Айрин проснулась оттого, что ее кто-то грубо будил за плечо:
– Вставай! Вставай! Пора готовить братьям завтрак!
Едва разлепив глаза, она сползла с лавки и уставилась на мать. Конечно, это она разбудила ее ни свет ни заря.
– Иди и готовь отцу и братьям похлебку, у них сегодня тяжелый день, они отправляются на работу к священнику.
Айрин спросонья с трудом пыталась понять, что от нее хочет эта грузная женщина, и едва сдерживала раздражение: почему завтрак не могла приготовить сама мать? Обязательно надо ее будить еще затемно?
Айрин, пошатываясь, вышла из хижины и, потирая озябшие от утреннего холода плечи, вышла во двор.
И снова гнилые овощи и похлебка, и так каждый день, каждый день одно и то же, она уже не могла дождаться, когда же приедет торговец Кристиан, жизнь в родительском доме становилась просто невыносимой.
Овощи лежали во дворе в большом ведре, она вчера достала их утром из подвала, да использовала только половину, остальные можно приготовить прямо сегодня.
Айрин нагнулась к котлу, чтобы наполнить его свежей водой для похлебки, когда услышала, как радостно закричала мать:
– У тебя начались месячные! Какое счастье!
Айрин вздрогнула как от удара и повернулась: мать верещала на весь двор, радостно вскидывая руки к небу.
Айрин посмотрела на подол своего платья: сзади оно было все перепачкано кровью, видимо, месячные начались ночью, а она, уставшая и измотанная после похорон брата, пропустила этот момент и не подложила между ног мох, как это делала обычно.
Теперь уже предпринимать что-то было поздно, она стояла с пылающими от стыда и отчаяния щеками посреди двора и слушала, как мать голосит на всю улицу:
– Она созрела! Наконец-то ее можно выдать замуж!
На ее вопли из дома вышли отец и два старших брата, Вильям сразу понял, в чем дело, он нехорошо ухмыльнулся и процедил сквозь желтые зубы:
– Еще одним ртом скоро станет меньше.
– Я знаю, за кого ее надо выдать, – отец смотрел на Айрин холодным и бездушным взглядом, – на нее давно Джерри заглядывается, а ведь он богат.
– Только не Джерри! – в отчаянии выкрикнула Айрин, едва не потеряв сознание от ужаса.
Джерри был приятелем ее отца, старый, толстый, лысый и беззубый мужчина с огромным животом, он держал свиную ферму и поставлял мясо самому лорду Фэйлу, поэтому и считался одним из самых зажиточных крестьян. Но он был безбожно уродлив, туп, мерзко пах, и только от одной мысли, что это чудовище может прикоснуться к ней хоть одним пальцем, Айрин становилось плохо.
– А кто спрашивает твое согласие? – Мать посмотрела на нее как на умалишенную.
– Верно, – подтвердил отец, – тем более сейчас, когда мы разорены и деньги Джерри нам очень пригодятся, а так как он нам теперь одна семья, то я пойду с ним и поговорю прямо сейчас. А потом мы поедем к священнику.
– Нет! – закричала Айрин и хотела убежать, но к ней подошел Вильям и с размаху ударил ее по щеке.
– Закрой рот и делай, что тебе говорит отец! – Брата просто трясло от ненависти к ней. – Ты, грязная стерва, скажи спасибо, что мы не пустили тебя на развлечение для портовых рабочих, которые иногда приезжают к нам на ярмарку. Ты этого хочешь?
Айрин, испуганно прижав руку к пылающей щеке, залилась слезами:
– Нет, я этого не хочу.
– Тогда иди и готовь нам похлебку, – приказал Вильям, – отец дело говорит, надо все решить с Джерри прямо сегодня.
Но Айрин не могла успокоиться, как бы она ни пыталась, рыдания прорывались наружу, она всхлипывала, руки ее тряслись.
– Иди в дом, – приказала ей мать, видимо, опасаясь, что отец и братья ее прямо сейчас и прибьют. – Я завтрак сама приготовлю.
Айрин бросилась в хижину и упала прямо на пол, захлебываясь слезами.
Нет, нет, нет, она никогда не выйдет замуж за Джерри, лучше смерть.
Когда на слезы больше не осталось сил, Айрин успокоилась, она легла на спину и смотрела на грязный потолок, под которым сушились собранные ею травы для производства эля.
Кому они теперь нужны? И что делать с пасекой?
В голове у нее кружились разные мысли, они обрывались на половине и снова мешали ей сосредоточиться на самом главном: как ей теперь жить дальше. Так жаль, что она утратила контроль и мать рассекретила ее перед самым приходом Кристиана, ждать-то оставалось не больше двух месяцев.
А потом Айрин осенило: если Кристиан придет в поместье лорда Фэйла через два месяца, то это значит, она сама может отправиться к нему навстречу, в другое поместье, где он появится немного раньше.
По рассказам самого Кристиана, к ним он заходил в последнюю очередь, обойдя уже все соседские селения. Так почему бы ей не пойти к нему навстречу?
Только при одной мысли, что ей придется бежать в одиночестве из дома, Айрин становилось дурно, но деваться было некуда.
«Я переоденусь в мужскую одежду, – Айрин начала продумывать план побега, – после смерти осталась одежда Джона, она мне придется почти впору, разве что немного подкатать рукава и штанины. Я обрежу волосы и перетяну грудь тряпками, и никто не поймет, что я девушка».
Айрин успокоилась, для подготовки к побегу у нее был как минимум день, пока отец сходит к Джерри, пока они все решат, значит, надо прямо сейчас найти сумку и припасти немного еды и воды для дальней дороги.
Айрин вытерла слезы и вышла во двор, где никого не было, кроме малышей. Эдгар и Скотти грустно слонялись возле коровы и овец, которые паслись за оградой, видимо, мать их все-таки выгнала приглядывать за скотом. Самой же ее нигде не было видно, а отец и братья, видимо, ушли к священнику, знакомиться с новой работой.
Айрин подошла к ведру с дождевой водой и умылась, где-то у них валялись огромные садовые ножницы, они ей очень пригодятся, когда она решит отрезать свои роскошные волосы.
Пока она прочесывала двор в поисках ножниц, к ограде неслышно подъехал Джимми.
– Доброе утро, милая!
Айрин вздрогнула и обернулась – откуда он тут взялся?
– Доброе утро, сэр… мистер… Джимми.
– Говорят, что тебя выдают замуж за Джерри? – грустно спросил сын лорда Фэйла, спускаясь с коня. – Это правда?
– Но… – Айрин растерялась, – откуда вы знаете?
– Значит, правда. – Джимми подошел к ограде и облокотился на нее.
Айрин наблюдала за мужчиной с тревогой, не дай бог сейчас сюда вернется мать, а потом все расскажет отцу! Да они ее палками забьют только при одном подозрении о том, что между ней и сыном лорда Фэйла могло произойти «что-то личное».
– Откуда вы это знаете? – спросила Айрин, пятясь к дому.
– Я встретил твоего отца и братьев в церкви, они приехали к священнику на службу, решают какие-то дела. Твой отец мне сам это сказал, подошел и сказал. Мне очень жаль, но неужели не нашлось мужа получше?
Айрин молчала, но продолжала пятиться.
– Айрин! – Джимми хотел перепрыгнуть через ограду, но потом заметил ужас в глазах девушки и остановился. – Ты меня боишься? Но почему? Я не сделаю тебе ничего плохого! – Мужчина погрустнел. – Мне очень жаль, что я не могу к тебе посвататься, мой отец этого не поймет, но я могу предложить тебе содержание и жизнь в моем замке. Ты же знаешь, у нас много слуг, ты могла бы стать одной из них, но работать ты не будешь…
Айрин поняла – Джимми предлагает ей роль любовницы – и вспыхнула:
– А как же дети? Что вы, сэр, собираетесь делать с детьми, которые обязательно появятся от нашей связи?
Джимми покраснел, но ничего ей не ответил, потом тяжело вздохнул и произнес:
– Я сделал тебе хорошее предложение, очень хорошее для девушки, живущей в такой семье, да еще и которую собираются выдать замуж за жирного пьяницу. Думай сама… если надумаешь, я готов взять тебя в замок хоть сегодня. А дети? Что дети… будут расти в замке, как десятки других детей, рожденных вне брака.
Айрин знала, как поступают с такими внебрачными отпрысками: их нещадно бьют, они выполняют самую черную работу и никогда, никогда они не могут отделаться от клейма «незаконно рожденные». Такого своим детям она точно не хотела, да и себе, пожалуй, тоже.
– Спасибо, я… я… я скажу вам о своем решении очень скоро, – пискнула Айрин и забежала в дом, плотно закрыв за собой двери.
В щель она увидела, как Джимми отошел от ограды, вскочил на лошадь и был таков.
– Я сбегу! – пробормотала Айрин. – Сбегу прямо сегодня ночью.
Айрин собрала в старую сумку одежду Джона, все, что нашла в хижине, туда же бросила бутыль с элем, которая была припасена у отца за лавкой, затем вышла во двор и остановилась.
Надо было подумать, какие овощи ей пригодятся в дороге и как она их с собой заберет, потому что сумка была уже полная, а там ведь еще и садовые ножницы лежали, огромные и ржавые, но без них-то никак.
Айрин спустилась в подвал, взяла с собой несколько круглых репок, их можно было есть сырыми, и немного ржаной муки в холщовом мешочке. Потом подумала, что мука в доме последняя, и если она ее сейчас с собой заберет, то Эдгару и Скотти просто нечего будет есть, и положила мешочек обратно.
Во двор она вернулась, уже твердо приняв решение уйти из дома прямо сейчас, не дожидаясь возвращения матери или братьев с отцом. Надо было бежать сию минуту, пока она от ужаса сама не передумает или еще раз взглянет на младших братьев и останется здесь только ради них.
– Мне надо идти… – Айрин повесила сумку на плечо и быстро пошла прочь по дороге, ведущий в лес.
Сколько раз она ходила по ней с матерью за травами, а вот сейчас уходит навсегда.
– Айрин! Ты куда? – Как назло, ее уход заметил Скотти и бросился за ней следом. – Ты куда?
Айрин шла не оглядываясь. Если она сейчас остановится и посмотрит на брата, то ее сердце просто не выдержит и разорвется от боли и она останется.
– Айрин! Айрин! – Малыш бежал за ней следом.
Он не понимал, почему его любимая сестренка уходит прочь и даже не оборачивается. Его маленькие ножки запнулись одна за другую, и Скотти упал, уткнувшись носом в пыльную дорогу. От неожиданности и боли он разревелся, Айрин этого вынести уже не могла, она остановилась, посмотрела на малыша с разбитым лицом и медленно пошла назад.
Она понимала, что уже практически сдалась, ее сердце сыграло с ней злую шутку, но она не могла уходить от рыдающего брата, даже не попытавшись ему помочь.
– Вставай! – Айрин наклонилась и подняла малыша за руку. – Сильно больно?
– Не очень, – Скотти размазал сопли и кровь по лицу и посмотрел на сестру с удивлением и обидой, – ты почему не останавливалась, когда я тебя звал?
Айрин вытерла лицо малыша подолом своей юбки и присела рядом с ним на дорогу. Она молчала, обдумывая, что ему ответить, а потом решила, что надо сказать правду.
– Я ухожу, ухожу навсегда, поэтому и не оборачивалась.
– Ты уходишь, потому что не хочешь выходить замуж за этого толстяка? – Скотти сразу понял причину ее бегства.