Ауджелло вошел без стука и даже не поздоровался. Выглядел он неважно.
– Что случилось, Мими?
– Ничего.
– Ладно тебе, я же вижу.
– Отстань.
– Выкладывай, Мими.
– Всю ночь ругались с Бебой.
– Из-за чего?
– Она говорит, моей зарплаты не хватает, хочет найти работу. Кстати, ей предложили неплохой вариант.
– Ты не рад?
– Нет. Вопрос в том, куда пристроить ребенка.
– Ах да! И как она думает его решить?
– Уже решила, никаких проблем. Хочет отдать его в детский сад.
– И что?
– Я не согласен.
– Почему?
– Слишком мал. Ну хорошо, не слишком. Но мал. Мне его жаль.
– Думаешь, ему будет плохо в саду?
– Что ты! Ему там будет отлично! Но все равно жаль. Меня почти никогда нет дома. Если и Беба пойдет работать, значит, утром уходим – вечером возвращаемся. Так малыш, чего доброго, решит, что он сирота.
– Не говори глупостей, Мими. Быть сиротой – это совсем другое. На личном опыте говорю, ты знаешь.
– Извини. Давай сменим тему.
– Какие новости?
– Никаких. Полный штиль.
– Не знаешь, случайно, где Фацио?
– Нет.
– Слушай, Мими, ты когда-нибудь видел смерть чайки?
– Нет. Почему тебя это интересует?
– Сегодня утром я видел, как чайка умерла, прямо у моей веранды.
– В нее стреляли?
– Не знаю, не думаю.
Ауджелло внимательно посмотрел на Монтальбано. Аккуратно, двумя пальцами, извлек из внутреннего кармана куртки очки и надел на нос.
– Объясни.
– Нет, сначала скажи, зачем ты нацепил очки.
– Чтобы лучше тебя слышать.
– В них что, встроен слуховой аппарат?
– Нет. Слышу я прекрасно.
– Тогда зачем тебе очки?
– Чтобы лучше тебя видеть.
– Нет, Мими, не крути! Ты сказал, что надел очки, чтобы лучше меня слышать! Слышать, а не видеть!
– Какая разница! Когда я лучше тебя вижу, я лучше тебя понимаю.
– А что ты хочешь понять?
– Куда ты клонишь.
– Никуда не клоню! Я просто спросил!
– А я прекрасно тебя знаю, и знаю, чем заканчивается это «просто спросил».
– Чем же оно заканчивается?
– Тем, что нам придется расследовать смерть чайки! С тебя станется!
– Не говори ерунды!
– Ах, ерунды?! А история с лошадью, которую ты нашел мертвой на пляже? Мы все изрядно помучились, чтобы…
– Мими, иди ты знаешь куда…
Монтальбано уже полчаса подписывал бумаги, как вдруг зазвонил телефон.
– Синьор комиссар, тут синьор Миццика, он хочет поговорить с вами лично персонально.
– По телефону?
– Никак нет, он здесь.
– Ты спросил, что ему надо?
– Он что-то говорит про рыбацкие баркасы.
– Скажи ему, что я занят, и отправь к Ауджелло.
Но тут же передумал:
– Нет, давай я сам с ним поговорю.
Если синьор Миццика связан с рыбной ловлей, может, он что-то знает о чайках.
– Здравствуйте, комиссар, я Адольфо Риццика.
Было бы странно, если бы Катарелла по своему обыкновению не переврал фамилию!
– Садитесь, рассказывайте. Предупреждаю, что у меня только пять минут. Изложите мне суть проблемы, а потом поговорите с инспектором Ауджелло.
Синьор Риццика, лет шестидесяти, производил впечатление человека бывалого, но вежливого и с обходительными манерами. У него было обветренное и просоленное лицо, как у настоящего моряка. Риццика робко присел на краешек стула. Он заметно нервничал и теребил в руках носовой платок. На лбу выступили капельки пота. Так он и сидел, опустив глаза и не решаясь заговорить.
– Синьор Риццика, я жду.
– Я владелец пяти рыболовных траулеров.
– Рад за вас. Дальше?
– Я постараюсь кратко. Проблема вот в чем: один из пяти не внушает мне доверия.
– В каком смысле не внушает доверия?
– Пару раз в неделю этот траулер возвращается с опозданием.
– Не понимаю. Он возвращается позже остальных?
– Вот именно.
– А в чем проблема? Сделайте так, чтобы…
– Комиссар, я знаю, где они ловят рыбу, знаю, сколько времени им нужно на дорогу, я все время связываюсь с ними по телефону. В общем, они всегда сообщают, когда закончили и когда возвращаются.
– И что?
– А то, что капитан этого траулера, «Мария Кончетта»…
– Капитан – женщина?
– Нет, конечно, мужчина.
– Мне показалось, это женское имя.
– Женское имя у катера, а капитана зовут Аурели Сальваторе.
– Хорошо, дальше.
– Капитан Аурели говорит мне по телефону, что возвращается, но приходит с опозданием на час-полтора.
– Может, у этого траулера мотор слабый?
– Нет, синьор комиссар, как раз наоборот.
– Тогда почему он опаздывает?
– В том-то все и дело! Я думаю, весь экипаж замешан!
– Замешан в чем?
– Синьор комиссар, в море такой трафик, хуже, чем на автостраде, понимаете?
– Нет.
– Я думаю – но это только мое предположение, заметьте, – я думаю, они где-то берут груз.
– Какой груз?
– Вы не догадываетесь?
– Послушайте, синьор Риццика, у меня нет времени отгадывать загадки.
– По-моему, они замешаны в наркотрафике, комиссар. Не дай бог, все откроется, я не хочу быть соучастником.
– Наркотики? Вы уверены?
– На сто процентов – нет. В общем…
– А капитан Аурели как объясняет эти опоздания?
– У него всякий раз новое оправдание! То мотор заглох, то сети запутались.
– Знаете что? Поговорите об этом с инспектором Ауджелло. Я хотел бы задать вам один вопрос.
– Всегда пожалуйста.
– Вы когда-нибудь видели, как умирает чайка?
Риццика такого вопроса явно не ожидал и удивленно смотрел на Монтальбано:
– Какое отношение это имеет…
– Никакого, просто любопытно.
Рыбак ненадолго задумался.
– Было дело, тогда траулер у меня был один, я сам ходил в море, и видел, как падала замертво чайка.
– Она что-то делала перед смертью?
Рыбак удивился еще больше:
– А что она должна делать? Писать завещание?
– Послушайте, Миццика… – разозлился Монтальбано.
– Риццика.
– …шутки тут не уместны! Это серьезный вопрос!
– Хорошо-хорошо, я извиняюсь.
– Так что она делала перед смертью?
Риццика ненадолго задумался.
– Ничего не делала, комиссар. Упала камнем, я видел потом, как она качалась на волнах.
– А, она упала в море… – разочарованно протянул Монтальбано.
Если она упала в море, никакого танца, понятное дело, станцевать не могла.
– Я провожу вас к инспектору Ауджелло, – сказал комиссар, поднимаясь со стула.
Странно, никто не видел танца умирающей чайки. Кого бы еще спросить?
Зазвонил телефон. Это была Ливия.
– Ты знал, что у тебя пустой холодильник?
– Нет.
– Это безусловно акт саботажа твоей обожаемой Аделины. Она знала, что я приеду, она меня ненавидит, поэтому в холодильнике пусто.
– Боже мой, ты, как всегда, преувеличиваешь! Какая еще ненависть, просто вы обе немного недолюбливаете друг друга.
– Как ты можешь ставить меня с ней на одну доску?!
– Ливия, ради бога, не начинай, не стоит делать трагедию из пустого холодильника, пообедаем в траттории у Энцо.
– А как я туда доберусь? Пешком?
– Я за тобой заеду.
– Когда?
– Боже мой, Ливия, как смогу, так и приеду.
– Ты можешь сказать мне хотя бы приблизительно…
– Могу. Я не знаю!
– Пожалуйста, только не как обычно, прошу тебя!
– Что значит – как обычно?
– Значит, что ты говоришь «через час», а появляешься через три.
– Я буду пунктуален, как никогда.
– Но ты не сказал, во сколько…
– Хватит, Ливия! Хочешь, чтобы я сошел с ума?
– По-моему, это уже случилось!
Он повесил трубку. Телефон снова зазвонил. Монтальбано схватил трубку и сердито прокричал:
– Я не сошел с ума! Понятно?
Повисла пауза, затем раздался робкий голос Катареллы.
– Синьор комиссар! Клянусь здоровьем и табельным оружием! Я ведь и подумать не мог, что вы сошли с ума, не то что сказать…
– Катаре, я ошибся. Что у тебя?
– Синьор комиссар, там жена Фацио.
– Звонит?
– Никак нет, лично и персонально.
– Пусть зайдет.
Зачем, интересно, Фацио прислал жену? Не мог позвонить, если болен?
– Доброе утро, синьора. Чем могу помочь?
– Доброе утро, синьор комиссар. Простите, что беспокою, но…
– Совершенно не беспокоите, слушаю вас.
– Это я вас слушаю.
Боже, что это значит?
В глазах у синьоры Фацио светились тревога и беспокойство.
Монтальбано решил выведать как можно больше, чтобы не попасть впросак с ответом.
– Присаживайтесь. Мне кажется, вы чем-то взволнованы.
– Мой муж ушел из дома вчера в десять вечера, после вашего звонка. Сказал, что вы должны встретиться в порту. С тех пор от него никаких вестей. Обычно он всегда звонит. А в этот раз нет. Поэтому я немного волнуюсь.
Ах, вот в чем дело! Вообще-то он вчера вечером не звонил Фацио и не назначал ему свидания в порту. Куда, интересно, парня занесло?
Первым делом нужно успокоить синьору. Монтальбано так вошел в роль, что Станиславскому и не снилось. Он изобразил на лице чувства раскаяния и сожаления одновременно и с силой хлопнул себя ладонью по лбу:
– Господи! Как я мог забыть! Ради бога, простите, совершенно вылетело из головы!
– Что вылетело, синьор комиссар?
– Ваш муж просил позвонить вам! Боже, он так просил, чтобы я не забыл! Какой же я болван…
– Не корите себя, комиссар.
– Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось поволноваться! Будьте спокойны, с вашим мужем все в порядке! Он занят одним деликатным делом…
– Это я и хотела услышать, синьор комиссар. Спасибо.
Она встала и протянула ему руку.
Жена у Фацио была под стать мужу. Сдержанная и немногословная. Раза два или три, когда Монтальбано был у них в гостях (готовила она, надо признать, отвратительно!), он отметил, что синьора Фацио никогда не вмешивается в мужские разговоры, особенно если речь идет о работе.
– Я провожу вас, – сказал Монтальбано.
Они дошли до парковки. Монтальбано отметил, что синьора приехала на машине мужа. Значит, Фацио ушел пешком.
Комиссар вернулся в комиссариат и, остановившись перед стеклянной будкой, попросил Катареллу:
– Позвони Фацио на сотовый.
Катарелла сделал две попытки.
– Молчит, синьор комиссар.
– Скажи Ауджелло, чтобы зашел ко мне, срочно!
– Но у него синьор Миццика.
– Плевать на синьора Миццику!
«Что же случилось с Фацио?» – думал Монтальбано, входя в кабинет.
Жену Фацио он успокоил, но надолго ли? У них была встреча в порту. Почему в порту? Это могло означать все и ничего. Не исключено, что Фацио назвал место, которое первым пришло ему в голову.
Плохо, что Фацио не позвонил домой. Но, видимо, он не позвонил, потому что… потому что возникли обстоятельства, при которых он не мог этого сделать.
«Можно отсюда чуть подробней?» – попросил внутренний голос.
«Ты не развиваешь эту мысль, потому что боишься», – ответил ему Монтальбано.
«Боюсь? Интересно, чего?»
«Выводов, к которым неизбежно придешь».
«К каким таким выводам?»
«Почему Фацио не звонит. Он в руках бандитов, ранен или даже мертв».
«Как всегда, тебе первым делом в голову приходят самые дурные предположения!»
«А тебе? Думаешь, Фацио сбежал с какой-нибудь девкой?»
Вошел Ауджелло.
– Что за спешка?
– Закрой двери и сядь.
Ауджелло повиновался.
– Так что?
– Фацио пропал.
Мими уставился на Монтальбано открыв рот.
Они проговорили полчаса и пришли к выводу, что Фацио определенно начал какое-то расследование по собственной инициативе, не поставив никого в известность. Время от времени у него случались такие прекрасные порывы. Очевидно, на этот раз он недооценил опасность – хотя, учитывая его опыт, это странно – и попал в переделку.
Другого логичного объяснения не было.
– Мы должны найти его до завтра, – сказал Монтальбано. – До завтра я еще смогу водить за нос синьору Фацио. Пока она мне верит, но рано или поздно придется рассказать ей правду. Какой бы горькой она ни была.
– С чего начнем?
– У нас одна зацепка – порт. Начни с него.
– Могу я взять с собой кого-нибудь?
– Нет. Пойдут слухи… Но, если не сдвинемся с места, придется привлечь подкрепление.
Как только Ауджелло вышел, Монтальбано в голову пришла одна идея.
– Катарелла, пусть тебя подменят минут на пять, зайди ко мне!
– Мигом, синьор комиссар!
Мигом и явился.
– Послушай, Катаре, нужна твоя помощь.
Катарелла вытянулся по стойке «смирно», глаза у него блестели от радости.
– Я в вашем полном распоряжении, синьор комиссар.
– Подумай хорошенько, прежде чем ответить. В кабинете у Фацио нет прямого телефона, верно?
– Куда верней!
– Поэтому все звонки, которые к нему поступают, неизбежно проходят через коммутатор, верно?
Катарелла не ответил, только поморщился.
– Что такое?
– Синьор комиссар. У Фацио есть мобильник. Если кто-то звонит на мобильник лично персонально ему, Фацио, этот кто-то звонящий никак не проходит через коммутатор.
– Ты прав. Но я сейчас не об этом. Возьмем только коммутатор. Я хочу, чтобы ты вспомнил, кто звонил Фацио в последние четыре-пять дней. Ясно?
– Яснее ясного, синьор комиссар.
– Тогда садись на мое место, бери листок и ручку и пиши все имена, которые вспомнишь. А я пойду покурю.
– Простите, синьор комиссар, не могу.
– Не можешь вспомнить, кто звонил?
– Нет, не могу сесть на ваше место.
– Почему? Не место, как говорится, красит человека. Ладно, садись где хочешь.
Монтальбано вышел на улицу, закурил, задумчиво побродил по парковке и вернулся обратно.