Глава 3


Семь часов до полуночи


На другом краю города стоял маленький бело-желтый домик. Ставни под низким свесом крыши были плотно закрыты. Хозяин этого дома, единственный на всей улице, обходился без цветов на подоконниках и без ухоженного газона. Дворик он попросту засыпал серой галькой. Дверь была заперта на три замка.

Свет исходил только от компьютерного экрана, наполовину заслонённого грудой справочников по юриспруденции. На тёмном деревянном полу валялись бумаги, ручки и книги. Книги были толстые, без картинок и носили непонятные названия – «Полная энциклопедия существительных», «Углублённый анализ серого цвета», «Теоретическая экономика» и так далее.

Посреди тесной комнатки стояло мягкое кресло, а в нём сидел мужчина средних лет. Его лицо покрывали глубокие морщины. На голове был напудренный белый парик, доходивший до плеч.

В дверь позвонили.

– Проклятье, – буркнул судья Офелиус, отрываясь от своих записей.

Он давно уже послал почтальону извещение с наказом никогда не звонить в дверь.

Звонок раздался опять. И опять. Как странно. Один звонок – какая-то новость, два – визит торгового агента. Три звонка означали появление гостя.

Судья Офелиус взял трость и встал. Гостей у него не бывало. Он медленно дошёл до двери и выглянул в глазок.

На крыльце никого не было.

Судья Офелиус медленно отпёр дверь и зажмурился от лучей вечернего солнца.

Когда глаза у него привыкли к свету, он увидел на крыльце сложенную записку.

Она была написана от руки, густыми чёрными чернилами.

«Не сомневайтесь насчёт сегодняшнего вечера, ваша честь».

Судья Офелиус уставился на листок. Потом поднял глаза. Никого поблизости не было видно, кроме соседки, леди Макгреди, которая поливала цветы на подоконнике и беседовала с владелицей местного цветочного магазина. Они обсуждали недавние события.

– Судья Офелиус! – воскликнула леди Макгреди, увидев соседа. – Именно вас и недоставало! Кто-то продолжает воровать тюльпаны!

– Меня час назад тоже обокрали, – подхватила цветочница.

– Очень жаль, – ответил судья.

– Это уж слишком, – сказала хозяйка цветочного магазина. – Сначала воровали розы. Потом герани.

– А пару лет назад лилии, – добавила миссис Макгреди. – Вы ведь поймаете вора, судья Офелиус?

Люди часто просили судью об услуге. В конце концов, он был единственным судьёй на много миль вокруг. Причём очень толковым. Распутанные им дела упоминались в книгах и документальных фильмах. Самый знаменитый случай касался охотника, обвинённого в убийстве волка, который, по его словам, притворился человеком, чтобы погубить чью-то внучку. Единственной уликой на суде был обрывок красной шапочки, которая принадлежала девочке.

– Я уведомлю полицию об этом инциденте, когда выдастся свободная минутка, – вежливо сказал судья, хотя прекрасно знал, что полицейские, занятые более важными делами, просто выбрасывают подобные жалобы.

Он вновь взглянул на записку.

Дамы покачали головой.

– Я видела, как что-то пронеслось мимо, – заявила леди Макгреди. – Наверно, птица.

– А по-моему, похоже на летающую крысу, – возразила цветочница.

– Хм. Понятно. Большое спасибо, – сказал судья, сложил письмо и вернулся в дом.

Он взглянул на часы. Ещё три часа до начала праздника.

Получив приглашение в понедельник, он засомневался, стоит ли идти. Даже приложенная к письму редкая книга с золотым обрезом не заставила его немедля согласиться. Из всех дел, которые ему доводилось разбирать, случай с Беатрис Уиллоуби неизменно заставлял судью Офелиуса вздрагивать, когда он об этом вспоминал. Он пытался заглушить память, похоронить её под новыми делами и событиями повседневной жизни…

Дрожал он вовсе не от подробностей этого инцидента. Он разбирал в жизни тысячи дел, и некоторые были так ужасны, что волосы на парике вставали дыбом. Дело Беатрис Уиллоуби, в конце концов, не представляло ничего особенного – девочка исчезла, и всё.

Тогда почему он чувствовал себя виноватым?

Судья развернул записку и перечитал зловещее послание.

Прошлое настигло его, в этом не приходилось сомневаться. Прийти на вечеринку было плохо, не прийти – ещё хуже.

Он встал перед зеркалом и оправил своё официальное чёрное одеяние.

– Надеюсь, меня простят за то, что я совершил…

Судье настало время предстать перед судом.