Так держать! - читать онлайн

Глава 1

До автобусной остановки я добираюсь сам.

Перед уходом из приюта с моими документами всегда куча возни. В течение лета нам даже нельзя прогуляться до магазина «Теско» без сопровождающего и разрешения от королевы, но осенью я просто выписываюсь и ухожу.

– Он учится в особой школе, – поясняет одна секретарша другой, когда я стою на выходе; они сидят в боксе из органического стекла, а я просовываю документы в оконце. – В школе для злостных правонарушителей, – шепотом добавляет она.

Вторая женщина даже не осмеливается поднять взгляд.

И так каждый сентябрь, хотя еще ни в одном приюте я не был дважды.

В первый раз Маг лично привез меня в школу – тогда мне было одиннадцать. На следующий год он сказал, что я прекрасно доберусь до Уотфорда сам.

– Саймон, ты одолел дракона. Уверен, ты выдержишь пешую прогулку и пересадку на автобусах.

Я вовсе не собирался убивать того дракона. Не думаю, чтобы он навредил мне. Иногда я еще вижу его во сне: огонь поглощает дракона изнутри, словно горящая сигарета, пожирающая клочок бумаги.

Я добираюсь до остановки и, пока жду первый автобус, съедаю мятный батончик «Аэро». Потом пересаживаюсь на другой автобус, а после – на поезд.

Устраиваюсь в вагоне, кладу сумку на колени, а ноги – на противоположное сиденье и пытаюсь вздремнуть. Однако мне в затылок пялится мужчина, сидящий в нескольких рядах от меня. Буквально чувствую, как его взгляд скользит по моей шее.

Возможно, какой-нибудь извращенец. Или полицейский.

А может, охотник за костями, которому известна цена за мою голову…

– Это охотник за головами, – сказал я Пенелопе, когда впервые столкнулся с таким в бою.

– Нет, охотник за костями, – ответила она. – За костями и зубами, ведь если он тебя поймает, то именно их оставит себе на память.

Перехожу в другой вагон. Спать больше не хочется. Чем ближе к Уотфорду, тем больше я начинаю волноваться. Каждый год у меня одно и то же желание: выпрыгнуть из поезда и преодолеть оставшийся путь с помощью заклинаний, даже если потом впаду в кому.

Я мог бы наложить на поезд заклинание ускорения, но в большинстве случаев оно имеет непредсказуемые последствия, а мои первые, в начале учебного года, попытки применить магию всегда небезопасны.

Мне стоило бы тренироваться летом на легких, проверенных заклинаниях и без свидетелей. Например, включить ночник. Или превратить яблоки в апельсины.

– Попробуй заклинания на пуговицах и шнурках, – предложила мисс Поссибелф. – Что-нибудь простенькое.

– У меня всего одна пуговица, – ответил я и покраснел, когда учительница опустила взгляд на мои джинсы.

– Тогда используй магию для выполнения домашних дел. Помыть посуду. Почистить серебро.

Я не стал говорить мисс Поссибелф, что летом я ем с пластиковых тарелок, причем пластиковыми столовыми приборами: вилками и ложками – и никогда ножами.

И еще я не стал этим летом практиковаться в магии.

Это скучно. И бессмысленно. А результатов все равно нет. Практика не прибавляет мне умений, только выводит из себя…

Никто не знает, почему магия ведет себя так. Почему внутри меня она взрывается, как бомба, а не течет треклятым потоком, или как там происходит у других.

– Не знаю, – ответила Пенелопа, когда я спросил ее, какие ощущения в ней вызывает магия. – Внутри меня словно колодец. Такой глубокий, что я даже не могу вообразить, где у него дно. Но вместо того чтобы черпать силу ведрами, я просто вызываю ее на поверхность. И вот магия уже под рукой – столько, сколько мне нужно, полностью под моим контролем.

Пенелопа всегда все держит под контролем. К тому же она очень сильная волшебница.

А вот Агата нет. По крайней мере, не настолько. Она не любит говорить про свою магию.

Но как-то на Рождество я допоздна мучил ее, пока она совсем не устала и не утратила бдительность. Тогда Агата сказала, что творить заклинание для нее все равно что напрячь мускул и не разжимать его.

– Как croisé devant[1], – сказала она, – понимаешь?

Я мотнул головой.

Агата лежала перед камином на коврике из волчьей шкуры, свернувшись, как миленький котенок.

– Это из балета, – пояснила она. – Я будто замираю в одной позиции, пока хватает сил.

Баз говорил, что вызвать магию для него словно зажечь спичку. Или спустить курок.

Конечно, он совсем не собирался рассказывать мне такие подробности. На пятом курсе мы сражались в лесу с химерой. Она загнала нас в угол, а Базу не хватало сил, чтобы справиться с ней в одиночку. Даже самому Магу не хватит сил, чтобы справиться в одиночку с химерой.

– Давай же, Сноу! – прикрикнул на меня Баз. – Сделай это! Выпусти, черт побери, свою магию на волю! Сейчас!

– Не могу, – выдавил я. – Все не так просто.

– Как раз очень просто, черт возьми!

– Я же не могу взять и включить ее.

– Попробуй!

– Проклятье, не могу!

В это время я размахивал мечом – в свои пятнадцать я отлично обращался с мечом, – но химера не имела телесной оболочки. Вот что значит мое вечное невезение. Как только начинаешь таскать с собой меч, все враги тут же обращаются в туман и осеннюю паутинку.

– Закрой глаза и зажги спичку, – посоветовал Баз, когда мы оба спрятались за валуном.

Сам он произносил заклинания одно за другим, почти нараспев.

– Что?

– Так всегда говорила мне мама. Зажги внутри себя спичку, спрятанную в твоем сердце, затем раздуй ее.

У База все завязано на огне. Даже не верится, что он еще не испепелил меня. Или не сжег у позорного столба.

Когда мы были третьекурсниками, он обожал запугивать меня похоронами викингов.

– Ты знаешь, Сноу, что это? Горящий погребальный костер, дрейфующий в море. Мы можем устроить тебе такой в Блэкпуле, чтобы туда пришли все твои дурацкие друзья-нормалы.

– Отвали! – отвечал я, пытаясь игнорировать его слова.

У меня никогда не было друзей из нормалов – ни дурацких, ни еще каких. В нормальном мире все по возможности сторонятся меня.

Пенелопа говорит, что они чуют мою силу и инстинктивно меня избегают. Как собаки, которые не смотрят в глаза хозяину. Не то чтобы я был чьим-то хозяином – я вовсе не это имел в виду.

С волшебниками все обстоит иначе. Им нравится аромат магии, и мне нужно очень постараться, чтобы вызвать к себе неприязнь.

Исключение составляет Баз. У него иммунитет. Возможно, после семи лет проживания в одной комнате со мной, из четверти в четверть, у него выработалась сопротивляемость моей магии.

В ту ночь, когда мы схватились с химерой, Баз кричал на меня до тех пор, пока я не взорвался.

Очнулись мы оба несколько часов спустя в выжженной яме. Камень, за которым мы прятались, обратился в пыль, а химера испарилась. А может, просто исчезла.

Баз переживал, что я спалил ему брови, но, на мой взгляд, выглядел он идеально – волосинка к волосинке.

Иначе и быть не может.

Глава 2

Летом я предпочитаю не думать об Уотфорде. Будучи одиннадцатилетним мальчишкой, я провел все каникулы после первого курса в мыслях о школе. Обо всех, с кем познакомился там – с Пенелопой, Агатой, Магом. О башнях замка и территории вокруг него. О чаепитии. Пудингах. Магии. О том, что я и есть сама магия.

До посинения думал я об Уотфордской школе магии, фантазировал о ней, пока она не стала казаться мне не более чем вымыслом. Еще одной фантазией, призванной как-то занять мое время.

Точно так же я раньше мечтал о том, что когда-нибудь стану футболистом или что мои родители, мои настоящие родители, вернутся за мной…

Что мой отец окажется футболистом. А мать – шикарной моделью. Они объяснят, что оставили меня, потому что были слишком молоды для родительских обязанностей и потому что карьера отца шла в гору.

– Но, Саймон, все это время мы тосковали по тебе, – сказали бы они. – Мы искали тебя.

А потом они забрали бы меня к себе в особняк.

Особняк футболиста… Пансион Магии…

При свете дня они оба кажутся мне не более чем вздором. Особенно когда я просыпаюсь в комнате с семерыми другими подкидышами.

В то лето я до тошноты вбивал воспоминания об Уотфорде себе в голову, пока осенью не получил билет на автобус и свои документы вместе с запиской от самого Мага…

Значит, все было взаправду!

А на следующее лето, окончив второй учебный год в Уотфорде, я запретил себе думать о магии. На несколько месяцев. Запрятал все мысли в дальний ящик. Не скучал по магии, не мечтал о ней.

Для себя я решил: пускай в сентябре меня ждет большой сюрприз в виде мира магов, если, конечно, это произойдет. Так и случилось! И пока все неизменно.

Маг как-то сказал, что когда-нибудь позволит мне провести лето в Уотфорде. А может, даже в его компании – на каникулах.

Но потом он заявил, что мне будет полезнее проводить несколько месяцев в году среди нормалов. Чтобы не утратить языковые навыки и сохранить трезвость ума. «Саймон, – сказал он, – пусть трудности заострят твой клинок».

Я думал, что Маг действительно имел в виду клинок, Меч Магов. Потом же понял, что он говорил обо мне.

Я и есть клинок. Меч Мага. Однако я не уверен, что проведенные в детских домах каникулы способны сделать меня «острее»… Скорее голоднее. Поэтому мне больше всего на свете хочется попасть в Уотфорд.

Баз и его родня – все древние, богатые семейства – не верят, что кто-то, подобно им, может постичь суть магии. По их мнению, лишь они достойны обладать силой.

Но никто не любит магию так, как я.

Другие волшебники – мои одноклассники или их родители – не понимают, что значит жить без магии.

А я понимаю.

И сделаю что угодно, чтобы по приезде магия была со мной.

Я серьезно пытаюсь не думать об Уотфорде, когда нахожусь за пределами школы, но этим летом ничего не вышло.

После прошлогодних событий я думал, что Магу нет дела до таких пустяков, как окончание четверти. Разве можно прерывать войну, чтобы отправить детей по домам на летние каникулы?

К тому же я больше не ребенок. По закону я мог оставить детский дом в шестнадцать лет. Снял бы себе где-нибудь квартиру. Может, в Лондоне. Средств бы хватило. У меня припасена огромная спортивная сумка с золотом лепреконов, которое исчезает, лишь если его передать другому волшебнику.

Однако, как и прежде, Маг отправил меня в новый интернат. Спустя столько лет он по-прежнему носится со мной, как курица с яйцом. Думает, что в скорлупе я буду в безопасности. И Тоскливиус не вызовет меня, когда только захочет, что он, собственно, и сделал со мной и Пенелопой в конце прошлой четверти.

– Он может вызвать тебя? – требовательно спросила Пенни, когда мы вырвались из его лап. – С помощью водоема? Саймон, это невозможно. Такого раньше не случалось.

– Я обязательно передам ему твои слова, – проговорил я, – когда он в следующий раз призовет меня, как какую-нибудь жалкую демоническую белку!

Когда Тоскливиус выдернул меня, Пенелопа случайно коснулась моей руки и перенеслась вместе со мной. А спаслись мы только благодаря ее острому уму.

– Саймон, – сказала Пенелопа в тот день, когда мы возвращались на поезде в Уотфорд. – Это очень серьезно.

– Зигфрид и чертов Рой, Пенни! Я знаю, что это серьезно. Теперь у Тоскливиуса будто есть мой номер телефона. Которого даже у меня нет. И где он его раздобыл?

– Почему мы до сих пор так мало знаем о нем? – разозлилась Пенелопа. – Он такой…

– Коварный, – договорил я. – Тоскливиус Коварный и все в этом духе.

– Саймон, прекрати подшучивать. Я серьезно!

– Знаю, Пенни.

В Уотфорде Маг выслушал нас и убедился, что мы не пострадали, а потом отпустил. Просто… отправил на каникулы.

Абсурд, да и только.

Конечно же, я провел все лето в мыслях об Уотфорде. Обо всем, что произошло и могло произойти, как и о том, что стояло на кону… Я словно томился на медленном огне.

Но при этом я не позволял себе предаваться фантазиям обо всем хорошем, что связано с Уотфордом. Ведь именно это и сводит тебя с ума, когда ты тоскуешь.

Я веду список всего, по чему скучаю, но разрешаю себе заглянуть в него, только когда до Уотфорда остается час пути. Затем просматриваю пункт за пунктом. Словно постепенно погружаюсь в холодную воду. Полагаю, противоположное этому – погрузиться во что-нибудь приятное, чтобы избежать потрясения.

Я начал вести список – список всего хорошего, – когда мне было одиннадцать, так что, наверное, пора вычеркнуть некоторые пункты. Но это сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

До школы остается час, так что я обращаюсь мыслями к своему списку и прижимаюсь лбом к стеклу.

Больше всего вдали от Уотфорда я скучаю по следующему:

№ 1 – Лепешки с вишней

До Уотфорда я никогда не пробовал лепешек с вишней. Только с изюмом, а еще чаще – без всего, и неизменно покупные и слишком подогретые в духовке.

В Уотфорде, если только пожелаешь, можешь получить на завтрак свежеиспеченную лепешку с вишней. А потом днем к чаю. После уроков мы пьем чай в столовой, до начала кружков, футбола и домашних заданий.

Я всегда пью чай вместе с Пенелопой и Агатой, но я единственный из нашей троицы, кто ест лепешки.

– Саймон, через два часа ужин, – спустя все эти годы не перестает цокать в мою сторону Агата.

Как-то Пенелопа взялась посчитать, сколько лепешек я съел с начала учебы в Уотфорде, но заскучала, не успев решить эту задачу.

Если я вижу эти лепешки, то просто не могу пройти мимо. Они мягкие, воздушные, слегка солоноватые. Иногда они даже снятся мне.

№ 2 – Пенелопа

Раньше под этим номером шел ростбиф. Но несколько лет назад я решил, что про еду хватит одного пункта. Иначе список превратится в песню о еде из мюзикла «Оливер!», а в желудке у меня уже жалобно урчит.

Наверное, Агату следовало поставить выше Пенелопы: все-таки Агата моя девушка. Но Пенни первой появилась в списке. Она предложила мне стать друзьями на самой первой учебной неделе, во время урока по волшебным словам.

Когда мы впервые встретились с Пенелопой, я не знал, что и думать об этой пухленькой девочке со смуглой кожей и ярко-рыжими волосами. Она носила очки с заостренными уголками, будто собралась на бал-маскарад в костюме ведьмочки, а на правой руке у нее было кольцо с гигантским фиолетовым камнем. Пенелопа пыталась помочь мне с заданием, а я, кажется, просто пялился на нее.

– Я знаю, что ты Саймон Сноу, – проговорила она. – Мама сказала, что ты будешь здесь учиться. Она говорит, ты очень сильный, возможно, сильнее меня. Кстати, я – Пенелопа Банс.

– Я не знал, что кого-то вроде тебя могут звать Пенелопа, – сморозил я.

В тот год я говорил одни лишь глупости.

Девочка сморщила носик:

– И какое же должно быть имя у «кого-то вроде меня»?

– Не знаю. – Я и правда не знал. Похожие на нее девчонки носили имена вроде Саанви или Адити и определенно не были рыжими. – Саанви?

– Кого-то вроде меня могут звать как угодно, – сказала Пенелопа.

– А… – протянул я. – Прости.

– И она может делать со своими волосами что угодно. – Пенелопа вернулась к заданию, взмахнув своим рыжим хвостом. – Невежливо так пялиться, даже на своих друзей.

– А мы друзья?

Такого я совсем не ожидал.

– Я помогаю тебе с заданием, разве не так?

Так и было. Пенелопа только что помогла мне уменьшить футбольный мяч до размера стеклянного шарика.

– Я думал, ты помогаешь мне, потому что я глупый.

– Не глупее других. Я помогаю тебе, потому что ты мне нравишься.

Как выяснилось, она ненароком окрасила волосы в такой цвет, практикуясь с новым заклинанием. Весь первый год она проходила рыжей, а на следующий перекрасилась в синий.

Мама Пенелопы индианка, а отец англичанин. На самом деле они оба англичане: ее индийская родня обитает в Лондоне уже несколько веков. Позже Пенелопа поведала мне, что ее родители наказали ей держаться от меня подальше.

– Мама сказала, никто толком не знает, откуда ты родом. И ты можешь быть опасен.

– И почему ты не послушала ее?

– Саймон, потому что никто толком не знает, откуда ты! И ты можешь быть опасен!

– У тебя никудышный инстинкт самосохранения.

– Просто мне стало тебя жаль. Ты держал свою палочку задом наперед.

Летом я очень скучаю по Пенни, даже когда запрещаю себе это. Маг говорит, что на время каникул никому не разрешается мне писать или звонить, но Пенни все равно находит способы отправить сообщение. Как-то раз она вселилась в магазине в старичка, который постоянно забывал дома свою вставную челюсть, – она общалась со мной прямо через него. Я, конечно, был рад услышать Пенелопу, но тогда я слишком переволновался и поэтому попросил ее больше так не делать, если только речь не идет о жизни и смерти.

№ 3 – Футбольное поле

Сейчас я не так часто играю в футбол. У меня не настолько хорошо получается, чтобы играть за школьную команду, к тому же меня постоянно впутывают в чьи-нибудь коварные планы и трагедии или же я выполняю поручения Мага. Лучше не доверять мне удар по воротам, когда меня в любой момент может призвать чертов Тоскливиус.

Иногда я все же играю. Поле просто идеальное: не трава, а чудо. И это единственное ровное место на всей территории школы. Я могу приютиться в тени деревьев и понаблюдать за матчем…

Баз играет за нашу школу. Кто бы сомневался. Гаденыш он этакий.

На поле он такой же, как и в жизни. Сильный. Ловкий. Безжалостный.

№ 4 – Моя школьная форма

Этот пункт я добавил в одиннадцать лет. Все довольно просто – когда я получил форму, то впервые в жизни надел вещи своего размера. К тому же раньше я никогда не носил блейзеров и галстуков. Я вдруг почувствовал себя высоким и классным. Но тут в комнату вошел Баз – он был выше меня и круче, чем кто-либо.

Учеба в Уотфорде длится восемь лет. На первом и втором курсе студенты носят полосатые блейзеры – два оттенка фиолетового и два зеленого – с темно-серыми брюками, зеленым джемпером и красным галстуком.

На улице ты обязан носить канотье вплоть до шестого курса – на самом деле это такое испытание. Оно проверяет, насколько ты справляешься с заклинанием «Ни с места!» и можешь ли удержать шляпу на голове. Моя шляпа всегда зачаровывала Пенни. Сделай я это сам, то ненароком мог очутиться внутри собственного головного убора.

Осенью, по возвращении в школу, меня всегда ждет новенькая форма. Она будет лежать на моей кровати – чистая, отутюженная и идеально подогнанная по размеру, несмотря на то, насколько я изменился или вырос.

Старшекурсники – как я – носят зеленые блейзеры с белой оторочкой. Плюс красный джемпер по желанию. Плащ тоже не обязателен, я его никогда не носил, слишком уж он девчачий, а вот Пенни он нравится. Она говорит, что выглядит как Стиви Никс[2].

Мне нравится школьная форма. Нравится знать, в чем я буду ходить каждый день. Ведь не понятно, что я надену в следующем году, когда закончу Уотфорд…

Возможно, вступлю в ряды Помощников Мага. У них своя униформа – смесь наряда Робин Гуда с агентом МИ6. Правда, Маг говорит, что это не мой путь.

Вот как он разговаривает со мной:

– Саймон, это не твой путь. У тебя иная судьба.

Маг бы хотел, чтобы я ото всех отгородился. Отдельное обучение, особые предметы… Вряд ли он пустил бы меня в Уотфордскую школу, не будь он там директором – и не считай он это место самым безопасным.

Спроси я Мага, что я стану носить после Уотфорда, он, наверное, нарядил бы меня в костюм супергероя…

Конечно, я никого про такое не спрашиваю. Мне восемнадцать, я могу сам выбрать себе одежду.

Или попросить помощи у Пенни.

№ 5 – Моя комната

Правильнее сказать «наша комната», но я вовсе не скучаю по совместному проживанию с Базом.

Распределение по комнатам происходит в Уотфорде на первом курсе и больше не меняется. Не нужно каждый год упаковывать вещи или снимать постеры со стен.

Каково это – жить по соседству с тем, кто с одиннадцати лет жаждет убить тебя… Ну и чушь.

Может, Горнило испытывало угрызения совести (не в буквальном смысле, вряд ли Горнило способно на чувства) из-за того, что свело нас с Базом, и поэтому нам досталась самая лучшая комната в Уотфорде.

Мы живем в Доме Лицедеев, на окраине школьной территории. Это каменное здание в четыре с половиной этажа, а наша комната находится на самом верху и представляет собой что-то вроде орудийной башни с видом на крепостной ров. Башня не годится ни для чего, кроме спальни, но она просторнее, чем комнаты других студентов. Раньше здесь жил персонал, так что у нас есть свой санузел.

На самом деле не так уж плохо пользоваться одной ванной комнатой с Базом. Да, он проводит там все утро, но он хотя бы чистоплотный. А еще боится, что я возьму его средства, поэтому ничего там не оставляет. Пенелопа говорит, что у нас в ванной пахнет кедром и бергамотом – определенно этот аромат оставляет Баз, а не я.

Я бы с удовольствием рассказал, как Пенни умудряется проникать в нашу комнату, ведь девушкам запрещено ходить к парням, и наоборот, но я до сих пор этого не знаю. Возможно, дело в ее кольце. Как-то раз она открыла им пещеру, так что все возможно.

№ 6 – Маг

Мага я включил в список тоже в одиннадцать лет. И множество раз собирался его вычеркнуть.

Например, на шестом курсе, когда он почти все время меня игнорировал. Стоило мне заговорить с ним, как он отвечал, что занят делами чрезвычайной важности.

Иногда Маг говорит мне это и до сих пор. Я все понимаю. Он же директор. Даже больше – он глава Ковена, так что технически руководит всем миром магов. Конечно, Маг мне не отец. Он мне никто…

Но почему-то он мне ближе всех и вся.

Именно Маг первым явился ко мне в нормальный мир и объяснил (по крайней мере, попытался), кто я такой. Он все еще присматривает за мной, даже когда я этого не замечаю. А если все же находит время поговорить со мной, это придает мне уверенности, как ничто другое. Когда он рядом, я намного лучше сражаюсь. Быстрее соображаю. В такие моменты я словно проникаюсь всем, что он повторяет мне: я самый могущественный волшебник за всю историю мира магов.

И что моя сила несет в себе добро – или так будет. Что в один прекрасный день я разберусь с внутренними противоречиями и буду решать проблемы, а не создавать их.

Также Маг единственный, кому разрешено выходить со мной на связь даже летом.

И он никогда не забывает про мой день рождения – в июне.

№ 7 – Магия

Не обязательно моя собственная магия. Она всегда со мной, и, честно говоря, это меня не слишком успокаивает.

Находясь вдали от Уотфорда, я скучаю по магии вокруг себя. По будничной, естественной магии. По заклинаниям, произносимым в коридорах и на уроках. А в столовой кто-нибудь передает тарелку с сосисками, и та плывет над столом, будто подвешенная на веревочках.

Мир магов на самом деле вовсе не мир. У нас нет городов. Или районов. Волшебники всегда жили среди обычных людей. Мама Пенелопы говорит, это безопаснее: так мы не улетим слишком далеко от прочего мира.

По ее словам, именно это произошло с феями. Их утомило общение с остальными, они веками бродили в лесах да так и не нашли обратного пути.

Уотфорд – единственное место, где волшебники живут вместе, не будучи связанными родственными узами. Они организуют магические клубы и вечеринки, ежегодные собрания и все такое прочее. Но только в Уотфорде мы все время находимся вместе. Поэтому за последние несколько лет все словно обезумели и разбились по парочкам. Пенни говорит, что если не встретишь своего будущего супруга в Уотфорде, то можешь навсегда остаться без пары – или же в возрасте тридцати двух лет в одиночку колесить по Магической Британии.

Не понимаю, чего Пенни переживает: с четвертого курса она встречается с парнем из Америки. (Он приезжал в Уотфорд по обмену.) Мика играет в бейсбол, а еще лицо у него настолько симметричное, что на него можно приманить демона. Когда Пенни дома, они общаются по видеочату, а на учебе он пишет ей практически каждый день.

– Да, – отвечает она, – но он же американец! Они совершенно иначе относятся к браку. Он может бросить меня ради смазливой нормалки, которую встретит в Йеле. Мама ворчит, что это будет конец нашей магии – она иссякнет из-за необдуманных браков с американцами.

Пенни цитирует маму так же часто, как я цитирую саму Пенни.

Они обе слишком сильно переживают. Мика надежный парень. Он женится на Пенелопе, а потом захочет увезти ее к себе домой. Вот о чем нам всем следует беспокоиться.

В любом случае…

Магия. За пределами Уотфорда я скучаю по магии.

Когда я остаюсь один, магия кажется мне чем-то сугубо личным. Моей ношей или тайной.

В Уотфорде же магия словно воздух, которым мы дышим. Благодаря ей я становлюсь частью чего-то большего, не выделяясь среди других.

№ 8 – Эб и козы

Пастушке Эб я начал помогать на втором курсе. Какое-то время общение с козами было моим любимым занятием. Баз не упускал возможности подшутить надо мной. Эб – милейший человек во всем Уотфорде. Она моложе других учителей, и к тому же странно, что настолько могущественная волшебница решила посвятить жизнь козам.

– И при чем тут могущество? – говорит Эб. – Не все высокие люди обязаны играть в трэшкенбол.

– В смысле, баскетбол?

Живя в Уотфорде, Эб немного оторвана от реальности.

– Да какая разница. Я не солдат. Не понимаю, почему я должна посвятить жизнь сражениям только потому, что способна нанести удар.

Маг говорит, что солдаты все, в ком есть хоть унция магии. Поэтому, по его словам, нужно опасаться магов старой закалки: ведь раньше они использовали магию, чтобы от души повеселиться, вытворяли все, что им вздумается, обращались с магией, как с игрушкой, считали обладание силой само собой разумеющимся, вместо того чтобы защищать ее.

Чтобы пасти коз, Эб не держит собаку. Ей помогает посох. Я видел, как Эб взмахом руки развернула целое стадо. Немногому она научила и меня – как одну за другой вернуть коз домой, как дать им понять, что они ушли слишком далеко. Как-то весной она даже позволила мне помогать при родах…

Сейчас, к сожалению, мне не хватает времени на общение с Эб.

Но она и козочки останутся в моем списке того, по чему я скучаю. Чтобы я на секунду остановился и вспомнил о них.

№ 9 – Туманный Лес

Давно пора убрать его из списка. К черту Туманный Лес.

№ 10 – Агата

Может, Агату тоже стоит исключить из моего списка.

Я уже приближаюсь к Уотфорду. Через несколько минут подъеду к станции. Кто-нибудь наверняка пришел встретить меня…

Раньше я оставлял мысли об Агате напоследок. Не думал о ней все лето, дожидаясь, когда Уотфорд окажется совсем близко, и только потом позволял себе вспомнить о ней. Это помогало не размышлять все лето о том, что она слишком хороша для меня.

Но теперь… Не знаю, может, Агата действительно слишком для меня хороша.

В прошлой четверти, незадолго до того, как мы с Пенни угодили в ловушку Тоскливиуса, я видел Агату и База в Туманном Лесу. Мне еще раньше показалось, будто между ними что-то есть, но я не верил, что она способна пересечь черту и предать меня.

После того как я застукал Агату с Базом, я так и не смог поговорить с ней – сперва похищение, потом побег… слишком много всего произошло. А летом я не поговорил с ней, потому что мне нельзя ни с кем общаться. Сейчас же не знаю… Не знаю, кем для меня стала Агата.

Я даже не уверен, что скучал по ней.

Глава 3

На станции меня никто не встречает, по крайней мере из знакомых, – я вижу лишь угрюмого таксиста с картонной табличкой, где написано «Сноу».

– Это я, – говорю я.

Он с сомнением смотрит на меня. Без школьной формы я не очень-то похож на щеголеватого студента. Волосы слишком короткие – я бреюсь налысо каждый год в конце четверти, кроссовки у меня дешевые, а вид недостаточно скучающий – взгляд так и бегает по сторонам.

– Это я, – слегка грубовато повторяю я. – Документы показать?

Мужчина вздыхает и опускает табличку:

– Приятель, если ты хочешь, чтобы я выбросил тебя у черта на куличках, я не против.

Забираюсь на заднее сиденье и ставлю сумку рядом с собой. Водитель заводит мотор и включает радио. Я закрываю глаза. Даже в нормальные дни меня укачивает в машине, а сегодня и день-то не особо хороший – я весь на нервах, а в желудке у меня лишь шоколадный батончик и чипсы с сыром и луком.

Но я почти приехал.

В последний раз я осенью возвращаюсь в Уотфорд. Конечно, я еще приеду туда, но не будет того ощущения, словно я еду домой.

По радио играет «Свеча на ветру»[3], и водитель подпевает.

«Свеча на ветру» – опасное заклинание. Ребята из школы говорят, что использовать его стоит в целях тренировки выносливости. Но сделаешь ударение не на тот слог – и разгорится пожар, который не сможешь потушить. Настоящий пожар. Я никогда не пытался применить это заклинание, даже если очень хотелось: с двусмысленностями я не в ладах.

Машина подпрыгивает на выбоине, меня бросает вперед, и я хватаюсь за сиденье.

– Пристегнись, – резко говорит мне водитель.

Я так и делаю, попутно глядя в окно. Городскую черту мы пересекли. Нервно сглатываю и расправляю плечи. Водитель снова поет, теперь громче:

– Я никогда не знаю, к кому пойти…

Уж очень он увлекся пением. Ему самому не помешало бы пристегнуться.

Мы подпрыгиваем еще на одной рытвине, и я почти бьюсь головой о потолок. Выезжаем на проселочную дорогу. Обычно в Уотфорд мы едем по другому пути.

Я смотрю в зеркало, на водителя. Что-то с ним не то – темно-зеленая кожа, а губы алые, как свежее мясо.

Теперь я внимательней разглядываю того, кто сидит передо мной. Обычный таксист. С кривыми зубами, перекошенным носом. Подпевает Элтону Джону.

Перевожу взгляд на зеркало: зеленая кожа, красные губы. Смазливое лицо, как у поп-звезды. Гоблин!

Даже не хочу знать, что он замышляет. Заношу руку над бедром и шепчу магическую формулу для призыва Меча Магов. Оружие это невидимое, а появится оно, если произнести магические слова.

Гоблин слышит, как я шепчу заклинание, и наши взгляды встречаются в зеркале. С мерзкой ухмылкой он засовывает руку под куртку.

Не сомневаюсь: будь здесь Баз, он перечислил бы все заклинания, которые я мог бы применить в этот момент. Возможно, идеально подошло бы что-нибудь на французском. Но как только в моей руке материализуется меч, я стискиваю зубы и с размаху срубаю голову гоблину вместе с подголовником сиденья. Вуаля!

Несколько секунд машина едет вперед, потом руль уходит в сторону. Слава магии, в машине нет перегородки – я отстегиваюсь и перепрыгиваю через сиденье (и обезглавленное тело гоблина), чтобы перехватить руль. Педаль газа, видимо, по-прежнему зажата: съехав с дороги, мы набираем скорость.

Пытаюсь выровнять машину. На самом деле я не умею водить – дергаю руль влево, и такси ударяется крылом о деревянный забор. В лицо мне выстреливает подушка безопасности, и я отлетаю назад. Машина все же врезается во что-то, возможно в тот самый забор. Не думал, что умру подобным образом…

Но не успеваю я найти способ спастись, как такси останавливается. Валюсь на пол, ударившись головой об окно и сиденье. Когда позже я рассказываю обо всем Пенни, то пропускаю момент, где отстегнул ремень безопасности.

Я вытягиваю руки над головой и хватаюсь за ручку. Дверца открывается, и я вываливаюсь из такси в траву. Мотор все еще работает. Со стоном поднимаюсь на ноги, потом, просунув руку в водительское окно, выключаю двигатель.

Внутри царит хаос. Подушка безопасности залита кровью. Как и тело гоблина. И я сам заодно.

Распахиваю пиджак гоблина, но нахожу лишь пачку жвачки и нож для резки ковролина. Непохоже, что это дело рук Тоскливиуса – в воздухе нет ни единого признака его присутствия. На всякий случай делаю глубокий вдох.

Возможно, это очередная попытка мести. Гоблины точат на меня зуб с тех самых пор, как я помог Ковену выселить их из Эссекса. Они поедали пьяных посетителей клубов прямо в уборных, и Маг забеспокоился, что может быть утерян местный диалект. Наверное, гоблин, которому удастся меня ликвидировать, автоматически станет их королем.

Но этому короны не видать. Мой клинок застрял в сиденье рядом с телом, я вытаскиваю меч и снова прячу у себя на бедре. Потом вспоминаю о сумке, достаю ее, вытирая кровь о серые тренировочные штаны, открываю и вынимаю оттуда волшебную палочку. Я не могу оставить здесь такой беспорядок, к тому же вряд ли я найду ценные улики.

Заношу палочку над машиной, и магия моментально начинает щекотать мне кожу.

– Пожалуйста, приди мне на помощь, – шепчу я. – «Долой проклятое пятно!»

Я видел, как Пенелопа применяет это заклинание, чтобы избавиться от чего-нибудь противного. Сейчас же мои штаны становятся лишь немного чище. Но и это уже прогресс.

В ладони скапливается магическая энергия – столь мощная, что дрожат пальцы.

– Давай же, – говорю я, указывая в сторону беспорядка. – «Исчезни!»

С палочки, как и с моих пальцев, сыплются искры.

– Черт подери, ну давай же… – Я трясу ладонью, потом вновь выпрямляю указательный палец. Замечаю в траве возле своих ног голову гоблина – зеленого цвета, какой она и должна быть. Все гоблины – смазливые дьяволята. (В основном все дьяволята обладают весьма хорошей физической формой.)

– Полагаю, ты слопал таксиста, – говорю я, пинком подкатив голову поближе к такси.

Мою руку нестерпимо жжет.

– «Высоко в воздух!» – кричу я.

От земли поднимается горячий поток, устремляясь в мои пальцы. Машина исчезает. Как и голова, забор, дорога…

Час спустя, весь потный, перепачканный запекшейся кровью гоблина и пудрой от подушки безопасности, наконец вижу перед собой школьные здания. Исчез лишь небольшой участок проселочной дороги, и мне пришлось вернуться на шоссе и уже по нему дойти сюда.

Нормалы считают, что Уотфорд – это суперэлитная частная школа. Наверное, так оно и есть. Вся территория окутана волшебным флером. Как-то Эб сказала мне, что школу постоянно зачаровывают все новыми и новыми заклинаниями. Так что у нее не один уровень защиты. У нормала от такой магии заслезятся глаза.

Я подхожу к высоким железным воротам – наверху большими буквами написано «УОТФОРДСКАЯ ШКОЛА» – и кладу ладони на прутья, давая им почувствовать мою магию.

Раньше большего и не требовалось. Ворота распахивались для любого волшебника. На перекладине даже есть надпись: «Магия отделяет нас от мира, так пускай ничто не отделяет нас друг от друга».

– Отличная, конечно, мысль, – сказал Маг, обращаясь к Ковену с требованием более жестких мер защиты, – но не будем заимствовать систему безопасности у ворот, которым шестьсот лет. Вряд ли приходящие в мой дом люди будут беспрекословно следовать советам, которые вышиты крестиком на диванных подушках.

Как-то я присутствовал на собрании Ковена вместе с Пенелопой и Агатой. На этом настоял Маг: он хотел продемонстрировать всем, чтó стоит на кону. «Дети! За ними будущее нашего мира!» За всеми обсуждениями я не следил. Вместо этого я гадал, где на самом деле живет Маг и пригласит ли он меня в гости. Мне было сложно представить его в собственном доме, не говоря уже про диванные подушки. В Уотфорде у Мага есть свои апартаменты, но он может пропадать целыми неделями. Будучи помладше, я думал, что в такие периоды Маг живет в лесу, питается орехами и ягодами и спит в барсучьей норе.

С каждым годом система защиты ворот Уотфорда и внешней стены усиливалась.

Один из Помощников Мага – брат Пенелопы, Примал, – как раз сегодня дежурит возле входа. Наверняка его выводит из себя подобное поручение, ведь, скорее всего, остальные члены команды Мага сейчас наверху, в его кабинете, планируют следующую наступательную операцию, а Примал здесь, внизу, встречает первогодков. Он встает у меня на пути.

– Все в порядке, Прим?

– Кажется, этот вопрос должен задать я…

– Гоблин, – говорю я, глядя на свою окровавленную футболку.

Примал кивает и наводит на меня волшебную палочку, бормоча заклинание чистоты. По способностям он не уступает Пенни – накладывает заклинания почти без усилий.

Ненавижу, когда другие зачаровывают меня на чистоту: тогда я чувствую себя ребенком.

– Спасибо, – все же говорю я, пытаясь пройти мимо.

Примал преграждает мне дорогу рукой.

– Подожди минутку. – Он подносит палочку к моему лбу. – Особые меры. Маг говорит, что Тоскливиус разгуливает повсюду с твоим лицом.

Я вздрагиваю, но стараюсь не отпрянуть от палочки:

– Я считал, что это держится в тайне.

– Верно. Но в нее посвящены люди вроде меня, которые должны тебя защищать.

– Будь я Тоскливиусом, мы бы здесь с тобой не разговаривали.

– Может, Маг на это и рассчитывал. По крайней мере, мы бы точно знали, что пришел Тоскливиус. – Примал опускает палочку. – Все чисто. Проходи.

– Пенелопа здесь?

– Я за своей сестрой не слежу, – пожимает он плечами.

На секунду мне кажется, что он произносит эти слова выразительно, точно применяет магию, накладывает заклинание. Но вот он отворачивается и прислоняется к воротам.

На Большой Поляне никого нет. Должно быть, я вернулся чуть ли не первым. Перехожу на бег, просто потому, что могу, и разгоняю спрятавшихся в траве ласточек. Они с щебетом взмывают вверх, окружая меня со всех сторон, но я не останавливаюсь. Пересекаю Поляну, подъемный мост, добираюсь до следующей стены, миную вторые, третьи ворота.

Уотфорд стоит здесь примерно с 1500 года. Он возведен как город-крепость: за его стенами раскинулись поля и леса, а внутри находятся здания и дворы. На ночь мост поднимают, ничто не может проникнуть сквозь крепостной ров и внутренние ворота.

Я бегом поднимаюсь на верхний этаж Дома Лицедеев и врезаюсь в дверь своей комнаты. Призываю Меч Магов, прокалываю себе большой палец и прижимаю его к камню. Есть особое заклинание, чтобы после стольких месяцев отсутствия заново заявить свое право на комнату, но кровь действует быстрее и надежнее. К тому же База рядом нет, и он не учует ее запаха. Сунув палец в рот, я толкаю дверь и расплываюсь в улыбке.

Моя комната. Конечно, через несколько дней она снова станет «нашей», но сейчас она только моя. Я пересекаю помещение и распахиваю окно. Внутри свежий воздух кажется еще слаще. Открываю второе окно, не вынимая пальца изо рта, и смотрю, как на легком ветерке, в лучах солнца, кружатся пылинки. Наконец я падаю на свою кровать.

Матрас у меня старенький – набитый перьями и поддерживаемый заклинаниями, но я утопаю в нем. Мерлин! Мерлин, Моргана и Мафусаил! Как же здорово вернуться сюда. Вот что неизменно.

Впервые вернувшись в Уотфорд на втором курсе, я сразу же забрался в постель и разревелся, как ребенок. Когда пришел Баз, я все еще ревел.

– Неужели ты уже ноешь? – фыркнул он. – А я собирался сам довести тебя до слез.

Я закрываю глаза и делаю вдох такой глубокий, насколько позволяют легкие. Перья. Пыль. Лаванда. Вода крепостного рва.

А еще этот слегка едкий запах, который, если верить Базу, идет от мервульфов.

При Базе темы мервульфов лучше не касаться: иногда он высовывается из нашего окна и плюет в ров, просто чтобы позлить их.

Будь мой сосед здесь, то все бы затмил запах его дорогущего мыла… Я делаю глубокий вдох, пытаясь уловить кедровую нотку.

Возле двери что-то гремит. Я вскакиваю на ноги, хватаясь за бедро и снова призывая Меч Магов. Уже в третий раз за сегодняшний день. Может, и убирать его не стоит. Магическая формула призыва – единственное, что всегда получается у меня на ура. Правда, она не похожа на другие заклинания. Скорее на клятву: «Во имя правды. Во имя храбрости. Во имя защиты слабых. Перед лицом могущества. За магию, мудрость и добро».

Клинок может и не появиться.

Да, Меч Магов мой, но он никому не принадлежит. Он покажется только в том случае, если доверяет тебе.

В моей ладони материализуется эфес, и я подношу клинок к плечу, когда в дверях появляется Пенелопа.

Я тут же опускаю меч.

– Нечестно, что ты такое вытворяешь, – говорю я.

Она пожимает плечами и плюхается на кровать База.

На моем лице расползается улыбка.

– Нечестно, что ты можешь проникнуть сквозь парадный вход.

Пенелопа снова пожимает плечами и кладет под голову подушку База.

– Если Баз узнает, что ты садилась на его кровать, – говорю я, – то убьет тебя.

– Пусть попробует.

Я чуть поворачиваю запястье, и меч исчезает.

– Выглядишь жутко, – говорит Пенелопа.

– По пути сюда наткнулся на гоблина.

– Почему бы им просто не выбрать следующего короля голосованием?

Она говорит непринужденным тоном, но я знаю, что в этот момент Пенелопа оценивает, все ли со мной в порядке. Когда она видела меня в последний раз, я был весь в лохмотьях и держался на ногах только благодаря заклинаниям. Когда же я в последний раз видел Пенни, все кругом рушилось…

Мы вырвались из лап Тоскливиуса, помчались в Уотфорд и появились в Белой Часовне посреди церемонии окончания учебного года – бедняжка Элспет как раз принимала грамоту за восемь лет идеальной посещаемости. У меня все еще шла кровь (сочилась из пор, и никто не знал почему), Пенни плакала. Родные Пенелопы тоже были там, как и семьи других учеников, и ее мать принялась кричать на Мага: «Посмотри на них – это твоя вина!» А потом между ними вырос Примал и закричал в ответ. Наверное, люди решили, что Тоскливиус преследует нас с Пенни, и, вооружившись палочками, выбежали из Часовни. Все это напоминало привычную для меня катастрофу, без которой не обходится окончание ни одного курса, только умноженную на сто. Правда, на этот раз катастрофа обернулась концом света.

Мама Пенелопы воспользовалась заклинанием, чтобы перенести из Часовни всю свою семью, даже Примала. Возможно, лишь до машины, но даже это было очень эффектно.

С тех пор я еще не общался с Пенни.

Мне хочется обхватить подругу и проверить, все ли косточки у нее на месте. Но Пенни не жалует подобные сцены, в то время как ее мать их просто обожает.

– Саймон, не здоровайся со мной, – как-то сказала мне Пенелопа. – Ведь тогда придется прощаться, а я терпеть не могу прощаний.

Моя форма лежит в изножье кровати, и я не спеша убираю ее. Новые серые брюки. Новый галстук в зеленую и фиолетовую полоску…

За моей спиной громко вздыхает Пенелопа. Я возвращаюсь к кровати и плюхаюсь на матрас, глядя на подругу и стараясь не улыбаться как дурак.

Лицо Пенни перекосилось от недовольства.

– Что же тебя так разозлило?

– Трикси! – фыркает она.

Трикси – ее соседка по комнате. Пенни говорит, что не задумываясь поменяла бы Трикси на десяток злобных, коварных вампиров.

– Что она натворила?

– Вернулась.

– А ты другого ожидала?

Пенни удобнее устраивается на подушке База:

– Каждый год она приезжает еще более чокнутой, чем раньше. Она превращает свои волосы в пушистый одуванчик, а потом ревет, когда те сдувает ветром.

– Скажу в защиту Трикси, – хихикнув, говорю я, – что, вообще-то, она наполовину пикси. А в большинстве своем пикси слегка чокнутые.

– Можно подумать, она этого про себя не знает. Вот только пользуется своим происхождением. Я не смогу прожить вместе с ней еще один год. Превращу в одуванчик ее голову, а потом сдую.

Стараясь сохранить невозмутимость, я сдерживаю смех. Великие змеи, как же здорово вновь увидеть Пенни!

– Это твой последний год, – говорю я. – Ты справишься.

Взгляд Пенни становится серьезным.

– Наш последний год, – уточняет она. – Угадай, что будешь делать следующим летом…

– Что?

– Проводить время со мной.

Я выпускаю улыбку на волю:

– Будем охотиться на Тоскливиуса?

– К черту Тоскливиуса!

Мы оба смеемся, а я строю гримасу, ведь Тоскливиус выглядит совершенно как я, только одиннадцатилетний. Если бы Пенни не видела его вместе со мной, я бы решил, что мне все причудилось.

Я дрожу. Пенни это замечает:

– Ты слишком исхудал.

– Просто спортивный костюм так сидит.

– Тогда переоденься.

Сама Пенни уже облачилась в форму: серую плиссированную юбку и красный джемпер.

– Идем, – говорит подруга, – время пить чай.

Я снова улыбаюсь и спрыгиваю с постели, прихватив джинсы и фиолетовую толстовку с надписью «Уотфордский лакросс». В этой команде играет Агата.

По пути в ванную мне нужно пройти мимо кровати База. Пенни вдруг берет меня за руку.

– Здорово снова увидеть тебя, – шепотом говорит подруга.

Я улыбаюсь. Опять. Из-за Пенни у меня уже скулы сводит.

– Не устраивай сцен, – шепчу я в ответ.

Глава 4

Он слишком худой. Слишком.

А еще какой-то… потрепанный.

После нескольких месяцев на уотфордских ростбифах Саймон всегда выглядит гораздо лучше. И йоркширского пудинга, чая, щедро сдобренного молоком, жирных сосисок, и сэндвичей, и лепешек с маслом. У Саймона широкие плечи и крупный нос, а когда он худеет, то кожа слишком сильно обтягивает скулы.

Я привыкла видеть его таким худым – каждую осень одно и то же. Но в этот раз все совсем запущено.

Кожа у Саймона потрескалась, глаза красные, веки опухли. Руки тоже красные, но когда он сжимает кулаки, то белеют костяшки.

Даже улыбка у Саймона ужасная. Слишком широкая и алая для его лица.

Я не в силах посмотреть ему в глаза. Когда Саймон приближается, я ловлю его за руку и облегченно выдыхаю, поскольку он не останавливается. Иначе я бы его не отпустила. Схватила бы в охапку, прижала к себе и заклинанием перенесла нас как можно дальше от Уотфорда. Мы бы вернулись, когда все закончится. А Маг, Питчи, Тоскливиус и все, кто пожелает, пусть воюют и дальше.

Мы с Саймоном нашли бы себе квартиру в Анкоридже. Или Касабланке. Или Праге.

Я бы читала и писала. Он бы спал и ел. И мы оба дожили бы до девятнадцати. Возможно, даже до двадцати.

Я бы так и сделала. Забрала его. Вот только я верю, что он единственный способен здесь что-то изменить.

Если бы я украла Саймона ради его безопасности…

Вряд ли бы мы тогда вернулись в мир магов – его бы просто-напросто не стало.

Глава 5

Встоловой мы практически одни.

Пенелопа сидит на столе, поставив ноги на стул. Она обожает делать вид, что ей все безразлично.

В другом конце столовой пьют чай с родителями младшие ученики, с первого и второго курсов. Я замечаю, как они бросают на меня взгляды – и дети, и взрослые. Через несколько недель малыши привыкнут к моему присутствию, а вот у родителей это единственный шанс посмотреть на меня.

Большинство магов знают, кто я такой. Большинство из них знали о моем появлении, еще пока я сам обо всем этом ничего не знал. Есть пророчество, даже несколько: придет супермогущественный волшебник и все уладит.

Величайший Маг. Избранный. Сила всех сил.

До сих пор странно осознавать, что этим парнем должен стать я. Но и отрицать этого я не могу. Никто, кроме меня, не владеет подобной силой. Я не всегда могу ее контролировать или направлять в нужное русло, но она есть.

Когда я объявился в Уотфорде, люди уже, скорее всего, забыли о древних пророчествах. Или же гадали, не проворонили ли они появление Величайшего Мага. Может, он явился, а его никто не заметил.

Но вряд ли кто мог представить себе, что Избранный придет из нормального мира – из посредственности.

У нормалов никогда не рождались волшебники.

Но со мной наверняка случилось именно это, поскольку маги не бросают своих отпрысков. Пенни говорит, что магических приютов попросту не существует. Магия слишком ценная штука.

Ничего этого Маг не сказал, когда пришел забрать меня. Я не догадывался, что я первый нормал, обладающий магией, и самый могущественный волшебник, которого видел свет. А еще что множество волшебников – в особенности врагов Мага – считали меня просто выдумкой, своего рода политической уловкой. Одиннадцатилетним «трояном» в мешковатых джинсах и с бритой головой.

Когда я впервые объявился в Уотфорде, некоторые Старинные Семьи пожелали, чтобы я по очереди нанес всем визит, познакомился с самыми влиятельными лицами, и они бы при личной встрече составили свое мнение обо мне. Так сказать, проверили резину на колесах. Но Маг этого не позволил. Он говорит, что большинство волшебников настолько погрязли в мелких интригах и борьбе за власть, что упускают из виду общую картину. «Саймон, – сказал он, – я не хочу, чтобы ты стал пешкой в чужой игре».

Сейчас я благодарен за то, что он так защищал меня. Конечно, здорово узнать других волшебников и почувствовать себя частью общины, но у меня здесь появились свои друзья – мы подружились в самом юном возрасте, когда никого из них не волновало мое Великое Предназначение.

Из-за своего звездного статуса я так или иначе обзавожусь друзьями в Уотфорде. Ни для кого не секрет, что рядом со мной все взрывается и искрится. Правда, пока ни один человек не пострадал – уже прогресс.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, я помогаю Пенелопе с чаем.

Хотя мы посещаем элитный пансионат – с собственной часовней и крепостным рвом, в Уотфорде нет избалованных студентов. Мы сами прибираемся, а после четвертого курса и стираем. Нам разрешено использовать магию для повседневных нужд, но я обычно к ней не прибегаю. Повариха Притчард и ее помощники готовят еду, а остальные по очереди дежурят в столовой. На выходных – самообслуживание.

Пенелопа приносит нам тарелку бутербродов с сыром и целую гору теплых лепешек, а я стремительно поглощаю полпачки масла. Кладу на лепешки большие куски масла, так что сверху оно тает, а внутри остается холодным. Пенни смотрит на меня с некоторым отвращением, но в то же время ясно, что она соскучилась.

– Расскажи, как провела лето, – говорю я по ходу дела.

– Хорошо. Серьезно.

– Да? – Из моего рта вылетают крошки.

– Мы с папой ездили в Чикаго. Он проводил исследования в лаборатории, а я и Мика помогали. – Она немного расслабляется, когда речь заходит про ее парня. – Мика потрясающе говорит по-испански. Он научил меня стольким новым заклинаниям – если я подучу язык, то смогу накладывать чары не хуже носителя.

– Как у него дела?

Пенелопа краснеет и откусывает сэндвич, не торопясь с ответом. Мы не виделись всего несколько месяцев, но она выглядит иначе. Более взрослой.

В Уотфорде девочкам не обязательно носить юбки, но Пенелопа и Агата их обожают. Пенни носит плиссированные до колен, обычно с высокими гольфами в ромбы с расцветкой школы. А туфли у нее черные и с пряжками, как у Алисы в Стране чудес.

Пенни всегда кажется младше своего возраста – вся такая пухленькая, круглолицая, с полноватыми ногами и ямочками на коленях. В форме она выглядит совсем девчонкой.

И все же… за лето она изменилась. Теперь она больше похожа на женщину в одежде маленькой девочки.

– У Мики все хорошо, – наконец отвечает она, заводя свои темные волосы за уши. – Так много времени вместе мы еще не проводили.

– Значит, дрожь в коленках уже прошла?

– Нет, – смеется Пенни. – Все было… по-настоящему. Впервые.

Я не знаю, что сказать, поэтому слабо улыбаюсь.

– Эй, закрой рот! – говорит она; я так и делаю. – Что насчет тебя? – Пенни ждала с расспросами до последнего, но, видимо, больше не в силах сдерживаться. Оглянувшись по сторонам, она подается вперед. – Расскажешь, что произошло?

– А когда что-то произошло?

– Летом.

– Ничего не произошло, – пожимаю я плечами.

Она со вздохом откидывается назад:

– Саймон, я не виновата, что уехала в Америку. Я пыталась остаться.

– Да нет же, – отвечаю я. – Мне и правда нечего рассказывать. Ты уехала. Все остальные уехали. Я вернулся в приют. На этот раз в Ливерпуль.

– Хочешь сказать, Маг просто… отослал тебя подальше? После всего случившегося?

Пенелопа выглядит растерянной. И неудивительно. Я только вырвался из плена похитителя, а Маг сразу же отправил меня собирать вещи.

Я считал, что, стоит нам с Пенни рассказать Магу про случившееся, он немедленно бросится по следу Тоскливиуса.

Мы знали, где находится этот монстр, и наконец-то выяснили, как он выглядит!

Тоскливиус нападает на Уотфорд с тех самых пор, как я здесь появился. Посылает сюда темных существ. Скрывается от нас. Оставляет шлейф мертвых зон в магической атмосфере. И вот у нас появилась зацепка!

Мне хотелось найти его. И наказать. Раз и навсегда покончить с этой кутерьмой, сражаясь на стороне Мага.

Пенелопа кашляет. Наверное, я не только чувствую себя потерянным, но и выгляжу таковым.

– Ты говорил с Агатой?

– С Агатой?

Я кладу масло на очередную лепешку. Они уже остыли, и масло больше не тает. Пенни поднимает правую руку, в луче света сверкает огромный фиолетовый камень ее кольца.

– «Некоторые любят погорячее!»[4]

Пенелопа впустую расходует магию. Она постоянно делает это для меня. Масло плавится на дымящейся лепешке, и я перебрасываю ее с ладони на ладонь.

– Ты же знаешь, Агате не разрешено разговаривать со мной на летних каникулах.

– Я думала, может, на этот раз она найдет способ. Предпримет особые меры… попытается объясниться.

Не справившись со слишком горячей лепешкой, я бросаю ее на тарелку:

– Она бы не ослушалась Мага. Или родителей.

Пенни неотрывно смотрит на меня. Она тоже дружит с Агатой, но относится к ней строже, чем я. Мое дело не судить Агату, а быть ее парнем.

Пенни вздыхает и отворачивается, пиная стул:

– Значит, так? Ничего? Никакого прогресса? Просто еще одно лето? И что нам теперь делать?

Это в моих привычках все пинать: летом я пинал стены, а еще тех, кто косо смотрел на меня.

– Наверное, вернуться к учебе, – пожимаю я плечами.

Пенелопа не хочет возвращаться к себе в комнату. Говорит, что девушка Трикси тоже приехала пораньше, а эти две не знают никаких личных границ.

– Я тебе рассказывала, что летом Трикси проколола уши? Теперь с ее заостренных кончиков свисают огромные шумные колокольчики.

Иногда мне кажется, что жесткая критика Пенни в адрес Трикси граничит с видовым шовинизмом. Озвучиваю это подруге.

– Легко тебе говорить, – отвечает она, вновь вытянувшись на постели База. – Ты же не живешь с пикси.

– Зато я живу с вампиром! – возмущенно говорю я.

– Это не подтверждено.

– Хочешь сказать, что не считаешь База вампиром?

– Я знаю, что он вампир. Но все же это не подтверждено. Мы сами не видели, чтобы он пил кровь.

Я сижу на оконном карнизе, слегка подавшись вперед и нависнув над крепостным рвом, а рукой держусь за щеколду распахнутого настежь окна.

– Мы видели его с головы до ног в крови, – презрительно усмехаюсь я. – В Катакомбах мы нашли груды обескровленных крыс с отметинами от клыков… Я же говорил тебе, что, когда ему снятся кошмары, у него раздуваются щеки? Будто во рту появляются лишние зубы.

– Все улики косвенные. До сих пор не понимаю, зачем ты подкрадываешься к вампиру, которому снятся ужасы.

– Я с ним живу! Мне нужно всегда быть начеку.

Она закатывает глаза:

– В вашей комнате Баз ни за что не причинит тебе вреда.

В этом она права. Такого он сделать не может. Все спальни зачарованы на защиту от предательств – это так называемая Анафема соседа по комнате. Если Баз решит нанести мне физический вред в стенах комнаты, его исключат из школы. Отец Агаты, доктор Веллбилав, рассказывал, что такое случилось во времена его учебы. Какой-то студент ударил своего соседа по комнате, и невидимая сила выбросила его из окна прямо за школьные ворота. Больше они для него не открылись.

В младшем возрасте ты получаешь предупреждение: если попытаешься ударить или обидеть своего соседа на двух первых курсах, твои руки онемеют и похолодеют. Как-то на первом курсе я бросил в База книгу, и моя рука оттаяла только через три дня.

Баз никогда не нарушал Анафему. Даже когда мы были совсем мелкими.

– Кто знает, на что он способен во сне, – говорю я.

– Ты знаешь, – отвечает Пенни, – ты же следишь за ним.

– Я живу бок о бок с темным созданием, поэтому имею полное право вести себя как параноик!

– Я бы с радостью обменяла свою пикси на твоего вампира, в любой день недели. Нет такой анафемы, которая бы запретила ей доводить меня до белого каления.

Мы с Пенни снова идем в столовую за ужином: запеченным картофелем, сосисками и хрустящими булочками, – потом приносим все в мою комнату. Когда рядом Баз, мы не можем с Пенни вот так вместе посидеть. Он бы точно настучал на нее.

Наши посиделки напоминают мини-вечеринку. Только для двоих. Нам ничего не нужно делать, ни от кого прятаться. Пенелопа говорит, что когда-нибудь мы найдем себе квартиру и будем жить так всегда. Но я сомневаюсь. Как только закончится война, Пенни уедет в Америку. Может, даже раньше.

А я найду себе жилье вдвоем с Агатой.

Мы с ней во всем разберемся. Как и всегда. Вполне логично, что мы будем вместе. Наверное, поженимся после школы – родители Агаты так и сделали. Знаю, что она хочет жить за городом… Конечно, я не могу позволить себе ничего подобного, но у нее есть деньги, к тому же она найдет работу, на которой будет счастлива. А если я попрошу, отец Агаты поможет найти работу и мне.

Здорово пофантазировать: что я проживу достаточно долго и смогу решить, что делать дальше.

– Ладно. – Покончив с ужином, Пенелопа отряхивает руки.

– Еще рано, – со стоном отвечаю я.

– В каком смысле «рано»?

– В смысле, еще рано строить стратегии. Мы же только приехали. Я еще не успел как следует все разложить.

Она окидывает комнату взглядом:

– Саймон, что здесь нужно разложить? Ты уже достал две пары спортивных штанов.

– Да, а сейчас я наслаждаюсь тишиной и спокойствием.

Я беру ее тарелку и доедаю сосиски.

– Спокойствия нет, – говорит Пенни. – Только тишина. Она действует мне на нервы. Так что нам нужен план.

– Спокойствие есть. Баз еще не приехал. Ты только взгляни, – говорю я, взмахнув вилкой, – никто на нас не нападает.

– И это говорит парень, который только что разделался с гоблином. Саймон, – настойчиво произносит Пенни, – да, мы отсутствовали два месяца, но это еще не значит, что в войне был перерыв.

С моих губ снова срывается стон.

– Ты говоришь в точности как Маг, – с набитым ртом отвечаю я.

– До сих пор не верю, что он все лето игнорировал тебя.

– Возможно, он слишком занят войной.

Пенни вздыхает и скрещивает руки на груди. Она ждет, что я скажу что-нибудь разумное.

Я же собираюсь потянуть с ответом.

Война…

Нет смысла говорить об этой войне. Скоро она сама нагрянет. Это даже не одна война, а две или три – назревает гражданская война, мы по-прежнему враждуем с темными созданиями, которые существовали всегда, а еще эта ситуация с Тоскливиусом. В итоге все проблемы постучатся в мою дверь.

– Ладно, – повторяет Пенни. Наверное, вид у меня совсем жалкий, поскольку она добавляет: – Полагаю, война от нас и завтра никуда не денется.

Я мою ее тарелку, а Пенни удобнее устраивается на кровати База. Я даже не ворчу. Ложусь на свою постель, слушая рассказы Пенелопы про аэропланы, американские супермаркеты и огромную семью Мики.

Пенелопа засыпает, бормоча об одной услышанной песне: та, как считает подруга, когда-нибудь станет заклинанием, но я не могу придумать ни одного применения фразе «Может, позвонишь мне»[5].

– Пенелопа?

Подруга не отвечает. Я свешиваюсь с постели и достаю подушкой до ног Пенни – так близко стоят кровати. Базу даже не пришлось бы вставать со своей, чтобы убить меня. Или наоборот.

– Пенни!

– Что? – бурчит она в подушку База.

– Иди к себе.

– Не хочу.

– Нужно. Если тебя здесь застукают, то не допустят к учебе.

– Ну и ладно. У меня появится свободное время.

Я выбираюсь из постели и нависаю над Пенелопой. Ее темные волосы разметались по подушке, а очки сползли на щеку. Юбка слегка задралась, обнажая гладкие и пухлые бедра.

Решаю ущипнуть подругу. Она подпрыгивает.

– Идем, – говорю я. – Я тебя провожу.

Пенни поправляет очки и разглаживает блузку:

– Нет. Не хочу, чтобы ты видел, как я прохожу сквозь охрану.

– Ты не хочешь поделиться секретом со своим лучшим другом?

– Забавно смотреть на твои попытки его разгадать.

Я открываю дверь и выглядываю на лестницу. Никого не видно и не слышно.

– Хорошо, – говорю я, придерживая дверь. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Саймон. – Пенни проходит мимо меня. – Увидимся завтра.

Я улыбаюсь. Не могу сдержаться – я слишком рад снова оказаться здесь.

– До завтра.

Оставшись в одиночестве, я переодеваюсь в школьную пижаму. Баз привозит свою из дому, мне же нравятся школьные. Когда я живу в приюте для подростков, то никогда не сплю в пижаме. Так я кажусь себе более уязвимым. Переодеваюсь и со вздохом забираюсь в постель.

Только в такие ночи, до приезда База, я по-настоящему могу нормально поспать.

Проснувшись, я не понимаю, который час. В комнате темно, а мою кровать пересекает полоска лунного света.

Мне кажется, я вижу стоящую возле окна женщину, и поначалу думаю, что это Пенни. Силуэт меняет положение, и я решаю, что это Баз.

В итоге принимаю все за сон и вновь закрываю глаза.

Глава 6

Как же много я хочу сказать тебе.

Но времени мало.

А голос мой слишком слаб.

Глава 7

Не успело взойти солнце, как дверь со скрипом отворяется. Я натягиваю одеяло на голову.

– Уходи, – говорю я, ожидая, что Пенни все равно подсядет мне на уши.

Она умеет заставить меня забыть, как сильно я скучал по ней летом.

Кто-то прокашливается.

Открываю глаза и вижу на пороге Мага с ироничным выражением на лице, – по крайней мере, так мне кажется. Но под этим скрывается нечто мрачное.

– Сэр. – Я сажусь на кровати. – Простите.

– Не извиняйся, Саймон. Должно быть, ты не слышал, как я постучал.

– Нет… Можно, я только по-быстрому… оденусь.

– Не утруждай себя.

Волшебник подходит к окну, держась подальше от кровати База: даже Маг боится вампиров. Но он ни за что не сказал бы «боюсь», скорее – «проявляю осторожность» или «веду себя осмотрительно».

– Прости, что вчера не явился поприветствовать тебя, – говорит он. – Хорошо доехал?

Я сбрасываю одеяло и сажусь на край кровати. Я по-прежнему в пижаме, но хотя бы сижу.

– Хорошо. В смысле… не совсем хорошо. Водитель такси оказался гоблином.

– Очередной гоблин? – Маг отворачивается от окна и смотрит на меня, сцепив руки за спиной. – Какие они упрямые. Он был один?

– Да, сэр. Пытался меня похитить.

Маг качает головой:

– Никак не додумаются пойти парой. Какое заклинание ты применил?

– Я использовал свой клинок, сэр, – закусив губу, говорю я.

– Отлично.

– А еще «Высоко в воздух!», чтобы очистить место.

– Превосходно, Саймон. – Он смотрит на мою пижаму и босые ноги, потом внимательно вглядывается в лицо. – Что насчет летних каникул? Есть, чем поделиться? Что-нибудь необычное произошло?

– Я бы связался с вами, сэр.

Если появится необходимость, я могу с ним связаться. У меня есть номер его мобильника. А еще могу отправить птицу.

– Хорошо, – кивает Маг.

Еще несколько секунд он смотрит на меня, потом отворачивается к окну, будто увидел достаточно. Его густые каштановые волосы блестят на солнце, и всего на мгновение Маг кажется еще более сумасбродным, чем обычно.

Он одет в форму: темно-зеленые парусиновые узкие штаны, высокие кожаные сапоги, зеленая туника с ремешками и кармашками, а с тисненого пояса свисают плетеные ножны с мечом. Его клинок, в отличие от моего, имеет вполне материальный вид.

Мама Пенни, профессор Банс, говорит, что предыдущие маги носили церемониальную накидку с капюшоном. А другие директора носили мантии и академические шапочки. По ее словам, Маг создал собственную униформу. Точнее, костюм.

Мне кажется, среди тех, кто не является настоящими врагами Мага, профессор Банс ненавидит его больше всех. Отец Пенни повышает голос, лишь когда мать начинает разглагольствовать про Мага: тогда он кладет ладонь на ее руку и говорит: «Хватит, Митали…» А она отвечает: «Приношу извинения, Саймон, я знаю, что Маг – твой приемный отец…»

На самом деле это не совсем так. Маг никогда не называл себя моим отцом или кем-то в этом роде. Даже когда я был ребенком, он относился ко мне только как к союзнику. В первый мой визит в Уотфорд Маг привел меня к себе в кабинет и все рассказал. Про Тоскливиуса Коварного. Про исчезновение магии. Про дыры в атмосфере, похожие на мертвые зоны.

Тогда я с трудом осознавал тот факт, что магия существует, а Маг рассказывал про то, как нечто пытается убить ее – поглотить, погубить – и только я способен помочь.

– Саймон, – говорил он, – конечно, ты еще слишком молод для такого знания. Одиннадцать лет – слишком юный возраст. Но нечестно и дальше утаивать это от тебя. Тоскливиус Коварный – величайшая угроза миру магов за всю историю его существования. Он могущественный и вездесущий. Сражаться с ним – словно перебарывать сон, когда ты валишься с ног от усталости. Однако сражаться с ним – наша святая обязанность. Мы хотим защитить тебя, и клянусь своей жизнью, мы это сделаем. Но, Саймон, ты должен как можно скорее научиться защищать себя сам. Он – наша величайшая угроза. Ты же – наша величайшая надежда…

Я был слишком ошарашен, чтобы как-то ответить или задать вопрос. Слишком мал. Мне хотелось одного: чтобы Маг повторил тот фокус с саморазворачивающейся картой.

Весь первый год в Уотфорде я твердил себе, что сплю. А на следующий – все с точностью наоборот…

К этому времени на меня успели напасть огры, я вдребезги разбил кольцо из каменных столпов и подрос на пять дюймов, и только тогда в моей голове созрел серьезный вопрос.

Почему я?

Почему именно я должен бороться с Тоскливиусом?

За все эти годы Маг отвечал на мой вопрос десятком разных способов.

Потому что я был избран. Обо мне говорится в пророчестве. Потому что Тоскливиус не оставит меня в покое.

Но эти ответы меня не устраивали. Только Пенелопа дала такой ответ, который я смог принять…

– Потому что ты способен на это, Саймон. Кто-то же должен.

Маг смотрит на что-то из моего окна. Думаю, не предложить ли ему сесть. Но не могу припомнить, видел ли его когда в сидячем положении.

От малейшего движения кровать подо мной скрипит.

– Сэр?

– Саймон…

– Тоскливиус… вы его нашли? Что я пропустил?

Маг сдавливает подбородок большим и указательным пальцем, потом быстро мотает головой:

– Ничего. Мы не приблизились к тому, чтобы найти его. Были и другие дела, заслуживающие моего пристального внимания.

– Разве есть что-то важнее Тоскливиуса? – не задумываясь спрашиваю я.

– Не важнее. Скорее более срочное. Дело в Старинных Семьях – они испытывают меня. Питчи подкупили троих членов Ковена, чтобы те держались подальше от собраний, и кворум не состоялся. А еще все лето по дороге в Лондон возникали стычки.

– Стычки?

– Засады, драки. Испытание, Саймон, все это испытание на прочность. Ты же понимаешь, что Старинные Семьи сразу же возьмут бразды правления в свои руки, если даже на секунду решат, что я теряю хватку. Они уничтожат все, чего мы добились.

– Они считают, что справятся с Тоскливиусом без нас?

– Да они не видят дальше собственного носа, – говорит Маг, глядя на меня, – их это не заботит. Им нужна власть, и прямо сейчас.

– А меня не заботят они. Если Тоскливиус заберет у нас магию, то не из-за чего будет устраивать склоки. Нам нужно бороться с Тоскливиусом.

– Мы займемся этим, когда придет время. Когда мы будем знать, как одолеть его. Но до этого момента важнее всего защитить тебя. Саймон… – Волшебник скрещивает руки на груди. – Я совещался с другими членами Ковена, кому доверяю. Мы думаем, что, возможно, наши старания имели обратный эффект. Несмотря на заклинания и систему безопасности, у Тоскливиуса, похоже, лучше всего получается добраться до тебя именно здесь, в Уотфорде. В июне он таинственным образом похитил тебя, не задев ни одну из охранных систем.

Я слушаю Мага с растущим недоумением. Складывается ощущение, что я сам во всем виноват, а не Маг или защитные заклинания. Все считают, что я единственный способен одолеть Тоскливиуса. Но когда я наконец получил возможность столкнуться с ним лицом к лицу, то попросту сбежал. Боюсь, без Пенелопы мне не удалось бы даже это.

Маг с силой стискивает зубы. У него очень своеобразный подбородок с вмятиной посередине – глубокой ямочкой, будто высеченной ножом. Я даже завидую этой черте.

– Мы решили, – неторопливо говорит Маг, – что тебе будет безопаснее где-нибудь за пределами Уотфорда.

Не понимаю, к чему он клонит.

– Сэр?

– Ковен подготовил для тебя надежное место. И частного преподавателя. Сейчас я не буду вдаваться в подробности, я сам отвезу тебя туда. Мы очень скоро отправляемся, мне нужно вернуться до заката.

– Вы хотите, чтобы я уехал из Уотфорда?

Маг, сощурившись, смотрит на меня. Он ненавидит повторять свои слова.

– Да. Много вещей брать не надо. Только сапоги, плащ и какие-нибудь артефакты, которые ты хочешь сохранить…

– Сэр, я не могу покинуть Уотфорд. На этой неделе начинаются занятия.

Маг вскидывает голову:

– Саймон, ты уже не ребенок. В Уотфорде тебе больше нечему учиться.

Возможно, он прав. Я безнадежный ученик, и вряд ли этот год способен что-то изменить, но все же…

– Я не могу уехать из Уотфорда. Это мой последний учебный год. – (Маг потирает бородку; его глаза превращаются в две узкие щелочки.) – Просто не могу, – повторяю я.

Пытаюсь придумать причину, но на ум приходит лишь одно слово – «нет». Я не могу покинуть Уотфорд. Я все лето ждал часа, когда попаду сюда. Всю свою жизнь. Когда я не в Уотфорде, то мечтаю здесь оказаться, а в следующем году все изменится – должно измениться, – но пока рано!

– Нет, – говорю я. – Я не могу.

– Саймон, – строгим голосом произносит Маг, – у тебя нет выбора. На кону твоя жизнь. Весь мир магов зависит от тебя.

Мне хочется оспорить этот аргумент: Баз не зависит от меня. И никто из представителей Дома Питчей не верит, что я их спаситель…

Я с силой стискиваю зубы, выпячивая подбородок. Качаю головой.

Маг скрещивает руки на груди и неодобрительно смотрит на меня, как на непослушного ребенка.

– Саймон, а ты не задумывался о том, что Тоскливиус нападает на тебя только здесь?

– Неужели это пришло вам в голову лишь сейчас? – Я сглатываю и с опозданием добавляю: – Сэр.

– Я не понимаю! – повышая голос, восклицает Маг. – Раньше ты не ставил под сомнение мои решения.

– Раньше вы не просили меня уехать из Уотфорда!

– Саймон, – сурово смотрит на меня Маг, – мы на войне. Разве я должен напоминать об этом?

– Нет, сэр.

– А в военное время всем приходится идти на жертвы.

– Но мы постоянно находимся в состоянии войны. Столько, сколько я здесь учусь. Нельзя отказаться от жизни только потому, что у нас война.

– Правда? – Маг теряет терпение и кладет руку на эфес меча. – Саймон, посмотри на меня. Ты хоть раз видел, чтобы я баловался прелестями обыденной жизни? Где же моя жена? Мои дети? Где мой загородный дом с уютным креслом и упитанным кокер-спаниелем, который приносил бы мне тапочки? Когда я бываю в отпуске? Когда отдыхаю? Когда я делаю хоть что-то, кроме подготовки к предстоящей битве? Нельзя забывать об обязанностях только потому, что нам стало скучно.

Я роняю голову, будто Маг ударил меня по ней.

– Мне не скучно, – бормочу я.

– Говори громче.

Я поднимаю голову:

– Мне не скучно, сэр.

Наши взгляды встречаются.

– Одевайся. Собирай вещи…

Каждый мускул в моем теле напрягается. Каждая связка.

– Нет.

Я не могу! Я же только приехал. А это лето выдалось хуже некуда. Меня подпитывали лишь мысли о поездке в Уотфорд, но хватит с меня. Больше не могу так. Мои внутренние ресурсы иссякли, а Маг даже не хочет сказать, куда собирается отвезти меня. И что с Пенни? И с Агатой?

Я мотаю головой. Слышу, как Маг раздраженно набирает воздух в легкие, а когда я поднимаю взгляд, между нами висит красная дымка.

Черт побери! Нет!

Маг отступает от меня на шаг.

– Саймон, – говорит он, вытаскивая волшебную палочку. – Не кипятись!

Я нащупываю свою палочку, перебирая известные мне заклинания:

«Держи себя в руках! Соберись! Успокойся! Подожди!»

Но заклинания требуют магии, а стоит мне сейчас обратиться к своей силе, как я вытащу ее на поверхность. Красный туман между нами сгущается. Я закрываю глаза, словно пытаясь исчезнуть. Не думать ни о чем. Вновь падаю на кровать и роняю палочку на пол.

Когда я обретаю способность мыслить трезво, то вижу склонившегося надо мной Мага. Он приложил ладонь к моему лбу. Пахнет паленым – наверное, от простыней.

– Простите, – шепчу я. – Я не хотел…

– Знаю, – говорит Маг с тревожным видом.

Он убирает волосы с моего лба, потом проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Прошу, не заставляйте меня уезжать, – молю я.

Маг пристально смотрит мне в глаза, словно пытается заглянуть в душу. Вижу, как он колеблется, потом сдается.

– Я поговорю с Ковеном, – произносит Маг. – Возможно, время еще есть…

Он поджимает губы, над которыми видна тонкая полоска усиков, точно нарисованных карандашом. Баз и Агата все время шутят по этому поводу.

– Саймон, но нас беспокоит не только твоя безопасность… – Маг все еще нависает надо мной; кажется, дым вытеснил из комнаты весь воздух. – Я поговорю с Ковеном, – повторяет волшебник, пожимая мое плечо и выпрямляясь. – Тебе нужна медсестра?

– Нет, сэр.

– Позови меня, если что-нибудь изменится. Или если увидишь что-нибудь странное – проявления Тоскливиуса, да что угодно… необычное.

Я киваю.

Широким шагом он покидает комнату, держа руку на эфесе меча – жест этот значит, что Маг погрузился в свои мысли, – и плотно закрывает за собой дверь.

Я переворачиваюсь на бок, чтобы проверить, не горит ли кровать в самом деле. Потом проваливаюсь в сон.

Глава 8

Слишком уж густой туман.

Глава 9

Когда я снова просыпаюсь, за моим столом сидит Пенни и читает книгу толщиной с ее руку.

– Уже перевалило за полдень, – говорит она. – В приюте ты превратился в настоящего лежебоку: я напишу жалобное письмо в «Телеграф».

– Нельзя вот так заходить ко мне в спальню без стука. – Я сажусь и протираю глаза. – Даже если у тебя есть магический ключ.

– Это не ключ, и я стучалась. Ты спишь как убитый.

Я прохожу мимо нее в ванную, Пенни чихает и закрывает книгу.

– Саймон, ты снова сорвался?

– Вроде того. Долгая история.

– На тебя напали?

– Нет. – Я закрываю дверь в ванную и повышаю голос: – Расскажу позже.

Пенни точно вспылит, когда я расскажу, что Маг хочет отослать меня.

Смотрюсь в зеркало и думаю, стоит ли принять душ. Сбоку мои волосы прилипли к голове, а на макушке встали колом – я всегда ужасно потею, когда теряю над собой контроль. Словно весь покрываюсь сажей. Внимательно смотрю на подбородок в надежде, что мне нужно побриться, но это, как всегда, не так. Если бы я мог, то отрастил бы такие же усики, как у Мага. Баз наверняка стал бы надо мной изгаляться, ну и пусть.

Я снимаю рубашку и провожу ладонью по золотому кресту на шее. Я вовсе не религиозен, это просто талисман. Он многие поколения передавался в семье Агаты в качестве защиты от вампиров. Когда доктор Веллбилав отдал его мне, крест был черным и обугленным, но я отчистил его до блеска. Иногда, задумавшись о чем-нибудь, я его покусываю. Хотя, наверное, не стоит так поступать со средневековой реликвией. Летом мне не обязательно носить крест, но стоит привыкнуть к антивампирскому амулету, и снять его уже немыслимо.

Ребята из приютов считают меня верующим. А еще что я выкуриваю в день по пачке сигарет, потому что от меня всегда несет дымом.

Снова смотрюсь в зеркало. Пенни права. Я слишком худой. Даже ребра выпирают. А на животе проступают мышцы, и не потому, что я фактурный, скорее толком не ел последние три месяца. По всему телу у меня родинки, которые выглядят как следы от оспы, даже когда я не страдаю от недоедания.

– Я в душ! – кричу я.

– Поторопись, мы опоздаем на обед!

Забираюсь под душ и слышу, как Пенни ходит по комнате. Потом она останавливается возле двери и говорит:

– Агата вернулась. – (Я включаю воду.) – Саймон, ты меня слышал? Агата вернулась!

Я прекрасно ее слышал.

Как нужно разговаривать со своей девушкой через три месяца после того, как видел ее держащейся за руки с твоим заклятым врагом? За обе руки. Баз и Агата сидели лицом друг к другу. Будто собирались вместе спеть песню.

Наши отношения с Агатой запутались еще до того, как я застукал ее в Лесу с Базом. Она вела себя тихо и отстраненно, а когда в марте меня ранили (кто-то пытался взломать мою палочку), Агата просто закатила глаза. Будто я сам навлек беду на свою голову.

Кроме Агаты, у меня никогда не было девушек. Мы вместе уже три года, с пятнадцати лет. Но мечтать о ней я стал задолго до этого. С первого раза, как увидел ее, – Агата шла через Большую Поляну, ее длинные светлые волосы развевались на ветру. В тот момент я подумал, что не видел ничего более прекрасного. А еще что к такому красивому и изящному созданию невозможно приблизиться. Как ко льву или единорогу. Ты не можешь прикоснуться к нему, потому что вы живете в разных мирах.

Даже сидя рядом с Агатой, я чувствую себя неуязвимым. Одухотворенным. Будто греюсь в лучах солнца.

Представьте, каково мне встречаться с ней – словно этот свет всегда со мной.

С прошлого праздника зимнего солнцестояния у меня сохранилась совместная фотография. Агата стоит в длинном белом платье, а в сливочно-золотистые волосы мама вплела ей омелу. Я тоже весь в белом. Тогда мне казалось, что я выгляжу глупо, но на фото получился очень даже ничего. Я стою рядом с Агатой в костюме, который одолжил мне ее отец… Похож я как раз на того, кем и должен быть.

В столовой сегодня довольно многолюдно. Завтра начинается новая четверть. Сидя на столах или стоя широким кругом, ученики делятся новостями.

На обед подают ветчину и сырные булочки. Пенелопа берет для меня целую тарелку масла, заставляя меня улыбнуться. Если бы я только мог, то ел бы масло. Ложками. На первом курсе я так и делал, когда раньше всех спускался на завтрак.

Осматриваю зал в поисках Агаты, но не вижу ее. Наверное, не пришла на обед. Не верится, что она может прийти в столовую и не сесть за наш стол, даже учитывая все произошедшее.

Риз и Гарет, мои соседи снизу, уже сидят в дальнем конце стола.

– Все в порядке, Саймон? – спрашивает Риз.

Гарет же на кого-то кричит через весь зал.

– Порядок, приятели, – отвечаю я.

Риз кивает Пенни. У Пенелопы никогда нет времени на других одноклассников, поэтому у них нет времени на нее. Наверное, я бы переживал, если бы меня игнорировали, но ей, похоже, нравится отсутствие внимания.

Иногда я иду через столовую и просто здороваюсь с людьми, а Пенелопа тянет меня за рукав и все время подгоняет.

– У тебя слишком много друзей, – говорит она.

– Вряд ли это возможно. К тому же я не называл бы их всех друзьями.

– Саймон, в сутках не так много часов. Времени хватит лишь на двух-трех человек.

– Пенни, среди твоих близких и то людей больше.

– Знаю. Для меня это вечная борьба.

Как-то раз я начал составлять перечень всех людей, которые мне дороги. На седьмом номере Пенелопа сказала, что либо мне нужно почистить свой список, либо больше не заводить друзей.

– Мама говорит, что в твоей жизни должно быть ровно столько людей, скольких ты сможешь спасти от голодной ракшаси[6].

– Не знаю, что это за существо такое, – сказал я, – но волноваться не стоит: драться я умею.

Я люблю быть среди людей. Близких людей, как, например, Пенни, Агата, Маг, пастушка Эб, мисс Поссибелф или доктор Веллбилав. Или просто знакомых вроде Риза и Гарета. Если бы я последовал правилу Пенни, то никогда бы не собрал футбольную команду.

Пенни равнодушно машет парням, потом занимает место между нами и поворачивается ко мне, чтобы наш разговор не долетел до чужих ушей.

– Недавно видела Агату с родителями. В Дормитории.

Дормиторий – это самое старое и крупное общежитие для девочек, представляющее собой длинное приземистое здание на другом конце территории. Там только одна дверь, а окна совсем крошечные. Должно быть, в 1600 году администрацию школы охватила паранойя, раз они поселили туда девушек.

– Кого ты видела?

– Агату!

– А-а…

– Если хочешь, схожу за ней.

– С каких это пор ты у меня на посылках?

– Я подумала, ты не захочешь в первый раз встретиться с ней при всех. После того, что произошло.

– Все в порядке, – пожимаю я плечами. – У нас с Агатой все в порядке.

Пенни смотрит на меня с удивлением, потом с сомнением. Качает головой, словно сдается.

– В любом случае, – она отщипывает кусочек сэндвича, – после обеда нужно разыскать Мага.

– Зачем?

– Зачем? Сегодня ты решил притвориться тупицей? Считаешь, мне это понравится?

– Что?

Она закатывает глаза:

– Нам нужно разыскать Мага и выяснить у него, что происходило летом. Что он разузнал про Тоскливиуса.

– Маг ничего не разузнал. Я уже с ним говорил.

Пенни замирает с сэндвичем во рту:

– Когда?

– Утром он приходил ко мне в комнату.

– И когда ты собирался рассказать об этом мне?

Я пожимаю плечами и заталкиваю остатки сэндвича в рот:

– Как только ты мне позволила бы.

Пенни снова закатывает глаза. Она делает это постоянно.

– И он ничего не сказал?

– Про Тоскливиуса – нет. Он… – Я смотрю в свою тарелку, потом оглядываюсь по сторонам. – Он говорит, что Старинные Семьи доставляют неприятности.

Пенни кивает:

– Мама говорит, что они хотят организовать голосование о недоверии к Магу.

– Это возможно?

– По крайней мере, они пытаются. А еще все лето шли дуэли. Сэм, друг Примала, попал после свадьбы в разборку с одним из кузенов Гримм, и теперь он под следствием.

– Кто?

– Гримм.

– За что?

– За незаконные заклинания. Запрещенные слова.

– Маг считает, что я должен уехать.

– Что? Куда уехать?

– Он считает, мне следует покинуть Уотфорд.

Пенни широко раскрывает глаза:

– Чтобы бороться с Тоскливиусом?

– Нет. – Я качаю головой. – Просто… уехать. Он считает, что в другом месте я буду в большей безопасности. И что после моего отъезда все, кто здесь, тоже будут в безопасности.

Ее глаза округляются еще больше.

– Саймон, и куда ты поедешь?

– Он не сказал. В какое-то тайное место.

– Убежище?

– Наверное.

– Но как же учеба?

– Он считает, сейчас это не так важно.

Пенни фыркает. Ей кажется, что Маг сильно недооценивает пользу образования. Особенно классику. Когда он убрал курс лингвистики, Пенелопа даже написала гневное письмо в совет факультета.

– Так чего же он хочет?

– Чтобы я уехал. Был в безопасности. Тренировался.

Она скрещивает руки на груди:

– На высокой горе. В компании ниндзя. Как Бэтмен.

Я смеюсь, но лицо Пенни по-прежнему серьезное. Она подается вперед:

– Саймон, ты не можешь вот так уехать. Он не будет прятать тебя в норе всю твою жизнь.

– Я и не поеду. Я отказался.

Пенни опускает подбородок:

– Отказался?

– Я… просто я не могу оставить Уотфорд. Это же наш последний год.

– Согласна… но ты правда отказался?

– Сказал, что не хочу никуда ехать! Не хочу прятаться в ожидании, когда меня найдет Тоскливиус. На план это мало похоже.

– И что сказал Маг?

– Не слишком много. Я расстроился и начал…

– Я так и знала! В твоей комнате будто костер разводили. О боже! Ты сорвался на Мага?

– Нет. Я сдержался.

– Серьезно? – Кажется, Пенни мои слова впечатлили. – Отличная работа, Саймон.

– Думаю, я напугал его.

– Меня бы это тоже испугало.

– Пенни, я…

– Что?

– Ты считаешь, что он прав?

– Я же сказала, что нет.

– Я про другое… про то, что я представляю угрозу для Уотфорда. Угрозу для… – Я перевожу взгляд на стол первогодков. Все малыши отложили сэндвичи и принялись за огромные миски пудинга с вареньем. – Для всех.

Пенни снова отщипывает от сэндвича:

– Конечно нет.

– Пенелопа!

Она вздыхает:

– Ты ведь утром сдержался, так? Когда ты причинял вред кому-то, кроме себя?

– Дым и зеркала, Пенни! Мне список составить? Тогда начну с обезглавливания. А лучше – со вчерашнего дня!

– Это же сражения, а они не в счет.

– А мне кажется, как раз наоборот.

Пенелопа снова скрещивает руки:

– Это совсем разные вещи.

– Да не в этом даже дело. Просто… я мишень, так ведь? Тоскливиус нападает на меня только в Уотфорде и нападает на Уотфорд, только когда здесь я.

– Ты не виноват.

– И что?

– Ты ничего не можешь с этим поделать.

– Могу. Я могу уехать.

– Нет!

– Пен, назови вескую причину.

Трясущимися руками я намазываю масло на третью булочку с ветчиной и сыром.

– Нет, Саймон, ты не можешь просто уехать. Не должен. Если ты мишень, то я рискую больше всех. А я провожу с тобой почти все время.

– Да знаю я!

– И посмотри на меня – я в порядке. – (Я так и делаю.) – Саймон, я в порядке! Даже Баз в порядке, а он просто прикован к тебе.

– Мне кажется, ты приукрашиваешь. Вспомни все те случаи, когда чуть не погибла только потому, что была рядом со мной. Несколько месяцев назад Тоскливиус похитил меня, а заодно и тебя.

– И слава Моргане!

Пенелопа смотрит мне в глаза, и я стараюсь не отвернуться. Иногда я даже рад, что Пенни носит очки: взгляд у нее свирепый, так что преграда совсем не помешает.

– Я отказал Магу, – повторяю я.

– Хорошо. Не забывай напоминать ему об этом.

– Бабуля!

Наш разговор прерывает возглас маленькой девочки, и я автоматически шепчу формулу призыва меча. В дальнем конце столовой девчушка – со второго или третьего курса – бежит к мерцающей фигуре возле двери.

– Ого… – пораженно вздыхает Пенни.

Фигура то проявляется, то блекнет, как голограмма принцессы Леи. Когда девочка приближается к силуэту – пожилой женщине в белом брючном костюме, – та опускается на колени и встречает ее. Некоторое время они обнимаются, сидя в арочном проеме. Потом фигура полностью исчезает. Девочка встает, вся дрожа, а кто-то из ее друзей подбегает, прыгая вокруг.

– Так классно! – говорит Пенелопа, потом поворачивается ко мне и видит меч. – Великие змеи, Саймон, спрячь его!

Я не двигаюсь.

– Что это было?

– Ты не знаешь?

– Пенелопа!

– К ней пришел Гость. Повезло девчонке.

– Что? – Я спрятал клинок. – Что еще за гость?

– Саймон, поднимается Завеса. Ты должен знать. Мы проходили это по магической истории.

Скорчив мину, я снова сажусь и пытаюсь понять, закончил ли я с обедом.

– «И на двадцатом круге, – говорит Пенни, – на исходе года, когда день и ночь разделят трапезу в гармонии, тогда поднимется Завеса. Любой, кто свет в себе несет, способен будет пересечь границу, но лишь на время. Встречай их с радостью и верой, ведь их уста, хоть боле неживые, глаголят истину».

Пенелопа изменила голос, как всегда делает, цитируя древние тексты.

– Мне это не очень помогло, – говорю я.

– Завеса поднимается, – повторяет Пенни. – Каждые двадцать лет усопшие могут общаться с живыми, если им есть что сказать.

– А-а… – протянул я, – может, я и слышал об этом, но счел всего лишь мифом.

– Спустя семь лет даже странно слышать от тебя такое.

– Да откуда мне было знать? Нет ведь такой книги «Все магические штучки, которые правда существуют, и все, что только чушь собачья. Как ты и думал».

– Ты единственный волшебник, не воспитанный среди магии. Никому, кроме тебя, такая книга не нужна.

– Санта-Клауса не существует, а вот Зубная Фея – напротив. И как здесь разобраться!

– Что ж, Завеса существует. Она сдерживает души мертвых.

– Но сейчас она поднимается… – Я готов снова достать меч.

– Близится осеннее равноденствие, когда день и ночь сравняются. Завеса станет тоньше, а потом поднимется – это что-то вроде тумана. Оттуда приходят люди, чтобы рассказать нам разные вещи.

– Всем нам?

– Хотелось бы. Возвращаются лишь те, кому нужно сказать нечто важное. Нечто истинное. Вроде как дать показания.

– Звучит… впечатляюще.

– Мама рассказывала, как двадцать лет назад вернулась ее тетя, чтобы рассказать о спрятанном сокровище. И теперь мама надеется, что она явится и в этот раз, чтобы рассказать еще что-нибудь.

– И что это за сокровище?

– Книги.

– Ну конечно.

Я решаю доесть сэндвич. И вареные яйца с тарелки Пенни.

– Но иногда дело доходит до скандала. Люди возвращаются, чтобы разоблачить тайные связи. Убийства. Существует теория, что больше шансов пересечь границу у тех, чье послание связано с правосудием.

– Откуда это известно?

– Это лишь теория. Но если тетя Берил придет ко мне, я буду забрасывать ее вопросами, пока она не исчезнет.

Я снова смотрю через зал:

– Интересно, что той девочке сказала ее бабушка.

Пенни смеется и составляет тарелки в стопку:

– Возможно, секретный рецепт ирисок.

– Значит, Гости… они не зомби?

Лучше это уточнить…

– Нет, Саймон. Они безобидны. Если, конечно, ты не боишься правды.

Глава 10

Я должен был заставить его уехать. Я мог это сделать.

Он больше не ребенок, но он бы послушался моего приказа.

Я обещал позаботиться о нем!

Но как сдержать подобное обещание? Позаботиться о ребенке, который является величайшей силой на свете…

И что значит позаботиться о силе? Нужно ли использовать ее? Сохранить? Уберечь от злого умысла?

Я думал, что окажусь более полезным Саймону, особенно к этому моменту. Помогу ему обрести силу. Контролировать ее. Должно же быть для него особое заклинание… Магические слова, которые смогут сдержать эту силу. Ритуал, благодаря которому с ней можно будет справиться. Пока я ничего не нашел, но это не значит, что выхода нет. Что его не существует!

И если я найду его…

Достаточно ли сдерживать силу, если я не могу совладать с мальчишкой? Такого в пророчествах нет: ничего про своенравных детей.

Я мог бы спрятать Саймона от самого Тоскливиуса.

Мог бы спрятать его от всего, к чему он еще не готов.

Я мог бы – нет, я обязан! Я прикажу ему уехать, он сделает это. Послушает меня.

Но что, если нет…

Саймон Сноу, неужели я навсегда потеряю тебя?

Глава 11

Услышь меня.

Он был первым из своей семьи в Уотфорде, первым, у кого хватило сил пройти испытания. Он приехал сюда сам, на поезде, от самого Уэльса.

Дэвид.

Мы звали его Дэйви. А некоторые – просто дураком.

У него не было друзей – думаю, и раньше тоже. Наверное, и я не была ему другом, по крайней мере поначалу. Лишь единственным слушателем.

– Мир магов, – говорил он. – Какой еще мир, скажи мне, какой такой мир? Это даже не школа – в школе людей учат, школа возвышает людей, понимаешь?

– Я получаю образование, – сказала я.

– Правда? – Его голубые глаза сверкнули; в них всегда таился огонь. – Ты получаешь силу. Тайный код. Потому что он был у твоего отца или бабушки. Ты состоишь в клубе.

– Как и ты, Дэйви.

– Лишь потому, что я слишком сильный и они не могли отвергнуть меня.

– Верно. Теперь ты в клубе.

– Повезло мне.

– Ты это серьезно?

– Повезло мне, – повторил он, – а всем остальным нет. В этом месте не делятся знаниями. Знание держат в своих руках богачи.

– Ты имеешь в виду самых могущественных.

– Это одно и то же, – фыркнул он. Он всегда так делал: глаза сверкали, а изо рта брызгала слюна.

– Значит, ты не хочешь быть здесь? – спросила я.

– А ты знала, что раньше церковь проводила службу на латыни, потому что не доверяла прихожанам слово Божье?

– Ты говоришь про христианство? Я ничего про него не знаю.

– Люси, зачем мы здесь? Ведь многим другим отказали.

– Потому что мы самые могущественные. Нам важно научиться управлять магией и использовать ее.

– Это так важно? Разве не важнее обучить менее могущественных? Помочь им развить то, что у них есть? Разве только поэты должны уметь читать?

– Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты здесь, Дэйви. В Уотфорде.

– Я здесь. И может, если я встречу нужных людей, если буду кланяться и расшаркиваться перед каждым Питчем или Гриммом, они научат меня самым изощренным заклинаниям. Выделят мне место за своим столом. И тогда я смогу жить так, как они, буду из кожи вон лезть, чтобы никто не отобрал у меня этого.

– Я поступлю со своей магией совершенно не так.

На секунду он перестал брызгать слюной и прищурился:

– И что ты станешь делать, Люси?

– Посмотрю мир.

– Мир магов?

– Нет, просто мир!

Мне так много нужно сказать тебе.

Но время на исходе. А Завеса такая тонкая. Чтобы заговорить, нужна магия, нужна душа.

Глава 12

С Агатой мы встречаемся все-таки наедине.

Я лежу на Поляне, вспоминая первый раз, когда приехал сюда, – трава была столь чудесной, что я думал, по ней нельзя ходить.

В джинсах и полупрозрачной белой блузке Агата поднимается ко мне по холму, постепенно затмевая собой солнце, и на секунду над ее светлыми волосами появляется ореол.

Она улыбается, но заметно нервничает. Интересно, искала ли она меня. Я сажусь, и Агата опускается на лужайку возле меня.

– Привет, – говорю я.

– Привет, Саймон.

– Как прошло лето?

Агата смотрит на меня так, словно я задал самый ужасный вопрос на свете, но в то же время она не против поговорить о пустяках.

– Хорошо, – говорит она, – спокойно.

– Путешествовала?

– Ездила на соревнования.

Агата занимается конкуром. Участвует в состязаниях. Думаю, она мечтает когда-нибудь выступить за Великобританию. Прыгнуть… а может, прокатиться верхом… Я совершенно ничего не смыслю в лошадях. Как-то Агата пыталась усадить меня на лошадь, и я струсил. «Саймон, ты не должен бояться лошадей. Ты же зарубил дракона!» – «Что ж, зарубить ее я не боюсь. Но ты хочешь, чтобы я прокатился на ней!»

– Есть успехи? – спрашиваю я сейчас.

– Небольшие. В основном оттачиваю свое мастерство.

– А-а… – киваю я. – Ясно. Прости.

Мне не слишком нравится разговаривать с Агатой про лошадей – и не потому, что я их боюсь. Просто это еще одна вещь, которую я никогда не пойму. Весь этот пафос. Регаты, праздничные вечера и, ну не знаю, матчи игры в поло. У матери Агаты есть шляпы, похожие на свадебные торты.

Мне кажется, это уж слишком. Я прошел сквозь огонь и воду, пытаясь понять, что значит быть волшебником, но я никогда не сойду за манерного аристократа.

Может, все-таки Баз подходит Агате больше…

Вот только он злодей.

Должно быть, ей кажется, что я сержусь, поскольку она неловко откашливается:

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. Нет. Я рад видеть тебя.

– Ты на меня даже толком не взглянул.

Я поднимаю на нее глаза.

Она очень красивая.

Я хочу, чтобы Агата принадлежала мне. Чтобы все было хорошо.

– Саймон, я знаю, что ты видел…

– Я ничего не видел, – перебиваю я.

– Зато я видела тебя, – говорит Агата более резким тоном. – И Пенелопу, и…

Я снова не даю ей договорить.

– Нет, в смысле… – Все как-то неправильно. – Я видел тебя. В Лесу. И видел… его. Но все в порядке. Я знаю, ты бы не… Агата, ты бы так не поступила, и точка. В любом случае это не важно. С тех пор месяцы прошли.

Она растерянно смотрит на меня, округлив глаза.

У Агаты чудесные карие глаза. Даже чуть золотистые. И очаровательные длинные ресницы. А кожа вокруг глаз светится, как у феи. Хотя она, конечно, не фея. В Уотфорде были бы рады феям, обладающим магией, если бы те смогли найти школу, но никто из них не объявлялся.

– Саймон, мы должны… Не стоит ли нам поговорить об этом?

– Лучше двигаться вперед. Это не так важно. И… Агата, здорово снова увидеть тебя.

Я тянусь к ее руке, и Агата позволяет дотронуться до себя.

– Саймон, я тоже рада увидеть тебя.

Я улыбаюсь. Она, кажется, тоже.

Глава 13

Здорово снова увидеть его, как и всегда.

Это невероятное облегчение.

Иногда я думаю, что будет, когда он не вернется.

А когда-нибудь Саймон не вернется…

Все знают это. Пожалуй, даже Маг. И Пенелопа знает, но не хочет верить.

Просто… У него нет шансов выжить. Слишком многие желают ему смерти. И кое-что пострашнее людей. Темные создания. Сущности. Тоскливиус, кем бы он ни был. Все жаждут, чтобы Саймон исчез, он не сможет постоянно выходить сухим из воды. Слишком часто он был на волоске от гибели.

Нет никого столь сильного.

Столь везучего.

Однажды Саймон не вернется, и мне сообщат об этом в числе первых. Я уже сотни раз представляла себе этот момент и знаю – моей реакции все равно будет недостаточно.

Саймон – Избранный. И он избрал меня. Хотя я люблю его – мы выросли вместе, каждое Рождество он проводил с моей семьей, я правда люблю его, – этого недостаточно. Моих чувств недостаточно, и так же будет, когда я потеряю его.

Вспомнить хотя бы, как нашу колли сбила машина. Я плакала, но только потому, что от меня этого ждали, а не из-за того, что не могла сдержать слез…

Раньше я думала, что некий защитный механизм заставляет меня умерять свои чувства к Саймону. Чтобы оградить от боли утраты, утраты всего. Ведь если Саймона не станет, будет ли у нас надежда?

А какая надежда есть сейчас? Саймон не решение наших проблем, а лишь отсрочка неминуемой гибели.

Вряд ли дело в самозащите.

Просто я не люблю Саймона в достаточной мере.

Не так, как следовало бы любить его.

Возможно, я не способна на такую любовь, или же я неполноценная.

Если это так, то я должна поддерживать Саймона, правда? Если того хочет он. Если того ждут от меня все. Если только так я способна что-то изменить.

Глава 14

Мы с Агатой общаемся уже около часа, но сказали друг другу не так много. Про Мага я ей не рассказываю.

Вдруг Агата согласна с Магом? Вдруг тоже захочет, чтобы я уехал? Если бы Уотфорд представлял для нее угрозу, я бы настоял, чтобы она уехала. Черт побери, она и так здесь в опасности! Из-за меня.

Когда я возвращаюсь к себе в комнату, Пенни уже валяется на кровати База в обнимку с книгой.

– Так вы с Агатой поговорили?

– Поговорили.

– Она все объяснила? Про База?

– Я не позволил.

Пенни опускает книгу:

– Ты не хочешь знать, почему твоя девушка обнималась с твоим заклятым врагом?

– Не знаю насчет «заклятого». Я никаких клятв не давал.

– Уверена, что Баз давал.

– Как бы то ни было, они не обнимались.

Пенни качает головой:

– Если бы на моих глазах Мика держался за руки с Базом, я бы потребовала объяснений.

– Как и я.

– Саймон!

– Пенни, конечно, ты бы захотела объяснений. Это же ты. Ты любишь требовать объяснений, а потом говорить, что все это полная чушь.

– Неправда.

– Правда. Но я… Мне это уже не важно. Все в прошлом. У нас с Агатой нет проблем.

– Интересно, оставил ли все в прошлом Баз.

– К черту База! Он готов на что угодно, лишь бы задеть меня.

И скоро у него появится такой шанс – стоит ему только вернуться. А произойти это может в любой момент…

Почти все уже приехали. Никто не хочет пропустить вечерний пикник на Большой Поляне по случаю возвращения. Это всегда знаменательное событие. Игры. Фейерверки. Показательные магические выступления.

Может, Баз пропустит пикник, – конечно, раньше такого не случалось, но мечтать не вредно.

Мы с Пенни встречаем Агату на Поляне.

База я не вижу, но здесь так много людей, что при желании он может с легкостью избегать меня. Хотя обычно Баз делает все, чтобы я его заметил.

Малыши уже играют в игры и поедают торт, кто-то впервые облачился в форму Уотфорда. Шляпы у некоторых съехали набекрень, галстуки перекосились. Повсюду соревнования и песни. Во время исполнения школьного гимна у меня перехватывает дыхание. Там есть такие строчки: «Золотые годы Уотфорда, волшебство и блеск этих лет», – и я вновь думаю о том, что момент настал. В этом году каждый день будет как последний.

Последний пикник по случаю возвращения.

Последний первый день на учебе.

Я ем как поросенок, но Пенни и Агата не против, а сэндвичи с яйцом и кресс-салатом просто объедение. И еще запеченная курица. Пирог со свининой. Пряники с кисловатой лимонной глазурью. Кувшины с холодным молоком и малиновый сироп.

Я то и дело вздрагиваю, ожидая, что явится Баз и все испортит. То и дело оглядываюсь через плечо. Может, в этом план База – испортить мой вечер раздумьями о том, как именно он его испортит. Думаю, Агата тоже нервничает перед встречей с ним.

Единственное, что меня не волнует, так это возможность атаки Тоскливиуса. В начале четвертого курса он наслал на Уотфорд летающих обезьян как раз во время пикника, а Тоскливиус никогда не повторяется. Если только не нашлет кого-нибудь еще, помимо летающих обезьян…

После заката студенты помладше расходятся по комнатам, а на Поляне остаются ребята седьмого и восьмого курсов. Наша троица находит уютное местечко, и Пенни заклинанием превращает свой пиджак в зеленое одеяло. Агата говорит, что это пустая трата магии, поскольку в здании школы есть отличные одеяла.

– На твоем пиджаке останутся травинки, – говорит Агата.

– Он и так зеленый, – равнодушно отвечает Пенни.

Вечер сегодня теплый, а Пенелопа и Агата обе интересуются астрономией. Мы ложимся на спины, и девчонки указывают на звезды.

– Надо принести хрустальный шар и погадать вам, – говорит Пенелопа.

Мы с Агатой вздыхаем.

– Упрощу тебе задачу, – отвечаю я. – Ты увидишь, как я купаюсь в крови, но не сможешь сказать наверняка, чья это будет кровь. И ты увидишь Агату, как всегда прекрасную и окутанную светом.

Пару секунд Пенелопа дует губки. Но вечер слишком хорош для обид. Я стискиваю руку Агаты, она в ответ пожимает мою ладонь.

Сегодняшний день, вечер – все это кажется таким правильным. Волшебным. Как знамение. Раньше я не верил в знамения, я не суеверный. Но как-то мы проходили их на уроке магической науки, и Пенни сказала, что не верить в знамения то же самое, что не верить в фасоль на тостах.

Примерно через час, прямо на Поляне, из Завесы появляется Гость. Покойная сестра какого-то парня – она вернулась рассказать, что ни в чем не виновата…

На этот раз я сам убираю меч, без подсказок Пенни.

– Удивительно, – говорит она. – Два Гостя за один день, а Завеса только начала подниматься…

Когда призрак исчезает, все бросаются обнимать друг друга. Семикурсники, наверное, побаловались вином из одуванчиков и «Бакарди Бризер». Но мы не старосты, так что это не наши проблемы. Кто-то снова запевает школьный гимн, и мы подхватываем. Агата тоже поет, хотя она немного стыдится своего голоса.

Я счастлив.

Действительно счастлив. Ведь я дома.

Просыпаюсь я через несколько часов с мыслью: ну вот и вернулся Баз…

Но я его не вижу – ничего не вижу, хотя, кроме меня, в комнате кто-то определенно есть.

– Пенни?

Может, это снова Маг. Или Тоскливиус! Или то существо возле окна, приснившееся мне прошлой ночью, о котором я вспоминаю лишь сейчас…

Прежде на меня не нападали в спальне – это будет впервые.

Я сажусь и без всяких усилий мысленно включаю свет. Временами, когда я на нервах, такое случается с мелкими заклинаниями. Так не должно быть. Пенни говорит, что, возможно, виною тому телепатия – я пропускаю слова и прыгаю прямиком к цели.

По-прежнему не вижу ничего особенного, хотя мне кажется, что я слышу шуршание и какое-то завывание. Оба окна распахнуты. Я встаю и выглядываю на улицу, потом закрываю окна. Смотрю под кроватями. Пробую заклинание «Олли, олли, быки на воле!», а потом «Выходи, выходи, где бы ты ни прятался!», и все мои вещи вылетают из шкафа. Ладно, уберу их завтра.

Дрожа, я возвращаюсь в постель. В комнате холодно. И я по-прежнему чувствую чье-то присутствие.

Глава 15

Когда я просыпаюсь, База в комнате нет.

За завтраком ищу его взглядом в столовой, но не нахожу.

Его имя выкрикивают на первом уроке – греческого языка с Минотавром. Нашего учителя зовут профессор Минос, но мы зовем его Минотавр, потому что он наполовину человек, наполовину бык.

Он четыре раза называет имя База:

– Тиранус Питч? Тиранус Бэзилтон Гримм-Питч?

Мы с Агатой осматриваемся по сторонам, потом встречаемся взглядами.

На политологии Баз тоже должен быть в одном классе со мной. Пенни заставляет меня посещать этот предмет: она считает, что однажды я одолею Тоскливиуса и стану лидером.

Если я переживу сражение с Тоскливиусом, то хотел бы просто каждый день пасти коз вместе с Эб, но политология действительно интересный предмет, поэтому я хожу на нее всякий год.

Баз тоже всегда ее выбирает. Может, рассчитывает однажды предъявить притязания на трон…

До того как Маг пришел к власти, всем заправляла семья База.

У волшебников нет монархов, но Питчи больше всего похожи на королевскую семью. Наверное, они бы себя короновали, если бы предвидели, что кто-то посягнет на их власть.

Мать База была директрисой в Уотфорде до Мага, а значит, самой значительной личностью в мире магии. Рядом с кабинетом Мага находится коридор с портретами предыдущих директоров – прямо семейное древо Питчей. С ее смертью все изменилось – к власти пришел Маг.

Когда Тоскливиус убил директрису Питч, натравив на Уотфорд вампиров, все поняли, что миру магов пора меняться. Мы не могли жить как прежде, позволив Тоскливиусу и темным созданиям уничтожить нас одного за другим.

Нам нужно было сплотиться.

Продумать оборону.

На чрезвычайном совещании Маг был избран Магом, главой Ковена, а также его назначили временным директором Уотфорда. Фактически этот титул принадлежит ему и сейчас. Реформы он начал незамедлительно.

Преуспел он в этом или нет – зависит от того, кого спросить…

Ведь Тоскливиус все еще на свободе.

Но с тех пор как Маг возглавил школу, на ее территории никто не погиб. И я по-прежнему жив, так что я склоняюсь к тому, что со своей работой он справляется.

Несколько лет назад нам задали написать эссе по политологии про влияние Мага. Баз чуть ли не призывал к мятежу. Я тогда подумал, что это уж чересчур – требовать в школьном сочинении, чтобы твой директор ушел с поста.

Баз всегда вел странную игру: он публично поддерживает семейную политику, которая сводится лишь к лозунгам «Долой Мага! Сделаем это мирно и законно!» – будто ему нечего скрывать, а его семья, в свою очередь, строит против нас коварные и опасные планы.

Если спросить Питчей, за что они ненавидят Мага, они заведут речь про «проверенные методы» и «магическое наследие», а еще про «интеллектуальную свободу».

Но всем известно, что они просто хотят снова быть у руля. Хотят, чтобы Уотфорд вернулся к прежнему образу жизни – вновь стал школой для самых богатых и могущественных волшебников.

Когда к власти пришел Маг, он отменил школьные взносы, а также собеседование и испытания силы для приема. Теперь каждый, кто владеет магией, может посещать Уотфорд, невзирая на степень их силы или мастерства, – хоть полутролль по материнской линии, хоть русалка. Школе пришлось построить еще одно общежитие, Дом Братства, чтобы всем хватило места.

«Что взять с пушечного мяса!» – ответ База на реформы.

Просто его раздражает, что к нему относятся как к обычному студенту, а не как к наследнику престола. Будь мать База до сих пор директрисой, он наверняка бы жил в отдельной комнате и имел все, что пожелает…

Долой эти мысли! Ужасно, что мама База погибла. Да, я рос без родителей, но это не значит, что я не понимаю боль такой утраты.

Баз не приходит и на политологию, поэтому я поглядываю на его лучшего друга Нила. Когда назвали имя База, парень даже глазом не повел, но на меня он смотрит так, будто прекрасно знает о моей слежке и не подает виду.

После урока я припираю Нила к стене:

– Где он?

– Твой член? Не видел его. Эб не спрашивал?

Если честно, не знаю, почему ходит столько шуточек о распутстве пастухов. А вот ковбоев никто не трогает.

– Где Баз?

Нил пытается уйти от меня, но стоит мне приложить усилия, это становится невозможным. Я не слишком крупный, просто дерзкий. И обычно, глядя на меня, люди видят всех, кого я убил до сегодняшнего дня.

Парень останавливается и закидывает рюкзак на плечо. Нил бледный и худощавый, у него карие глаза, которые благодаря заклинаниям становятся мутно-голубыми. Пустая трата магии.

– Да тебе какая разница, Сноу? – ухмыляется он.

– Он мой сосед.

– Я думал, ты наслаждаешься одиночеством.

– Так и есть.

– Тогда в чем дело?

Я ухожу с дороги Нила.

– Если он что-то замышляет, я это выясню, – говорю я. – Как и всегда.

– Ясно.

– Я серьезно! – кричу я ему вслед. – Я запомню, как ты был честен!

К ужину я так взвинчен, что в два счета уничтожаю свой йоркширский пудинг, орошая брызгами все вокруг. Йоркширский пудинг. Запеченная говядина. Подлива. В первый день учебы нам всегда подают такой ужин, каждый год. Никогда не забуду свой первый ужин в Уотфорде – у меня глаза чуть на лоб не вылезли, когда повариха Притчард принесла подносы с запеченной говядиной. Тогда я даже перестал думать, правда ли существует магия. Запеченная говядина и йоркширский пудинг – вот что, черт побери, реально!

– Может, он уехал на каникулы или еще что-нибудь, – сказала Пенни.

– Но почему он до сих пор на каникулах?

– Например, его семья отправилась в путешествие, – предположила Агата.

«Да что ты говоришь! – хочется сказать мне. – Не об этом ли вы ворковали в Лесу? О совместном романтическом путешествии?» Я отламываю кусок хлеба и опрокидываю стакан с молоком. Пенни вздрагивает.

– Он не стал бы пропускать школу. – Я поднимаю стакан, а Пенни заклинанием убирает молоко со стола. – Учеба слишком важна для него.

Никто со мной не спорит. Баз всегда был первым учеником в нашем классе. Пенни составляла ему достойную конкуренцию, но должность моей правой руки сказалась на ее оценках. «Я не твоя правая рука, – любит говорить Пенни. – Я самый грозный член твоей команды».

– Возможно, – произносит она сейчас, – его семья перестала притворяться, что между нами мир. На восьмой курс идут по желанию. В былые времена многие уходили после седьмого года. Может, Питчи решили взяться за ум.

– И объявить войну, – говорю я.

– Вот именно.

– Против Мага и меня? Или Тоскливиуса?

– Не знаю, – отвечает Пенни. – Я всегда считала, что Питчи предпочтут отсидеться, наблюдая, как оставшиеся две стороны уничтожают друг друга.

– Спасибо.

– Саймон, ты же понимаешь, о чем я. Старинные Семьи не хотят, чтобы Тоскливиус победил. Но они не против, чтобы тот одолел Мага. Они дождутся момента, когда Маг ослабнет, и тогда нападут.

– Когда они решат, что я ослаб.

– Какая разница.

Агата смотрит туда, где обычно сидит Баз.

Нил и Дэв, еще один друг База – или кузен, – сидят рядом и разговаривают, наклонив друг к другу головы.

– Вряд ли Баз бросил школу, – говорит Агата.

Сидящая напротив нас Пенни чуть подается вперед, перехватывая взгляд Агаты:

– Ты что-то знаешь? Баз тебе рассказал?

Агата смотрит в тарелку:

– Он ничего мне не говорил.

– Наверняка говорил, – настаивает Пенни. – Ты последняя общалась с ним.

Я напрягаюсь.

– Пенелопа! – сквозь зубы говорю я.

– Мне наплевать, что вы оба договорились, будто ничего не было. – Она машет рукой в нашу с Агатой сторону. – Это важно. Агата, ты знаешь База лучше любого из нас. Что он тебе рассказал?

– Она знает его не лучше меня, – возражаю я. – Я живу с ним.

– Отлично, Саймон, и что он рассказал тебе?

– Ничего, что дало бы мне повод считать, будто он бросил школу и решил целый год не докучать мне!

– Для этого ему даже не обязательно находиться здесь, – еле слышно произносит Агата.

Меня злят ее слова, хотя только вчера я думал о том же.

– С меня хватит, – говорю я. – Я иду к себе. Насладиться одиночеством.

Пенни вздыхает:

– Саймон, успокойся. Не наказывай нас только потому, что огорчен. Мы ничего тебе не сделали. – Она смотрит на Агату и наклоняет голову набок. – Ну, по крайней мере, я.

Агата тоже поднимается:

– Мне пора заняться уроками.

Мы вместе идем до двери, потом Агата молча направляется в Дормиторий.

– Агата! – зову я.

Но она уже далеко.

Вся комната в моем распоряжении, а я даже не могу толком насладиться одиночеством. Теперь пустая постель База кажется мне зловещей.

Призываю Меч Магов и тренируюсь на чужой половине комнаты. Баз этого терпеть не может.

Глава 16

Следующим утром База также нет на завтраке. И через день тоже. Его нет на уроках.

У футбольной команды начинаются тренировки, его место занимает другой парень.

Через неделю учителя перестают называть имя База при перекличке.

Еще несколько дней я преследую Нила и Дэва, но, похоже, они не прячут его где-нибудь в амбаре…

Знаю, что должен радоваться отсутствию База – я всегда говорил, что мечтаю освободиться от него, – но у меня такое ощущение, что это… неправильно. Люди не должны вот так исчезать.

Баз бы не исчез.

Баз… незабываемый. Как жирное пятно, только в человеческом обличье. Человеческом лишь отчасти.

Через три недели после начала четверти я по-прежнему прохожу мимо футбольного поля, ожидая увидеть База на тренировке, а когда не нахожу его, то круто разворачиваюсь и направляюсь на холмы за территорией школы.

Сперва я слышу приветствие Эб и только потом вижу ее.

– Эй, Саймон, какие люди!

Она сидит в траве на некотором расстоянии от меня, а на ее коленях свернулась в клубок козочка.

Если позволяет погода, Эб проводит время на холмах. Иногда пускает коз побродить по школьной территории. Она говорит, что они отлично справляются с сорняками и хищными растениями, которые при удобном случае могут вас сцапать. В отличие от коз, они волшебные. Как-то я спросил Эб, не вредит ли козам, когда они поглощают магию.

– Саймон, они же козы, – сказала она. – Они могут есть что угодно.

Я подхожу ближе и вижу, что у Эб покраснели глаза. Она трет их рукавом свитера – старого уотфордского свитера, превратившегося со временем из красного в розовый, с коричневыми пятнами на горловине и манжетах.

Встреть я кого-нибудь другого, то забеспокоился бы. Но Эб такая плакса. Она словно ослик Иа, который все время проводит с козами и не позволяет Винни Пуху и Пятачку подбадривать себя.

Ее плаксивый нрав действует Пенелопе на нервы, но мне все равно. Эб не дает мне советов не вешать нос или видеть во всем только хорошее. И это здорово.

Я плюхаюсь в траву рядом с ней и провожу ладонью по спине козочки.

– Что ты делаешь у нас наверху? – спрашивает Эб. – Разве ты не должен быть на тренировке?

– Я не состою в команде.

Она чешет у козочки за ухом:

– А раньше тебя это останавливало?

– Я…

Эб шмыгает носом.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Ах… Конечно. – Она трясет головой, и волосы падают ей на лицо. У Эб сальные светлые волосы, подстриженные в ровное каре до подбородка с не менее ровной челкой. – Просто такое сейчас время года.

– Осень?

– Возвращение в школу. Напоминает о моих школьных днях. Назад не вернешься, Саймон, это невозможно… – Она снова шмыгает носом, потом проводит рукой по шерсти козочки.

Не хочу напоминать Эб, что она и не покидала Уотфорда. К чему подтрунивать над ней. Я сам мечтаю провести здесь всю свою жизнь.

– Не все вернулись, – говорю я.

Ее лицо мрачнеет.

– Мы кого-то потеряли?

Брат Эб погиб, когда они оба были молоды. Это одна из причин ее меланхолии: она так и не смогла пережить потерю. Не хочу расстраивать ее еще больше.

– Нет, – говорю я. – В смысле… Баз. Бэзил не вернулся.

– А-а… – вздыхает она. – Юный Питч. Конечно же он вернется. Его мать так сильно ценила образование.

– Вот и я о том же!

– Что ж, ты знаешь его лучше всех, – добавляет Эб.

– И это я тоже говорил!

Эб кивает и гладит козочку:

– Только подумать, что раньше вы были готовы глотки друг другу перегрызть.

– Мы и сейчас готовы.

Она с сомнением смотрит на меня. У нее узкие ярко-голубые глаза, которые кажутся еще ярче на фоне чумазого лица.

– Эб, – отчетливо произношу я, – он пытался убить меня.

– Безрезультатно. – Она пожимает плечами. – Давнее это дело.

– Он три раза пытался меня убить! Из-за того, что я знаю! Не важно, получилось у него или нет.

– Все-таки важно, – говорит она. – К тому же сколько лет ему было в первый раз? Одиннадцать? Двенадцать? Это не считается.

– Для меня еще как считается.

– Ну конечно…

– Да, Эб, – фыркаю я. – Считается. Он ненавидел меня еще до нашей встречи.

– Вот именно.

– Вот именно! – повторяю я.

– Я просто хочу сказать, что мне давно уже не приходилось заклинаниями разгонять вас по разным углам.

– Какой смысл каждый раз проигрывать? Мы ничего не добились. А еще было больно. Думаю, сейчас мы копим силы.

– Для чего?

– Для финала.

– Окончания школы?

– Финала всех финалов. Для решающей битвы.

– Значит, ты копил свои силы, а он не явился?

– Именно!

– Что ж, я бы не теряла надежды, – говорит Эб. – Думаю, он вернется. Его мать высоко ценила хорошее образование. В это время года я очень скучаю по ней…

Эб вновь вытирает слезы о рукав. Я вздыхаю. Иногда возле нее лучше просто наслаждаться тишиной. И козами.

Проходят три недели. Четыре, пять, шесть.

Я прекращаю искать База везде, где он мог бы быть. Теперь если я слышу шаги на лестнице, то знаю, что это Пенни. Иногда я даже разрешаю ей остаться на ночь на кровати База: вряд ли он внезапно ворвется внутрь и нашлет на нее огонь. Хотя Анафема соседей не исключает, что ты можешь причинить в своей комнате вред кому-то другому.

Еще пару раз я извожу расспросами Нила, но он даже не намекнет, что знает о местонахождении База. В какой-то момент мне кажется, что этот парень надеется найти ответы у меня.

Наверное, стоит поговорить с Магом. О Базе. Но я не хочу разговаривать с Магом! Вдруг он все еще планирует отослать меня.

Пенни говорит, что избегать его бессмысленно.

– Вряд ли ты сможешь исчезнуть с радара Мага.

Но может, это и произошло… Еще один повод для беспокойства.

Маг всегда подолгу отсутствует, но за всю четверть он почти не был в Уотфорде. И его всегда окружают Помощники.

Раньше Маг постоянно присматривал за мной. Вызывал к себе в кабинет. Давал задания, просил помочь. Иногда похоже, что Магу действительно нужна моя помощь, – он может доверять мне больше, чем кому-либо другому. Но порой он просто испытывает меня. Чтобы посмотреть, из какого теста я слеплен. Чтобы удержать меня в узде.

Как-то днем я сижу в классе и вижу Мага, в одиночку идущего к Плачущей Башне. После урока я сразу же бегу туда.

Башня представляет собой высокое здание из красного кирпича – одно из самых старых в Уотфорде, практически одного возраста с Часовней. Плачущей она называется потому, что каждое лето с ее верха спускаются виноградные лозы, а еще с течением времени сооружение накренилось, будто сгорбилось от скорби. Эб сказала, не стоит волноваться, что Башня упадет: ее крепко держат заклинания.

На первом этаже располагается столовая, которая занимает весь этаж, а над ней находятся классы, переговорные комнаты и палаты призыва. На самом верху – кабинет Мага и личные покои.

Он появляется и исчезает, когда пожелает. Магу нужно следить за всем волшебным миром, по крайней мере в Великобритании, а охота на Тоскливиуса отнимает почти все его время.

Тоскливиус не просто нападает на меня. Это не самое худшее. Иначе другие волшебники давно отдали бы меня ему.

Когда Тоскливиус объявился впервые, почти двадцать лет назад, в магической атмосфере возникли дыры. Такое ощущение, что он (или оно?) способен высасывать магию из какого-либо места, возможно, чтобы позже направить ее против нас.

Стоит приблизиться к такой мертвой зоне, и словно попадаешь в комнату без кислорода. Там совершенно ничего нет, никакой магии – даже моя сила слабеет.

Большинство волшебников не могут этого перенести. Они так привыкли к магии, к обладанию ею, что без нее впадают в уныние. Один из первых волшебников, столкнувшийся с этим явлением, описал его как «коварная тоска, серость будней, которая тайком заползает к тебе в душу».

Мертвые зоны так и остаются мертвыми. Когда ты покидаешь их, магия возвращается к тебе, но не к месту, где возникла такая зона.

Некоторым волшебникам пришлось покинуть дома, потому что Тоскливиус лишил их родные края магии. Если он лично появится в Уотфорде, это будет катастрофой.

Пока он отправлял за мной других – точнее, темных существ.

Тоскливиусу не составляет труда найти себе союзников. Любое темное создание в мире лишь обрадуется поражению магов. Вампиры, вервульфы, демоны и баньши, мантикорпсы, гоблины, в конце концов, – все они терпеть нас не могут. Мы умеем контролировать магию, а они нет. К тому же мы сдерживаем их. Если дать темным созданиям волю, то нормальный мир превратится в хаос. Они обратят обычных людей в домашний скот. Мы, волшебники, нуждаемся в том, чтобы нормалы вели свою нормальную жизнь, не подверженную магии. Наши заклинания зависят от их способности говорить свободно.

Это объясняет, почему темные существа так нас ненавидят.

Но я до сих пор не знаю, отчего Тоскливиус выбрал мишенью именно меня. Наверное, потому, что я самый могущественный волшебник. Самая большая угроза.

Маг говорит, что, когда настало время привести меня в Уотфорд, он последовал на зов моей силы, как на огонь маяка.

Может, Тоскливиус находит меня тем же способом.

По винтовой лестнице я поднимаюсь на самый верх Плачущей Башни и выхожу в круглый холл. На полу мрамором выложен школьный герб; он так сильно отполирован, что кажется мокрым. На сводчатом потолке красуется фреска – портрет самого Мерлина: из его рук в небо устремляются потоки магии, рот приоткрыт. Он чем-то похож на ведущего из телепередачи «QI»[7].

Передо мной две двери. Кабинет Мага находится за высокой сводчатой дверью с левой стороны. А святилище, его личные покои, справа, за дверью поменьше.

Сперва стучусь в кабинет – никто не отвечает. Думаю постучать в личные покои, но это кажется мне посягательством на частную жизнь. Может, просто оставить записку.

Я открываю дверь в кабинет Мага. Ее охраняют заклинания, но настроены они так, чтобы пропускать меня. Медленно захожу, на случай если побеспокою его…

Внутри темно. Окна занавешены. Обычно на полках стоит множество книг, но теперь часть валяется в куче возле стола.

Я не включаю свет. Жаль, что я не взял листок бумаги или что-нибудь еще. Мне не очень хочется трогать вещи со стола Мага. Там нет стикеров-заметок или блокнота на случай, если тебя нет на месте.

Поднимаю тяжелую перьевую ручку. На столе лежит несколько листов бумаги, списки с датами. Переворачиваю один и пишу: «Сэр, я бы хотел поговорить с вами, когда у вас появится минутка. Обо всем. О моем соседе».

Потом добавляю: «Т. Бэзилтоне Гримм-Питче».

И тут же жалею об этом. Конечно, Маг знает, кто мой сосед, а теперь создается впечатление, что это подпись. Поэтому я ставлю подпись: «Саймон».

– Саймон, – произносит кто-то, и от неожиданности я роняю ручку.

На пороге стоит мисс Поссибелф, но внутрь не заходит.

Мисс Писсибелф – наша учительница по волшебным словам, а еще декан. Она мой любимый преподаватель. Не сказать, что она мой друг, но я ей искренне небезразличен, и иногда она кажется мне более человечной, чем Маг. Хотя, сдается мне, она не совсем человек… Скорее уж она заметит, что ты неважно себя чувствуешь, или чем-то расстроен, или что у тебя большой палец висит на лоскутке кожи.

– Мисс Поссибелф, Мага здесь нет.

– Я это вижу… а у тебя тут какие-то дела?

– Я искал Мага. Хотел поговорить о некоторых вещах.

– Утром он был здесь, но снова уехал. – Мисс Поссибелф – высокая и крупная женщина с толстой серебристой косой до пояса. Она невероятно грациозная и очень красноречивая, а когда она разговаривает, то словно щекочет голосом твои уши. – Ты можешь поговорить со мной.

Она по-прежнему стоит на пороге – наверное, не может преодолеть охранные заклинания.

– Что ж, – говорю я. – Отчасти дело в Базе. Бэзиле. Он не вернулся в школу.

– Я заметила.

– Вы не знаете, он вернется?

Она опускает взгляд на свою волшебную палочку в виде трости и проворачивает в ладони ручку:

– Не уверена.

– Вы говорили с его родителями?

Мисс Поссибелф поднимает на меня взгляд:

– Это конфиденциальная информация.

Я киваю и слегка пинаю стол Мага, но, опомнившись, отхожу на шаг, запуская пятерню в волосы.

Мисс Поссибелф изящно откашливается – даже на расстоянии по моей коже бегут мурашки.

– Но я могу сказать тебе, – произносит она, – что школа обязана связаться с родителями ученика, если тот не появился в начале четверти…

– Значит, вы разговаривали с Питчами?

Она щурит свои темно-карие глаза:

– Саймон, что ты рассчитываешь выяснить?

Я раздраженно опускаю руку:

– Правду. Он уехал? Болен? Началась война?

– Правду…

Я жду, когда учительница моргнет. Даже волшебники делают это.

– Правда, – снова говорит она, – в том, что у меня нет ответов на эти вопросы. С его родителями связались. Они осведомлены, что его не было в школе, но не вдавались в подробности. Мистер Питч достиг совершеннолетнего возраста, как и вы, так что формально он взрослый человек. Если он не явился в школу, я не несу ответственности за его благополучие.

– Но нельзя просто игнорировать, что ученик не вернулся в школу! Вдруг он что-то замышляет!

– Пусть об этом беспокоится Ковен, а не декан.

– Если База нет, потому что он планирует вторжение, – настаиваю я, – тогда мы тоже должны побеспокоиться.

Учительница молча смотрит на меня. Выпятив нижнюю челюсть, я решаю не сдаваться. Так я обычно делаю, когда не знаю, как поступить. Одно получается у меня лучше всего остального…

Мисс Поссибелф закрывает глаза, но не затем, чтобы моргнуть. Такое ощущение, что она сдалась. Отлично!

Она снова смотрит на меня:

– Саймон, ты же понимаешь, что небезразличен мне и что я всегда честна с тобой. Но я не знаю, где Бэзилтон. Может, он и замышляет нечто ужасное, надеюсь, это не так, ради его блага и ради твоего. Я знаю лишь одно: когда я говорила с его отцом, тот ничуть не удивился, но общался натянуто. Он знал, что его сына здесь нет, но не радовался этому. Хочешь правду, Саймон? Казалось, что он в безвыходной ситуации. – (Я громко выдыхаю через нос и киваю.) – Это все, что я знаю. По возможности я расскажу, если узнаю что-то еще. – (Я снова киваю.) – А теперь тебе, пожалуй, пора на обед.

– Спасибо, мисс Поссибелф.

Когда я прохожу мимо нее, она пытается похлопать меня по руке, но я не останавливаюсь, и выходит очень неловко. Слышу, как за нашими спинами закрывается тяжелая дубовая дверь.

На обед я не иду. Вместо этого отправляюсь на прогулку – перехожу на бег, а в итоге оказываюсь на опушке Леса и истязаю дерево.

Даже не верится, что меч появляется по моему зову.

Глава 17

Я прекращаю искать База там, где ему полагается быть… Но в целом поиски не прекращаю.

Ночью хожу на прогулки в Туманный Лес. Пенни видит выражение моего лица и не пытается присоединиться ко мне. Агата постоянно занята домашними заданиями: похоже, в этом году она всерьез взялась за дело. Может, отец пообещал ей новую лошадь.

Раньше я любил Лес, он успокаивал меня.

После нескольких ночей я понимаю, что гуляю не бесцельно: скорее, я прочесываю Лес. Как в тот год, когда пропала Элспет. Все мы шли рядом, держась за руки и отмечая пройденные участки. Теперь я отмечаю их в своей голове, призывая заклинанием свет и размахивая мечом, прорубая дорогу сквозь ветки. Если я продолжу в том же духе, то скошу весь чертов Лес!

Я ничего не нахожу, только пугаю лесных нимф. Одна дриада является ко мне и заявляет, что я ходячий лесной Апокалипсис.

– Что ты ищешь? – спрашивает меня нимфа, паря над землей, хотя я предупредил ее, что от этого у меня мурашки по коже.

Ее волосы похожи на мох, а одета она как девчонка из манги: в полусапожках со шнуровкой и с зонтиком.

– База, – говорю я. – Моего соседа.

– Мертвеца? С красивыми глазами?

– Да.

Баз мертв? Я никогда не думал о нем в таком отношении. В смысле, он же вампир.

– Стой, ты говоришь, что он мертв? То есть совсем?

– Все кровососы мертвы.

– Ты видела, чтобы он пил кровь?

Она молча смотрит на меня. Меч воткнут в землю возле моих ног.

– Что ты ищешь, Избранный? – Нимфа кажется раздраженной. Она кладет свой зеленый зонтик на плечо.

– Моего соседа. База. Кровососа.

– Его здесь нет.

– Ты уверена?

– Более уверена, чем ты.

Я вздыхаю и еще сильнее вдавливаю меч в землю:

– Я-то совсем не уверен.

– Волшебник, ты сводишь на нет всю нашу доброжелательность.

– Сколько раз мне нужно спасти Лес, чтобы завоевать расположение вашего народа?

– Какой смысл спасать, если ты просто собираешься истребить его.

– Я ищу. Моего соседа.

– Твоего врага, – возражает нимфа.

У нее серо-коричневая кожа, сморщенная, как древесная кора, а глаза светятся не хуже тех грибов, что растут в глубине Леса.

– Не важно, кто он. Ты знаешь, о ком я говорю. Почему ты так уверена, что его здесь нет?

Дриада склоняет голову набок, будто прислушивается к деревьям у себя за спиной. Каждое ее движение похоже на дуновение ветерка по веткам.

– Его здесь нет, – говорит она. – Если только он не прячется.

– Ну конечно он прячется! Он, черт побери, где-то прячется!

– Если мы его здесь не видим, волшебник, ты тоже не сможешь.

Я поднимаю меч и вкладываю в ножны на бедре:

– Но вы расскажете, если что-нибудь услышите?

– Наверное, нет.

– Вы просто невыносимая.

– Да, я невероятная.

– Но это важно, – говорю я. – Пропал очень опасный человек.

– Для меня он не опасен, – шипит она. – Как и для моих сестер. У нас нет крови. Мы не играем в жалкие игры, кто лучший, а кто самый лучший.

– Возможно, вы забыли, что Питчи родом из Дома Огня.

Я взмахиваю рукой в сторону Леса за ее спиной – горит он очень даже хорошо.

Она резко вздергивает голову. Губы искривляются в улыбке. Дриада перекладывает зонтик на другое плечо.

– Хорошо, – присвистывает она.

– Что – хорошо?

– Если мы увидим твоего красавца-кровососа, то скажем ему, что ты его ищешь.

– Это мало поможет.

– Тогда мы скажем золотцу.

– Золотцу… Это я золотце?

Дриада морщит нос и трясет волосами, похожими на мох, с бутонами цветков.

– Тогда кто?

– Твоя золотая девочка. Его золотая девочка. Вашей зенице ока и вашему пороку.

– Зенице… Ты имеешь в виду Агату?

– Девочка-златоглавка.

– Вы скажете Агате, если увидите База?

– Да, – отвечает дриада, крутя зонтик. – Она нас успокаивает.

Я вздыхаю и тру лоб ладонью:

– Я спасал вас раза три, не меньше. Весь этот Лес. Ты же это знаешь?

– Что ты ищешь, Избранный?

– Ничего. – Я вскидываю руки и отворачиваюсь, пиная оказавшееся под ногой молодое деревце. – Ни-че-го!

Чего хорошего ждать от Туманного Леса?

Я иду по Лесу.

Я иду по полям.

Между занятиями я прочесываю школьную территорию, заглядывая в пустующие здания, открываю двери, которые давным-давно никто не открывал.

Иногда внутри Уотфорд кажется столь же большим, как обнесенная стеной территория вместе с прилегающими землями.

Там есть тайные комнаты, коридоры. Целое крыло может оказаться скрытым, а обнаружить его можно, только зная верное заклинание или имея подходящий артефакт.

Между вторым и третьим этажом Дормитория есть дополнительный этаж. Пенни называет его «дополнительный бонус». Он представляет собой эхо этажа, находящегося над ним. Там происходит то же, что и наверху, только день спустя.

Под крепостным рвом есть еще один крепостной ров.

И лабиринты на холмах.

И трое скрытых ворот, а мне удалось открыть только одни.

Иногда мне кажется, что я потратил свою жизнь на поиски карты или ключа, который сделал бы Уотфорд – весь мир магов – понятным.

Но всегда я нахожу лишь кусочки головоломки. Я словно оказался в темной комнате, а света хватает ровно настолько, чтобы увидеть один угол.

Почти весь пятый курс я провел в поисках База, блуждая по Катакомбам под Белой Часовней. Она расположена в сердце Уотфорда – это самое старое здание. Никто не знает, был ли Уотфорд изначально школой или чем-то еще. Может, магическим аббатством. Или поселением магов. Я склоняюсь к этой версии. Только представьте себе город-крепость, где волшебники живут вместе, практически под открытым небом. Своеобразная магическая община.

Катакомбы располагаются под Часовней и простираются еще дальше. Возможно, вниз ведут и другие пути, но я знаю только один.

На пятом курсе я заметил, как после ужина Баз периодически сбегает к Часовне. Я решил, что дело в каком-то коварном плане или заговоре.

Я следовал за Базом до Часовни, прошел сквозь высокую арку парадных дверей, которые никогда не запираются… Мимо алтаря, святилища и Уголка Поэтов… Сквозь тайную дверь и прямиком в Катакомбы.

Как и положено, Катакомбы навевают ужас. Агата ни за что бы туда не сунулась, а Пенелопа составляла мне компанию только поначалу, когда еще верила, что Баз что-то замышляет.

На пятом курсе она бросила это занятие. Как, впрочем, и перестала ходить со мной на футбольные матчи База. Или прятаться в коридоре под балконом, где Баз практикуется в игре на скрипке.

Но я не смог оставить все как есть. Ведь зацепки стали собираться воедино…

Кровь на манжетах База. Его умение видеть в темноте. Он возвращался в нашу комнату ночью и переодевался в пижаму, не включая света. Потом я обнаружил груду мертвых крыс в подвале Часовни, обескровленных и иссушенных, будто выжатый лимон.

Я был без сопровождения, когда наконец припер База к стенке. В глубине Катакомб, внутри Детской Усыпальницы. Le Tombeau des Enfants. Баз сидел в углу, а вдоль стен грудами, словно апельсины, лежали черепа.

– Ты нашел меня, – сказал он.

К этому моменту я уже вытащил меч:

– Я знал, что найду.

– И что теперь?

Он даже не поднялся. Просто отряхнул пыль с серых брюк и прислонился спиной к груде костей.

– Это ты мне скажи, что задумал, – проговорил я.

Баз лишь посмеялся. В тот год он постоянно смеялся надо мной, но сейчас казался унылым. Пламя от факелов отбрасывало оранжевые пятна на серые стены, а кожа База была по-прежнему белой как мел.

Я принял более удобную стойку, расставив ноги пошире и расправив плечи.

– Они умерли от чумы, – сказал он.

– Кто?

Баз поднял руку, и я отпрянул.

Он изогнул бровь и широким жестом обвел комнату рукой.

– Они, – сказал он. – Les enfants[8].

Черная прядь волос легла ему на лоб.

– Поэтому ты здесь? Чтобы отследить распространение чумы?

Баз уставился на меня. Нам обоим было по шестнадцать, но под его взглядом я ощутил себя пятилетним ребенком. В присутствии База мне кажется, что я никогда не смогу угнаться за ним. Словно он рожден с полным набором знаний о мире магов – о его мире. Это заложено у него в ДНК.

– Да, Сноу, – сказал Баз. – Я здесь, чтобы найти чуму. Соберу мензурку и заражу всю столицу.

Я крепче сжал в руке меч.

У База был скучающий вид.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил я, взмахивая мечом.

– Сижу.

– Нет! Ты меня не обманешь. Спустя столько месяцев я наконец поймал тебя, и ты расскажешь, что замышляешь.

– Большинство студентов умерли.

– Прекрати! Прекрати заговаривать мне зубы!

– Здоровых отправили по домам. Мой прапрадядя был тогда директором, он остался, чтобы помочь с уходом за больными и умирающими. Его череп тоже здесь. Ты мог бы подсобить в поисках. Мне постоянно говорят, что я унаследовал его аристократический лоб.

– Даже слушать этого не желаю.

– Магия не помогла им. – (Я стиснул зубы.) – Тогда еще не изобрели заклинание от чумы, – не унимался Баз. – Не было слов, которые несли бы в себе достаточно силы. Правильной силы.

Я сделал шаг вперед:

– Что ты здесь делаешь?

Он тихонько запел себе под нос:

– «Кольцо вокруг роз, и полный карман цветов…»[9]

– Баз, ответь мне.

– «Пепел, пепел…»

Я погрузил меч в груду костей возле База, и черепа с грохотом раскатились по сторонам.

Баз ухмыльнулся и выпрямил спину, ловя черепа своей волшебной палочкой – «Отставить!». Они развернулись и покатились на прежнее место.

– Сноу, прояви толику уважения, – резко сказал Баз, потом вновь откинулся назад. – Чего ты хочешь от меня?

– Хочу знать, что ты замышляешь.

– Это я и замышлял.

– Сидеть в чертовой гробнице среди кучи костей?

– Это не просто кости. А студенты! И учителя. Все, кто умирает в Уотфорде, оказываются в этой гробнице.

– И?..

– И?.. – удивленно повторил Баз; я зарычал. – Слушай, Сноу…

Баз поднялся на ноги. Он был выше меня, как и всегда. Даже в то лето, когда я подрос на три дюйма, могу поклясться, этот везучий мерзавец подрос на целых четыре.

– Ты следишь за мной, – сказал он, – ищешь меня. И теперь нашел. Не моя вина, если ты до сих пор не увидел того, что искал.

– Я знаю, кто ты, – фыркнул я.

Он пристально посмотрел на меня:

– Твой сосед?

Я покачал головой и сжал эфес меча.

Баз сделал шаг вперед, и теперь нас разделяло расстояние вытянутой руки.

– Скажи мне, – огрызнулся он, но я не мог. – Скажи мне, Сноу. – Он подошел еще ближе. – Кто же я такой?

Я снова зарычал и чуть поднял клинок.

– Вампир! – прокричал я.

Должно быть, Баз почувствовал мой яростный выдох. Он захохотал:

– Правда? Ты считаешь, что я вампир? Во имя Алистера Кроули[10], что ты собираешься с этим делать?

Баз достал из пиджака фляжку и сделал глоток. Я не знал, что такое он пьет, и опустил меч. Но потом напомнил себе, что не нужно терять боевой готовности, и снова занес клинок.

– Попробуешь вонзить кол в сердце? – спросил Баз, прислоняясь спиной к стене и кладя руку на груду черепов. – Или обезглавить? Но тогда придется держать мою голову отдельно от тела, и даже тогда я буду способен ходить: тело не остановится, пока не найдет голову… Лучше попробуй огонь, Сноу, это единственное надежное средство.

Мне хотелось разрубить База напополам. Прямо там. Навсегда, черт побери!

Но я не переставал думать о словах Пенелопы: «Саймон, откуда ты знаешь, что он вампир? Ты видел, чтобы он пил кровь? Он угрожал тебе? Пытался зачаровать тебя?»

Может, и так. Может, поэтому я преследую База уже шесть месяцев.

И теперь я поймал его.

– Сделай уже что-нибудь, – с насмешкой сказал он. – Сноу, не трать день попусту. Или ночь. Быстрее, пока я не… Хм… Что же такого ужасного мне сделать? Для всех, кто здесь внизу, уже слишком поздно. Я могу навредить только тебе, не так ли? Но что-то я не в настроении высасывать у тебя кровь. Вдруг я случайно обращу тебя? Тогда мне придется лицезреть твою ангельскую мордашку целую вечность. – Баз покачал головой и снова отпил из фляги. – Сноу, вряд ли не-смерть сделает тебя лучше. Просто испортит цвет кожи.

Он снова засмеялся. Безрадостно. И прикрыл глаза, будто сильно устал.

Может, так и было. Я-то уж точно устал. Несколько недель мы каждую ночь устраивали в Катакомбах игру в кошки-мышки.

Я опустил меч, но в ножны не убрал, потом сменил стойку.

– Мне не обязательно что-то делать, – сказал я. – Я знаю, кто ты. Теперь мне остается только подождать, пока ты совершишь ошибку.

– Правда, Сноу? – Баз вздрогнул, не открывая глаз. – В этом твой план? Дождаться, когда я убью кого-нибудь? Ты худший Избранный из всех избранных.

– Да пошел ты! – сказал я.

Обычно это означало, что у меня больше нет аргументов. Я попятился из гробницы. Нужно было обсудить все с Пенелопой, перегруппироваться.

– Знай я, что можно так просто от тебя избавиться, – крикнул мне Баз, – я бы давным-давно позволил поймать меня!

Я направился наверх, надеясь, что Баз не способен обернуться летучей мышью и полететь за мной. Пенни говорила, что это миф. Но все же.

Даже спустя десять минут до меня еще доносилось его пение.

«Пепел, пепел – и мы падаем».

С той ночи я не спускался в Катакомбы…

Я выжидаю, пока все не улягутся по кроватям и не заснут, потом пробираюсь к Белой Часовне.

Тайную дверь в Уголке Поэтов охраняют два бюста самых известных из современных поэтов-магов, Маркса[11] и Воудхауса.

Я взял с собой бечевку, конец которой теперь наматываю на шею Граучо.

Сама дверь – еще одна доска в стене – всегда заперта, а ключа не существует. Чтобы открыть ее, всего лишь нужно искренне пожелать войти. У большинства с этим проблемы.

Дверь распахивается, потом закрывается за моей спиной. Вокруг становится холоднее. Я зажигаю факел на стене и иду по своему первому пути.

Внизу, в петляющих туннелях Катакомб, я применяю каждое поисковое и разоблачительное заклинание из известных мне. «Выходи, выходи, где бы ты ни был! Ваш выход! Скуби-Дуби-Ду, я тебя найду!» Я называю База полным именем – так сложнее противостоять заклинанию.

Волшебные слова коварны. Иногда, желая найти что-то скрытое, нужно применить язык того периода, когда это было спрятано. А бывает, что устаревшая фраза перестает работать, потому что она всем надоела.

Я никогда не ладил со словами.

Наверное, поэтому из меня вышел такой непутевый волшебник.

– Слова обладают огромной силой, – сказала мисс Поссибелф во время нашего первого урока по волшебным словам.

Никто не слушал, ведь для остальных она не говорила ничего нового. Я же пытался запомнить каждое слово.

– И еще бóльшую силу они обретают, стоит произнести их вслух, прочесть или написать в определенных последовательных комбинациях. Чтобы наложить заклинание, нужно по максимуму использовать силу слова. Не просто произнести его, а призвать к действию само значение…

Чтобы управлять магией, ты должен иметь хороший словарный запас. А еще проявлять смекалку. И смелость, чтобы подать голос. А также чуткий слух, чтобы распознать крепкую фразу.

Но главное – вникнуть в то, что говоришь, осознать, как слова становятся магией.

Нельзя размахивать волшебной палочкой направо и налево и повторять все, что услышал у прохожего: так можно ненароком и кастрировать кого-нибудь.

Но со мной ничто из этого не работает. Слова, язык, речь…

Не помню, когда я научился говорить, но знаю, что меня даже отправляли к специалистам. Наверное, так бывает с детьми из приютов или с теми, чьи родители с ними не разговаривают, и в результате они не получают должного навыка.

Я ходил к психологу и логопеду. «Саймон, используй слова». Мне осточертело это слышать! Зачем просить, если я просто мог взять, что хотел. Или ударить обидчика, даже если мне тут же вернут удар.

Первый месяц в Уотфорде я почти не разговаривал. Проблем с этим не возникало: все кругом трещали без умолку.

Мисс Поссибелф и несколько других учителей заметили мое молчание и стали давать мне частные уроки. Чтобы я научился высказываться. Иногда там присутствовал Маг: он потирал бороду и смотрел в окно. Я представлял, что кричу ему: «Используй слова!» А он отвечал, что ошибся, когда привез меня сюда.

До сих пор я не слишком хорошо владею словами, а еще хуже – волшебной палочкой, поэтому спасаюсь лишь зазубриванием. А еще искренностью. Хотите верьте, хотите нет, но это помогает. Когда же я сомневаюсь, то следую советам Пенни.

Я осторожно иду сквозь Катакомбы, работая с теми заклинаниями, которые у меня получаются.

За потайными дверьми нахожу новые двери. А еще громко храпящий сундук с сокровищами. Вижу изображение девушки с пшеничными волосами, по ее щекам текут слезы – прямо GIF, вырезанное на стене. Раньше я бы остановился, чтобы узнать историю незнакомки. Раньше я превратил бы все в приключение.

Но я продолжаю поиски База.

Или хотя бы зацепки.

И каждую ночь я поворачиваю обратно, когда бечевка заканчивается.

Глава 18

Ты знал, что этим стенам тысяча лет?

Сквозь них ходят призраки, говорящие на никому не понятных языках. Но это и не важно, ведь их никто не слышит.

Это те же стены, вдоль которых ходила и я. Часовня. Башня. Подъемный мост.

А вот волки в новинку. Как и рыбы-монстры. Интересно, где Дэйви их нашел? И какое заклинание применил, чтобы доставить сюда? Чему они должны помешать?

– Параноик, – всегда говорила про него Мит. – Он думает, что все хотят на него напасть.

– Некоторые все-таки пытаются, – возражала я.

– Только потому, что он злонравный мерзавец.

– Просто он слишком обеспокоен.

– Своей персоной? Согласна.

– Нет, всем на свете, – сказала я. – Он не может расслабиться.

– Люси, ты слишком долго слушала его бредни.

– Мне его жаль… А если послушать Дэйви, можно понять, что в его словах есть зерно истины. Ну скажи, почему пикси и кентавры с магическим даром не могут приехать в Уотфорд? Почему моему брату пришлось остаться дома? Потому что он недостаточно сильный?

– Твой брат – придурок, – говорит она. – Его интересует лишь «Def Leppard»[12].

– Ты же знаешь, как огорчилась мама, когда ему отказали. У него есть волшебная палочка, а он даже не знает, как ею пользоваться. Мои родители чуть не развелись из-за этого.

– Я знаю, – чуть мягче сказала Митали. – Но школа не настолько велика. Она не может принять всех.

– Дэйви говорит, можно расширить ее. Или построить новую. Только представь себе – по всей стране будут школы для всех обладающих магией.

Подруга нахмурилась:

– Но смысл Уотфорда в том, что здесь собраны лучшие из лучших. Самое качественное образование для самых одаренных волшебников.

– Разве в этом смысл Уотфорда? Тогда Дэйви прав. Здесь собралась элита.

Мит вздохнула.

– Дэйви говорит, что мы слабеем, – сказала я. – Как общество. Что злобные темные создания сотрут нас с лица земли и заберут нашу магию.

– А он не сказал, что они живут под твоей кроватью?

– Я серьезно!

– Знаю, – печально проговорила подруга. – И очень жаль. Что Дэйви хочет от тебя? От кого-либо из нас?

Я придвинулась к ней и прошептала:

– Революции.

Я много странствовала.

Пыталась найти дорогу к тебе.

Стены все те же. И Часовня. И Башня.

Галстуки стали уже. Юбки короче. Но цвета все те же…

Сейчас я испытываю гордость за Дэйви. Конечно, смешно слышать это из моих уст, но что поделать.

Он добился своего. Осуществил революцию.

Он открыл двери всем детям, наделенным даром магии.

Глава 19

Ближе к Хеллоуину мне наконец удается поговорить с Магом.

Он сам вызывает меня. На уроке греческого в окно залетает малиновка и бросает мне на стол записку. Вокруг Мага постоянно порхают птицы. В основном малиновки. А еще крапивники и воробьи. Совсем как у Белоснежки. Он скорее воспользуется заклинанием «Птичка на хвосте принесла!», чем мобильником.

После урока я направляюсь в пристройку в дальнем конце территории, у внешней стены. Там находятся конюшни, переделанные в гараж и казармы.

Снаружи стоят Помощники Мага. Пенни говорит, что они нравились бы ей намного больше, будь среди них женщины. Парни собрались вокруг огромного зеленого грузовика, которого я прежде не видел, – он похож на военный и покрыт брезентом. Один из Помощников держит металлический ящик. Остальные по очереди тянут к нему руки и следят за тем, как их ладони проходят сквозь него.

– Саймон, – говорит Маг, выходя из амбара, кладет руку мне на плечи и уводит от грузовика. – Вот и ты.

– Я бы пришел раньше, сэр, но у меня был урок. А Минотавр сказал, что ради срочного дела вы прислали бы птицу покрупнее.

Маг хмурится:

– С крупными птицами заклинание не работает.

– Знаю, сэр. Простите. Он не желал меня слушать.

– Что ж… – Маг хлопает меня по плечу. – Это было не так срочно. Я просто хотел повидаться с тобой. Проверить, как ты. Мисс Поссибелф рассказала про нападение, про жуков. Говорит, что это Тоскливиус.

Балаболки. Они напали на уроке по волшебным словам. Целый рой. Я еще никогда не видел рой балаболок.

Мы зовем их жуками, потому что размером они со шмеля, но балаболки больше напоминают птиц. Одно такое создание может убить собаку, козла или грифона. Две или три одолеют волшебника. Они забираются в уши и жужжат так громко, что отнимают способность мыслить. Сперва сводят с ума, потом добираются до мозга, и ты полностью теряешь себя.

Обычно балаболки не нападают на людей. Однако на прошлой неделе они залетели в окно класса и шумным оранжевым облаком окружили меня. Но хуже всего то опустошающее, тошнотворное чувство, которое всегда сопровождает атаки Тоскливиуса.

Все ученики выбежали из класса.

– Похоже на Тоскливиуса, сэр. Но зачем ему насылать балаболок? Не такая уж они и угроза.

– Для тебя нет. – Маг потирает бороду. – Может, он просто хочет напомнить о себе. Чем же ты отбил их нападение?

– «Замрите в воздухе!»

– Отлично, Саймон!

– Я… Мне кажется, я убил и других существ. Эб нашла в поле фазанов. А у Риза был попугайчик…

Маг взглянул на малиновку, порхающую над его плечом, и сжал мою руку:

– Тебя к этому вынудили. Никто не пострадал. Ты ходил в медпункт?

– Со мной все в порядке, сэр. – Я делаю шаг вперед. – Сэр, я надеялся… У вас есть какие-нибудь успехи? Насчет Тоскливиуса? Я вижу, как ходят туда-сюда Помощники. А я не… Я мог бы помочь. Мы с Пенелопой. Мы могли бы помочь.

Ладонь Мага соскальзывает с моего плеча, и он кладет руку себе на пояс:

– По этому делу новостей нет. Никаких прорывов или нападений. Лишь постоянное увеличение дыр. Мне даже хочется, чтобы Тоскливиус вновь показал свое лицо… – Я дрожу при воспоминании об этом лице, но Маг вновь подает голос: – Чтобы напомнить этим глупцам, с чем мы имеем дело.

Я смотрю на грузовик за спиной Мага. Пока мы общаемся, Помощники носят мимо нас ящики.

– Сэр, вы нашли мою записку?

Он прищуривается:

– Насчет пропавшего мальчишки Питча?

– Насчет моего соседа по комнате. Он до сих пор не вернулся.

Маг трет бородку тыльной стороной ладони, затянутой в кожаную перчатку:

– Ты прав, что беспокоишься. Старинные Семьи хотят сомкнуть ряды, созывают своих сыновей, запирают ворота на засов. Они готовятся нанести нам удар.

– Сыновей?

Он начинает перечислять имена – я знаю этих мальчишек, но не слишком хорошо. С шестого, седьмого и восьмого курсов.

– Но, – говорю я, – Семьи знают, что Тоскливиус прикончит нас, если мы не будем держаться друг друга. Он сильнее, чем когда-либо.

– Возможно, таков их план, – говорит Маг. – Я уже бросил попытки разобраться в этих людях. Их больше волнует собственное богатство и власть, чем наш мир. Иногда мне кажется, что они готовы пожертвовать всем, лишь бы увидеть мое падение…

– Чем я могу помочь, сэр?

– Позаботься о себе, Саймон. – Маг вновь пожимает мою руку и поворачивается ко мне лицом. – Через несколько часов я снова уеду. Но я надеялся, что после новой атаки ты все-таки прислушаешься к моим словам. Уезжай отсюда, Саймон. Позволь отвезти тебя в убежище, о котором я говорил. Ты уедешь так далеко, как только возможно.

Я отступаю на шаг:

– Сэр, но это были всего лишь балаболки.

– На этот раз да.

– Нет. Сэр! Я говорил вам… Мне хорошо и здесь. Я в полной безопасности.

– Ты всегда в опасности! – говорит Маг так яростно, что его слова напоминают угрозу. – Безопасность, стабильность – все это иллюзия. Саймон, это ложный бог. Ты цепляешься за тонущую лодку, вместо того чтобы научиться плавать.

– Тогда мне лучше остаться здесь! – говорю я, пожалуй, слишком громко, так как один из Помощников Мага, Стивен, поднимает на меня взгляд, и я понижаю голос: – Если безопасного места нет, я могу остаться и здесь. С друзьями. Или же бороться – я могу помочь вам!

Наши взгляды скрещиваются. Я вижу разочарование и жалость на лице Мага.

– Саймон, я знаю, что ты можешь. Но сейчас ситуация очень щекотливая…

Ему не нужно продолжать. Я знаю, о чем он говорит.

Магу не нужна бомба.

Никто не пошлет бомбу на разведывательную миссию и не пригласит на стратегическое совещание. Вот когда не останется других вариантов, можно будет сбросить и ее.

Я киваю.

Потом отворачиваюсь, направляясь обратно в центральную часть школы.

Чувствую, как Помощники смотрят мне вслед. Все они на год или два старше меня. Даже не хочу думать о том, что они считают себя взрослее и важнее. Ненавижу их темно-зеленые бриджи и золотые звезды на рукавах.

– Саймон! – кричит Маг.

Я напускаю равнодушный вид и только тогда поворачиваюсь.

Маг приставил ладонь козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца. На его губах появляется скупая улыбка. Еле заметная.

– Может, Тоскливиус и сильнее, чем когда-либо, но ты не менее сильный. Помни об этом.

Я киваю и провожаю его взглядом до гаража. Кстати, я уже опаздываю на встречу с Пенелопой.

Глава 20

Тренируемся мы на холмах. На улице холодно, но Саймон ненавидит практиковаться там, где его могут увидеть.

На нем серое полупальто и зеленый шарф в темно-зеленую полоску, а мне стоило бы надеть брюки, потому что мои серые колготки ветер продувает насквозь. Самайн почти наступил, и скоро Завеса закроется. А от тетушки Берил пока ни слуху ни духу.

– «Как есть, так есть!» – говорит Саймон и указывает палочкой на небольшой камень, лежащий на бревне.

Камень начинает дрожать, потом взрывается, обращаясь в пыль.

– Не знаю, работает ли так заклинание, – произносит Саймон, – или же я все разрушаю.

К концу года каждый студент восьмого курса обязан создать свое заклинание – найти новый оборот в языке, который набрал силу, или давно забытый старый и придумать ему применение в современном мире.

Практичные и стойкие заклинания самые лучшие. Броские фразы обычно полная ерунда: простым людям они быстро надоедают, и те от них отказываются. Такие заклинания работают плохо: только проникнешься их смыслом, как они перестают действовать. Слова из песен тоже непредсказуемы, по той же причине.

Практически никогда студенту Уотфорда не удается создать заклинание, которое приживется.

Но моя мама училась на седьмом курсе, когда придумала «Леди не отступают!»[13] – и до сих пор это невероятно полезное заклинание в бою, особенно для женщин. Чего, как мне кажется, мама немного стыдится. Ведь этому заклинанию теперь обучают в магических мастерских по правонарушениям.

Каждую неделю с начала четверти Саймон пробует новую фразу. Его к этому совершенно не тянет, но разве можно его винить. Даже проверенные заклинания барахлят под руководством волшебной палочки Саймона. А когда он пробует метафоры, те, как назло, приобретают буквальный смысл. На шестом курсе он наложил на Агату заклинание «Заживет как на собаке», чтобы помочь ей справиться с похмельем, а вместо этого она обросла шерстью. Кажется, тогда он в последний раз направлял свою волшебную палочку на человека. Да и Агата с тех пор не пьет.

Саймон смахивает пыль с бревна и садится, запихивая палочку в карман:

– Не только Баз пропал.

– Ты о чем? – Я навожу палочку на шахматные фигуры, расставленные на земле. – «Игра началась!» – Фигурка слона опрокидывается, и я пробую снова. – «Игра в действии!»

Ничего не происходит.

– Должно же что-то подойти, – говорю я. – Это же из Шекспира и Шерлока Холмса.

– Маг сказал, что Старинные Семьи забирают своих сыновей из школы, – говорит Саймон. – Двое семикурсников так и не вернулись. Маркус, кузен База, тоже исчез. Он только на шестом курсе.

– Который из них Маркус?

– Атлет. С мелированием. Полузащитник.

Я пожимаю плечами и наклоняюсь, чтобы собрать фигурки. Видимо, сейчас я сама мыслю буквально, потому что перепробовала все возможное со словом «игра». У меня такое ощущение, что это может стать началом отличного заклинания – катализатором…

– Не вернулись только парни? – спрашиваю я.

– Хм… – говорит Саймон. – Не знаю. Маг не сказал.

– Он такой женофоб, – качаю я головой. – Маркус… не он ли застрял в кухонном лифте, когда мы были на втором курсе?

– Ага.

– И он встал на вражескую сторону? Ой, я вся дрожу!

– Маг считает, что Семьи готовятся к серьезному удару.

– И чего он хочет от нас?

– Ничего.

Я складываю шахматные фигурки в карман.

– Что ты имеешь в виду?

– Он по-прежнему хочет, чтобы я уехал…

Наверное, я хмурюсь, поскольку Саймон изгибает брови и говорит:

– Пенни, я все знаю… я никуда не еду. Но раз я останусь здесь, он хочет, чтобы я не высовывался. Точнее, мы. Он говорит, что его люди сейчас над всем работают, а еще что вопрос щекотливый.

– Хм… – Я сажусь рядом с Саймоном на бревно.

Должна признаться, я не против не высовываться – пусть Маг сам справится с этим безумием, без нашего участия. Но мне совсем не нравится, когда мне приказывают залечь на дно. Как и Саймону.

– Думаешь, Баз сейчас вместе с другими парнями? – спрашиваю я.

– Вполне логично.

Я ничего не отвечаю. Не хочу говорить с Саймоном о Базе. Это почти то же, что беседовать с Безумным Шляпником о чае. Лучше не поощрять эту тему.

Каблуком ботинка Саймон сдирает кору с бревна.

Я прислоняюсь к другу, потому что замерзла, а он всегда такой теплый. А еще я хочу напомнить Саймону, что не боюсь его.

– Все логично, – говорит он.

Глава 21

Книги. Артефакты. Зачарованные драгоценности. Зачарованная мебель. Лапки обезьян и кроликов, гнозисы гномов…

Мы забираем все. Хотя я знаю, что это бесполезно.

У нашего дела не одна цель: хочу показать Старинным Семьям, что я по-прежнему у штурвала.

В этой школе.

В этом мире.

И никто не справится лучше меня.

Они считают меня неудачником, потому что Тоскливиус до сих пор напускает на всех тоску, крадет нашу магию, подчистую уничтожает нашу страну. Но кто сможет встать у него на пути?

Вероятно, Наташа Гримм-Питч смогла бы поставить Тоскливиуса на место, но она давным-давно покинула нас, а никто из ее друзей или родственников не обладает и толикой ее таланта.

Я отправил своих помощников забрать вражеские сокровища, провести обыск в их библиотеках. Так я показал им, что в новом мире даже робкий ребенок в моей форме обладает большей властью, чем они. Их имена ничего не стоят.

Но все же…

Я не нашел того, в чем нуждался. Настоящих ответов. Я по-прежнему не могу излечить его…

Величайший Маг, наша единственная надежда на сегодняшний день.

Но у нашего Величайшего Мага есть существенный изъян. Он никудышный. Искалеченный.

Этот маг – Саймон Сноу. Я знаю это.

Не было еще никого подобного ему.

Но Саймон Сноу – мой Саймон – не может вынести груза этой силы. Не может контролировать ее. Он единственный подходящий сосуд, вот только треснутый. Поврежденный. Он…

Просто мальчик.

Должен же быть способ – заклинание, амулет, знамение, – чтобы помочь ему. Мы же волшебники! Единственные магические существа, которые владеют силой, способны придавать ей форму. Где-то в мире должно быть решение для Саймона. Ритуал. Рецепт. Рифма.

Ведь не так работают пророчества…

Не так разворачиваются истории…

Совершенно не так.

Если есть трещина, должен быть способ залатать ее. И я его найду.

Глава 22

Я немного отстаю в греческом. И плаваю в политологии. Мы с Агатой спорим о поездке к ней на каникулы: я не хочу покидать Уотфорд, а она, как мне кажется, не сильно жаждет, чтобы я ехал с ней. Однако хочет, чтобы этого хотел я. Вроде того.

Я больше не ношу крест, поэтому прячу его под кровать в коробку… Шее стало легче, а вот голова будто набита камнями. Немного сна мне не помешает, но уснуть я не могу. В принципе, это и не обязательно – я продержусь на коротких передышках и магии.

Приходится выгонять Пенни из комнаты, чтобы подруга не узнала, как я провожу ночи.

– Но ведь никто не пользуется кроватью База, – возражает она.

– Никто не пользуется твоей кроватью, – говорю я в ответ.

– Трикси и Керис сдвигают кровати, когда меня нет. Наверняка там повсюду пыльца пикси.

– Пенни, это не мои проблемы.

– Саймон, мои проблемы – это и твои проблемы.

– С чего вдруг?

– Потому что все твои проблемы – это мои проблемы!

– Отправляйся к себе.

– Саймон, ну пожалуйста.

– Иди. Иначе тебя исключат.

– Если только поймают.

– Иди уже.

Когда Пенни наконец уходит, я тоже покидаю комнату.

Затею с Катакомбами я бросаю и переключаюсь на крепостную стену.

Я не сильно надеюсь найти База – да и где он может там спрятаться? Но у меня такое ощущение, что я смогу предвидеть его появление.

К тому же я обожаю ветер. И звезды. Летом у меня нет возможности полюбоваться звездами. В каком бы городке я ни оказался, там слишком много фонарей.

Наверху находится дозорная башня с небольшим закутком внутри, со скамьей и навесом. Всю ночь слежу, как Помощники Мага приезжают и уезжают на своем военном грузовике. Иногда ненадолго проваливаюсь в сон.

– Выглядишь усталым, – говорит за завтраком Пенни. (Яичница. Жареные грибы. Запеченные бобы и кровяная колбаса.) – А еще… – подруга подается вперед, – у тебя листочек в волосах.

– Хмм… – Я увлеченно поглощаю завтрак.

До начала уроков у меня еще останется время на добавку, только нужно поторопиться.

Пенни снова тянется к моим волосам, потом поднимает взгляд на Агату и отдергивает руку. Агата всегда ревновала Пенелопу ко мне, сколько бы я ни повторял, что это ни к чему. Это и правда совсем другое.