Только кажется, что не больно,
Танцевать с огнем – безопасно,
Падать в омут любви – безрассудно,
А любить без оглядки – честно.
Только кажется – бесполезно,
Вспоминать об ошибках поздно.
Собирать по осколкам сердце
И рыдать об умершем прошлом…
Только кажется – невозможно,
Все забыть и влюбиться снова…
И любить горячо и верно,
Заслоняя от бед собой…
Только кажется, что ты рядом,
Милый, верный, до чертиков мой…
Я брожу в заколдованном мире,
Ну а ты… Давно не со мной…
(стихи Е. Левашовой)
Роксана.
Не думала, что буду испытывать столь потрясающее чувство: ты всех видишь, а тебя никто. Смотришь на сухие, шелестящие под ногами листья, дышишь пряным осенним воздухом, без стеснения разглядываешь прохожих. Можно им даже язык показать, и никто не заметит. Я для них ростовая кукла. Пухлый оранжевый медвежонок с листовками. Мне нравится… Наверное.
– Рокси, ты когда закончишь? Идем в подсобку, согреемся, чаю попьем? Начальство свалило, – чуть понизив голос добавляет Ниночка. – Знаешь, какими меня сегодня угостили конфетами? Закачаешься!
Никогда бы не поверила, что костюм ростовой куклы может быть мал, пока не увидела своими глазами. Нине он слегка жмет в бедрах. Она неуклюже стаскивает «голову» и плюхается на твердый старый диванчик. Щелкает пультом, включая телевизор.
– Рокси, будь другом, сделай чаю. Так устала, ноги отваливаются.
Ну… вот. Все, как обычно. Вынимаю из навесного шкафчика чашки, заслышав голоса из телевизора. Ведущий что-то спрашивает, а… Нет, мне это чудится. Точно, кажется, потому что ЕГО не может быть здесь… Только не в этом городе. Медленно-медленно опускаю в кипяток пакетик дешевого чая и так же медленно болтаю им, слушая, как Данил что-то вещает на камеру.
– Глянь-ка, Рокси, эти богатые Буратины совсем страх потеряли! Или я не усну без новости, что жена этого красавчика беременна? – щебечет Нина, застыв перед экраном. – Показывать, что ли, больше некого?
Поворачиваюсь, сталкиваясь со своим прошлым… Довольный, ухмыляющийся вид бывшего вызывает в груди острый приступ удушья. Сую в руки Нины чашку и впиваюсь взглядом в экран… Данил с таким обожанием на нее смотрит – ту кареглазую брюнетку в белой шубе. Значит, жена? Наверняка, любимая. Да и он возмужал за эти пять лет. Строгое пальто сидит на нем замечательно, как и элегантный костюм и белая, до искр в глазах, сорочка. А женщина… Это не женщина – картинка модного журнала. Высокая, длинноволосая брюнетка с аккуратным животиком.
– И мы обязательно будем рожать нашего первенца в этом перинатальном центре, – широко улыбается Данил, бросая на жену нежный взгляд.
– А когда у вас срок? – любопытно протягивает ведущая, выставляя вперед микрофон.
– На днях, – томно отвечает жена Данила.
– Значит, уже родила! – вздрагиваю от звонкого голоса Ниночки. – Глянь-ка, Рокси, это запись почти недельной давности. Вот с… собаки, им точно нечего показывать. Может, пусть нас покажут? Как считаешь?
Нинка отхлебывает чай и шуршит обёрткой от конфеты. Вздыхает, плюхается на диван и переключает каналы.
«Первенца», – звучит в голове его голос. Ни черта у тебя не первенец! Ловлю себя на мысли, что у нашего сына такие же, как у Данила глаза – большие и карие. Мой сынок самый красивый и умный… Жаль, что Орлов об этом никогда не узнает. Пускай растит своего первенца от… любимой жены.
Спешно пью чай и возвращаю «голову» на место. Споласкиваю чашку и выхожу на улицу, вновь погружаясь в атмосферу созерцания и унылых думок. Я не предавала его… Не предавала… Несколько лет назад я вздрагивала по ночам, крича во сне эти слова. «Не предавала! Не виновата! Я не хотела!»
Но разве Даня тогда послушал… Вышвырнул меня за дверь, как ненужную использованную вещь. Он ничего не хотел понимать. Его глаза застилала черная ярость. Он чувствовал себя обманутым, преданным и… облапошенным. Подумать только, сотрудника службы внешней разведки обвела вокруг пальца какая-то Катя Иванова. Да, меня раньше звали именно так. И его звали по-другому… Я полюбила его, как Абу-Таира… А я была для него Котёнком… Раньше, до вынужденного сотрудничества с НИМИ.
Мне пришлось согласиться на их условия. Видит бог, я спасала семью… Мой непутевый брат попал в беду: его обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений сыночку какой-то важной шишки. Дружки, участвовавшие в потасовке, вовремя сбежали, оставив Сережку разбираться самому. Да и товарищи пострадавшего мажора трусливо слились, не желая давать честные показания. Мы остались один на один со своим горем: я, пожилая мать – врач на пенсии и восемнадцатилетний Сережка, которому светила «пятёрка» строгача. Никогда в жизни я не чувствовала большего уныния, чем тогда… Смотрела в заплаканные глаза мамы, обивала пороги следственного комитета, ездила к отцу пострадавшего парня.
– Я засажу твоего оборванца на всю жизнь! – плевался слюной тот. – Митенька наш единственный сын и он… останется инвалидом, – надрывно добавлял папаша, с ненавистью взирая в мои растерянные глаза.
– Простите… – только и могла я вымолвить. Меня не слушали, гнали, оскорбляли… Угрожали божьим судом и скорой расправой. Я была в отчаянии – настоящем, черном и бездонным, как Байкал. А потом к подъезду моего дома подошли ОНИ – два человека, одетые просто и неприметно. С черными папками под мышками. Мужчины вежливо поздоровались, представились и попросили разрешения подняться в квартиру.
– Екатерина Алексеевна, мы настоятельно просим вас сотрудничать с нами, – голос первого – он представился Арсением – скрипел, как ржавое колесо. – Нужно будет добыть информацию об одном человеке. Его зову Абу-Таир Ибрагимов, ему двадцать восемь лет и он… – в подтверждение своих слов Арсений развернул передо мной удостоверение. Липовое, сейчас я понимаю это. «Управление внешней контрразведки» – успела я прочитать.
– Господи, нет! Я не буду ни за кем шпионить. Что, если этот Таир террорист? Я боюсь, у меня мама… И…
– Ваш брат получит административный штраф. Такая плата вас устроит? Вам всего-то нужно будет попасть в их шайку под видом девушки по вызову…
– Всего-то?! Вы с ума сошли? Я… Я… У меня и не было никого. Извините, Арсений и, как вас там… Пожалуй, я откажусь.
Они многозначительно переглянулись. Арсений громко хлопнул перед моим лицом папкой и добавил:
– В противном случае, Сергей Иванов получит максимальный срок. Вас отчислят из университета и не возьмут даже офисы мыть. Поверьте, СВР и это может сделать. Дело государственной важности, Екатерина, – цедил он, сведя меня зелено-желтыми, как у змеи глазами. (Служба Внешней Разведки, примечание автора).
Меня вынудили согласиться… Убеждали, что сотрудничество безопасно и конфиденциально. Дали денег… До сих пор чувствую омерзение при воспоминании о лежащей на столе пачке купюр. И радость, когда Сережку выпустили из СИЗО в тот же день… Арсений выполнил обещание, оставалось дело за мной…
– Рокси! – вздрагиваю, как задремавшая квочка. – Ты все раздала?
– Да. Ниночка, что случилось?
– Работа есть для тебя. Начальница сейчас забегала, рассказала. Она же еще агентством по подбору персонала владеет. В общем, одному крутому чуваку нужна няня с медицинским образованием. Хватит тебе уже уколы колоть, как считаешь?
– Я не против. А требования какие?
– Молодая, энергичная, медицинское образование обязательно. График работы нормированный. Идеальный вариант, как считаешь? А с Яриком твоя мама посидит. С такой зарплатой, что предлагает этот… Как его там, – Ниночка шуршит бумагами. – Данил Апраксин, твоей маме можно забить на репетиторство.
– Хм… «Что-то много сегодня Данилов встречается на моем пути», – произношу мысленно. Я ведь так и не окончила университет… Операция тогда затянулась надолго, меня отчислили. Маме удалось пристроить меня в медучилище на бюджет. – А среднее медобразование устроит?
– Конечно, оно и прописано в ТЗ.
– В чем?
– В техзадании. Короче, Корсун, ты соглашаешься? Что мне Семеновне сказать?
– Да, конечно. Давай адрес и телефон. Когда нужно приехать?
– Сегодня в шесть вечера.
Данил.
– Как… она? – слова застревают в горле, как осколки. Вздыхаю и медленно опускаюсь в кресло.
– Плохо, Данил Львович. Мы были вынуждены погрузить ее в искусственную кому, – бесцветно шелестит врач. Прижимает к груди папку и смотрит на неподвижную Марину, увешанную трубками. – Сами понимайте… ДВС-синдром, острая сердечно-сосудистая недостаточность, нарушение циркуляции крови и… Противный писк аппаратов словно поддакивает врачу.
– Не надо повторять, – вздыхаю, не глядя на врача. – Как рёбенок?
– Хорошо, – оживляется она. – Слабенькая девочка, но дышит сама. Уверена, совсем скоро сможете ее забрать домой.
– Как домой? Без матери?
– Да. Марина Николаевна может здесь надолго… застрять, – похоже ее слова так же, как и мои напоминают осколки. – Мы не можем держать здесь девочку вечно.
– Я понял. Спасибо вам.
Кажется, врача зовут Ольга Дмитриевна. Неважно… Она что-то бормочет и покидает палату. Тихонько клацает дверью, отрезая меня от реальности. Остаюсь наедине с писком аппаратов, вязкой тишиной и собственными демонами, поднявшими голову так не вовремя… И почему я об этом вспомнил? Сейчас, возле постели больной жены? Почему эта дрянь не покидает моих мыслей?
«Даня, я сделала аборт. Ребёнка не будет…», – шелестела бескровными губами Катя. Мяла ткань хлопкового сарафана и боялась смотреть в глаза. А мне так хотелось тогда что-то в них увидеть, чтобы понять, где я просчитался? Как мог так попасть? Я сумел все – перевоплотиться в Абу-Таира, стать им, научиться мыслить, как он, подружиться с Салимом – главарём банды боевиков, готовящей террористов-смертников. Все… А попался на юбку. И до последнего дня я думал, что ОНИ ошиблись. Катя – простая наивная девчонка, случайно попавшая в нашу компанию.
«– Екатерина Иванова – шпион, Данил. Информация верная. Если ты успел что-то ей рассказать, сворачивай удочки и вали из города, пока тебя не приказали убить».
«– Это неправда. Она… Она просто девчонка, которую приняли за шлюху. Слуга Салима привез ее вместо… – я захлебывался словами и чувствовал горечь чудовищного разочарования».
«Твою мать, она пасет тебя! Ты знаешь, на кого она работает? Ее завербовали, чтобы следить за тобой. Она сливает о тебе все, Данил. Она работает на… боевиков».
«Как? Не понимаю? Против своей страны?»
«Она и сама не знает, что против. Очевидно, девчонку напугали или пригрозили. Бросай все и возвращайся. Операция приостановлена».
Операция приостановлена… Провалена, одним словом. Я два года жил в Чечне, пытаясь вжиться в роль Абу-Таира, и провалил операцию из-за нее.
«– Ребёнка не будет, Даня».
«– Ты всегда называла меня Таир… А ты кто? Мне просто интересно знать – за что ты так со мной?»
«– Тебе не понять. Просто… отпусти».
«Вали, сучка. Тебя никто не держит. Я никогда тебя не прощу…»
Не прощу… И не прощаю ведь. И всегда вспоминаю, желая себя добить. В самые тяжелые моменты жизни, когда мне чертовски больно или плохо, я вспоминаю о Кате. О своем роковом провале и окончании карьеры. Меня оставили в живых из-за… Не знаю из-за чего – просто так сложились звезды. Позволили уехать, сменить фамилию и стать гражданским добропорядочным парнем с хорошим послужным списком и репутацией. Если бы она не сделала аборт, сколько сейчас было моему сыну? Или дочери? Пожалуй, четыре года. Почти пять… Если, конечно, она и тогда не лгала.
Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, слушая писк аппаратов. Потягиваюсь, чувствуя, как затекли мышцы, налились сталью от усталости и недосыпа. Поднимаюсь с места и бреду в детское отделение – я хочу посмотреть на мою девочку. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки от досады – вот зачем мы с Мариной пошли на этот прием? Врач запретил ей выходить в свет, но она убедила меня прийти на губернаторский вечер в честь открытия нового перинатального центра. Танцевала, ела соленое, сладкое, пила газировку. Мы даже до дома не успели доехать… Из нее словно вырвался пузырь с кровью… Ее окровавленное платье и бледное как мел лицо до сих пор стоят перед глазами. Ступаю по темному коридору и толкаю дверь палаты реанимации.
– Стойте, сюда нельзя! – вспархивает с места дежурная врачиха детского отделения – маленькая рыжеволосая пигалица. – Вы кто? Без халата…
– Здесь моя дочь? – выдавливаю хрипло, тыча дрожащим пальцем на закрытые пластиковые боксы.
– Наденьте халат, – смягчается она. – Фамилия?
– Апраксина.
– Вот она. Состояние удовлетворительное. Кушает сама. Я ее хочу завтра выписать. Малышке нужен домашний уход и усиленное питание. Никакой необходимости нет держать ее здесь. Мы сделали полное обследование – девочка здорова.
– Как?
Признаться честно, я оказываюсь неготовым принять реальность. Марина лежит там – беспомощная и больная, а дочку собираются выписать…
– Вот так. Ищите няню и готовьте малышке комнату. Вы успели что-то купить для нее? – виновато пряча глаза, произносит врач. – Кроватку, коляску, подгузники…
– Нет. Моя жена считала преждевременные покупки дурной приметой.
– Ее утверждение не сработало! – почти взвизгивает она, как будто радуясь своей остроумной реплике. – Ох, извините… Тогда я готовлю выписку?
– Да, – разглядывая кроху, бездумно отвечаю я. Мать давно умерла, а мама Марины живет очень далеко… Ума не приложу, кто мне поможет выбрать все необходимое для ребенка. И где искать няню? Дочь смотрит на меня карими, чуть раскосыми глазами-бусинками, а я чувствую, как стремительно расширяется сердце – раздувается, как воздушный шар, заполняясь безграничной любовью. Моя куколка. Апраксина – я намеренно взял фамилию бабки, хотя СВР настаивали выбрать другую. Моя крошка, доченька…
– Имя придумали? – вырывает меня из задумчивости голос врача.
– Нет. Мы с женой так и не пришли к пониманию в этом вопросе, – отвечаю хрипло. – Вы мне не поможете? Я недавно в городе, не знаю никаких приличных агентств по подбору персонала.
– Конечно, конечно. Мы с уверенностью рекомендуем пациентам агентство «Родные люди». Директора зовут Дарья Семеновна. Она вам обязательно поможет найти лучшую няню для вашей девочки.