Я сидела в салоне и пыталась слушать очередной рассказ Доротеи про дочку. В голове мелькали разрозненные воспоминания о нашей первой встрече с Сашей, потом разборка с его любовницей, снова наши приключения… Глухой голос гадалки пробивался сквозь эти мысли, сильно нервируя, но я старательно выдавливала из себя улыбку.
– Анжелке ее мальчик наконец-то в любви признался. – с лихорадочным блеском в глазах азартно вещала тем временем Доротея. – Она, бедная, уже неделю плакала: мамочка, мы уже целовались с ним, а он все молчит. А вот вчера! Она сияет прямо. Первое признание, такого в жизни уже не будет. Самое крутое, это я и по себе знаю.
Я машинально кивала, вспоминая свой первый поцелуй с Сашей. Он был вовсе не первым поцелуем в моей жизни… но почему же я не помню других?
Доротея села на мой стол и теперь совала мне в нос телефон, где с фотки улыбался невысокий большеглазый мальчик со слегка оттопыренными ушами, как я поняла, это и была первая анжелкина любовь. Все очень трогательно, но мне так тяжело было сосредоточиться на чужих любовных историях.
– Доротея, прости, у меня голова разболелась. – наконец не выдержала я. – Давай ты мне завтра все подробности расскажешь?
– Как угодно. – кажется, она все же обиделась. Надо будет купить какой-нибудь пустячок в подарок ее Анжелке, чтобы загладить вину.
Придумать подарок мне помешала очередная клиентка – сутулая женщина средних лет, в старом пуховике, теплой вязаной шапке и высоких плотных сапогах, со здоровенным баулом за спиной Тяжело ступая, она прошествовала сначала к Синтии, потом увидела приоткрытую дверь моего кабинета, и, резко развернувшись, по-солдатки промаршировала к нам. Доротея нехотя слезла со стола и пересела на свой стул, я осталась в кресле. Синтия пошла было следом за клиенткой, но притормозила в дверях. А та без всякого торможения дошагала до моего стола и хрипло сказала:
– Мне тут обещали порчу снять, Вот, что я у себя под печкой вчера нашла! Соседка подбросила, на смерть мне ворожит!
Она сдернула со спины плотный брезентовый рюкзак, перевернула вверх ногами, мигом раздвинула тесемки и бросила на стол большую темную змею с характерным черным зигзагом. Змея, видимо, слегка замерзшая за время путешествия, вяло извивалась, изредка высовывая страшный раздвоенный язычок. Я молча вскочила, отступила на два шага и с силой впечаталась спиной в стену, преградившую мне дальнейшее отступление. Горло сжалось так, что я даже не могла завизжать. Зато Синтия сделала это за двоих. Дикий визг, с которым она вылетела в холл, наверняка был слышен во всех квартирах нашей пятиэтажки.
– Видите, что сделала, змеюка! – непонятно кого имея в виду, зло бубнила тетка. – Подбросила мне этакую страсть почти в кровать! Снимайте теперь с меня заговор на погибель!
Змея тем временем слегка отогрелась и теперь грозно шипела, высоко подняв треугольную головку. Голос ко мне никак не возвращался, воздух распирал грудь, но выдохнуть я не могла. Совсем нехорошо стало, когда я увидела, что стоящая за спиной тетки Доротея тоже вышла из комнаты. Я осталась одна со змеей и сумасшедшей теткой, и еще неизвестно, кто из них было опаснее. Мы с гадюкой смотрели друг другу прямо в глаза, та мерно раскачивалась. Кажется, я тоже начала покачиваться в такт. Сердце билось в груди с такой силой, словно собиралось проломить ребра и вырваться наружу. Ноги подгибались, и мне показалось, что я вот-вот рухну на пол, и тогда змея прыгнет сверху. Каждая секунда казалась вечностью.