Священномученика Иринея, епископа Лионского, можно было бы назвать посредником между эпохами и культурами. Он был учеником очевидцев апостольского века (его наставником был священномученик Поликарп Смирнский), но творил в том поколении, когда Церковь столкнулась с новыми проблемами, как внешними, так и внутренними, которые не были актуальны ранее. Он был греком из Малой Азии – региона с развитой эллинистической культурой и уже ко второму веку богатыми христианскими традициями, – но нес служение в Галлии, среди народа, который для образованных греков и римлян был варварским[1]. Эта посредствующая роль проявилась и в его церковном служении, когда он выступил посредником и миротворцем между несколькими церквами в вопросе о праздновании Пасхи. Деятельность священномученика Иринея Лионского пришлась на один из самых трудных периодов в истории Церкви, когда ей приходилось противостоять гностическим течениям, представлявшим для христианства величайшую опасность, а также римским властям, периодически начинавшим гонения против христиан.
Однако значение святого Иринея для Церкви не ограничивается историческими обстоятельствами его деятельности: он был не только великим церковным полемистом, но и глубоким богословом, и в этом отношении его наследие сохраняет актуальность по сей день.
Священномученик Ириней родился в начале II века. Точная дата его рождения остается предметом научной дискуссии. Сам святой Ириней дает ценное хронологическое свидетельство о своей жизни. Рассуждая о смысле числа 666 и о возможном имени антихриста, он делает следующую ремарку:
Я, однако, не решусь утвердительно объявить это за имя антихриста, зная, что если бы необходимо было в настоящее время открыто возвестить его имя, оно было бы объявлено тем самым, кто и видел откровение. Ибо откровение было незадолго до нашего времени, но почти в наш век, под конец царствования Домициана[2].
С учетом того, что Домициан умер в 96 году, эту дату следует считать terminus post quem[3] для рождения святого Иринея. Другой важной точкой опоры является дата его епископской хиротонии. Из «Церковной истории» Евсевия Кесарийского мы знаем, что поставление Иринея на епископское служение совершилось вскоре после гонения на христиан в Лугдуне (Лионе) в Галлии, случившегося в 177 году. Если считать, что Ириней приступил к епископскому служению еще не в преклонном возрасте (в самом деле, спор о праздновании Пасхи, в котором он принял активное участие, имел место, согласно реконструкции В. В. Болотова[4], в 192 году, то есть через 15 лет после гонения в Лугдуне), дату его рождения следует сдвинуть от этого 96 года на несколько десятилетий вперед. Наиболее вероятной признается точка зрения, согласно которой он родился в период между 130 и 140 годами[5].
Место рождения священномученика Иринея неизвестно; упоминание Смирны в качестве такового связано лишь с тем обстоятельством, что он уже с молодого возраста[6] был учеником святого Поликарпа Смирнского.
Мы не знаем, какое образование получил Ириней и в христианской ли семье он родился. Исследователи отмечают хорошее знание им греческой философии и классической литературы[7]. В его творениях идентифицированы цитаты по меньшей мере из девяти древнегреческих философов и шести поэтов; кроме того, сочинения свт. Иринея свидетельствуют о знакомстве их автора с геометрией, астрономией и другими научными дисциплинами, а также с античной мифологией. Весь этот арсенал знаний был использован свт. Иринеем для доказательства правоты христианского учения.
При этом показательно то смирение, с которым он сам оценивал литературное достоинство своих сочинений, считая свой стиль несовершенным[8]. Характерно замечание Иринея о том, что он не изучал искусства речи и не старался приобрести писательской способности[9]. В свете сказанного выше о хорошей осведомленности святого Иринея в классической греческой словесности, эти слова не обязательно следует понимать буквально – в том смысле, что он не изучал риторику. Скорее, они выражают равнодушие святого к внешней красоте и убедительности слова, с помощью которой стремились придать убедительность своим сочинениям еретики[10].
Трудно переоценить то влияние, которое священномученик Поликарп Смирнский оказал на юного Иринея, не только выступив его наставником в Священном Писании и основах христианской веры, но и в подробностях рассказав ему о своем общении с возлюбленным учеником Спасителя, апостолом Иоанном Богословом. Особое значение имеет также упоминание Иринея о том, что Поликарп был знаком и с «другими самовидцами Господа»[11], а также свидетельство об общении Иринея с другими учениками апостолов[12].
Святой Ириней упоминает о поездке своего учителя в Рим в правление папы Аникиты. Из эпилога «Мученичества Поликарпа» по рукописи IV века, хранящейся в Государственном историческом музее (в Москве)[13], следует, что сам Ириней сопровождал учителя в этой поездке. По возвращении святого Поликарпа в Смирну свт. Ириней еще оставался в Риме:
Сей Ириней, пребывавший во время мученичества епископа Поликарпа в Риме, научил многих. Ему принадлежит много весьма прекрасных и православных сочинений, в которых он упоминает [и] о Поликарпе, [говоря], что он был его учеником <…>[14]
В этой же рукописи содержится ценное свидетельство о духовной связи свт. Иринея со своим учителем. Во время мученической кончины святого Поликарпа свт. Ириней получил откровение об этом:
Еще рассказывается в сочинениях Иринея, что в тот [самый] день и час, когда Поликарп мученически скончался в Смирне, Ириней, находясь в Риме, услышал глас, исходивший, словно из трубы: «Поликарп мученически скончался!»[15].
Поездка святого Иринея в Рим имела место около 154 года, мученичество святого Поликарпа – в 155 году. Мы не знаем, как долго Ириней пробыл в Риме. Следующее свидетельство о нем связано с гонением на христиан в галльском городе Лугдуне (Лионе); об этом гонении упоминает Евсевий Кесарийский. К тому времени Ириней уже некоторое время был пресвитером в Лугдуне[16]. Мы не знаем, какие обстоятельства привели Иринея в Галлию, но весьма вероятно, что святой так и не вернулся из Рима в Малую Азию, а остался в юрисдикции Римской церкви. Согласно Евсевию и Иерониму, Ириней был пресвитером при епископе Лугдунском Пофине[17].
После мученической кончины Пофина Ириней стал его преемником. Из письма лугдунских мучеников Римскому епископу, которое цитирует Евсевий[18], известно, какой любовью пользовался святой Ириней у лугдунской паствы еще будучи пресвитером. Именно в Галлии началась активная литературная деятельность священномученика Иринея.
Подробные сведения о сочинениях свт. Иринея Лионского дают Евсевий Кесарийский[19] и блаженный Иероним Стридонский[20]. Из совокупного свидетельства этих авторов следует, что свт. Ириней был автором по меньшей мере восьми сочинений:
• «Обличение и опровержение лжеименного знания» в пяти книгах. Это сочинение больше известно под сокращенным названием «Против ересей», которое приводят Евсевий Кесарийский[21], Василий Великий[22] и Иероним[23], полное название приводится Евсевием Кесарийским в списке трудов Иринея[24];
• «Об апостольской проповеди», адресованное Маркиану (более широко известно как «Доказательство апостольской проповеди»);
• «Против язычников» (согласно Иерониму), или «О познании» (согласно Евсевию); оба автора отмечают его небольшой объем;
• «О дисциплине»;
• «Книга различных поучений»;
• «О расколе», адресованное Власту;
• «О единоначалии, или О том, что Бог не есть виновник зла», адресованное Флорину;
• «О восьмерице».
Из перечисленных сочинений святого Иринея только первые два сохранились до наших дней, остальные известны только в цитатах у других авторов или полностью утрачены.
Свт. Ириней также был автором посланий епископу Римскому Виктору по вопросу о дне празднования Пасхи. Кроме того, блаженный Иероним в другом месте упоминает о том, что Ириней наряду с Иустином Философом выступил с толкованием книги Откровения[25]. Неизвестно, идет ли речь об отдельном комментарии свт. Иринея на эту библейскую книгу или же об обращении к отдельным местам этой книги в его различных сочинениях. Второй вариант более вероятен, поскольку интерпретации отдельных образов Апокалипсиса в творениях свт. Иринея хорошо известны; более того, именно на символике Апокалипсиса основано его знаменитое рассуждение о четырех канонических Евангелиях[26]. Напротив, о существовании отдельного комментария святого Иринея на Апокалипсис никто из древних авторов прямо не говорит; ничего не сказано о нем, в частности, в 120-й главе «Библиотеки» святителя Фотия Константинопольского, который говорит об Иринее как об авторе многочисленных сочинений. Весьма вероятно, что блаженный Иероним, во времена которого споры о каноническом статусе книги Откровения еще не утихли, апеллирует к авторитету тех древних отцов, которые признавали богодухновенность этой книги. Именно поэтому он придает такое значение отдельным упоминаниям Апокалипсиса у свт. Иринея.
Как епископ святой Ириней считал своим долгом противостоять многочисленным гностическим учениям, угрожавшим Церкви. Оценить размах гностицизма и степень его опасности для Церкви Ириней мог и в Малой Азии, и в Риме. Очевидно, в Галлии влияние гностицизма не было столь значительным: бóльшая часть паствы Иринея не владела греческим и латинским языками и едва ли была в состоянии читать гностические сочинения (хотя сами проповедники гностицизма и достигали Галлии)[27]. Судя по свидетельствам самого свт. Иринея, он противостоял гностицизму на расстоянии, имея в виду читателей в больших церковных центрах. Так, в предисловии к своему главному труду, «Обличение и опровержение лжеименного знания», он говорит о себе как о находящемся в удалении от своего адресата, в среде, где большинство населения говорит на «кельтском» языке[28].
Подобным образом свт. Ириней поступил и в споре о праздновании Пасхи, где он стремился помочь в решении конфликта, не затрагивающего непосредственно его общину: святой выступил в защиту малоазийской традиции в датировке празднования Пасхи и окончания предпасхального поста, призвав Римского епископа Виктора не предписывать другим церквам римскую практику в качестве обязательной. Оба случая подтвердили прижизненный общецерковный авторитет святого Иринея.
В православной и католической традициях свт. Ириней почитается как священномученик. В древней церковной литературе неизвестно описание мученичества святого Иринея. Самое раннее известное упоминание об Иринее как о мученике принадлежит блаженному Иерониму, который называет его мучеником в комментарии на Книгу пророка Исаии[29]. При этом в сочинении Иеронима «О знаменитых мужах», где есть специальная глава, посвященная Иринею[30], упоминание о его мученической кончине отсутствует. Поскольку книга «О знаменитых мужах» была написана раньше, чем комментарий на Книгу пророка Исаии, есть основания полагать, что Иероним не сразу получил сведения о мученической кончине святого Иринея[31].
Остановимся на двух аспектах богословия священномученика Иринея: на его теории искупления, вновь обретшей острую актуальность в православном богословии XX столетия, и на его роли в формировании и защите новозаветного канона.
Священномученик Ириней Лионский не только явился свидетелем и продолжателем предания, восходящего к апостолу и евангелисту Иоанну Богослову, но и показал себя как защитник и талантливый последователь богословия апостола Павла. В третьей книге сочинения святого Иринея «Против ересей» содержится пространное рассуждение против еретиков, подвергающих сомнению авторитет Павла[32], где Лионский епископ подтверждает тезис о влиянии Павла на евангелиста Луку, ставший неотъемлемой частью церковного Предания.
В том же сочинении «Против ересей» учение апостола Павла о Христе как новом Адаме становится основой для оригинальной теории искупления. Согласно этой теории, все события жизни Христа рассматриваются как повторяющие события жизни Адама, только в обратном порядке. Смысл теории заключается в следующем: все то, что Адам должен был исполнить, но не исполнил, за него исполнил Христос; всякая ошибка Адама была исправлена Христом; всякий грех Адама был уврачеван Христом. В научной литературе это учение получило название «теории рекапитуляции» (от лат. recapitulatio, соответствующего греч. ἀνακεφαλαίωσις – «возглавление»). Данный термин, используемый свт. Иринеем, буквально означает «переоглавление», то есть перечисление глав списка в обратном порядке. Список дел, подлежащих «переоглавлению», составляют все дела, которые Адам либо не совершил вовсе, либо совершил не так, как было заповедано Богом. Для исправления и уврачевания того, что было нарушено прародителями, Христос стал новым Адамом:
Итак, явно Господь пришел к Своим <…> непослушание, происшедшее через древо, Он исправил Своим послушанием на древе <…> Грех первозданного человека получил исправление через наказание Перворожденного. И хитрость змия побеждена простотою голубя. И таким образом разорваны узы, которыми мы были привязаны к смерти[33].
Первозданные Адам и Ева, по учению свт. Иринея, находились в состоянии духовного младенчества, они не были обучены совершенному образу жизни[34]. В этой необученности и неопытности и заключалась возможность грехопадения, которое и совершили Адам и Ева. Однако Сын Божий пришел в мир, «восстанавливая (букв. “переоглавляя”) в Себе все»[35]. По словам свт. Иринея, «совершенный Сын Божий сделался младенцем, подобно человеку, и не Сам по Себе, но ради младенчества человека сделался настолько доступным, насколько человек мог принять Его»[36]. Страдание Христа на кресте из послушания Богу Отцу было исправлением Адамова непослушания[37].
Ту же тему развивает в IV веке святитель Григорий Богослов, который вслед за священномучеником Иринеем подчеркивает, что каждому событию из жизни Христа соответствует аналогичное событие из жизни Адама. Христос прошел последовательно через все этапы человеческой жизни для того, чтобы на каждом этапе уврачевать грех. Второй Адам расплачивается за каждый долг первого Адама по отдельности:
<…> Все сошлось воедино ради всех и ради единого праотца: душа – за [ «душу»], ослушавшуюся [Бога]; плоть – за [плоть], покорившуюся душе и осужденную вместе с ней; Христос, Который сильнее и выше греха, за Адама, попавшего [под власть] греха. Ради этого новое пришло на смену ветхому и через страдание [Христа] воззван [ко спасению] пострадавший [Адам]; и за каждый наш [долг] воздано особо Тем, Кто превыше нас <…> Ради этого дерево вместо дерева и ру́ки вместо руки́: вместо дерзко простертой – мужественно распростертые[38], вместо своевольной – пригвожденные [ко кресту], вместо извергшей Адама [из рая] – соединяющие воедино концы света. Ради этого высота – за падение, желчь – за вкушение, терновый венец – за обладание злом, смерть – за смерть, тьма – ради света, погребение – за возвращение в землю, и воскресение [Христа] – ради воскресения [Адама][39].
Эта же мысль выражена и в анафоре Литургии свт. Василия Великого, где говорится о том, что Христос стал
сообразен <…> телу смирения нашего, да нас сообразны сотворит образу славы Своея.
подобным нашему уничиженному телу, чтобы нас сделать подобными образу славы Своей.
Понеже бо человеком грех вниде в мир, и грехом смерть, благоволи Единородный Твой Сын, Сый в недрех Тебе Бога и Отца, быв от Жены Святыя Богородицы и Приснодевы Марии, быв под законом, осудити грех во плоти Своей, да во Адаме умирающе, оживотворятся в Самом Христе Твоем.
Поскольку же через человека в мир вошел грех, а через грех смерть, соблаговолил Твой единородный Сын, Сущий внутри Тебя, Бога и Отца, произойти от Женщины – Святой Богородицы и Приснодевы Марии, подчиниться закону, осудить грех в плоти Своей, дабы умирающие в Адаме оживотворились в Самом Христе Твоем.
Предпосылки, лежащие в основе концепции искупления священномученика Иринея Лионского, временно оказались в тени на православном Востоке во второй половине второго тысячелетия, уступив место так называемой «юридической теории искупления», то есть концепции, рассматривающей искупление как удовлетворение оскорбленной справедливости Бога Отца. Лишь в XX веке православные богословы осознали ограниченность этой теории и вновь стали искать ответ на вопрос о смысле искупления в святоотеческом предании. В этом смысле богословие святого Иринея Лионского вновь обретает для нас такую же доказательную силу, какую оно получило для Церкви во II веке.
Другой аспект деятельности свт. Иринея, обретающий особую актуальность в наше время, – его свидетельство о подлинности Священного Писания. Пожалуй, не было никакого другого периода в истории Церкви, когда авторитет Священного Писания подвергался такой угрозе. В качестве доказательства истинности своих концепций гностики, с одной стороны, указывали на многочисленные апокрифические евангелия и деяния, а с другой стороны, подвергали сомнению авторитет новозаветных писателей.
Будучи во втором поколении учеником апостолов и хранителем Предания, восходящего к Самому Спасителю, святой Ириней противопоставил суждениям гностиков свидетельства очевидцев. С самых первых дней Своего общественного служения Иисус Христос избрал учеников для того, чтобы они запоминали то, что Он говорил и делал, и чтобы впоследствии они могли передать это потомкам. Сам Иисус доверил именно им, а не кому-то другому, передачу того, что хотел сказать. Об этом святой Ириней говорит в своем знаменитом тексте, посвященном церковному Преданию:
Не должно искать у других истины, которую легко получить от Церкви, ибо Апостолы, как богач в сокровищницу, вполне положили в нее все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из нее питие жизни. Она, именно, есть дверь жизни, а все прочие учители суть воры и разбойники. Посему, должно избегать последних, но с величайшим тщанием избирать то, что относится к Церкви, и принимать предание истины. Что же? Если бы возник спор о каком-нибудь важном вопросе, то не надлежало ли обратиться к древнейшим церквам, в которых обращались Апостолы, и от них получить, что есть достоверного и ясного относительно настоящего вопроса? Что, если бы Апостолы не оставили нам писания? Не должно ли было следовать порядку предания, преданного тем, кому они вверили церкви?[40]
Эти слова содержат ответ тем еретикам древности, которые оспаривали монополию Церкви на интерпретацию учения Иисуса, доказывая, что эта интерпретация доступна широкому кругу лиц, в том числе выходящему за пределы «корпорации» Его прямых последователей. Вопреки гностикам, свт. Ириней подчеркивал, что Сам Христос избрал апостолов для того, чтобы доверить им передачу Своего послания; Сам Христос создал Церковь, чтобы она была продолжательницей Его дела и хранительницей Его учения, передавая его из поколения в поколение. Эти слова нужно напомнить и тем христианским теологам нашего времени, которые считают возможным реконструировать богословие Нового Завета, игнорируя церковное Предание.
Парадоксально, но в настоящее время мы снова стоим перед вызовами, на которые приходилось давать ответ священномученику Иринею. Бóльшую часть своей истории Церковь, сталкиваясь с многочисленными ересями, имела возможность отвечать на вызовы, опираясь на авторитет Священного Писания. Отстаивать подлинность и богодухновенность Библии церковным авторам тоже приходилось, но всегда в рамках полемики с внешними по отношению к церковной традиции людьми: вначале с греко-римскими и персидскими язычниками, позднее – с мусульманами. В Новое время Церковь столкнулась с направлением, отрицающим подлинность Священного Писания изнутри христианского богословия.
В конце XVIII – 1-й половине XIX века было предложено множество гипотез происхождения Евангелий: о существовании общего, утерянного ныне письменного источника Евангелий, написанного на греческом или на еврейском, который евангелисты использовали независимо друг от друга, или множества таких источников. Делались предположения о том, кто из евангелистов записал текст первым, сколько раз и когда редактировалось каждое из Евангелий. Наибольшее признание после долгих споров получила так называемая теория «двух источников», согласно которой текст синоптических Евангелий базируется на Евангелии от Марка, которое Матфей и Лука использовали независимо друг от друга, и еще одном гипотетическом первоисточнике, который стал обозначаться аббревиатурой Q. Кроме того, была подвергнута сомнению аутентичность большей части апостольских посланий, входящих в новозаветный корпус.
Лишь в конце XX – начале XXI века, после почти трех веков бесплодных попыток реконструкции первоначального текста Евангелий, исследователи пришли к осознанию ценности свидетельства очевидцев, хранимого церковным Преданием, – к пониманию той мысли, которую святой Ириней ясно высказал более восемнадцати веков назад. Сейчас все чаще раздаются голоса в поддержку тезиса о том, что именно в Церкви происходил процесс работы над составлением рассказов о жизни и учении Иисуса, отбора Евангелий и придания им канонического статуса с параллельным отвержением текстов неканонических и еретических. Именно Церковь была той лабораторией, в которой с самого начала – сперва в виде устного предания, а потом и в форме письменного текста – обрела свое бытование евангельская история. Причем интерпретация событий из жизни Иисуса и Его поучений возникала практически одновременно с их описанием.
Слова священномученика Иринея вновь и вновь напоминают нам о важности того изначального устного предания, которое было положено в основу новозаветных письменных источников. И я убежден в том, что, следуя призыву свт. Иринея Лионского, епископа II века, современные богословы – специалисты по Новому Завету – смогут избежать многих произвольных и ошибочных суждений, обретя путь к той сокровищнице церковного Предания, которая изначально хранила ключи для понимания Библии.
С большой радостью я принял приглашение приехать в Москву, известную как «Третий Рим», чтобы участвовать в конференции, посвященной свт. Иринею Лионскому. Искренне благодарю организаторов. В эти дни в Риме, в Первом Риме, проходит другая конференция, называемая семинаром и озаглавленная как «От Рима к Третьему Риму», по случаю 2771-го Дня основания Рима. Эти семинары, начиная с 1981 года, стали местом постоянной встречи и проходят благодаря взаимодействию между отдельными итальянскими организациями в рамках соглашения с Российской академией наук. Данные семинары проводятся в Риме, но многократно организовывались и в Москве при участии мэрии города (с которой мэрия Рима в 1996 году подписала «Соглашение о дружбе и сотрудничестве»). Второй же Рим сейчас по понятным причинам весьма мало заинтересован в этом проекте. Цель этих семинаров заключается в том, что миссия Рима состоит в преодолении национального начала через идею универсальности.
Святой Ириней Лионский, как говорит само его имя, «мирный человек» (согласно Евсевию), был одним из самых выдающихся богословов II века. Рожденный и прошедший обучение в Смирне, в римской провинции Асия, он провел большую часть своей жизни в Риме и в Галлии; он писал на греческом языке, а потому может рассматриваться и как греческий отец Церкви, и в то же время как западный. В Церкви II века он является крепким звеном, связующим Восток и Запад. Блж. Феодорит Кирский (ум. ок. 458) обобщает его жизнь в следующих словах: «Ириней, внимавший учению Поликарпа, стал светилом Западной Галлии (Γαλατῶν δὲ τῶν ἑσπερίων φωστήρ)»[41].
Его труды быстро достигли широкого распространения по причине актуальности проблем, которых он касался. Он мгновенно стал читаем и чтим многими западными христианскими богословами, начиная с Тертуллиана и св. Ипполита, а также в Египте[42]. Однако с IV века начинается его забвение. До сих пор обсуждается вопрос датировки латинского перевода его трактата «Против ересей» (Adversus Haereses)[43], который использовался западными читателями[44]. На Западе в начале V века блж. Августин все еще был знаком с наследием свт. Иринея, которого цитировал в латинском переводе в своем трактате «Против Юлиана» в контексте рассуждений о первородном грехе[45]. Блж. Августин упоминает его и в других местах, не приводя, однако, его текстов. Имя свт. Иринея еще было известно благодаря сочинению блж. Иеронима «О знаменитых мужах»[46], но труды самого свт. Иринея более не читаются. Так, св. папа Григорий Великий в конце VI века безуспешно искал их, но так и не нашел[47]. Латинские рукописи трудов свт. Иринея были распространены на севере Европы[48]. На Востоке в греческих флорилегиях были отдельные цитаты из сочинений свт. Иринея, и эти греческие фрагменты сохранились до наших дней[49]. Исследование греческих флорилегиев показывает, с одной стороны, что трактат Adversus Haereses был известен большинству отцов Церкви так же, как было известно и его Demonstratio; с другой стороны, что мысли свт. Иринея оставались малопонятны составителям флорилегиев, заинтересованных в первую очередь в наиболее актуальных для них темах. Последним после прп. Иоанна Дамаскина, кто цитирует греческий текст свт. Иринея, является патриарх Фотий. После него греческий оригинал исчезает, и от него сохранились лишь фрагменты, опубликованные в серии Sources Chrétiennes[50]. Однако сохранился латинский перевод, который использовался еще в XII веке Балдуином Кентерберийским, а также часть трудов в армянском переводе и отрывки на сирийском[51].
В своем докладе я бы хотел остановиться на четырех вопросах. Прежде всего вопрос об упоминании города Рима во II веке как космополитического мегаполиса, где активно использовался греческий язык. Второй вопрос касается многообразия христианской общины Рима и ее связей с другими общинами, разбросанными по Римской империи. Третья часть будет посвящена биографическим сведениям о пребывании свт. Иринея в Риме. Наконец, в четвертой части я коснусь отношений свт. Иринея с римскими христианами.
Это была столица Римской империи, самый большой мегаполис II века христианской эры. Здесь жило много эмигрантов, и многие говорили на греческом, поскольку происходили из восточных провинций. Среди этой массы эмигрантов были и христиане, некоторые из которых были лишь посетителями, более или менее образованными. Перечислю наиболее знаменитых из них: еретики Маркион из Понта и Марцеллина[52] – прибывшая в Рим во времена папы Аникиты (ок. 157–168)[53] и многих совратившая с пути, она затем примкнула к секте карпократиан (Iren. Adv. Haer. I 25); Егезипп из Иерусалима[54]; Валентин из Египта, прибывший в Рим во времена папы Гигина (ок. 136–140)[55]; свт. Поликарп, прибывший из Смирны[56]; сщмч. Иустин, прибывший из Самарии[57]; еретик Татиан, приехавший из Ассирии, Кердон, выходец из Сирии[58]; Апеллес (из Рима?)[59]; Родон из провинции Асия; Феодот из Византии (во времена Зефирина); Флорин из Асии; свт. Ириней из Асии и Лиона, Препон из Ассирии; Эпигон из Асии; Аверкий из Фригии (как написано на его могиле, он был послан «целомудренным пастырем»); Савеллий из Киренаики; Юлий Африкан из Палестины; Минуций Феликс из Африки; Ориген из Египта и т. д. Христианские эмигранты с Востока вводят в Риме их литургическую практику и распространяют свои богословские воззрения. Например, во II веке в Риме существовали две традиции празднования Пасхи, как существовали и многочисленные богословские группы.
В это время Рим представлял удобную площадку для распространения филосовских и религиозных верований. Многие христианские мыслители и учителя направлялись в Рим, чтобы распространить свои учения. Эти учителя были независимыми и принадлежали к различным богословским традициям. Они основали свои школы – термин «школа» должен пониматься в широком смысле как направление мысли, которое могло иметь как большое, так и малое количество последователей. В Риме во II веке было множество интеллектуальных школ. Итак, кто бы ни желал встретить других образованных христиан или стремился распространить свое учение, Рим был для этого наилучшим местом, поскольку в этом городе было много христиан и возможность учиться, встречать людей и учить, покупать и читать книги любого рода – как написанные в Риме, так и привезенные из других частей Римской империи.
Римское христианство во II веке не было монолитным по своему устройству, учению и Литургии. Различия были иногда очень сильными, но они уменьшались с течением времени. Св. Ерм, писавший в Риме в середине II века, считает, что согласие было фундаментальным принципом в Римской христианской общине. В своем «Пастыре» он пишет, что при строительстве башни те, кто «ходили в святом учении Божием, надзирали и свято и непорочно служили избранникам Божиим, – как почившие, так и живущие еще доселе, – которые всегда пребывали в мире и согласии и слушали взаимно друг друга: потому-то они и в здании башни хорошо примыкают один к другому»[60].
Сегодня исследователи представляют римских христиан 2-й половины II века как плохо сплоченное сообщество, управлявшееся коллегией пресвитеров. На тот момент сосуществовали разрозненные группы христиан, отчасти разделенные между собой различиями в литургической практике и вероучительных вопросах. Этот низкий уровень сплоченности, который за отсутствием явных противоречий не претерпел коренных изменений, был преодолен лишь в последние десятилетия II века при Викторе (ум. ок. 199), который ввел новую форму управления, называемую также «монархическим епископатом». Данная система была уже в ходу в других областях (восточные Церкви, Лион, Карфаген) и характеризовалась тем, что управление общиной было сконцентрировано в руках единственного человека – епископа, который обладал полнотой власти над пресвитерами, диаконами и всеми верующими. Источники согласно показывают важность и авторитет епископа Виктора в Риме, как о том свидетельствуют сщмч. Ипполит, свт. Ириней и анонимный автор сочинения «Против Артемона»[61]. Мне кажется, что этот взгляд не вполне соответствует действительности, поскольку свт. Ириней, знавший римских христиан много лучше нас, как и живший в Риме Егезипп, всегда говорил, что в Риме всегда существовало главное объединяющее лицо, о чем я скажу подробнее далее.
Где же именно в Риме жили христиане в I и II веке? Мы предполагаем, что большая часть из них жила там же, где прочие эмигранты и евреи. Расположение еврейских и христианских катакомб тесно связано с их присутствием в различных кварталах внутри города. Расположенный за рекой квартал, ныне носящий имя Трастевере, был местом традиционного проживания евреев; также вокруг Капенских Ворот и перед Воротами Святого Себастьяна, на Марсовом Поле и в районе Субурра (в древности известен как Субура), между южной границей Виминала и западной границей холмов Эсквилина[62]. Места проживания евреев могут весьма помочь в определении кварталов, населенных христианами. Расстояние между разными общинами могло быть фактором разделения.
Как кажется, нельзя ставить слишком большой акцент на существовавшее в Риме многообразие христианских групп и их толерантность. В самом деле, начиная с Егезиппа и свт. Иринея, наиболее древние источники постоянно сообщают нам имя одного единственного руководителя христианской общины Рима. Безусловно, было много групп с богословскими различиями, в том числе и потому, что еще не существовало единой формы исповедания веры. Некоторые положения вероучения не были еще четко определены, как о том пишет Ориген в Прологе к трактату «О началах». Жизнь римских христиан второго века хорошо нам известна, намного лучше, чем жизнь христиан в других больших городах, поскольку о Риме сохранились многочисленные источники. Среди римских христиан была сильна идея единства общины как Тела Христова. Написанное в конце I века «Послание Климента Римского» начинается следующими словами: «Церковь Божия, находящаяся в Риме – Церкви Божией в Коринфе»[63].
Здесь слово «церковь» характеризует всех христиан Рима как единую общину, как это было и в Коринфе. Свт. Игнатий Антиохийский пишет о Римской церкви как о Церкви, которая «председательствует в столице области Римской»[64]. Для Ерма Римская Церковь едина и представлена то в образе женщины[65], то башни[66]; он называет ее «святой Церковью»[67]; говорит о «старейшинах Церкви»[68], «старейшинах, возглавляющих Церковь»[69], «управителях Церкви и тех, кто занимают главные места»[70].
И все же положение Римской церкви, состоявшей из большого числа различных групп, различающихся по этническим и языковым аспектам, а также по вопросам традиции и идентичности, было подобно плавильному котлу. Многие древние источники представляют Римскую церковь как единую реальность, окруженную отлученными от нее еретиками. Более того, они говорят об определенной преемственности епископов, как это мы находим у Егезиппа, свт. Иринея, сщмч. Ипполита, во Fragamentum muratorianum, у Тертуллиана и Евсевия. Безусловно, эта традиция представляет достаточно оптимистичный взгляд, но она должна в определенном смысле отражать реальное положение дел, о котором сообщают источники II века. Рим был столь обширным городом, что расстояния между его различными частями требовали различных мест для катехизации оглашенных и для совершения воскресных богослужений.
Но вернемся к свт. Иринею. По какой причине и когда он впервые направился в Рим? Мы видели, что многие люди из восточных провинций империи по различным мотивам приезжали в Рим, поскольку столица была заветной целью многих. Свт. Ириней мог быть одним из таких людей. Возможно также, что он поехал в Рим, чтобы исполнить миссию, возложенную на него христианами Асии. Или чтобы иметь больше информации о христианской вере и приобрести книги. Но почему он впоследствии покинул Рим и направился на север, в Галлию – в Лион? Находясь в Лионе, он продолжал поддерживать тесные контакты с Асией, поскольку христиане Смирны просили о поддержке местной общины (и его поддержке), в частности для того, чтобы смягчить отношение к падшим (lapsi) во время гонений и добиться их прощения[71]. Был ли он также церковным дидаскалом во время своего пребывания в Риме? Встречался ли он со св. Иустином Философом? Свт. Ириней цитирует один фрагмент из утраченного творения св. Иустина Contra Marcionem («Против Маркиона»)[72], а также во многих аспектах зависит от него, но нигде не упоминает, что слушал его наставления. Некоторые предполагают, что это могло произойти в Аcии или в Риме, но подобное недоказуемо[73]. Маркион и св. Иустин жили и учили в Риме в одно и то же время. Св. Иустин знал о его деятельности, которая приводила в смущение многих:
Он [Маркион], при содействии демонов, многих из всякого народа заставил говорить богохульство и отвергать Бога, Творца всего мира, а исповедывать какого-то другого бога, который выше Его и сотворил больше, нежели Он. <…> Я знаю, что вы их не гоните и не убиваете, по крайней мере, за их учение. Впрочем, у меня есть сочинение, написанное против всех бывших ересей; если угодно вам иметь его, я его вам предоставлю[74].
Этот труд был написан св. Иустином около 155 года и впоследствии был утерян. Мы не знаем, встречался ли свт. Ириней с Маркионом лично, как в случае со сщмч. Поликарпом, но он хорошо осведомлен о его деятельности и трудах. «Так как он один (Маркион) осмелился открыто искажать Писания и бесстыднее всех клеветать на Бога, то я намерен особо опровергнуть его, обличая собственными его же сочинениями»[75]. Он знал, когда Маркион жил и учил в Риме: «Маркион… достиг своего расцвета при Аниките»[76], то есть около 157–168 годов.
Свт. Ириней хорошо знал пожилого Поликарпа, епископа Смирнского, которого посещал и слушал «в годы своей ранней молодости»[77], когда был еще мальчиком[78]; о нем свт. Ириней сообщает нам весьма ценную информацию. Св. Поликарп был казнен в Смирне между 161 и 167 годами[79]. У свт. Иринея была копия его «Мученичества», использованная затем неким Гаем, проживавшим в том же городе, чтобы сделать еще одну копию. В конце одной рукописи с текстом «Мученичества», сохранившейся в Государственном историческом музее в Москве, содержится приложение со следующими словами:
Сей Ириней, пребывавший во время мученичества епископа Поликарпа в Риме, научил многих. Ему принадлежит много весьма прекрасных и православных сочинений, в которых он упоминает [и] о Поликарпе, [говоря], что он был его учеником <…>[80].
Эта информация очень ценна, поскольку говорит нам, что около 161–167 годов свт. Ириней уже был в Риме; быть может, он сопровождал св. Поликарпа при посещении последним папы Аникиты (157–168) несколькими годами ранее и затем остался там. Тем не менее, различные авторы до последнего времени выражают сомнения в надежности этих сведений. Недавно Джаред Секорд в еще неопубликованном тексте заявил: «Есть немного оснований для этого раннего посещения, и тот единственный текст, который часто цитировался в качестве подтверждения, является ненадежным, что я готов утверждать. Но все же остается весьма вероятным, что Ириней как минимум нанес краткий визит в Рим как молодой ученик в определенный момент между 150 и 160 годами, до того как перебрался в Галлию. Рим был целью почти всех ровесников Иринея во II веке, и весьма логично верить, что город был для него остановкой на долгом пути из Малой Азии в Галлию». Некоторые исследователи, хотя и не признают свидетельства Московской рукописи, утверждают, что необходимо допустить, что впервые свт. Ириней посещал Рим до 177 года. Тот же Секорд, с одной стороны, не выражает доверия Московской рукописи, но с другой, утруждает себя доказательствами того, что свт. Ириней ранее уже бывал в Риме.
В 3-й книге трактата «Против ересей» свт. Ириней описывает детали посещения свт. Поликарпом Рима около 157–158 года[81], где тот активно проповедовал среди еретиков, многих из которых он обращал к истинной вере, – валентиниан, маркионитов и других, а также встречался с самим Маркионом[82]. В частности, свт. Ириней свидетельствует, что римский клир не был осведомлен об этих учениях. Сверх того, он приводит подробности посещения св. Поликарпом папы Аникиты и последовавшей между ними дискуссии о Пасхе и о том, как папа позволил свт. Поликарпу служить в его церкви Евхаристию[83]. Как было замечено, эта информация кажется предоставленной непосредственным свидетелем произошедшего. Эти детали дают возможность предполагать, что свт. Ириней был хорошо информирован о визите и, возможно, даже был в эти дни в Риме, где проживал несколько лет. Он добавляет, что и предшественники Аникиты, начиная с Сикста I (119–128, согласно Евсевию)[84], не навязывали своего литургического обряда последователям кватродециманов.
Когда возник спор о дате празднования Пасхи между папой Виктором (189–199) и епископом Поликратом Эфесским (ум. 196) с епископами провинции Асии, свт. Ириней авторитетно вмешался в него от лица церквей Галлии и настойчиво призывал папу Виктора к снисходительности, напоминая ему о путешествии св. Поликарпа в Рим во времена папы Аникиты. Он сам признавал обычай празднования Пасхи кватродециманами действительным, поскольку он восходит к апостольскому преданию и является древним обычаем[85]. Кроме того, свт. Ириней добавляет, что существует определенное разнообразие в формах поста перед этим праздником; это разнообразие является следствием отсутствия стремления к точности и простотой жизни предыдущих епископов. «Тем не менее, все жили в мире, и мы живем в мире друг с другом, и разногласие в посте не разрушает согласия в вере»[86]. Эти последние слова и поныне актуальны для нас, призванных уважать различия при единстве веры. Как и для свт. Иринея, κοινωνία («общение») должно быть основанием отношений между Церквами.
Однако какой же традиции придерживался сам свт. Ириней в Галлии: римской или асийской традиции кватродециманов[87], где он воспитывался и которую соблюдал, когда жил в Смирне? Согласно некоторым авторам, Евсевий представляет свт. Иринея как сочувствующего римской и александрийской практикам празднования Пасхи. Это тенденциозное представление, поскольку его образование происходило в асийских кругах. Но я думаю, что живя сначала в Риме, а затем в Галлии, он следовал западной практике, однако в то же время с уважением относился к традициям своей юности.
Мы точно не знаем, когда свт. Ириней направился в Галлию. В одном цитируемом Евсевием письме арестованных в 177 году христиан, направленном папе Элевтерию для рекомендации пресвитера Иринея, говорится:
Отец Элевтерий, желаем тебе радоваться в Боге сейчас и всегда. Это письмо мы убедили доставить тебе нашего брата и товарища Иринея; просим тебя быть к нему расположенным, ибо он ревностен к завету Христа. Ибо если бы мы думали, что кому-то определено место согласно праведности, то [это место] пресвитера Церкви. Что касается его самого, то мы назвали бы его в числе первых[88].
Но так как местный епископ Пофин был уже мертв в начале гонений, можно подумать, что свт. Ириней был в этот момент епископом, как полагает П. Нотэн[89]. Но какой епископ и где рукоположил его? Были ли в Галлии другие епископы для хиротонии? Или же он прибыл в Рим для епископского рукоположения? Нотэн выдвигает гипотезу, что Пофин был епископом Лиона, тогда как свт. Ириней тоже уже был епископом, но в городе Вьенна, что в 35 километрах от Лиона и также на реке Родан[90]. Рекомендательное письмо не предоставляет нам информации о причинах путешествия. Тогда как письмо, направленное «братьям в Асии и Фригии», было написано «рабами Христа из Вьенны и Лиона в Галлии»[91]