Даармарх, Огненные земли
– Вот и все, Теарин.
Мархит нанесла последний штрих, отложила кисть и отступила, чтобы полюбоваться делом своих рук. Краска быстро схватывалась, превращая мое лицо в маску, а тело – в произведение искусства. Плотно сидящий лиф, расшитый золотой нитью, такие же шаровары и длинная юбка, напоминающая не то шлейф, не то хвост. Черные одежды, в которые вплетены золотые нити.
Негромко зашелестел полог, и Мархит улыбнулась. Немедленно выскользнула из шатра, оставляя нас наедине.
– Готова? – Эрган подошел и встал рядом.
– Готова, – отозвалась я.
Вместе с ним мы смотрелись как день и ночь, и днем, разумеется, был он: высокий, светловолосый и широкоплечий, с глазами цвета неба в полуденный зной и волосами, как раскаленное солнце. Длинные, до лопаток, сейчас они были заплетены в густую косу, стекающую по спине. Коса, как и белые, подхваченные витым шнуром штаны, была пропитана раствором от возгорания, а кожа под серебром росписи покрыта специальной мазью. Когда имеешь дело с огнем, осторожность не помешает.
Он почти коснулся руками моих плеч, но вовремя вспомнил о краске: мое тело (то, что не прикрыто одеждой), украшал золотисто-черный орнамент. Причина его заключалась в горящей на моей шее таэрран – магическая роспись, запирающая магию. Она напоминала раскаленный ошейник, но благодаря покрывающим тело узорам рассмотреть ее становилось невозможно.
– Ты прекрасна, – произнес Эрган горячим шепотом, едва касаясь пальцами плотных бретелей лифа.
Черное и золото на лице и на шее, на груди, животе и руках. Даже треугольники стоп, видневшиеся в прорезях туфелек, покрыты узором. В свете факелов я напоминала не то ожившую статуэтку, не то богиню Меррхаш, способную укротить огонь. Впрочем, боги в нашем мире давно уже не в чести. С тех пор, как на землю ступил первый иртхан, повелитель драконов, за богов почитали их.
Когда-то я была одной из них. Когда-то, но теперь все это в прошлом.
– Нам пора.
Коснулась пальцев Эргана, отводя его руки, улыбнулась уголками губ.
– Теарин, – голос за спиной заставил обернуться, – долго ты еще будешь меня мучить?
– Разве я тебя мучаю? – приподняла брови.
– Я же сказал: я сожалею о том, что сделал. Если бы можно было все исправить…
– Исправить уже нельзя, – ответила я. – Забудем об этом.
– Но я не могу забыть.
Он шагнул ко мне вплотную, оказавшись лицом к лицу.
– Я не хочу тебя забывать, Теарин.
Под маской – точь-в-точь такой же, что скрывала мое лицо – я видела искреннее раскаяние. Раскаяние за то, что не сдержал данное мне слово: по сути, только это между нами и стало.
Винить мужчину за то, что хочет всем заявить о своей власти над женщиной? Смешно. Особенно здесь, в Огненных землях, где самая влиятельная из нас всего лишь средство для продолжения рода и украшение семьи. Вот только мне всегда хотелось другого, с самого детства, когда я танцевала перед мамой и ее свитой или прыгала по растущим в нашем парке деревьям. Тем, что сплетались кронами высоко-высоко над землей.
Я карабкалась все выше, выше и выше, перелезала с ветки на ветку, едва касаясь ногами одной, цеплялась за другую и взбиралась на самый верх, чтобы рассмотреть отцовские владения и горы, над которыми кружили драконы. Никакие запреты не могли заставить меня перестать, ни запреты, ни суровые выговоры, ни наказания. Со временем отец махнул на это рукой, разве что приказал, чтобы со мной рядом всегда кто-нибудь находился. Как будто они могли угнаться или с той же легкостью влезть за мной.
Должно быть, именно это и определило то, чем я занимаюсь сейчас.
– И терять не хочу.
Глядя в глаза Эргана, я понимала, что рядом с ним всегда смогу быть собой. И то, что случилось, никогда больше не повторится, но…
– Поговорим после выступления, – ответила я.
И шагнула за полог.
Духота обрушилась на меня всей тяжестью: в этой части Огненных земель жара спадала лишь глубокой ночью, чем дальше к югу, тем жарче становилось. В таком пекле дневные представления давать невозможно даже под тенью шатра, а ведь именно они приносят большую часть дохода. Ночью шатер не ставится, поэтому все желающие посмотреть выступление могут это сделать издалека. Танец не рассмотреть за стеной арены, зато в ночи огонь горит ярче, и воздушная часть представления доступна не только тем, кто может заплатить.
Арена была огорожена возведенными по кругу трибунами, нижние ярусы оплетала ткань, сквозь которую можно попасть внутрь. Но мы с Эрганом всегда поднимались по лестницам, ведущим на две вырастающие друг напротив друга башни. Башни эти были гордостью наших представлений, высотой с пару дворцовых этажей и напоминали смотровые вышки. Вроде тех, с которых дозорные за чертой городов всегда следят, не приближается ли дракон.
Суета лагеря, шатрами разбросанного под городскими стенами, осталась за спиной. Эрган напоследок коснулся моей руки и бросился к своей башне по другую сторону арены. А я подошла к лестнице и взлетела наверх, почти не заметив ступенек.
Запал для огня оставили у стены, в глиняном ковшике. Пока что зрители не смотрели наверх: с трибун то и дело доносились взрывы хохота, братья-близнецы смешили собравшихся на славу. Я же рассматривала город, раскинувшийся за стенами – залитый искрами огней, которые вот-вот погасят. Город, так похожий на мой, разве что чуть побольше.
– … то, чего вы так ждали!
Зазевавшись, чуть было не пропустила начало выступления: подхватила пляшущий от порыва ветра огонек. Крохотное пламя лизало язычком воздух, пытаясь дотянуться до пальцев. Я взглянула на Эргана, стоявшего напротив меня на другой башне. В ночи отчетливо выделялись светлые волосы и костюм, а еще язычки пламени у него в ладонях.
– После этого вам уже никогда не будет холодно! – Голос Наррза, владельца нашего передвижного представления, вытолкнул в реальность. Раскинув руки, он замер посередине арены, зрители с такой высоты казались не больше фигурок, что в свое время были у моего брата в игрушках.
Быстро обернулась: по лестнице уже карабкался паренек, который после моего ухода займется огнем и проследит, чтобы башня не загорелась.
– Теарин и Эрган! Наша огненная парочка! Встречайте!
Одно прикосновение огненного языка – и по желобку перил потекло жидкое пламя: справа и слева, заключив меня в пылающий захват. Ухватившись за веревку, крепящуюся к балке, взлетела наверх. В ту же минуту с другой стороны взвился Эрган, а потом мы шагнули навстречу друг к другу. По натянутому над ареной канату.
Высота под моими ногами способна вскружить голову кому угодно, но я не смотрела вниз. Просто шла навстречу Эргану, протягивающему мне руку. Витое натяжение под ногами отзывалось в самом моем существе: за несколько лет я точно изучила дрожь правильную и опасную. Сейчас все было правильно, барабаны отзывались едва слышным ритмом, отдающимся в сердце. Больше снизу не доносилось ни звука.
Улыбка на лице Эргана была светлой, с такой улыбкой можно встречаться на городской площади, и мои губы дрогнули в ответной. Ровно в ту же секунду, когда донесся вздох толпы, канат за нашими спинами загорелся. Пламя устремилось к нам, жадно вгрызаясь в витые сплетения. Когда кажется, что сейчас наши пальцы соприкоснутся, когда дорога под ногами начинает дрожать, из самого центра арены взлетает огненный фонтан.
Здесь самое главное вовремя отдернуть руки, и мы сделали это одновременно под оглушительный рев. В миг, когда пламя почти коснулось моих туфелек, я раскинула руки и рухнула вниз. В падении есть несколько свободных мгновений, когда дыхание прерывается, а после нужна предельная концентрация. Я хватаюсь за установленный на шестах обруч, чтобы сначала уйти под него, а после – подтянуться и взмыть ввысь, складываясь вдвое на фоне рассыпающего огненные искры столпа.
Следующий обруч чуть пониже, и я падаю сквозь него. В ту же минуту он вспыхивает огнем, шлейф впитывает искры и рассыпает их вокруг себя под крики, вздохи и барабаны. Я хватаюсь за последний, самый нижний, чтобы войти в него и плавно опуститься на землю, когда в нескольких метрах от меня то же повторяет Эрган. Теперь нас разделяет лишь ночь, но стоит нам снова потянуться друг к другу, как арена вспыхивает огнем.
Пламя бежит по кругу, замыкая нас в огненное кольцо. Мы шагаем, и земля вспыхивает под нашими шагами. Главное – не сбиться со счета, потому что по числу шагов и секундам мы отсчитываем огненные узоры, которые текут по невидимым на песке веревкам.
Барабаны колотятся как наши сердца, все быстрее и быстрее.
Мы почти рядом, и одновременно вскидываем руки, чтобы наткнуться на невидимую стену. Наши ладони почти соприкасаются, а потом в ритме возрастающей музыки я резко ухожу вправо, он – влево.
Шаг, поворот, вскинутые над головой руки.
В этом танце главное считать про себя.
Удар!
Рывок к нему.
И назад, словно на меня наброшена петля. Прогнуться до предела, позволяя волосам стелиться по песку между текучих огненных жил, и плавно собраться наверх. На трибунах творится нечто невыразимое, людское море бушует, все вскакивают со своих мест, глядя как все новые и новые нити огня рассекают арену, не позволяя нам приблизиться друг к другу. Это огненное безумие, это танец, который мы танцуем втроем: пламя, Эрган, и я.
Удар!
Движение вправо – и мы оказываемся на одном клочке земли раньше, чем нас разделит новая огненная полоса.
Удар!
Разворот – и мы лицом к лицу. Ритм все быстрее, все быстрее наши движения: Эрган вскидывает руки, и я прогибаюсь, чтобы нырнуть в их кольцо. Когда мои пальцы почти касаются его груди, публика ревет, как безумная, но в этот миг между нами снова пробегает огненная черта. Отпрянув в разные стороны, мы движемся в танце, почти не касаясь друг друга. Шлейф собирает пламя, чтобы взметнуть его в жаркую ночь огненными лепестками. Арена сейчас напоминает цветок. Огненный цветок, который все раскрывается и раскрывается новыми гранями полыхающих жил.
В миг, когда кажется, что последний путь к нему сейчас будет отрезан, Эрган резко притягивает меня к себе. Я обхватываю его плечи, и дальше мы движемся уже вместе, как единое целое. Его руки на моей талии, движение вверх – и я, оттолкнувшись от земли, взлетаю в воздух. Чтобы упасть на его руки и откинуться назад.
Прогибаюсь, обхватывая его ногами в вихре кружения.
Знаю, что он меня не уронит, трибуны мельтешат бесчисленным множеством лиц. Музыка колотится как мое сердце, ладонь Эргана скользит по моей спине, помогая собраться перед последним рывком.
Перевернутые трибуны движутся перед глазами туда-сюда.
Искры раскаляют золото, вплетенное в волосы, превращают его в огненные нити.
Удар!
Гулкие удары барабанов возносятся ввысь и затихают. Я медленно выныриваю из прогиба, и прижимаюсь к Эргану. Чтобы замереть в самом центре арены, щекой к щеке, со сплетенными пальцами, на единственном нетронутом пламенем клочке земли и песка.
Да что там, я сама сейчас как живой факел.
– Как ты?
Я скорее знаю, что он это спрашивает, чем слышу: толпа взрывается таким ревом, что перекрывает шипение гаснущего огня (по кругу арены помощники уже тушат веревки). Его пальцы скользят по моей щеке, а губы почти касаются моих.
– Все хорошо, – отвечаю так же еле слышно.
Но нет. Не все хорошо, и я не представляю, как это объяснить. В кричащих, поднимающихся один за другим человеческих рядах, под сотнями взглядов я впервые чувствую себя неуютно. Не знаю почему, не могу понять: это ощущение пристального внимания, собирающееся жаром на коже. Пристального внимания не человека, иртхана, и хотя мое лицо и тело расписаны так, что меня не узнать, хотя на этих землях убийца отца не имеет надо мной власти, мне становится не по себе.
Этот взгляд слишком спокойный.
И в то же время слишком огненный, под ним я чувствую себя как в эпицентре столпа, рядом с которым не раз выступала. Неосознанно сжимаю руку Эргана, когда мы поворачиваемся и кланяемся, поворачиваемся и кланяемся. В песок и под ноги нам летят монетки и (о чудо!) прилетает даже несколько букетиков, неслыханная роскошь! Я наклоняюсь, чтобы подхватить один и вскинуть руку.
– Те-а-рин! Те-а-рин! – гудят трибуны, и вторя им, вплетается эхом: – Эр-ган! Эр-ган!
– Спасибо! – кричим мы, хотя сейчас расслышать наши голоса достаточно сложно. – Спасибо!
Под крики на арену выбегают остальные: наше выступление последнее. Мы уходим первыми, стоит оказаться в ночи, между шатров и палаток, как мгновенно становится легче. Конечно же, там, на арене, ничего не было. Никто не смотрел на меня с трибуны, никто не видел таэрран и уж точно никто не связал мое имя с Теарин Ильеррской. Да и существует ли она? Эта девушка осталась в прошлом, сейчас я просто Теарин Неррхиш, бродячая артистка.
– Было жарко, – подмечает Эрган.
– Не жарче, чем всегда.
– Ну, с тобой-то все ясно, – смеется он. – Ты у нас в огне родилась.
Мы возвращаемся к моему шатру: Эрган молчит, глядя в усыпанное звездами небо. Повсюду мельтешат виары, которых выпустили погулять: сегодня мы здесь последнюю ночь, рано утром спускаемся под землю, чтобы отправиться в другой город. Виарам предстоит тащить повозки по узким туннелям несколько долгих дней, с небольшими стоянками в подземных пещерах. Не люблю бывать под землей, но выбирать не приходится. Людям путешествовать по земле опасно.
– Я просто хотел, чтобы все знали, – наконец, произносит он.
– Зачем?
– Ты даже не представляешь, каково это было, скрывать чувства к тебе. Делать вид, что между нами ничего нет, Теарин.
– Но ведь было, – я смотрю в сторону пустошей. Туда, где изломы гор вспарывают небо, туда, где живут драконы. Сейчас мне невыносимо хочется оказаться там, почувствовать их силу, их пламя. После представления всегда так, потому что близость огня будоражит, пьянит, волнует. Потому что своего пламени я лишена из-за таэрран.
– Было? – через силу произнес он.
Я не знаю, что ответить. Мне нравится Эрган, мне с ним хорошо, по-настоящему хорошо – наверное, так и бывает с близким мужчиной, но он нарушил данное мне слово. Молчать о том, что нас связывает до тех пор, пока я не буду готова об этом рассказать сама. Дело не в тех, кто нас окружает, я не стесняюсь свободных отношений с мужчиной, который мне нравится. Дело в моем младшем брате, который обо всем узнал не от меня. Дело в том, что Эрган просто перешагнул через мою просьбу.
– Послушай, я больше так не могу. – Неожиданно он остановился и взял мои руки в свои. – Становись моей, Теа. Навсегда.
– Что? – удивленно вскинула брови, глядя ему в глаза.
– Хочу, чтобы стала моей. Навсегда, – упрямо повторил он. – Только скажи да, и я поговорю с ним. Я буду просить у него твоей руки, а в первом же городе мы нанесем обручальные росписи, и никогда больше не расстанемся.
От такого признания впору стоять и хлопать глазами, что я и делаю.
– Ты…
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
Неожиданно Эрган подхватил меня на руки и закружил.
– Скажи «да», Теа! Скажи «да»!
– Отпусти! Поставь меня! Сумасшедший!
Хохоча, колотила его по плечам, но ты попробуй останови эту махину.
– Отпусти!
– Ни за что, пока ты не согласишься!
– Эрган! – вцепившись ему в плечи, внимательно смотрю в глаза. – Я же не могу решить вот так сразу.
– Почему?
И правда, почему? Этот вопрос застает меня очень невовремя: в моей жизни «никогда» – слишком долгое слово. Наверное, у нас с ним могло бы даже получиться… Могло бы, если бы не Сарранден. Мой брат. Сначала мне нужно говорить с ним, и только потом думать о себе. Потому что он мужчина, потому что ему тяжело вдвойне.
– Мне нужно поговорить с Сарром.
– О нас? – серьезно спрашивает Эрган.
– О нас.
Только тогда он ставит меня на землю, чему я несказанно рада, и к шатру мы возвращаемся, едва касаясь друг друга пальцами. Совсем как до нашей ссоры, как заговорщики. Мне нравится это чувство, и кажется, я действительно готова согласиться. Настолько, что кусаю губы, чтобы не ответить прямо сейчас.
– Я буду ждать твоего ответа. – Эрган отодвинул полог, чтобы пропустить меня внутрь.
Вместо ответа улыбнулась уголками губ (один из наших тайных знаков), и шагнула внутрь. Факелы рассыпали свет, тенями играли на ложе из подушек и покрывал. Сейчас покрывалами я почти не пользовалась, но когда мы двинемся в обратный путь, в северных краях Огненных земель временами не согреться даже под покровом всего, что сейчас убрано в сундуки за ненадобностью.
Сарранден стоял у зеркала, сложив руки на груди. Еще по-мальчишески нескладный, хотя будь все по-прежнему, он бы сейчас сопровождал отца на важные встречи и участвовал в переговорах. Увы, отца больше нет в живых, а причина того, что я решилась бежать, стоит передо мной. Если мне грозила исключительно таэрран и замужество с нелюбимым, брата клятый Горрхат в живых не оставил бы. Он – прямой наследник, а значит, всегда существует вероятность мятежа.
Существовала бы.
– Сарр, – подошла и тихо обняла за напряженные плечи.
Брат обернулся. Мы с ним совсем не похожи: его волосы как огонь, мои чернее южной ночи. Разве что россыпь веснушек на лицах одинаковая, напоминает о ранней весне в Ильерре. Когда во дворцовых садах летят лепестки, и даже в городе пахнет сочной, просыпающейся от сна природой и мягкой разогретой на солнце свежестью.
– Хочешь говорить о нем, да? – серьезно сдвинул брови.
Улыбнулась.
– Давай лучше поговорим о нас.
– О нас? – Огненные брови взметнулись наверх.
– Да, – я указала ему на кресло. – Пойдем.
Не представляю, что мне с ним делать. Особенно когда в нем проснется огонь, а я даже толком не смогу показать, как ему управлять стихией. Рука сама тянется к таэрран, но я ее отдергиваю. Смотрю, как брат опускается в кресло, а потом устраиваюсь на подлокотнике и указываю в зеркало.
– Смотри, – говорю ему. – Что ты видишь?
– Двух неудачников?
– А если подумать?
– Что тут думать, – буркнул Сарр. – Ты всю жизнь будешь прыгать через огненные обручи на потеху толпе, а я – загоны виарам чистить.
– Еще чуть-чуть повзрослеешь – и тоже будешь прыгать через обручи.
– Ха-ха, очень смешно.
– Зато мы семья. И мы живы.
– Ну да. Это радует.
– Меня – определенно, – я улыбнулась, но в этот момент под ворохом покрывал заворочалась маленькая горка. На наших глазах она двинулась в сторону подушек, наткнулась на них и остановилась, после чего поползла в другую сторону с невероятной прытью. Раньше, чем я успела подскочить, горка ударилась о стену шатра и заверещала: глухо, пронзительно.
– Диррхэм! – взвыл брат и ринулся к покрывалам вслед за мной.
Вместе с ним мы извлекли из груды тряпок растрепанного, пушистого виаренка, который едва-едва крылышки расправил.
– Уродец! – прорычал Сарр, хватая его за шкирку.
– Эй!
Я отняла перепуганного звереныша и прижала к груди. С черной мордашки на меня уставились два огромных ярко-голубых глаза. Виаренок ткнулся мне в подбородок огненно-горячим носом и жалобно взвиркнул.
– Вот ведь гаденыш! – произнес брат, но уже более миролюбиво. – Так и бегает за тобой.
Наша любовь с малышом началась в ту ночь, когда я помогала принимать роды у его матери. Точнее, тогда началась моя любовь: стоило мне увидеть черный комочек со слипшимися крылышками (он родился первым), я поняла, что пропала. В Ильерре у отца были прирученные виары, но с ними у меня не складывалось теплых отношений, а здесь… Я наведывалась в загоны в свободное время, и виари даже не пыталась оттяпать мне руку, когда я гладила это чудо. Потом чудо запомнило мой запах и стало прибегать ко мне. Засыпало на подушках, под подушками, в покрывалах – в общем, везде. Я уже договорилась с Наррзом, что выкуплю его, когда ему можно будет есть что-то кроме материнского молока, и когда будут продавать остальных виарят, его братьев и сестренок. Так что жить он будет со мной.
– А я и не против. Правда, Дири? – поцеловала виаренка между ушей.
– Дири?! – фыркнул брат.
– Ну да.
– Диррхэм!
– Это когда он вырастет, будет Диррхэм. А пока Дири.
– Звучит как имя для девчонки.
– Ты что-то имеешь против девчонок? – ткнула его локтем в бок.
– Эй!
В тот момент, когда брат собирался повалить меня в ворох покрывал вместе с бесценной ношей, полог шатра приоткрылся, и к нам заглянула Мархит.
– Теарин, тебя хотят видеть, – негромко сказала она. – Наррз.
– Наррз? – я приподняла брови. – Что-то случилось?
Мархит пожала плечами, но в ее глазах я уловила непонятный огонек. Предупреждающий и странный, от которого вдоль позвоночника ледяными искрами пробежала прохлада.
– Следи за Дири, – беззаботно улыбнулась брату, заслоняя женщину собой. Не хватало еще, чтобы он тоже этот огонек увидел. – Я скоро вернусь.
– Диррхэм! Его зовут Диррхэм!
Последнее до меня донеслось уже на выходе из шатра. Мархит бесшумно ступала по растрескавшейся от жары земле. Походка у нее была плавная, как у танцовщицы, когда-то она и была танцовщицей, но с возрастом решила заняться костюмами для выступлений и росписью лиц актеров. В ее густых черных как смоль волосах мерцали вкрапления серебряных нитей, смуглую кожу подчеркивала ослепительная белизна зубов, какой могли позавидовать даже самые знатные особы. Неудивительно, что Наррз в свое время потерял от нее голову и сделал своей женой. Теперь у них на груди красовались обручальные росписи, и у меня будет такая же, когда мы с Эрганом поженимся. Придется наносить ее поверх родового узора Ильерров, но он все равно уже никогда не оживет.
– Мархит, зачем Наррз хочет меня видеть?
– Я не могу сказать.
– Что значит – не можешь? Почему?
В ответ Мархит лишь отвернулась, давая понять, что разговор окончен и заставляя волноваться еще больше. Что владельцу могло потребоваться от меня в такое время? Особенно в ночь перед отправлением, когда все заняты сборами.
Шатер Наррза был освещен ярче, чем остальные. Он не терпел темноты, поэтому окружал себя факелами и лампами, благодаря которым стены превращались в театр теней. Я отметила плотно сколоченный стол, кресло, в котором сидел мужчина, и стоявшего рядом. Прежде чем успела подумать о том, кто пришел к Наррзу, Мархит уже отодвинула полог:
– Проходи.
Стоило мне шагнуть внутрь, как я замерла: пристальный взгляд вонзился в меня, распластав по тканой стене шатра. Это был тот же взгляд, что я чувствовала на арене —обжигающий, жесткий. В кресле Наррза расположился мужчина, иртхан, я почувствовала его еще до того, как сделала шаг. Огонь, что клубился в нем, напоминал вулканическую мощь, от которой на миг закружилась голова. Давно я не приближалась к тем, от кого бежала. Давно не чувствовала чужое пламя так яростно, отчаянно сильно. Пламя, которое пока что не отражалось в глазах: темных, как ночь.
– Теарин, – Наррз подскочил ко мне, – с тобой хотят переговорить…
– Пошел вон.
Тон, которым был отдан приказ, не оставлял ни малейших сомнений в родовитости говорившего. От пренебрежения и высокомерного взгляда меня передернуло, особенно когда владелец шатра вылетел за полог, плотно запечатав его с той стороны.
– Подойди.
Голос был жестким и хриплым, так мог бы рычать ураганный ветер в изломе полыхающего ущелья. Резкость его черт не сглаживала даже мужественность: излом губ, привыкших отдавать приказы и взгляд, как натянутая тетива арбалета, готового в любой момент ударить точно в цель. Понимая, что не подчиниться не имею права, тем не менее осталась на месте.
– Назовите свое имя, – вскинула голову.
– Ты смеешь мне приказывать, девочка?
– Я имею право знать, кому подчиняюсь.
Взгляд стал еще более пристальным.
– Витхар Даармархский.
Нет. Не может быть. Нет.
Я смотрела на него, не в силах поверить в услышанное. Сидевший передо мной был высок (этого не скрывало даже массивное кресло), под полотном рубашки застыли литые мышцы, рельеф которых подчеркивала белоснежная ткань. Темные волосы до плеч и высокие скулы, узорная полоса ожога, стекающая с шеи на мощную грудь. В глубине темных глаз – опасность. Опасная близость зверя.
Витхар Даармархский, покоритель Огненных земель, объединивший бесчисленное множество городов и подчинивший великую Даармархскую пустошь. Сильнейший иртхан, победы и власть которого считались неоспоримыми.
Именно он сейчас указал на место, где скрещивались его сапоги.
Я подошла и остановилась так близко и в то же время так далеко, насколько это было возможно. Под текущим по моему телу взглядом стало нечем дышать, словно я шагнула в огонь. Несколько долгих минут, пока он меня рассматривал, я не имела права ни пошевелиться, ни заговорить. Даже не вздрогнула, когда Даармархский поднялся из кресла, вырастая надо мной.
– Я спрошу всего один раз, – коротко произнес он, и пальцы легли на мой подбородок.
Прикосновение отозвалось внутри дикой огненной бурей, особенно когда его ладонь скользнула по моей шее, повторяя узор таэрран.
– Кто. Когда. За что.
Признаваться нельзя (Даармархский может о нас известить ильеррцев, а это означает бесчестие для меня и смерть для Сарра), но и лгать – тоже. Остается говорить полуправду.
– Пошла против воли правителя. Отказалась выходить замуж.
После смерти отца Горрхат и впрямь предложил мне такой выбор. Стать его супругой, отказаться от семьи, предать всех, кто был мне дорог. Я плюнула ему в лицо, а на следующий день на городской площади на меня надели таэрран.
– Почему?
Потому что он убил нашего отца. Потому что благодаря ему Ильерра захлебнулась кровью драконов. Потому что он тварь, каких свет не видывал.
– Он мне отвратителен.
– Строптивая. – Пальцы коснулись моих губ в собственническом жесте. – Долг женщины подчиняться мужчине.
Образно говоря, я и есть собственность. Все на этих землях собственность этого мужчины, но от подобного обращения все внутри переворачивалось. Хотелось отбросить его руку, с удовольствием наблюдая, как выражение превосходства на смуглом лице уступает место удивлению, но… у меня был Сарр. Поэтому я посмотрела ему в глаза и ответила:
– Не привыкла подчиняться тем, кого не считаю достойным.
В глазах полыхнул огонь: до этой минуты приглушенный, прикрытый цветом темной, как ночь, радужки. Сейчас в его взгляде плескалось алое пламя. Оно растекалось от ободка, напоминая обруч на арене, в который я падала, каждый раз словно в первый.
– Не захотела быть женой, – жестко произнес Даармархский, – будешь наложницей.
Что?!
– Иртханесса не может стать наложницей, – я вскинула голову.
– Ты от своего происхождения отказалась, – теперь этот взгляд не просто обжигал, он давил. – Судя по вязи, таэрран тебе надели на всю жизнь, девочка, а значит, ты больше не одна из нас.
Ярость закипела в венах вместо огня. Пусть я лишена пламени, но я – не безродная! Кем бы я ни была, он не имеет права так со мной поступать.
– Вы не имеете права так ко мне относиться, – жестко произнесла я. – Я…
– Замолчи.
Приказ ударил пощечиной. Пока еще не приказ иртхана, подчиняющий и лишающий воли, но приказ повелителя.
– Поедешь со мной. У тебя есть полчаса на сборы, после этого за тобой придут.
Я смотрела, как он идет к выходу из шатра. Смотрела, не в силах поверить в то, что случилось. Смотрела и пыталась понять, что мне теперь делать.
Бежать?
Но куда? Даармархская пустошь раскинулась во все четыре стороны света Огненных земель, и больше ее нет. Ильерра по сравнению с ней – крохотный клочок земли, укрытый за грядой Роленджийских гор, но туда мне нельзя. Снова скрываться, прятаться, в обозах купцов-караванщиков, бесконечно снующих под землей, как рруны? И что дальше?
Ответ пришел раньше, чем за Даармархским сомкнулся полог шатра: бежать и стать женой Эргана. По закону жена не может стать наложницей. Не так я хотела, чтобы все это случилось, но выбора у меня нет. Да и к чему сомневаться, если я все для себя решила до того, как переступила порог шатра.
Решила ли?
Чувствуя, как сердце колотится в ритме барабанов, вышла следом за иртханом, чтобы наткнуться на ненавидящий взгляд Наррза. Ударившись о него, отшатнулась: конечно, неприятно, когда кто-то становится свидетелем твоего унижения (из шатра его выкинули, как вшивого виара), но я ничем такого не заслужила. Наши отношения с Наррзом всегда были довольно прохладными – я делала свое дело, он свое, хотя и считал, что в последнее время я слишком зазнаюсь. Но никогда раньше распорядитель не смотрел на меня так.
– Почему не сказала, что ты одна из них? – прошипел он мне в лицо. – И твой братец тоже!
– И что? – вскинула голову.
– А ты не догадываешься?! Мне тут неприятности не нужны!
– Мое шоу уже с лихвой окупило все твои неприятности, – ответила я, и лицо мужчины исказилось от злобы.
– Вот как ты заговорила, приблуда! Когда я брал тебя на подмостки, гонора в тебе было поменьше.
– Когда ты брал меня в представление, в тебе было поменьше виарьего дерьма.
Расправив плечи направилась к своему шатру. Один раз мне удалось сбежать и вырвать свою свободу из лап мужчины, которого я ненавидела, получится и второй. Осталось известить Эргана…
Небо!
Захочет ли он бежать со мной? Это шоу – наша жизнь. Несмотря на Наррза, здесь все наши друзья, и как бы Сарр ни ругался, передвижное представление стало нашим домом. Что ж, если он не захочет, сбегу с братом. Постараюсь уйти как можно дальше от столицы, на окраины, а там и до Ледяной границы недалеко.
К моему счастью, в лагере царила суета. Повсюду сновали актеры: кто-то расхаживал в гриме, наслаждаясь накатившим ближе к ночи легким прохладным ветерком, кто-то уже стягивал вещи к повозкам.
– Передай Эргану, чтобы зашел ко мне, – шепнула пробегавшему мимо мальчишке-помощнику и улыбнулась.
Несмотря на то, что внутри все дрожало напряженной струной, я выглядела расслабленной и спокойной. Никому нельзя показывать страх, в этом я убедилась еще когда бежала в самый первый раз. Ладони вспотели, и я потерла их, размазывая краску.
Хоть бы Сарр никуда не вышел…
Хоть бы…
Сарр оказался на месте: возился с Дири, который валялся на спине и позволял чесать себе пузо. Правда, изредка пытался подцепить руку брата когтистой лапкой, но тот постоянно уворачивался, и виаренок хватал воздух. В другое время я не одобряла такие забавы (даже эта кроха способна располосовать кожу так, что мало не покажется), но сейчас только кивнула Сарру.
– Помоги мне собраться.
Со стороны все должно было выглядеть естественно, и оно будет выглядеть естественно. Все собираются – и мы собираемся. Тем более что мне дали на сборы целых полчаса.
– Что-то не так? – шепотом спросил брат, когда приблизился ко мне.
У меня едва заметно дрожали руки.
– Да. Нам нужно бежать.
Глаза Сарра округлились.
– Но…
Закончить он не успел: полог шатра колыхнулся, и вошел Эрган.
– Теа…
Заметив брата, он осекся, и Сарр тоже мгновенно подобрался.
– Мне нужна ваша помощь, – негромко произнесла я. – Выслушайте, прежде чем снова начнете ругаться.
Негромко, но достаточно для того, чтобы они перестали испепелять друг друга взглядами. Эрган слушал меня, на скулах играли желваки. Брат нахмурился и закрылся, запечатав себя за заслоном скрещенных рук. Когда я замолчала, в шатре повисла тишина. Только Дири возился в раскрытом сундуке, да еле слышно хлопал полог под усиливающимся ветром.
– Нам лучше разойтись, – заметил Эрган спустя долгие секунды молчания, и я вздохнула с облегчением. – Ты пойдешь к южному спуску, а мы с Сарром к восточному.
Спусками у нас назывались переходы под землю, где происходили все транспортные перемещения людей, но сейчас я не могла с ним согласиться.
– Нам лучше укрыться в городе.
– В городе?! – Сарр приподнял брови.
– Да. Первым делом нас будут искать на спусках, в толпе затеряться легче. Подождать, пока Даармархский обо мне забудет…
– Я убью его! – прорычал Эрган и шагнул было к пологу, но я перехватила его за запястье.
– Эр, ты нужен мне живым, – прошептала еле слышно, глядя в сверкающие яростью глаза.
– Живым?
– Ты мне нужен.
Не знаю, что его остановило: то ли мое почти-признание, то ли прикосновение. Он замер, только желваки продолжали играть под кожей, придавая его лицу дикое, хищное выражение.
– Уходить будем по одному, – тихо сказала я. – Я – в последнюю очередь. Встретимся завтра в полдень на городской площади, тогда и решим, как быть дальше.
– Почему в последнюю? – вскинулся брат.
– Потому что Даармархский не думает, что я решусь на побег. Потому что за мной могут прийти, а не обнаружив меня, перехватят вас.
– А если они перехватят тебя?
– Не перехватят, – отозвалась я. – В Ильерре не перехватили.
После нашего побега Горрхат объявил, что я собственноручно убила брата, а после наложила на себя руки. Когда эта весть дошла до меня (спустя несколько месяцев), я уже могла над ней посмеяться. Что это за правитель, у которого из-под носа сбежала пятнадцатилетняя девчонка в таэрран и ее брат, почти ребенок. Ему проще было объявить нас мертвыми.
– Тогда у тебя было преимущество, – не уступал брат. – Высота.
– Мы теряем время. Сейчас у нас в преимуществах только оно.
– Теарин права. Через пять минут меня здесь не будет, – произнес Эрган.
Я благодарно ему улыбнулась.
– Спасибо. Следующим пойдет Сарр.
Если брат и хотел что-то возразить, то промолчал.
К счастью. Нервы уже были на пределе, пока я распихивала самое необходимое по мешкам и собирала все наши сбережения.
– Прости, Дири, – прошептала, опускаясь рядом с виаренком на корточки. – Но тебя мы взять не сможем. Возвращайся к маме.
Сама мысль о том, чтобы с ним расстаться была невыносима, но брать его с собой было глупо и недальновидно. Быстро подтолкнула звереныша к выходу из шатра и повернулась к брату.
– Иди.
– Я тебя не…
– Иди, – прошипела ему в лицо. – Неужели не понимаешь, что вдвоем опаснее?
Сарр опалил меня яростным взглядом будущего дракона, закинул один мешок на плечо и вылетел за порог. Я же быстро заплела и подтянула косу наверх: так, чтобы не мешалась, переоделась в дорожную тунику и брюки, подхватила накидку и свой мешок. Он оказался тяжелее, чем я рассчитывала, но не мне жаловаться. Напоследок окинула взглядом шатер, где провела столько времени, с сожалением посмотрела на костюм… И шагнула за полог, в свою первую за несколько лет неизвестность.