Утром Ира проснулась от звонка, тихой возни и переговоров в коридоре.
– К тебе Анюта пришла, – сообщила мама излишне бодро. – Раздевается.
Ира повернула будильник, взглянула на стрелки. Полдвенадцатого! Нормальное время, если учесть, что заснула она не раньше двух часов ночи.
– Ты заболела? – уточнила Аня, встревоженная видом Ирины в постели.
– Просто ленюсь. – Ира отбросила спутанные длинные волосы за плечи. В последнее время они ее стали раздражать, и она все чаще подумывала о короткой стрижке.
– Нет, что-то не так. – Аня подозрительно прищурила глаза.
Обмануть Малышеву, подругу детства, было практически невозможно. Ира и не пыталась.
– Илья письмо прислал. – Она потянулась к тумбочке, подала Ане конверт: – На, прочти.
– Доверяешь?
– Выбора нет. Ты же все равно не отстанешь, пока все не выяснишь. А я пока умоюсь и приведу себя в божеский вид.
– А это возможно?
– В жизни нет ничего невозможного. Если очень захотеть, можно в космос полететь.
– Ну-ну.
Ира поднялась, натянула халат, влезла в тапочки и пошла в ванную. Зеркало подсказало ей, почему Аня так упорно сомневалась. Да! Ну и вид!
– Красиво зубы заговаривает! – констатировала Аня, прочитав послание Ильи от корки до корки. – Сессия у него на носу, извини за молчание, а на Везувий нашел время съездить, и во-о-ще…
– Ну, это ты зря. – Ира стянула волосы в хвост заколкой. – Я бы тоже нашла время на такую поездку.
– Я – зря?! – прямо-таки взвилась Анька. – Блаженная ты, Ирка, какая-то! А ты спросила себя: откуда у этой Саби такая душевная чуткость выискалась, что она вся обрыдалась ему в рубашку?
– Полночи спрашивала, – призналась Ира. – И решила, что, если он так откровенно пишет об этом, значит, она ничего для него не значит.
– А ты значишь? Если он… Ой, прости! – Аня бросилась к Ире и умоляюще заглянула ей в глаза. – Дурочка я, Ир! Ну, дурочка и есть!
– Чего там… – Ира махнула рукой, в которой был конверт. – Я – блаженная, ты – дурочка, прямо парочка убогих подружек, по которым богадельня плачет. Но знаешь, Малышева, ты в целом права, – расстроенно призналась она. – Что-то у нас с Ильей изменилось, и я никак не могу понять: что? Вчера перечитала его письма, кажется, все как прежде: «Ириш, целую, жду ответа», и все равно что-то не так.
– Ну, дела… – Пухленькие губы скептически поджались. Аня задумчиво помолчала, но, видно, эта волнующая тема не давала ей покоя. – Ир, а вы с Ильей о чувствах когда-нибудь говорили?
– Было пару раз – абстрактно.
– Как это абстрактно?
– Ну, когда об искусстве речь заходила. О Родене, к примеру, – пояснила Ира, заметив недоумение на Анином круглом личике. – В него была влюблена талантливая молодая скульпторша Камилла Клодель. Она посвятила ему более десяти лет жизни, вдохновляла его, помогала во всем. С ней Роден создал свои лучшие работы, добился славы, но так и не смог понять, какой щедрый подарок сделала ему судьба. Он боготворил только искусство.
– А что было потом? – проявила живейший интерес к рассказу Аня.
– Потом они расстались, он женился на другой женщине, от которой у него был сын и перед которой у него были обязательства, а Камилла сошла с ума и много-много лет провела в сумасшедшем доме. – Ира печально улыбнулась. – Представляешь, Роден уже умер, а она разговаривала с ним, как с живым. До последнего своего вздоха то упрекала, то умоляла вернуться к ней.
– Ужас какой-то. Что это за любовь такая… жестокая?
– Вот и я Илье так сказала, а он ответил, что иногда любовь убивает сильнее ненависти.
Ира присела к столу, подвинула лист белой бумаги, всегда лежащий наготове, принялась водить карандашом. Мгновенно увлеклась. На листе стали появляться знакомые черты.
Аня присмотрелась к рисунку: Илья!..
– Странно все это как-то, – сказала она, подперев голову рукой. – Вас вокруг считали идеальной парой, а вы о любви ни разу не говорили. И даже когда он улетал в Италию, ни намека, ни полсловечка? – выспрашивала она.
Ира укоризненно оглянулась на подругу.
– Ань, мы с Ильей знакомы всего ничего…
– Ну и что, – перебила Аня, выпрямилась и наивно заметила: – Мне вот Ваня меньше чем через месяц в любви признался. Сказал, что он в меня с первого взгляда влюбился, только не сразу понял это, на Светкину модельную внешность польстился.
Аня не относилась к числу писаных красавиц, как говорится, от правды никуда не денешься. Ей не нравилась щербинка между передними зубами, круглое простоватое лицо с неизменным здоровым румянцем. Но больше всего подруга страдала из-за того, что слишком легко набирала вес. Только взглянет на пирожное и уже чувствует, что поправляется. Из-за этого Аня совершенно отказалась от мучного и любимого шоколада. А в последнее время, когда она еще и диетами увлеклась, Ваня не на шутку заволновался и предупредил, что, если она станет бледной и худой, он ее сразу же разлюбит.
– Любовь – она ведь у всех разная, – сказала Ира, чуть-чуть завидуя простоте отношений близких друзей. – Вы вон уже и пожениться решили, вся школа ждет не дождется этого события.
– И поженимся, дай только время, – с невозмутимой уверенностью заявила Аня и, взглянув неодобрительно на изображение Ильи, спросила:
– Что собираешься ему ответить?
– А что я могу ответить? – Ира грустно улыбнулась, вспомнив вчерашний разговор с мамой. – Пожелаю веселых праздников.
– Правильно! – горячо поддержала Аня. – Мы здесь и без него отлично отпразднуем, у меня соберемся, а он пусть катится в свои Альпы.
– Едет, – поправила Ира.
– Ну едет, какая разница!
Дверь осторожно приоткрылась.
– Девочки, – позвала мама, – идите завтракать. Я блинчики твои любимые испекла, Ирочка, с джемом и творогом.
Дверь так же осторожно прикрылась.
– Видишь, как мамочка переживает?
– Вижу. – Аня озабоченно покачала головой. – Идем, что ли, блинчики есть?
– Ты же на диете, – напомнила Ира, поднимаясь.
– Только не сегодня!
Поздно вечером раздался телефонный звонок.
– Ириш, это я, – сказал Илья. – Слушай, у меня всего трехминутная карточка, так что не перебивай. Я послал тебе на днях письмо с однокурсником, но потом понял, что это как-то неправильно, что я тебе в письме… – сбивчиво объяснял он, – как трус какой-то…
– Я вчера его получила.
– Черт! Шустрый парень Айвар! Ну раз так, значит, ты уже знаешь, о чем речь. Не придется объяснять…
– Да, не придется.
– Ириш, ты мне прямо скажи: как ты к этому относишься? – У Иры упало сердце… – Ириш!
– Я здесь. – Ира собрала все свои силы в кулак.
Она должна справиться с этим.
Она сможет справиться с этим.
Она не даст Илье ни малейшего повода заподозрить, как это письмо ее расстроило.
– Положительно отношусь.
– Точно? Ты согласна? – переспросил Илья с сомнением и надеждой.
– Разве можно упускать такой счастливый случай. Альпы, солнце, лыжи!
– Ириш! Ты – человек! Ты просто не знаешь… – Илья зашелся от восторга. – У меня просто глыба каменная с души свалилась!.. Ты правда не обиделась?
Что можно ответить на такой наивный вопрос?
– Правда!
– Но я тебе голову на отсечение даю, каникулы я в Москве, с тобой!
– А как же! – поддакнула Ира.
– Ириш, может быть, ты хочешь что-нибудь особенное под елку? Ты скажи, я пришлю.
«Тебя! – беззвучно кричала Ира. – Упакуй себя в цветную оберточную бумагу, перевяжи бантиком и пришли!»
– Ир, ты что молчишь? Время кончается, – напомнил Илья нетерпеливо.
– Придумать ничего не могу.
– Тогда я сам, хорошо?
– Да, так будет лучше. Выбери сам… Илья?!
– Да?
– Ты там поаккуратнее на склонах, и от лавин подальше держись, – предупредила она.
Илья беспечно рассмеялся:
– Не волн… – Связь оборвалась на полуслове.
«Вот и все!» – подумала Ира. Эта фраза болью отозвалась в сердце, но именно она лучше всего отражала Ирины чувства, разрушая последние надежды на счастливый Новый год. Вот уже второй Новый год подряд у нее все идет кувырком, словно кто-то сглазил ее и ее любимый праздник.
Ира не стала возвращаться в гостиную, где до этого вместе с родителями смотрела телевизор. Ей не хотелось ни с кем говорить, никого видеть. Она закрылась в своей комнате, разделась, легла в кровать, а когда папа заглянул к ней, притворилась, что спит. Ира была уверена, что ей предстоит бессонная ночь, но, видно, она так устала душою за эти дни, что случилось чудо: ее веки налились свинцом, и вскоре она уже брела по дорожкам царства Морфея.