Наступил первый день занятий в High school. Лана сама привезла дочерей в школу и, пожелав удачи, задумчиво смотрела им вслед, невольно вспоминая тот ужас последних лет, когда ей приходилось возить их на метро и в электричках. Ее девочки начинают учиться в американской школе. Увы, не в частной, не в специализированной, а в бесплатной Public School. Какой контингент будет окружать их? Как сложатся и сложатся ли вообще их отношения с одноклассниками? Найдут ли они общий язык? Не будут ли чувствовать себя одинокими среди чужих?
С затаенной тревогой сестры улыбнулись друг другу и разошлись по своим классам. Они насмотрелись еще в Союзе видеокассет с фильмами об американской школе, где молодежь была представлена отъявленными хулиганами и бандитами, измывавшимися над учителями и друг другом. Не забыли они и страшные происшествия, показанные по новостям, когда маньяк-подросток перестрелял в школе несколько учеников и учителей. И вот теперь им предстояло самим окунуться во все это – не в кино, а в реальной жизни. В их жизни.
К удивлению Вики, в классной комнате не оказалось ни столов, ни парт. Стол был только один – учительский. Все остальное – казенного вида стулья с подлокотниками и небольшой, размером с тетрадь, приставкой впереди. Вика заняла один из них в заднем ряду, чувствуя себя неудобно, как в капкане. Не зная, куда деть школьную сумку, она засунула ее под стул и принялась исподтишка разглядывать своих новых одноклассников. Не увидев, как ожидала, размалеванных лиц, кричащих причесок и одежды, она вздохнула с облегчением. Это были обыкновенные подростки и вели они себя раскованно и буднично.
Первым был урок Critical Thinking – Критическое мышление. Со звонком появился учитель – немолодой, неопрятно одетый мужчина. Вику поразила его рубашка. Она была не просто неглажена, а безобразно мята. Мята настолько, что воротник, собравшись в морщины, свернулся трубочкой. Холостяк должно быть, подумала Вика. Вытащил утром из стиральной машины одежду и нацепил, не глядя.
Учитель бросил портфель на стул, а сам уселся на стол и, упершись взглядом в листок бумаги, приступил к перекличке. Когда он дошел по алфавиту до Вики и назвал ее фамилию, она, как и все, коротко откликнулась: «Here». Но чуткое ухо учителя сходу уловило разницу в произношении. Он поднял глаза, внимательно оглядел ее и спросил:
– Where are you from, young lady? – (Откуда вы, молодая леди?)
– From Russia.
– Wow! – прозвучал короткий, но многозначительный возглас.
Случилось то, чего она боялась. Внимание всех присутствующих обратилось на нее. Ее откровенно разглядывали, однако, без тени недоброжелательности. К счастью, длилось это совсем недолго. Уже через минуту все снова забыли о ней.
Вика изучала классический английский, американская интерпретация которого сбивала ее с толку. Как это не комично, американцы «на полном серьезе» принимали британское произношение за иностранный акцент. Сами же они жевали слова, съедали окончания, безбожно акали и даже меняли согласные. Как, скажем, в расхожей фразе: Oh, my God! (Боже мой!) звучавшей у них как: «О, май Гаш!»
Рядом с Викой сидел интеллигентного вида паренек. При перекличке его назвали Майклом. Она решила делать все как он, чтобы не выделяться, и даже списывать у него, если понадобится. С другой стороны от нее, через один пустовавший стул, расположилась девица по имени Дороти. Она, не переставая, жевала жвачку с открытым ртом, надувала из нее пузыри и звонко щелкала.
Учитель, представившийся новичкам как Mister Cage, раздал размноженные на ксероксе первые страницы учебника, который им предстояло приобрести, и, вызывая учеников по списку, предлагал прочесть один абзац.
– На следующем уроке мы будем обсуждать прочитанное, – предупредил он. – Каждый выскажет свое мнение, попытается найти логику развития событий и поступков действующих лиц, дать им оценку и обоснование.
Впрочем, Вика не была уверена, что правильно все поняла. Дверь с шумом открылась, и на пороге появился долговязый парень в джинсах, стоптанных ботасах и разрисованной майке, с серьгой в одном ухе. Привалившись к косяку плечом, он по-хозяйски обвел взглядом класс, криво ухмыльнулся и выжидательно посмотрел на учителя.
– Hello, Nicholаs! – приветствовал его мистер Кейдж. – Вы опоздали… – Он бросил взгляд на ручные часы, – на 20 минут.
– I know, – последовал невозмутимый ответ.
Мистер Кейдж выразил надежду, что этого больше не повторится, и предложил опоздавшему занять свободное место. Свободное место было только одно – слева от Вики, на которое тот и плюхнулся, а потом долго и шумно копался в своей сумке, пытаясь выудить оттуда карандаш и лист бумаги. Карандаш ему найти удалось, с бумагой дело обстояло хуже. Вика вырвала из тетради листок и протянула ему.
– Thanks, – буркнул парень и взял листок, даже не взглянув на нее.
– Мы можем продолжить, Николас? – поинтересовался учитель, все это время терпеливо пережидавший его возню.
Николас благосклонно кивнул. Кто-то хихикнул. Он метнул в сторону смельчака пронизывающий, недобрый взгляд сквозь прищуренные веки – хихиканье мгновенно оборвалось. Дороти вытащила наконец изо рта жвачку, прилепив ее под сидение своего стула:
– Как дела, Ник?
Он сомкнул колечком большой и указательный пальцы, что должно было означать: «превосходно».
– Viktoria. Now, would you like to read for us? – На американский манер учитель произнес не «вуд ю лайк», а «вуджулайк».
Вика не следила за текстом и, не зная откуда читать, растерялась.
Майкл ткнул пальцем в ее отксерокопированный листок: – From here.
Читала она хорошо – бегло и с выражением, и произношение у нее было вполне приличное. Поэтому Вика с удовольствием отбарабанила свой абзац. Учитель удовлетворенно кивнул и назвал следующего.
– Thank you, Mikle, – шепнула Вика и улыбнулась.
– Not a big deal, – отозвался тот.
И тут вдруг где-то над головой пронзительно взвыла сирена. От неожиданности Вика подскочила на месте, растерянно озираясь по сторонам, но успела заметить, что учитель и ученики сохраняли спокойствие. Все, кроме одного. Ник выбросил вверх длинные руки и, истерично взвизгнув «О, май Гаш!», шмякнулся на четвереньки, пытаясь спрятать голову в ногах у Дороти. Сирена продолжала верещать так оглушительно, что от нее гудело и вибрировало все здание школы.
– Stop it, Nicholas! – От стремления перекричать ее, голос учителя мгновенно осип.
– Every time the same bullshit! I am sick and tiered! – («Каждый раз одно и то же идиотство! Надоело!») – отрывисто выкрикивал, будто лаял, Ник, просунув голову между колен Дороти. Он явно ломал комедию, но никто не смеялся.
Перестав замечать его, мистер Кейдж поспешно построил класс в шеренгу и приказал быстро спускаться по запасной лестнице, но ни в коем случае не толкаться и не бежать.
Их вывели на пришкольное спортивное поле, где обособленными группами уже собирались другие классы. Каждый учитель, будучи заранее проинструктирован, выводил своих учеников в определенный промежуток времени и определенным путем, исключающим сутолоку и панику. За несколько минут вся школа оказалась на улице. Вика обратила внимание, что длиннорукого дебошира Ника среди них не было. Сирена, наконец, умолкла.
– What was that? – переведя дух, спросила она у Майкла.
– Earthquake emergency drill, – отозвался тот. И Вика поняла, что это учебная «боевая тревога» на случай землетрясения. Майкл объяснил ей, что такую «стрессовую терапию» во всех школах проводят по несколько раз в году, начиная с первого урока, и все к этому давно привыкли.
Вика отыскала взглядом сестру. С перепугу глаза у Инги стали кукольно круглыми. При этом она часто-часто моргала, отчего еще больше походила на куклу.
Мистер Кейдж сообщил, что учебная тревога окончена и можно снова вернуться в здание школы. Получив таким образом свободу, Вика подошла к сестре.
– Живая? – сочувственно улыбулась она.
– А то ты не испугалась, – огрызнулась Инга. – Сумасшедшие какие-то эти американцы. Так и заикой остаться недолго.
– Наверное, без этого нельзя, – рассудительно заметила Вика. – У них ведь тут зона землетрясений. Надо привыкать к новым условиям. Перемена 15 минут. На втором этаже я видела автоматы – snack-bar и напитки.
– Пошли, если успеем.
У автоматов толпилось несколько школьников. Присмотревшись, как обращались с ними другие, Вика засунула в прорезь долларовую купюру и, волнуясь с непривычки, набрала код «Е 76». Автомат ожил, заурчал. За прозрачной пластмассовой шторкой выскочил бумажный стаканчик, в него что-то по очереди вливалось, шипело и пенилось. Шторки с шумом отскочили, и Вика, довольная, взяла из ниши свой капучино. Стоявшая позади нее девочка тронула ее за руку, указывая на металлический карман в нижней части автомата.
– Your change, – подсказала она.
Вика не сразу поняла, что она хочет, но все же сунула палец в «кармашек» и извлекла оттуда 25-центовую монету.
– Смотри-ка, еще и сдачи дает!
Проделав ту же процедуру, Инга отошла в сторонку, слизывая на ходу густую пену из взбитых сливок.
– Да, слушай, я вне себя от возмущения, – вспомнила вдруг она. – Учитель на уроке истории, говоря о Второй Мировой войне, с таким, знаешь ли, пафосом заявил, что войну эту выиграли они – американцы. Нет, ты представляешь! Как тебе это нравится? Если они этому учат в школе, значит это записано в их учебниках как официальная версия. Я лопалась от собственной беспомощности. От того, что не могу вскочить и дать ему по мозгам. Вот где я впервые по-настоящему поняла, как мне не хватает знания их языка.
– Помнишь, что папа говорил по этому поводу? – сказала Вика, хмурясь. – Историю делают политики и историки, преподнося события и факты в нужном им и их стране ракурсе.
Перемена кончилась, и сестры поспешили разойтись по своим классам.