Спустившись вниз ровно через час, я заметил, что чистюль у нас среди спортсменов не так много, и то в основном переоделись девушки, но всё равно в запасной комплект формы с надписью «СССР» на спине. В обычные вещи одет был я один, чем, конечно же, привлёк недоумённые взгляды к своей персоне и грозные со стороны руководителя делегации. Но мне было плевать на это, никакого официального запрета на ношение повседневной одежды не было, одни только рекомендации, на которые я всегда забивал, делая как удобно мне самому.
Пересчитав всех и убедившись, что опоздавших нет, нас повели на экскурсию, показав столовую, основное здание университета, а также места, куда ходить не рекомендовалось, при этом взгляды всех перевелись почему-то на меня, пришлось тоже оглядываться по сторонам, делая вид, что меня это не касается. После был показан стадион, и нас отправили ужинать, дав общее расписание на ближайшие тренировочные дни для акклиматизации, а также для основных дней соревнований. В них имелись пустые поля, куда можно было записать пожелания от советской делегации на обзорные экскурсии по городу. Глаза у всех загорелись, и я даже знал, что они там напишут.
Полные впечатлений, мы вернулись назад, и я, переодевшись в тренировочную форму, отправился на вечернюю пробежку на стадион в полном одиночестве.
Рано утром всё повторилось, правда, я видел, как где-то на трибуне мелькнули блики от стекла объектива фотокамеры, но не стал придавать этому много внимания, закончив пробежку и ОФП, отправился принимать душ и готовиться к завтраку. После него мы пошли на стадион уже организованными группами, все, как братья-близнецы, в одинаковой форме, даже я не стал выделяться и надел комплект, чем явно порадовал зоркий глаз сопровождающего нас человека от комитета.
***
К нашему приходу на трибунах практически не было людей, правда, когда появились американские атлеты, их стало чуть больше, но в любом случае знакомых лиц я не видел, хотя Борзов перечислил фамилии тех, с кем он соревновался в прошлый раз в Ленинграде. Ну, ему было виднее, я в этих мини-соревнованиях не участвовал, действуя по принципу «вдруг завтра война, а я уставший».
– Иван! – внезапно с трибун раздался звонкий девичий голос, который, смешно коверкая, звал кого-то с моим именем на английском. Удивлённо повернувшись вместе с мужской половиной советской делегации, я увидел, как именно мне усиленно машет рукой миниатюрная девушка. Взгляды товарищей по команде стали понимающими. Я, ничего не понимания, пошёл выяснить, кто это в Калифорнии меня знает, вот только, подходя ближе, увидел на её кофте знакомый значок, который сам подарил ей в Мексике, где она выступала шестнадцатилетней девчонкой и единственная из американских гимнасток осмелилась ко мне тогда подойти.
«С того времени она не сильно-то и подросла», – критически оглядел я девушку, всё те же метр пятьдесят, что на фоне моих ста девяноста шести вызывало улыбку.
– Привет, Кэти, – поздоровался я с ней, поскольку за эти годы она и правда не сильно изменилась, если только полностью пропала подростковая угловатость, лицо и фигура стали более женственными, хоть и по-прежнему невероятно худыми.
– Ты помнишь меня?! – её глаза засияли, а я увидел, как с боковых трибун множество присутствующих на тренировке журналистов, словно охотничьи ружья, перевели на нас свои камеры.
– Точнее, вот это, – хмыкнул я, показав на её значок на груди.
– А я так и знала! Поэтому и надела! – широко улыбнулась она, став ещё более милой, и сразу бросилась в атаку: – Что ты делаешь сегодня вечером?
– Тренируюсь, – улыбнулся я.
– Давай встретимся? – предложила она, едва не вызвав у меня кашель. Не далее как час назад нам руководитель делегации читал лекцию о недопустимости контактов советских спортсменов с американцами, особенно женщинами.
– Приходи на стадион, – я пожал плечами, не зная, как правильно завершить этот донельзя странный разговор, да ещё и под пристальными взорами множества людей, – я начинаю после восьми.
– Хорошо, договорились! Я приехала за тебя болеть! – заверила она, показывая на ещё трёх девушек, которые, открыв рты, следили за нашим разговором.
– Спасибо, – я помахал ей рукой и пошёл к своим. Лица советских легкоатлетов нужно было видеть, пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться.
– Добряшов, кто это? О чём вы разговаривали? – ко мне подошёл комитетчик и зашипел на ухо.
В голове промелькнули шутки про любовь и желание остаться в Америке, но после этого у него точно случился бы инфаркт, а меня бы заперли в кампусе до самого отъезда, поэтому ответил я максимально спокойно:
– Американская гимнастка Кэти Ригби, познакомились с ней на Олимпиаде в Мексике. Товарищ Фирсов, не переживайте, «руссо туристо, облико морале».
Мой ответ его успокоил, шутка – нет.
– Смотри у меня, Добряшов, живо домой отправишься! – он погрозил мне кулаком и пошёл обратно.
«Интересно, в каком он звании? – я лениво проводил его взглядом. – И может ли он грозить вот так целому капитану?»
С этим невысказанным вопросом я отправился на лёгкую разминку, сегодня больших стартов не было, лишь знакомства, общая тренировка и тренировочные забеги, которые я все пропустил, сев на скамейку трибуны и подставив лицо весеннему калифорнийскому солнышку. Что моментально обломало многочисленных журналистов, которые, видимо, хотели видеть меня на дорожке стадиона.
***
Вечером мы встретились с Кэти, которая ждала моего появления и затем трещала без умолку, словно боясь, что я от неё сбегу, всё время моего занятия. Её непринуждённое общение, милое личико и приятный запах заставили меня вспомнить, что женщины у меня не было уже очень давно. Скрывая от неё возбуждение, я закончил тренировку и сел рядом, откинувшись на пластиковом стуле трибуны. Было уже очень темно, и нас вряд ли мог видеть кто из посторонних.
– Когда ты бежишь? – продолжила она свою трескотню.
– Через четыре дня.
– Думаешь победить нашего чемпиона? Хотя чего я такое спрашиваю, конечно, победишь, ты же всегда побеждаешь, – она сама спрашивала и сама отвечала на свои вопросы, мне лишь оставалось угукать, поддерживая разговор.
Внезапно она замолчала, и не успел я удивиться этому, когда запах её сладких духов стал сильнее, а к моим губам прикоснулись другие мягкие губы.
– Кэтлин, ты что делаешь? – поинтересовался я у неё, не отстраняясь, поскольку было это, не скрою, чертовски приятно.
– Я люблю тебя, Иван, – она отстранилась от меня, – с того самого дня, как ты повернулся, улыбнулся мне и повесил на футболку этот значок.
– Кэти, прости, но я даже не представляю себе, как мы можем быть вместе, – удивился я этому странному признанию, – я из СССР, ты американка. Эту пропасть, я не думаю, что можно как-то устранить или преодолеть. Я пока не хочу жить в Америке, а ты точно не захочешь жить в моей стране.
– Почему? – удивилась она.
– Ты из другой культуры и вряд ли сможешь встроиться в наше общество, 99% которого не говорит на английском.
– Что же делать? – она снова наклонилась и поцеловала меня, я ответил и жадно сгрёб её к себе, она даже не успела пискнуть. Несмотря на миниатюрность, она уже была совершеннолетней, в отличие от Мехико, где я даже не посмотрел бы на неё как на женщину.
Нацеловавшись, но оставив её у себя на коленях, хотя член требовал немедленного продолжения банкета, я со вздохом ответил:
– Для начала можно просто заняться сексом. Ты где живёшь?
– Сняла номер в мотеле неподалёку отсюда, – она улыбнулась и кокетливо поправила волосы, выбившиеся из-за уха.
– Диктуй адрес, буду у тебя ночью, – принял я решение.
Она быстро проговорила и даже рассказала, как мне туда добраться, выдав двадцать долларов наличными, чтобы я смог проехать туда на автобусе. Поцеловавшись на прощание, мы заговорщицки улыбнулись друг другу и пожали руки, перед тем как разойтись в темноте, она заверила меня, что закажет себе такси, чтобы ей не добираться до мотеля одной.
***
Утром я завалился в свою комнату довольный, счастливый, хотя и немного уставший. Влюблённая девушка растворялась во мне, а я отвечал ей тем же, поскольку впервые за долгое время от меня ничего не требовали, не просили, просто отдавались и были при этом счастливы. В голове, правда, засела мысль, что это могла быть подстава от спецслужб Америки, но в чём она могла заключаться, я не понимал. Пугать меня распространением информации о связи с американкой? Ха! Это насколько надо быть тупым, чтобы подумать, что я на такое клюну. Да советские газеты настолько привыкли на меня дерьмо лить, что эта новость пройдёт уже по накатанной и вряд ли кого удивит.
Это только в последнее время, после награждения меня звездой Героя, они поутихли, но я не сомневался, что дай только повод, и снова моё имя будут полоскать по полной программе. Суслов никуда не делся, а уж он, судя по всему, сильно на меня обиделся за разоблачение своего небольшого приработка на стороне перед Брежневым. И, самое главное, треснул так давно лелеемый им образ простого бессребреника, который он так тщательно культивировал многие годы в ЦК. Те, кому нужно было, теперь знали, как обстоят дела на самом деле и чего стоит эта его видимая простота.
– Иван? – с кровати раздался тихий голос Димы.
– Нет, агент ЦРУ, – ответил я, раздеваясь и понимая, как сильно от моей одежды пахнет женщиной. Запах её терпких духов явно разнёсся по комнате.
– Один день, всего один день прошёл, а ты уже нашёл себе девушку, – раздался обречённый голос с соседней кровати.
– Завидуйте молча, Дмитрий, – хмыкнул я, отправляясь в душ, слыша, как грустный вздох раздался мне вслед. На личном фронте у него было всё печально. Нет, девушки у него были, как не быть-то с такой машиной, но вот надолго они почему-то не задерживались.
***
Весь следующий день был посвящён тренировкам, а когда стемнело, я опять отправился к Кэти, с которой мы провели вторую яркую ночь. Рано утром, вернувшись на такси к кампусам университета, я постарался незамеченным вернуться к себе в комнату, но на входе в общежитие улыбчивый охранник, проверив мой пропуск, попросил заглянуть в комнату рядом со входом, сказав, что там меня ждут. Удивившись, я направился туда.
В абсолютно пустой комнате стоял только небольшой прямоугольный стол, два стула, на одном из которых вальяжно сидел незнакомый мне человек.
– О, Иван! – обрадовался он на неплохом русском, увидев меня. – Проходите, у нас есть к вам небольшой разговор. При этом он достал жёлтый бумажный конверт на завязках и демонстративно вытащил оттуда целую пачку фотографий, на которых мы с Кэти были изображены в весьма недвусмысленных позах.
«Нет, всё же в Америке тоже есть идиоты», – я едва не приложил руку к лицу и прошёл к столу, так же вальяжно развалившись на стуле, как и он.
– Мы бы хотели с вами подружиться, – с благодушной и покровительственной улыбкой сказал он, будто невзначай дотрагиваясь до фотографий.
– Кто это «мы»? Или у вас шизофрения? – полюбопытствовал я, решив по полной оторваться в этом разговоре, чем вызвал его оторопелый взгляд на меня.
– Мы – это некая дружественная вам организация, – попытался выкрутиться он.
– Я вас сейчас сильно разочарую, но у меня нет друзей, ни здесь, ни дома, – улыбнулся я, взяв в руки одну из самых ярких фотографий, где лицо Кэти было искажено гримасой наслаждения, – можно я эту себе на память возьму?
Улыбка с лица неизвестного стала спадать.
– Иван, вы, видимо, не понимаете, в каком положении находитесь.
– Да? – сильно удивился я. – Ну что же, расскажите мне об этом.
– Если эти фотографии попадут в вашу прессу, а они туда обязательно попадут, если мы не договоримся с вами, – начал он стращать меня, – вам грозят нешуточные проблемы за аморальное поведение: исключение из сборной СССР, всеобщее порицание и как минимум забвение как спортсмена. С вашей карьерой великого спринтера будет точно покончено.
– И вам совсем не жалко бедную девочку? – изумился я, показывая на Кэти. – Она же ваша спортсменка всё-таки!
– Иван, вам лучше сейчас думать о себе, – напрягся он.
Я тяжело вздохнул.
– Я почему-то раньше думал, что в ЦРУ работают умные, талантливые люди, – начал я, – знаете, такие рыцари без страха и упрёка, а, встретившись с первым же представителем этой организации, я вижу то же, что и везде: серость и убогость!
У моего собеседника полезли глаза на лоб, и он, сглотнув слюну, покосился в сторону небольшого зеркала на стене справа от нас. Через минуту дверь рядом с ним открылась, и в комнату вошёл новый персонаж нашей пьесы: высокий, черноволосый, в отлично отглаженном костюме и с острым взглядом. При виде него мой собеседник подскочил и быстро ретировался в то же место, откуда тот появился, закрыв за собой дверь.
Подойдя к столу, незнакомец протянул мне руку и представился на английском:
– Майкл.
– Иван, – я пожал сухую и сильную ладонь.
Он сел напротив меня, аккуратно собрал все фотографии обратно в пакет и попросил у меня ту, что я держал в руке. Пришлось отдать её ему. Он убрал пакет вниз и обратил на меня пристальный взгляд, осматривая всего.
– Думаю, вы простите моего напарника, он ещё слишком молод, – с лёгкой улыбкой сказал он, начиная новый разговор.
Я пожал плечами.
– Вы крайне необычная личность, Иван, вы ведь не против, если я вас так буду называть? – спросил он меня. – Насколько я знаю, вы сами всех просите к себе так обращаться.
– Да, Иван меня полностью устраивает, Майкл, – согласился я, – что насчёт необычности, вы меня переоцениваете, я среднестатистический советский гражданин.
Он легко рассмеялся.
– Любой из спортсменов, что приехал сюда вместе с вами, при виде таких фотографий со своим участием уже бы подписывал соглашение о сотрудничестве, Иван, – сквозь смех сказал он, – поэтому я больше склоняюсь к мнению, что мы вас недооценили.
Я улыбнулся и развёл руками.
– Досадно, конечно, что Кэти работает на вас, – вздохнул я, – она и правда мне нравится.
– Она на нас и не работает, – он хмыкнул, – даже скажу больше, ничего не знает об этих фото, просто мы слегка подтолкнули её интерес к вам через её подруг после Олимпиады в Мексике, когда она вами только заинтересовалась, вот они-то как раз нам немного оказались обязаны.
Я не знал, верить ему или нет, но, если это было правдой, обязательно спрошу об этом у Кэти при встрече. Девушка мне сильно нравилась, даже, можно сказать, появилась лёгкая влюблённость.
– Если это правда, то просто прекрасно, – осторожно ответил я вслух, – но, похоже, в остальном наш разговор зашёл в тупик.
Он задумался, погладив гладко выбритый подбородок.
– А давайте, Иван, просто обменяемся услугами, как равноправные деловые партнёры? – предложил он. – Мы окажем вам помощь в том, что интересно вам, а вы нам?
– Чем я могу оказать помощь такой могущественной организации, как ЦРУ? – искренне изумился я. – Вы, Майкл, если переоцениваете меня, то хотя бы не до такой степени.
Он загадочно улыбнулся.
– У нас есть свои каналы, Иван. И твои кураторы из Третьего главного управления КГБ уж слишком известные люди в наших специфических кругах.
И тут при его словах у меня в голове словно лампочкой озарилось воспоминание о ещё одном громком деле в СССР, о котором я подзабыл. Предатель генерал-майор из ГРУ – Поляков. Который двадцать лет сливал информацию ЦРУ, погубив множество жизней советских и не только разведчиков.
Я стал серьёзным.
– Хорошо, если вам так интересна услуга от меня, то можете дать мне первоначальные данные о любом планируемом вами крупном событии, а я смогу вам предсказать его последствия на ближайшие несколько лет.
Лицо цэрэушника вытянулось при моих словах.
– Ты сейчас это серьёзно, Иван?
Я пожал плечами, улыбнувшись.
– Нам нужно это обдумать, – задумался он, – а чем мы сможем помочь тебе, если решимся на подобную сделку?
– Свозите меня на экскурсию частным самолётом в медицинский центр Университета Вашингтона, город Сиэтл и попросите врачей рассказать мне всё о процедуре гемодиализа, а также используемом при этом оборудовании, конечно, в рамках общей информации, без раскрытия коммерческих или государственных тайн.
Его глаза расширились, видимо, моя просьба его удивила не меньше, чем предложение перед ней.
– Давайте встретимся с вами завтра, здесь же, – предложил он, – вы ведь, надеюсь, не расскажете Кэти о нашем разговоре? Не хотелось бы расстраивать девушку, которая в вас влюблена без памяти. Даже родителям позвонила, сказала, что может уехать из страны.
– Поспрашиваю без упоминания вас, – хмыкнул я, – нужно же знать, правду вы мне говорили о том, что она на вас не работает.
– А вы можете это различать? – на меня перевёлся пристальный взгляд.
– До встречи, Майкл, – я поднялся и протянул ему руку, которую он пожал, также поднявшись.
***
Когда высоченный русский ушёл из комнаты, посвистывая что-то весёлое себе под нос, из соседней вышли ещё двое. Первый – тот, кто допрашивал его первым, и второй – пожилой человек в очках и с тростью в руках.
Майкл повернулся ко второму.
– Что скажешь, Дэн?
– У меня одного было чувство, что слушаю беседу двух кадровых разведчиков? – тихо сказал тот.
Все трое переглянулись, первым сглотнул ком в горле более молодой сотрудник.
– Я впервые почувствовал, как надо мной издевается тот, кто должен, по идее, ползать и целовать ноги, – признался он, чуть смутившись, – поэтому и немного растерялся.
– Немного? – Майкл приподнял бровь. – Он раскатал тебя словно стажёра-первогодка.
– Майкл, не будь строг к Нику, – улыбнулся их более опытный руководитель, – я сам рад, что увидел и услышал эту встречу лично. Мне нужно будет доложить о его предложении выше.
– Слежку с него и девушки снимаем? – поинтересовался Майкл.
– Да, она после сегодняшнего разговора стала бессмысленной. Нам вряд ли есть чем зацепить его на крючок. Ты сам видишь, что он ничего не боится из-за своего прикрытия в КГБ.
– Гемодиализ? Интересно, зачем он ему? – задумчиво пробормотал Ник.
Двое старших коллег изумлённо на него посмотрели.
– Похоже, кому-то нужно будет пройти переаттестацию, – нахмурился их начальник, – у кого больные почки, Ник? Подумай хоть раз головой.
Тот смутился и побелел, он правда не помнил.
– Самый вероятный кандидат, учитывая круг его общения, это Андропов, председатель КГБ, – покачал головой Майкл, – по возвращении ты точно отправишься на переаттестацию, похоже, рано тебе дали корочки полевого агента.
Ник поморщился от досады, а тем временем его коллеги договорились об их проживании в кампусе университета.
– Тогда мы с Ником побудем здесь до завтра, нет смысла ехать в город, – произнёс Майкл.
– Хорошо, я позвоню вам, – согласился начальник обоих и пошёл к двери.