей, но…
Я представила себе, каково это быть женой, как он там смеялся, военного туриста, то есть разведчика, уходит на неделю, две, на задание, и не знаешь, вернётся, нет. Смогла бы я так жить. Я бы нет. А она да.
Домой я пошла спать, думая о том, что и Сергей, и Галина, к которым я ещё утром чувствовала снисходительное неодобрение, и тот и та – оба удивили меня сегодня. Раньше я недолюбливала военных, считая их не умными и не образованными, а Сергей – он ведь настоящий Командир с большой буквы, такой умный, чуткий человек, с таким тонким чувством юмора. Он всех-всех нас очаровал за этот день. Не просто очаровал. Понимаешь, что за таким человеком действительно можно пойти, потому что он будет думать не о себе, а о тебе. Даже не знаю, как это объяснить. Но он такой. А Галина, Галина… она ведь интересы мужа ставит выше, чем свои, я так не умею любить…никогда не умела…
А ночью меня накрыло огромнейшей волной депрессии. Будто и не было осознаний и благодарности до этого. Шептун шептал, шептал и нашёптывал, «не умею ставить интересы любимого человека выше своих», «не умею любить», «ты его так сильно любила, а он с тобой так поступил», «смысла в жизни нет, счастья тоже, зачем жить», и мне захотелось уйти к Катуни, и зайти в неё, чтобы не задыхаться сейчас в потоках слёз. А может начать биться головой об стенку?
Чтобы спастись от этой боли, не перебудив всех соседей, я убежала из домика под жёлтой полнолунной луной обратно к беседке и начала там неистово танцевать. Однажды я где-то услышала эту фразу «только мёртвая женщина не танцует». С той поры, если мне становится плохо, я танцую, и вот сейчас я танцевала и танцевала, а потом откуда-то глубоко изнутри пришла мантра – Оум Намах Шивайя, и шёпоток Шептуна стал тише, и я пошла просматривать дыханием своё тело, и вдруг поняла, что кроме боли в сердце и в горле больше всего боли – глубокой боли – в животе.
Вот за что я так благодарна танго – танец научил меня слушать своё тело, осознавать, что оно чувствует в разных своих частях, танец научил меня быть женственной и доверять мужчинам хотя бы в танце, идти за ними, он позволил мне осознавать силу моей женственности. Танго дало мне гораздо больше филологического факультета в МГУ в плане понимания себя и жизни и в плане отношений с мужчинами. Я научилась доверять, научилась ждать, когда им нужно ждать, научилась быть самой великой обольстительницей – такой серой уточкой, когда самец хочет танцевать только для неё, так она ему внимает. О, я многому научилась через танго.
И я пошла за своей болью в теле, как за спасительным клубком. Я танцевала всё плавнее и тише, направляя внимание и дыша туда, в живот под пупком. Я дышала и направляла внимание в эту боль, дышала и снова направляла туда внимание. И я увидела. Норвегия, мы сражаемся, я, как и все обороняю наш дом и вдруг меня поражают мечом в живот, оставляя рваную рану, жуткая боль, кровь на руках, я падаю почему-то с мыслью «не смогу родить, не смогу», и вижу того, кто из-за спины сзади и сбоку убил меня. Он стоит надо мной, у него толстые ноги, и от него смердит, или от моей раны, а затем он ржёт и наступает свой толстой ногой прямо на мою рану, и через вспышку боли я его узнаю. Всего три месяца назад они приезжали с дальнего фьорда к нам в деревню. Он сватался ко мне. А я отвергла его. Возможно, даже посмеялась над его толщиной. И вот сейчас он убивает меня, мою молодость, красоту, мою жизнь, моих нерождённых детей, и в этот момент внутри меня такая вспышка ярости, и я шепчу, и мой шёпот сотрясает всю вселенную:
– Будь ты проклят, низвергнись в ад навеки вечные!
Вижу, как его лицо искажается, он поднимает меч, а потом вспышка и тьма.
И прожив это снова сейчас через великую боль в животе, напряжение и страх, я осознаю, что Шептун, заседающий в моём животе, и есть тот самый человек, вот он получил всё то, что я ему предрекала. Я вижу планету, где он не живёт, а страдает сотни лет, здесь нет воды, воздуха, природы, еды, только раскалённый гной.
И, единственное, чем он может утолить свои дикие голод и жажду – это последний вдох своей жертвы. А во мне он потому, что моя ненависть в момент смерти к нему была так велика, что отправила его в ад, и прошла со мной сквозь разные жизни в эту, вот почему он не отпустил меня, почему связан со мной.
А он всё нашёптывает мне, несчастное создание, обречённое до конца веков нести такое существование. И вдруг боль, напряжение и ненависть к убийце ослабевают, потому что в своей медитации я вижу, что, если бы не он, моя смерть была бы ещё мучительнее, дольше и ужаснее в разы.
И теперь я ощущаю сострадание к нему и себе. Прожив больше трёх месяцев в страданиях, я теперь знаю, как это ужасно – страдать. Нам не нужно страдать. Не нужно страдать. Зачем нам страдать?
И я шепчу снова и снова:
– Шептун, я снимаю с тебя проклятие. Я хочу, чтобы ты оставил меня. Господи, дай ему, пожалуйста, свет и шанс на исцеление, о Великий! Я прощаю тебя, я хочу, чтобы ты ушёл из меня, Шептун. Я прощаю тебя, и ты меня прости.