Боль постепенно отступает, и думать о ней сейчас нет смысла. Мне есть о чем подумать.
О жизни, о бережном отношении к своему времени, мыслям, чувствам.
О безусловной любви к себе, полном принятии изменившейся внешности, об оптимизме и о преодолении страха.
О том, как перестать бояться. Как стоять у пропасти, но вместо страха чувствовать, как растут крылья за спиной.
О шрамах, заметных только тому, кто обращает на них внимание, и о внутреннем состоянии, видном каждому.
О мудрости не обидеться на весь мир, не брать на себя вину за то, что доступно только Богу, и быть благодарной за все, что даровано нам самой жизнью.
О счастье быть здесь, дышать, ходить и радоваться этому миру, воплощая свои отложенные когда-то желания.
Ну и о том, как исполнять свои мечты, не замечая препятствий. Ведь главное препятствие – это ты сам.
Я многое сделала, чтобы разрушающие эмоции перестали заполнять мою душу, уступив место удовольствию и счастью смотреть собственным страхам и неизвестности в глаза.
Неужели для этого мне нужно было заболеть раком?
ххх
Рак непредсказуем. Именно поэтому вокруг него столько мифов и страхов. Вот тебе диагностировали первую стадию, прооперировали, пролечили, и ты живешь полноценно, даже активнее, чем прежде. Но ты не можешь быть уверен, что это навсегда. Не знаешь, когда рак случится снова и каким способом он начнет тебя разрушать. Поэтому после диагноза тебя все время преследует страх. Страх возврата к пройденному, страх метастазов, страх, что в этот раз не помогут и надежды не будет, страх боли. Наверно, одним словом это можно назвать страхом смерти, вдруг ставшей такой осязаемой и реальной. Но есть и другое, пугающее в этом диагнозе. Страшно остаться один на один с болезнью. Лишиться семьи, друзей и работы. Страшно лишиться работы, потому что кому нужен больной сотрудник?
Я ухитрилась пройти все этапы: первую стадию, когда, казалось, нечего бояться, но все равно было безумно страшно. Рецидив через четыре года и новый рецидив с метастазами в кости через два. Успела слечь на два месяца со спазмами и болями в позвоночнике, да такими, что врачи не верили, что я встану. Но я хожу, продолжаю лечиться и надеюсь на долгую ремиссию.
Эта книга – дневники, заметки и исследования, которые я писала на протяжении этих лет. Мой путь от первого испуга и всепоглощающего страха до спокойного, разумного покоя и глубокой веры, в котором я сейчас нахожусь. Это путь прорабатывания страхов, истерик и жалости к себе. Путь любви. Мой путь длиною в восемь лет.
Бог во мне. Все идет так, как должно быть. Все будет хорошо.
Эти слова мантрой звучат в моей голове, пока тело сводят непонятные спазмы. Обезболивающие помогают, но уколов хватает ненадолго, приходилось повторять пару раз в день. Промедол с кетаролом и реланиум.
– Она вряд ли встанет, – тихо говорят врачи моим родным. – Позвоночник сильно разрушен метастазами. Можно облучить, чтобы снять боль, но это паллиативная помощь, лучи ее не вылечат и не поднимут.
Мне же они ничего не говорят, осматривают, спрашивают о самочувствии и перспектив не открывают. Но я чувствую, врачам совсем не нравится то, что они видят на снимках.
Муж и дочь более оптимистичны, хоть это им и нелегко дается. Они хотят сделать для меня все возможное и очень надеются.
– Давайте облучать. Она встанет.
После этого Женя, моя дочь, идет в палату и бодро мне заявляет:
– Врачи сказали, что облучение поможет. Так что не расслабляйся, скоро будешь как новенькая.
– Но им же явно не нравятся мои снимки. И что, так и говорят, я встану?
– Мама, встанешь. Так и говорят.
Вот я и не сомневаюсь. Я почему-то с самого начала была уверена, что все это не навсегда, эти боли следует перетерпеть, а потом будет трудный, но приятный период реабилитации.
Родные это знают и всячески меня поддерживают.
А я просто обязана оправдать ожидания дочки, мужа и огромного количества подруг: меня навещают по нескольку раз на дню, приносят домашнюю еду, пишут письма, заказывают молебны, передают приветы и поддерживают материально. Иногда я плачу, но не от боли или отчаяния. Нет! Я плачу от осознания, что за меня искренне переживает столько людей из разных городов, я нужна и востребована и, даже будучи прикованной к постели, я не одинока. И благодарю Бога, мироздание и что-то высшее за все, что происходит со мной в последнее время.
Меня зовут Татьяна. Этим именем меня назвали в честь бабушки, которую я никогда не видела, но, по рассказам, она была самым добрым и безотказным человеком на свете. Всю жизнь спасала людей: во время войны, работая в госпитале, после войны, будучи единственной акушеркой в подмосковном поселке. К ней шли рано утром, днем и стучались ночью.
Наверное, во мне играют ее гены или имя обязывает, но я периодически стремлюсь к какой-то волонтерской работе, мучаюсь, если не могу помочь, и всегда бросаюсь спасать любого утопающего.
Наверное, еще и профессия накладывает отпечаток. Я преподаю английский язык, и наносить непоправимую пользу – мое неистребимое призвание, даже против воли попавшего под горячую учительскую руку.
Преподаю уже 25 лет. К 44 годам, когда все, собственно, и началось, я учила школьников, студентов, дошколят и взрослых. Попробовала себя в университете и в детском центре, пока, наконец, не остановилась на частном обучении, поняв, что это и есть моя настоящая любовь.
Здесь, не привязанная ни к каким программам, я могу делать все, что хочу, лишь бы результат радовал учеников. Можно пробовать новое, добавлять методики, изменять учебники, смотреть фильмы и читать сайты. В общем, преподавание неожиданно стало настоящим творческим процессом.
А я без него не могу. Без творчества я теряю интерес ко всему, становлюсь ленивой и апатичной.
Еще я обожаю учиться. Правда, если бы это услышали мои школьные учителя, они бы только засмеялись, посчитав это шуткой.
Но так оно и есть. Я ненавидела учебу в школе, но начиная с институтских времен это стало своего рода хобби. Именно поэтому у меня два высших образования, два иностранных языка, много разных курсов и кембриджский сертификат по преподаванию английского.
Учеба спасала меня в самых трудных жизненных ситуациях, в невообразимо кризисные периоды.
Оплакивая дедушку, это было огромным потрясением для меня, я подала документы на второе высшее образование. Языковое.
Поняв, что муж мне изменяет, я пошла на восточные танцы и достигла там такого умения, что меня пригласили преподавать подросткам. И я отрывалась, обучая их, ставя танцы, помогая девочкам раскрепоститься, стать смелее и обрести женственность.
Как только можно было активно шевелить рукой, после самой первой операции, я, чтобы научиться контролировать себя и свой страх, записалась на курс фридайвинга и окончила его, проплыв 70 метров под водой на задержке дыхания. Правда, в открытой воде мне так и не пришлось поплавать, но это другая история.
И, наконец, после рецидива рака я решила, что еще рано прощаться с жизнью, и получила кембриджский сертификат по преподаванию языка, потратив на него кучу нервов, времени и денег. Но оно того стоило.
Так странно, но, написав все это, я вдруг отчетливо поняла, что всю жизнь училась, меняла места работы и увлечения, чтобы отвлечься, сбежать от трудной ситуации. Не прожить ее, не проработать досконально, чтобы отнестись к ней осознанно, а сбежать, спрятать голову в песок, сделать вид, что ее и не было.
И это было большой ошибкой. В результате нервы мои частенько не выдерживали, я скандалила, кричала на дочку Женю, самого дорогого для меня человека. После испытывала вину, старалась как-то сгладить ситуацию, попросить прощения, но с горечью понимала, что только порчу наши отношения как раз тогда, когда нужно было держаться вместе.
Но поделать с этим ничего не могла, только молила Бога, чтобы однажды все разрешилось само собой.
Теперь, по прошествии времени, я знаю, единственное, что мне нужно было сделать сразу, это развестись с мужем, как только стало известно о его изменах. Я же предпочла как обычно спрятать голову и уйти в себя, сосредоточившись на своей и Женькиной жизни. Боялась остаться одна.
Не то чтобы я совсем молчала, нет, иногда ввязывалась в ссору, осыпала его упреками и поражала своей уверенностью и доказательствами, что у него есть кто-то еще.
Муж делал круглые глаза, удивленно спрашивал, что со мной сегодня такое и с какой ноги я встала.
Затем прерывал разговор, утверждая, что мне все привиделось и если у меня что-то с воображением на нервной почве, то он тут совсем ни при чем.
Это повторялось часто, я и сама начала думать, что все мои подозрения – плод разыгравшейся фантазии. Ничего точно я подтвердить не могу, а значит, нечего об этом и говорить.
Стало ли мне от этого легче? Ни на йоту.
Я истерила, срывалась и замыкалась в себе все больше и больше.
Но в обычной жизни, вне дома, никто об этом даже не догадывался. Мои друзья и знакомые любили и любят меня за жизнерадостность, легкость и веселое отношение к самым запутанным вещам.
Я и правда умею видеть смешное и сохранять оптимизм в любой жизненной ситуации, но почему-то эти навыки совершенно не распространялись на тогдашнюю семейную жизнь.
Например, друзья до сих пор вспоминают, как я ухитрилась остаться веселой и не испугаться, находясь в турецкой тюрьме. Правда, это было недолго и не в камере, так как обвиняли не меня, но удерживали в стенах тюремного здания почти сутки, не позволяя выходить даже за едой.
Вместо того чтобы бить себя в грудь и требовать соблюдения собственных прав и свобод, что в этих странах бесполезно, я подружилась со всеми полицейскими, которые там находились, включая даже высокие чины, и потом долго поддерживала с ними приятельские отношения.
– Как! И ты не возмутилась? Они не имели права задерживать не гражданку Турции без причины! Ты должна была подать в суд!
Друзья не понимали, почему я так весело рассказываю о таком неприятном инциденте. А я искренне недоумевала, почему это приключение я должна воспринимать как трагедию и судиться с людьми, с которыми у меня в результате установились прекрасные отношения.
И так во всем, кроме отношений в семье.