1960–1967 гг.
С тех пор как Дэвид узнал значение слова «усыновленный», он стал чувствовать себя чужим в этой семье. Когда Натан и Перл что-то обсуждали, он старался теперь больше не встревать в разговор. Никогда больше он не бросался на шею отцу, когда тот приходил с работы, уворачивался от поцелуя на ночь от Перл. Ему начало казаться, что он не имеет на все это права. Это для настоящих детей, а не усыновленных.
В пять лет, как и полагается, Дэвида отдали в начальную школу. Ему не нравилось ходить туда, но учителя о нем всегда отзывались положительно. Вполне послушный мальчик, который легко схватывал все, о чем говорил учитель. Рисовал Дэвид плохо, по крайней мере, его одноклассники считали, что ужасно. Математика, чтение или основы науки ему давались очень легко. Проблемы начинались с заданиями, в которых нужно было работать в команде или выбрать себе пару для исполнения проекта. В таких случаях Дэвид говорил, что он сам себе команда, и готовил проект в одиночку. На строительство всех этих городков, домиков для птиц или конструкторов уходило втрое больше времени, чем у остальных детей, но Дэвида это не тревожило. Обычно ему садилась помогать Перл, и они долгими вечерами лепили и мастерили что-то. Дэвид очень любил такое времяпрепровождение и часто требовал переделать что-то уже сделанное для того только, чтобы еще пару вечеров провести с матерью. Ему было неловко просить мать уделить ему время, это казалось унизительным и жалким, а тут был вполне понятный повод.
С началом средней школы Перл стала меньше интересоваться делами Дэвида. В то время считалось, что родители не должны помогать детям с уроками, даже если те сильно просят. Считалось, что нужно дать ребенку некоторую свободу принятия решений.
Дэвид неплохо учился и сумел правильно себя поставить в классе. Он был молчаливым и неповоротливым, но умел посмотреть на человека так, что ему становилось не по себе. Его не волновало то, что считают о нем учителя, поэтому он легко мог посреди урока бросить какой-то резкий комментарий или пошутить. В старших классах это было нормой, но от десятилетних детей ничего подобного учителя попросту не ждали. Тем не менее успеваемость у него была хорошая, а с тех пор, как его приняли в бейсбольную команду, вопрос о его отчислении уже больше не поднимался. Благодаря своей комплекции он превратился в лучшего нападающего школы. Он умел сконцентрироваться и пробежать на позицию, даже не обратив внимания на противников, не попытавшись сделать маневр и обежать. Он просто сметал всех на своем пути, но достигал цели. После пары побед их команды его зауважали все. Он так и не завел близких друзей, не влился ни в одну компанию, но и задирать его никому в голову не приходило. Впрочем, мальчику от этого легче не становилось. Он чувствовал себя выброшенным и отверженным. Приходя в школу, он видел одноклассников, разбившихся по группкам, но его ни в одной из них не ждали. Можно было, конечно, подойти и с кем-то поговорить или сыграть во что-нибудь, но Дэвиду казалось, что всякий раз, когда он уходил, его начинали обсуждать или смеяться над ним. Так и было. В компании всегда обсуждают лишнего человека. Дэвид был лишним везде. Даже дома он чувствовал, что не имеет права подойти к матери, потому что он «усыновленный». Своего рода отдушиной были только тренировки по бейсболу. Вот там он действительно нужен. У тренера начиналась паника всякий раз, когда Дэвид по каким-то причинам не мог прийти на тренировку.
Дэвид оказался гениальным бейсболистом, без всяких скидок. Он мог позволить себе не заниматься вообще, потому что учителя знали, что это самый ценный спортсмен школы. Когда он выходил на поле, все понимали, что мы победим. Его уважали за это.
Бронкс жил своей жизнью. Дети придумывали развлечения, гуляя по широким, застроенным двух- и трехэтажными зданиями улицам. Неподалеку работало несколько заводов, но недавно они закрылись из-за очень высокой аренды. Дети тут же приспособили эти заброшенные здания под огромные детские площадки, которые казались им куда более привлекательными, чем любой «Диснейленд».