Глава 7

Бухта, где стоял корабль с Андреем на борту, была узким морским заливом, окруженным высокими холмистыми берегами. Легкий ветер, дувший с моря, гнал небольшую волну. Она покачивала корабли, ждавшие своей очереди по загрузке.

Сбросив с широких плеч последний мешок с пшеницей, Андрей посмотрел на стражу: погонят его сразу в трюм или оставят на палубе. Те расселись в кружок, по-видимому, во что-то играли и не обращали внимания на недавно приобретенного раба, который закончил работу. Он понял, что им не до него, присел на бочонок и стал рассматривать, что делается вокруг.

Андрей увидел, что в бухте стояло еще несколько парусников. В его голове возник вопрос: чем они загружены? Может, тоже рабами? Тогда, возможно, и Настенька, если ей не удалось спастись, находится на одном из них? Он даже не успел определиться, что бы стал делать, если бы узнал, на каком корабле девушка, как один из стражей, заметив праздное любопытство раба, незаметно подошел и ткнул его в бок:

– А ну, пошел на место! – и угрожающе схватился за саблю.

У Андрея мелькнула мысль: схватить его и бросить за борт. Но что будет дальше…?

Ему пришлось шагнуть в сторону трюма. И он увидел пред собой черную зиящую пропасть.

– Давай, давай, – подталкивал его другой страж секирой.

Четко произнесенные по-русски слова заставили Андрея оглянуться. Русский? Но в нем трудно было узнать русского человека. Загорелое до черноты лицо, на голове мохнатая овчинная шапка. И все же отдельные черты выдавали его. И прежде всего нос. Хотя и не орлиный, но и не короткий с расширенными ноздрями. «Нет, он русский!» – чуть не крикнул он и обратился к нему.

– Слушай, друже! – голос звучит просительно, умоляюще, – скажи хозяину, мне вот так, – он провел ладонью по горлу, – надо на рынок… женский. Я вернусь – слово даю!

Страж расхохотался:

– Что, бабу заприметил?

– Да нет, – осек он его.

Но он не договорил. Невесть откуда взявшийся купчина что-то буркнул стражнику. Тот ему со смехом ответил. Они оба рассмеялись. Андрей все понял. Махнул с досады рукой и полез в эту дыру.

На него дыхнул смрадный запах. Сидя там, он его не ощущал. А вот со свежего воздуха… Он даже схватился за нос, останавливаясь на лестнице.

– Давай же, давай! – стражник секирой толкнул его.

Когда скрылась голова пленника, стражник закрыл люк, и Андрей погрузился в непроглядную тьму.

Когда он оказался на полу, его окутала глухая тишина. Закрыл глаза. Ему представилось, что он здесь один. Но это ощущение в следующее мгновение рассеял чей-то голос.

– Урус?

– Урус, – нехотя ответил Андрей, открывая глаза, и спросил, – а как ты догадался?

– Я слышал твой голос, – усмехнулся спросивший.

С яркого света Андрей не заметил, что трюм освещен лампадой, подвешенной к самому потолку. Она медленно раскачивалась в такт движения корабля, давая слабый свет. Но его было достаточно, чтобы разглядеть, что здесь находилось несколько человек. Одни лежали, вероятно, спали. Трое насупленных сидели кружком.

– Пристраивайся, – сказал один из них, подвигаясь. – Как ты, такой здоровяк, попал? – спросил он, играя соломкой во рту.

– Да вот так… – садясь, ответил Андрей.

– Не мути душу человеку, че пристал, – недовольно пробурчал обросший мужик, одни глаза только на лице и видны.

От этих слов Андрею стало не по себе. Ему вдруг представилось, что его Настенька окажется в таких условиях: «О Господи! Помоги ей!» – и перекрестился.

И у него в душе появилось такое желание увидеть ее, что только воспоминание о татарском наказании остановило его от отчаянного поступка вновь повторить побег. Но все же он дал себе слово, что будет ее искать, что бы с ним ни случилось.

Прожив какое-то время в таких условиях, Андрей, как и другие, потерял временной ориентир. О том, какое время суток, они могли судить только когда вталкивали новую партию рабов или приносили еду.

И вот, когда в трюм спустили последнюю партию живого товара, люди услышали, как над ними забегали туда-сюда матросы, раздавались похожие на собачий лай команды, ругань. Заскрипели мачты. Стало ясно: корабль вышел в открытое море. Жизнь в трюме мало чем изменилась. Разве что усилились качка да беготня по палубе.

Но однажды все изменилось. Андрей проснулся и в первое мгновение не мог понять, что творится вокруг. Их швыряло из стороны в сторону, как снопы во время урагана. Обшивка страшно скрипела. Казалось, что корабль вот-вот развалится на части. Кое-кого стало тошнить, поднялась паника, все двинулись к люку. Люди, сдирая друг друга с лестницы, старались пробиться вверх, чтобы первыми оставить опасное помещение, когда его откроют. Драка, завязавшаяся у лестницы, грозила перейти в убийство. Надо было что-то делать. Интуиция подсказала Андрею, что прежде всего надо прекратить драку. И он решился пойти против обезумевшей массы. Будь что будет. Другого выхода он не видел.

– А ну, прочь! – и он, раскидывая рабов, стал пробираться к лестнице.

Приблизившись к ней, начал растаскивать драчунов. Откинув очередного, он заорал:

– Нам люк не откроют, лучше берите друг друга под руки и упритесь в стены.

Его решительность, требование, громовой властный голос делали свое дело. Вся эта звереющая толпа вдруг почувствовала над собой силу, способную заставить ее подчиниться. Ураган усиливался. Он поднимал корабль то на гребень волны, то кидал его в свою бездну. Но люди уже не чувствовали такого страха. Охваченные единой волей, они боролись за жизнь.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда люди, измотанные вконец, вдруг почувствовали, что море успокаивается. Корабль перестало так кидать, осталось только монотонное покачивание. Ураган утих так же внезапно, как и налетел. У всех появилось какое-то почтение к Андрею, организовавшему их спасение.

Вскоре к ним заглянул сам хозяин. По всей видимости, он готовился увидеть кучу трупов. И на вопрос: «Все живы?» – получил положительный ответ. Он даже не поверил словам и приказал одному стражнику спуститься вниз. Пока тот проверял, ему успели рассказать, что спаслись благодаря Андрею.

– Не будь его, вряд бы кто остался в живых, – наперебой рассказывали они, – или бы поразбивались, или перебили бы друг друга.

Страж рассказал об этом купчине. Тот погладил бороду и сказал:

– Уже этим он оправдал затраченные на него деньги, – и приказал перевести юношу в другое помещение.

Но Андрей наотрез отказался, заявив, что хочет остаться со всеми.

В один прекрасный, если он может быть у рабов, день воцарившийся в трюме мир рухнул в одночасье. Корабль остановился.

– Братцы, – возвестил голос не то с радостью, не то с печалью, – а мы стоим!

Все вдруг стали прислушиваться. Кто-то даже лег на пол. Действительно, корабль стоял. Не было ни качки, ни ударов волн. В оцепенении стали ждать, что им приготовила судьба.

Вскоре с шумом открыли люк, и за долгие дни скитания по морю раздалась команда:

– Поднимайсь. Глаза берегите!

Все, не сговариваясь, уступили дорогу Андрею. И он полез наверх первым.

– Глаза закрой, – заорали сразу несколько человек.

И вот он на палубе. Андрей чувствовал это по необычному пьянящему запаху воздуха. И каким дорогим показался он ему! Потихоньку открыл глаза. Свет, точно ножом, полоснул по ним. Он несколько раз то закрывал, то открывал их, пока они не привыкли к свету. Первый взгляд юноша бросил не на палубу корабля, а на долгожданную землю, простертую от края и до края. Даже эта чужая земля и по запаху, и по виду с непреодолимой силой потянула к себе. И как он был рад, когда последовала команда сходить на берег! Многие падали на колени и целовали землю, благодаря Бога за спасение.

Они шли и не верили, что идут по земле. Им казалось, что это сон. Вот сейчас проснутся и вновь окажутся в душном темном трюме. Как оживились они, увидев собачонку! Наверное, нахлынуло на них воспоминание чего-то родного, потерянного ими, быть может, навсегда.

К вечеру второго дня пути они входили в Прусу. По обеим сторонам дороги виднелись круглые строения. Андрею кто-то сказал, что это шатры. Полуголые, загорелые ребятишки с интересом наблюдали за медленно влачившимися людьми под охраной всадников, которые лениво помахивали плетьми. Иногда без особого усердия стегали отставших. Опять этих людей ждало подобие сарая. А скоро их дальнейшая судьба решится на невольничьем рынке. Но, прежде чем на него попасть, предстояло пройти небольшую подготовку. Их подняли рано, с криками первых петухов. Это утреннее пение вновь напомнило о далеких родных местах, заставило забиться сердце. Но суровая действительность быстро переключила на жизненные реалии. Привезли несколько возов дров. Заставили развести костры и греть воду в больших чанах. Когда она нагрелась, понудили смыть с себя пыль. Затем брадобреи из дикобразов стали делать людей. Лекари, осмотрев рабов, выбраковали пару человек. Их сразу куда-то увели. Остальных начали сытно кормить и поить напитками. Несколько таких блаженных дней с выгодой для себя отпустил им Клещ. И вот посвежевших, отмытых и побритых повели на рынок.

Он уже был битком набит народом. Пленники впервые увидели здесь горы апельсинов, мандаринов, яблок, кукурузы и многого другого. Увидев толпу идущих рабов, кто-то прятал свой товар, кто-то кидал целыми пригоршнями обездоленным людям.

Вот и место, отведенное для торговли людьми. Андрей это понял по низкой каменной ограде, разделявшей рынок на две части, и по виду тех людей, которые понуро ожидали здесь своей участи. Юноша стал шарить глазами по рабам в надежде увидеть Настеньку. Вот толпа женщин. Видно, как их осматривают, заглядывают под подол, ощупывают руками. А пленных все ведут и ведут. О, сколько здесь рабынь! Каких только нет! И с белой, и с желтой, и с черной кожей. На всех, похоже, есть покупатели, потому что много толпится здесь народу. Спорят, что-то доказывают друг другу, заставляют рабынь показывать зубы, груди, хлопают по задним местам. Если женщина начинала возмущаться, хозяин тотчас успокаивал ее плетью.

Не успела русская группа остановиться, как их тут же облепили покупатели. Многие обступили Андрея, который выделялся на весь рынок. Осматривали, поворачивали, расходились, сходились, ругались, обнимались. Но до покупки пока дело не доходило. Заглянули бы они ему вовнутрь, увидели, как все клокотало там. Восставало все: и поруганная гордость, и попранное достоинство. Сколько раз сжимались кулаки! Да держал себя. Знал, чем дело кончится. Вот и усмирял свою гордыню.

Появилась группа людей во главе с невысоким плотным человеком средних лет, на голове его была надета меховая шапка черного барашка, одет в халат из собремона густого вишневого цвета, на ногах мягкие с острыми загнутыми носками сапоги с нависшими над ними черными шароварами. Чуть приотстал миролен, за ним не один десяток воинов.

– Умур-бей! Умур-бей! – понеслось по рынку.

Это был один из известных правителей Ближнего Востока. И один из самых богатых покупателей.

Он шел быстро, энергично размахивая руками. Пробежал глазами по одной, второй… группам рабов, но шел все дальше. И вот останавливается перед русской группой. Хозяин вышел к нему навстречу и, приложив руку к сердцу, низко наклонился. Тот рукоятью плети ткнул в Андрея, и начался торг.

– Пять юк, – с улыбкой сказал хозяин, назначая свою цену.

– Пять юк? Да это пятьсот тысяч акче. Можно купить пол-базара, – вперед вышел миролен.

– Покупайте, – все так же улыбался хозяин.

– Два юк, – миролен взглянул на бея.

Тот одобрительно покачал головой.

– Неет! – все улыбается хозяин.

– Пошли? – миролен опять посмотрел на бея.

Но тот плетью отстранил его и встал перед хозяином.

– За что такая цена? – спрашивает он, не отрывая глаз от парня.

– Он добрый воин, – ответил продавец, чувствуя, что парень нравится бею.

– Хорошо! Пусть сразится с Наимом, – так назвал он миролена. Решил бей, вероятно, чтобы сбить цену.

Миролен, рослый, здоровый турок, услышав приказ хозяина, стал засучивать рукава. На его лоснившемся лице расплылась самодовольная улыбка. Хозяин что-то шепнул русскому стражу. Тот подошел к Андрею.

– В победе твое счастье, – сказал он и показал на миролена.

Андрей понял, что ему надо зачем-то биться и при этом обязательно победить. Иначе… он знает уже, чем все это может кончиться. Моментально образовался круг. Миролен, видно по всему, опытный воин, не обижен и силой.

– Ну, Кука, выручай, – промелькнуло в голове Андрея, и он перекрестился. – Господи, помоги!

Миролен медленно, явно выбирая момент для броска, стал ходить перед урусом. Да Андрей не стал ждать. Один прыжок, и резкий удар ниже грудной клетки. Ноги миролена оторвались от земли, а он сам, описав дугу, хлопнулся у ног бея. Все замерли. Воины схватились за сабли. Бей поднял руку. Народ уже пришел от неожиданности в себя. Раздался ядовитый смех. Бея словно кто-то стегнул, а в голове пронеслось: «Не куплю, дам повод своему врагу надо мной насмехаться. Это быстро станет его достоянием». Когда к нему подошел очухавшийся миролен, он, зыркнув толпе: «Какие злые морды!» – сказал ему:

– Я его беру.

Воля айдынского правителя непререкаема.

Больше смотреть рабов бей не стал, настроение было испорчено. И он с довольно внушительным отрядом решил возвратиться в свой бейлик. Гулям-урус получил коня, из одежды дали суконный халат. Воинов бей взял много, потому что очень опасался вождя племени кайы бея Эртогрула, близ границ которого ему приходилось проезжать. Этот бей, пришедший из далеких восточных районов, имел около пятисот шатров. Его конские и овечьи стада не имели счета. Особенно досаждал Умур-бею его сын Осман, который не раз с нукерами нападал на его райю. Умур-бей послал посла к Эртогрулу, чтобы он убедил бея остепенить сына. Но тот рассмеялся, назвав походы Османа детскими забавами. Тогда Умур-бей решил сам проучить смельчака, раз отец не хочет этого сделать. И ждал только удобного момента. На этот раз они никого не встретили, и Умур вскоре вошел в свое стойбище.

Чуть ли не все сельджуки его племени собрались посмотреть на покупку, узнав, какие деньги вбухал бей в уруса. Кто-то успел шепнуть, что этот урус победил самого миролена. И это усилило интерес к парню. Этого воина все боялись, так как он до этого был непобедим в битвах. За это бей и сделал его начальником охраны. Но все местные знали, что Наим был зловредным человеком и обид не прощал. А это пугало еще сильней. Но пока он стоял в стороне, исподлобья наблюдая за происходившим.

Нескрываемый интерес к новому рабу вдруг проявила дочь бея Арзу. Трудно сказать, чем это было вызвано. Она настолько увлеклась рассмотрением уруса, что не заметила, как сползший яшмак открыл ее симпатичную мордашку, за что получила от отца грозный окрик. Но дочь хорошо знала отца и его любовь к ней. А поэтому ничуть не испугалась и предложила:

– Давайте будем его звать Санд.

Отец посмотрел на нее, улыбнулся, и окружающим стало понятно, что он согласился.

Но недолго Умур-бей позволил рассматривать его покупку. Он приказал одному из акынжи отвести гуляма в шатер, где тот будет жить. Это было давнишнее, хотя и огромное, строение. По всей видимости, оно когда-то принадлежало бею. Но за ветхостью его передали для своих райю или даже гулямов.

Стоило акынжи со словами: «Это твое жилье» отбросить полог, чтобы пропустить уруса, как оттуда вырвалась стая одичавших собак. С лаем и угрожающим рычанием они промчались мимо. После такой встречи неприятно было туда заходить. Но акынжи грубо толкнул Андрея: «Иди!» Юноша едва сдержался, чтобы не дать достойный ответ. За ним с факелом зашел и его страж. Дуновение ветра обнажило многочисленное количество дыр. Акынжи не обратил на это ни малейшего внимания, зато показал его постель. Это была груда старого меха с валиком для головы, на котором только что отдыхали собаки. Затем приказал жестами раздеться и надеть другую одежду.

Вместо привычных порток – шаровары. На ноги – сапоги с острыми носами. На рубаху – безрукавку из овчины. На голову – чалму. С подбором одежды акынжи пришлось побегать. Все приготовленное ему не подходило, было мало. Когда одели, получился сельджукский воин. Акынжи, довольный, разулыбался и что-то стал говорить быстро, быстро. Андрей только пожимал плечами: мол, не понимаю. Тот ударил себя по голове и куда-то исчез. Его долго не было. Вернулся не один. С коренастым сельджуком, который на чистом русском языке сказал:

– Я у тебя лалой буду.

– Кем, кем? – удивленно спросил Андрей.

– Ну, толмач, понимаешь?

– Не-ет, – покачал Андрей головой.

– Разъяснять, учить языку и их оружию.

– А-а-а. А ты… русский?

Тот вздохнул:

– Русский. С Курску. Слышал?

– Неет.

– Я давно здесь. Уж лет пятнадцать.

– Продали?

Вторично глубоко вздохнув, ответил:

– Продали, – и добавил, оглядевшись по сторонам, – ты Наима опасайся. Злой человек.

Андрей догадался, что за Наим, и махнул в сторону акынжи головой – мол, слышит.

– А… ни бельмеса по-русски.

Акынжи что-то сказал. Андрей вопросительно посмотрел на своего лалу.

– Говорит, завтра обучение начнется.

– Звать-то тебя как?

– Иваном раньше кликали. Сейчас Хасан.

– Я был Андреем, а сейчас назвали Санд.

Назавтра ему сообщили, что бей определил его в свои силяхдары. Но прежде чем ему заслужить такое право, он должен пройти ряд испытаний.

На другой день стали определять его бойцовскую подготовку. Вручили ятаган. Он брезгливо посмотрел на этот кривой меч. Хасан улыбнулся.

– Ничего, привыкнешь. Дай-ка сюда.

Он взял оружие, поднял его кверху, проделал сложную манипуляцию и вдруг нанес горизонтальный удар воображаемому противнику, сказав:

– И… головы нет.

Оба улыбнулись. Андрей повторил движение. Затем усложнил, имитируя отбивание оружия противника и… нанесение удара. Акынжи удивился:

– Ну, Санд, молодец.

Занятия продолжались около месяца. За это время Андрей овладел оружием и уже довольно быстро заговорил по-турецки, чем удивил хозяев. На испытания пожаловал сам бей с мироленом, который глядел на Санда, не скрывая злобы. Но куда ему было деваться, если бей остался доволен своим гулямом. Так он стал силяхдаром.

Загрузка...