Сколько я себя помню вечно мы куда-то бежали и прятались.
Мама не рассказывала мне почему и от кого мы прячемся, она лишь объясняла, что нельзя, чтобы кто-то понял, кто мы такие.
А мы были эльфами.
Чистокровными эльфами. Дочерями великого леса. Который я совсем не помню.
Мы были с мамой единственными эльфами на всей планете Земля. Почти единственными, если не считать наших преследователей, конечно же.
По крайней мере так утверждала мама.
И я ей верила, потому что похожих на нас я ни разу не видела.
С помощью портальной магии, мама смогла сбежать из своего мира на Землю с новорождённой мной, и продолжала прятаться. Ибо по нашим следам пустили кровожадных наемников – дроу. Темных эльфов.
Как только мне исполнилось двадцать пять – первое совершеннолетие по меркам моей расы, и у меня открылась родовая магия, доставшаяся мне в наследство от отца, мама решила оставить меня в интернате для человеческих детей.
Выглядела я, почти как местная четырнадцатилетняя девочка, если не считать некоторых мелких отличительных черт – длинных застроенных ушей, субтильного телосложения, слишком больших глаз и светящейся белой кожи. К тому же взрослела я по меркам людей слишком медленно. А в пятьдесят лет и вовсе должна буду застыть и остаться такой навечно.
Почти навечно. По меркам людей, само-собой.
Как поясняла мне мама, в свои пятьдесят я буду выглядеть, как местная двадцатилетняя человеческая девушка.
Но мы всё же старели. Только очень-очень медленно. Моей маме было пять сотен лет, а выглядела она так, будто ей было не больше двадцати пяти.
Где-то к тысячи годам, она, скорее всего, выглядела бы, как местная тридцатилетняя девушка.
А вообще эльфы могли доживать и до пяти тысяч лет.
Никакие болезни нас не брали, благодаря внутренней магической защите.
А вот убить эльфа можно было.
Правда сложно.
Достаточно отрубить голову.
Колотые раны даже в сердце, нас не страшили. Конечно, они для нас были очень болезненными, но в течении двух дней, мы могли полностью восстановиться.
Проверено на себе лично.
Как и отращивать потерянные конечности.
На это только уходило больше времени. Как-то я лишилась пальца, и на его восстановление у меня ушло больше месяца.
Тогда я была еще слишком юной и не всегда успевала реагировать на опасности, поэтому и получала от милых детишек, с которыми жила в интернате.
Моя магия позволяла мне скрываться от тех, кто заведовал интернатом, ведь я владела магией иллюзий и умела надевать любые личины, но по началу я еще плохо её контролировала, и не ожидала, что настоящую опасность представляли не взрослые, а как раз дети.
На адаптацию в новых для себя условиях у меня ушло больше года.
И опыт этот был ужасным.
Много раз я думала уйти оттуда, но останавливало то, что я не представляла, как буду выживать вне стен интерната. Здесь поят и кормят. Есть где помыться, поспать. И даже одевали детей очень даже неплохо.
Короче говоря, абсолютно все условия для жизни.
Конечно, если не считать детей, пытающихся тебя либо избить, либо изнасиловать, либо и вовсе убить.
Но благодаря этому опыту, магией иллюзий я овладела в совершенстве.
И если по началу пользовалась ей от силы три раза в день, чтобы воспитатели не заметили во мне чужачку, то через год я научилась держать иллюзию даже во сне.
Иллюзию моего полного отсутствия.
Да-да, я научилась качественно прятаться.
Драться я не умела, физически была довольно слабой, слишком худая, слишком тонкокостная, но вот делать вид, что меня вовсе не существует, или изображать другого человека (дети часто сбегали и можно было пользоваться их личинами), но при этом получать свою еду, одежду и койко-место – это без проблем.
Конечно, мама не отправила меня в свободное плаванье без обучения.
Она рассказала мне подробно, как пользоваться своей магией и в теории, и на практике. Мы тренировались с ней целый год.
И только лишь после этого она уехала искать нам дом и защиту.
Пару раз в месяц мама отправляла мне магический вестник, в котором подробно рассказывала о том, где была этот год и что делала, а я в ответ рассказывала ей о своей жизни.
Мама давала мне советы, и всегда напоминала о том, чтобы я помнила кем являюсь и ни в коем случае ни с кем не заводила близких отношений, ибо не пристало дочери Великого Леса со всякими низшими даже близко общаться, не то, что думать о чем-то другом. К тому же люди могли рассказать о том, кто я нашим врагам, у которых магия на более высоком уровне, и тогда нас обоих убьют.
Вот так я и жила.
В полном одиночестве.
Часто, порой раз в неделю создавая себе новую личину. Или вообще надевая отвод глаз.
Не друзей, ни близких. Только редкие переписки с мамой.
И единственное, чем я могла довольствоваться – это подглядыванием за другими.
По началу я считала себя невероятно крутой, ведь у меня в отличии от бездарных людишек была магия, и поэтому несколько раз серьезно была ранена.
После этих ранений и пяти лет жизни в интернате я научилась уважать и бояться тех, кто меня окружал.
И чтобы не говорила мне мама про «жалких людишек», я вдруг осознала, что мы с ней более жалкие, чем они.
Время шло, я взрослела, и понимала, насколько сильно я одинока.
***
Больше того я начала завидовать тому, что даже в таких условиях выживания, взрослеющие и никому ненужные дети создавали самые крепкие союзы.
Здесь в интернате было именно так.
Если ты не научишься любить и доверять тому, кто рядом, ты просто не сможешь выжить.
Поэтому, наверное, все эмоции у детей были утрированы. Если ненависть, то лютая, если любовь, то до гроба.
Здесь страсти кипели почище всяких мелодрам, которые мы иногда смотрели, собираясь всей гурьбой перед сном у телевизора в общем зале для игр.
Взрослым по большей части было плевать на подростков. И в межличностные конфликты они почти не вмешивались.
Их задача была – накормить, одеть, помыть, отправить в больницу, если заболел, или в школу на учебу, а дальше они были предоставлены сами себе.
Даже тех, кто сбегал они не искали. Вернулся и ладно, живи дальше. Не вернулся, ну и бог с тобой. У нас таких как ты еще пять сотен человек, надо, чтобы они были одеты, обуты, умыты. Всё. Дальше сами, как-нибудь.
Через семь лет жизни я начала жалеть малышей или тех, кто попал в интернат из тепличных условий, в раз лишившись всех родителей. Потому что, хоть и была уже взрослой (все же двадцать пять по меркам людей уже прожила), но всё равно понимала, что я почти такая же, как они.
Враз лишилась мамы и более-менее нормальных условий для жизни.
И поэтому иногда защищала их от местных.
Но быть с ними рядом слишком долго я не имела права, ведь я не взрослела физически, поэтому постепенно мне приходилось уходить в тень и прощаться с ними навсегда.
Сама не понимаю зачем это делала. Наверно, чтобы не сойти с ума от одиночества. Не иначе.
А может просто решила взять под своё покровительство «жалких людишек».
Так я порой, успокаивала себя.
Ведь я дитя Великого Леса, и не пристало мне опускаться до них…
Но порой, было так тоскливо, что хотелось, хоть какого-то общения.
И, привязывались к ним, как бы мне этого не хотелось.
Позже я продолжала присматривать за детьми уже маскируясь под другой личиной.
Так я случайно обрастала друзьями, хотя эти друзья и не подозревали об этом. Но зато, уже не чувствовала такого сильного одиночества.
И вот настал час «икс», мама наконец-то нашла нам дом и защиту. Точный адрес она скинула мне в смс-сообщении на мой новенький телефон, который я заработала честным трудом.
Можно было, конечно, его и украсть, тем более что для меня это не представляло никакой опасности, но не пристало заниматься воровством дочери Великого Леса. Поэтому я устроилась в местный жэк поломойкой, и драила подъезды.
Для дочери Великого Леса работать своими руками – было не зазорно, а даже почетно.
Мама рассказывала, что всех, кто работал руками очень уважали.
Тем более, что я ничего толком и делать-то не умела.
В школу я не ходила, ибо все знания я уже получила, и мне было бы там скучно, а других заведений для интернатовских детей никто не предлагал.
Может среди людей мыть полы и считалось, чем-то зазорным, но я помнила мамины рассказы и гордилась тем, что сама что-то делаю. Даже такие не сложные вещи, как мытье полов.
Хотя на деле, конечно, не такими они и «не сложными» оказались. Но благодаря этой работе я стала очень выносливой.
Устроилась, совершенно случайно. Просто подслушала разговор одной из пьяненьких женщин, которая не хотела работать, и собралась уезжать из города с каким-то мужчиной. Заходить в ЖЭК она не стала, чтобы сказать, что увольняется, и у меня появился шанс на легальную работу.
Я надевала её личину и работала.
И мне еще и зарплату выплачивали ежемесячно.
Благо хоть карту я указала свою. А им там пофиг было, чья карта. Лишь бы работа выполнялась вовремя.
И вот после маминого звонка, я отправилась в путь.
Пришлось добираться целую неделю до странной деревеньки под названием Тупик. И под конец пути я настолько сильно устала, что уснула и проспала свою остановку. От неё, как пояснила мне мама, всего пять километров пешком до Тупика.
Она скинула мне координаты на карте.
Выехать из деревни и приехать за мной мама не могла, боялась, что может случайно попасться на глаза нашим врагам и еще и на меня их вывести. Поэтому мне предстояло добираться одной, еще и не самым удобным транспортом.
И это мягко сказано.
Иногда приходилось даже стоя стоять несколько часов.
Короче, я настолько вымоталась, что уснула. А когда проснулась, и проверила свой навигатор по телефону, поняла, что уехала черте куда.
Поэтому пришлось быстро просить водителя остановиться и выпускать меня. А затем искать попутку.
И надо же было мне нарваться на этих двух психов?
Я и не думала, что они первые притормозят. Да еще и спросонья не успела подумать о своей внешности, и как-нибудь её переделать под какую-нибудь страшилку. Чтобы такие вот индивиды не принимали меня за женщину легкого поведения.
А они остановились, и еще и приставать начали и гадости всякие говорить. Я и растерялась не понимая, как себя вести. А точнее включила уже своё обычное поведение. Слишком много лет я провела в интернате, а там нельзя было давать спуску. Нельзя быть слабым, иначе загрызут.
Хотя понимаю, что надо было как-то изначально сбавить обороты, но не получилось. Не готова я была к такой встрече, да еще и организм мой повел себя очень странным образом.
Я никогда в жизни не испытывала подобного влечения.
***
Нет, я знала, что оно существует. Но у меня его никогда не было. За все мои тридцать пять лет!
Никогда!
Я видела, что взрослые подростки в интернате уже не только кино для взрослых смотрели, но и сами сексом занимались особенно по ночам. И слышала их разговоры о том, как им это нравится.
Но, повторюсь, никогда ничего такого не ощущала сама.
Мама, когда-то говорила, что мы – дети Великого Леса, находим себе пару на всю жизнь. И только с ней испытываем влечение.
Больше ни с кем, и никогда!
Я, даже, стыдно вспомнить, сама пробовала хотя бы поцеловаться с Фичем, парнем, с которым продолжила общение, даже когда он ушел из интерната и ему исполнилось уже восемнадцать.
Но, кроме неловкости вообще ничего не ощутила, и поняла, что скорее всего, хоть что-то ощутить я смогу с себе подобным, а точнее с эльфом.
Просто люди – другие существа. Как мама меня и предупреждала. Они низшие. И ничего кроме отвращения мы не должны к ним испытывать.
А сегодня, я ощутила.
И это для меня было шоком.
И вот, теперь еду со скоростью света, не пойми куда, не пойми с кем.
И трясусь от страха, потому что не представляю, как буду от них сбегать.
Но вскоре один из них, достал свой телефон и начал кому-то звонить. А я навострила свои острые уши.
– Ага, здорова. Да, едем. Скоро будем. Угу… Ага. Норм. Слушай, тут девчонку одну на дороге прихватили, говорит, что к нам едет. Чего?
– Тебя как звать? – он обернулся и требовательно на меня посмотрел.
– Таиси…я, – кое-как вспомнила я своё человеческое имя. От страха, чуть настоящее не ляпнула, хоть и не пользовалась им черте сколько лет.
Качок с удивлением приподнял бровь, и спросил уже в трубку:
– Она?
Затем, какое-то время молчал, выслушивая того, кто говорил ему на том конце, при этом продолжая на меня пялиться, и в конце концов, усмехнувшись, сказал:
– Понял, значит скоро будем.
А затем обернулся к своему брату и спросил:
– Всё слышал?
– Ага, – ответил тот, чем сильно меня удивив, потому что я вообще ничего не услышала. А мужчина, повернувшись ко мне, добавил: – Ну здравствуй, сестренка.
– Чего? – приподняла я брови от удивления.
– Мама твоя за нашего отца замуж выскочила, – пояснил мне первый.
– Если это шутка, то вообще не смешная, – процедила я, раздражаясь.
Потому что мама, точно не могла выйти замуж за человека. Это безумие какое-то.
Она сказала, что нашла нам защитника и покровителя. Я и подумать не могла, что она решит замуж за него выходить!
Да это же… просто…
– Нет, я в это не верю! – почти выплюнула я.
– Нет, это не шутка, – хмыкнул первый, иронично улыбаясь, чем еще сильнее меня разозлил, так и захотелось расцарапать ему лицо, а он, не подозревая о моих планах, продолжил: – И да, давай знакомиться сестренка. Меня Тимофей звать, а брата моего – Никита.
Второй повернулся и подмигнул мне, а я так и сидела, пытаясь переварить эту новость не в силах хоть что-то сказать.
У меня просто в голове не укладывалась, что мама, после всех наших разговорах о том, что люди вообще недостойны даже нашего мизинца, она выходит замуж за человека?
Если бы я тогда узнала за кого она на самом деле замуж вышла, то уже сейчас выпрыгнула бы из машины на полном ходу.
Но так как я этого не знала, поэтому просто решила, что скорее всего это какой-то её очередной план, и когда я приеду она всё мне объяснит.
Эти мысли меня более-менее успокоили, и я даже выдохнула от облегчения.
Потому что то, о чем мне говорят эти двое – чушь собачья.
– В принципе я отца понимаю, если твоя мать такая же горячая штучка, как и ты, то я бы тоже повелся, – протянул тот, что назвался Тимофеем.
А второй, небрежно добавил:
– Очередная охотница за наследством.
Я аж задохнулась от злости.
– Чего? – выпалила, не сдержавшись. – Совсем офигел? Да если это правда, ваш отец должен ноги моей маме целовать, что она снизошла до того, чтобы позволить ему называть себя своей женой! И да, денег у нас полно! Нам ваши жалкие копейки вообще не нужны!
Конечно, не здесь ни в этом мире, а в нашем… но все же они точно есть! Я знаю, мама рассказывала! И само-собой эту информацию я не собираюсь им говорить.
– «Снизошла», «ноги целовать», – протянул насмешливо Никита. – Ты кто, филолог что ли? Откуда слов таких умных нахваталась?
– Книги читаю! – огрызнулась я, – и тебе советую!
– Книжный червь? – выгнул свою бровь Тимофей, – ни за что бы не подумал. Выглядишь, как шалава подзаборная…
– Сам ты червяк! И шалава подзаборная! – процедила я сквозь зубы, и как можно пренебрежительней фыркнула, показывая своё отношение к обоим качкам.
Небось из зала вообще не вылезают. Все мозги мышцами заплыли.
– Эй сестренка, полегче, – ответил мне мужчина, заставив поежиться от своего грубого тона. – Я ведь могу и наказать за плохое поведение.
– Тебе меня можно обзывать, а я должна в ответ молчать? – криво усмехнулась я, уже прекрасно понимая к чему ведут эти двое.
Знала я таких и видела.
Думаю, что хозяева жизни и имеют права гадости говорить все с подряд.
– Женщина имеет права открывать свой рот, только в постели, а её словарный запас должен быть примерно таким: «О, да, дорогой! Трахни меня еще и еще…», – подражая актрисам из порнофильмов, почти пропел высоким голосом Никита.
– Фу! Какой ты гадкий, – скривилась я, и отвернулась, не желая больше общаться с этими извращенцами.
– Ой-ой, какие мы нежные, – фыркнул он в ответ, и добавил уже явно не мне, а брату: – Папаша наш обожает всяких дур находить падких на его бабки. Лапшу им на уши вешает, но, забывает указать один нюанс, – он сверкнул на меня своими красивыми глазами, и опять отвернувшись, чтобы следить за дорогой, сказал: – все его бабки достанутся нам. Его сыновьям. Мы его единственные наследники. И да, больше у него детей нет и не будет.
***
Я же в этот момент могла лишь молиться Амельсете, богине, что помогла маме открыть врата в другой мир и сохранить нам жизни в новом для нас месте, что всё это ошибка, и какой-то хитрый план, чтобы в очередной раз нас спасти. И этих двоих мне надо просто потерпеть немного так же, как я умудрилась целых десять лет терпеть жизнь в интернате.
Жаль в этом мире сила Амельсеты была ограничена, и мама уже не могла также спокойно открывать порталы на Земле. Но мы верили, что богиня продолжает за нами наблюдать и скрывать от преследователей, ведя нас особым путем, только ей одной ведомым.
Да, он не прост и тернист, но только так мы сможем с мамой выжить и однажды вернемся обратно в наш Великий Лес.
Эти мысли, немного примерили с действительностью и успокоили меня.
Качки всего лишь попутчики, как водитель автобуса, доставят меня до места, и я их больше никогда не увижу.
У меня настолько настроение повысилось, что я непроизвольно заулыбалась. Естественно Тимофей, которому видимо совершенно нечем было заняться, постоянно оглядывался на меня, и заметил мою радостную улыбку.
– Эй, ты чему там улыбаешься Таиси? Что-то интересное увидела? – спросил он, зачем-то назвав сокращенную версию моего имени. Так меня имела права назвать, только мама.
С моего лица тут же сошла улыбка, и я, стараясь, как можно больше напустить холодных ноток в свой голос, с достоинством ответила:
– Моё имя Таисия!
– Хмм, – на лице Тимофея появилась коварная усмешка. – А мне кажется, что тебе больше подойдет Тая. По-моему, отличное имя, да?
Я заскрежетала зубами. Так сокращать имя может, только истинный! Мне мама рассказывала!
– Та-и-си-я! – процедила я по слогам, и добавила: – Ты что, совсем глухой?
Вместо того, чтобы исправиться, этот невыносимый качок, посмотрел на своего брата и спросил у него с умным видом:
– А ты что думаешь, братан? Та-я…. ммм, конфетка, сладкая, – он умудрился пропеть эти три буквы таким хриплым и мягким голосом, что у меня внизу живота опять потеплело, и я непроизвольно покрепче сдвинула колени.
Никита повернул голову, посмотрел на злющую и одновременно озадаченную меня, иронично усмехнулся, и ответил:
– Думаю, что ей больше подойдет «колючка». Смотри, как иголки распушила, того и гляди сейчас все в нас выпустит.
– Это всё от недотраха, – ответил Тимофей, и продолжил со знанием дела: – Помнишь ту заучку из университета?
– Та очкастая и вечно зализанная мегера, старостой нашей была? – уточнил у него брат.
– Она самая, – кивнул мужчина. – Злющая, как не зная кто. Но стоило мне её в библиотеке в темном закутке к стеночке прижать, да трахнуть, как следует, так сразу же потом ласковая, как кошечка стала.
– Серьезно? Ты её трахнул? Да ладно! Ну ты даешь… То-то я смотрю она тебе потом без разговоров списывать давала. Ну ты и лис!
Эти пошлые мерзкие разговоры показались им обоим невероятно смешными и веселыми, и они оба заржали, как ненормальные.
Мне очень сильно хотелось высказать им, что они ведут себя, как похотливые подростки, но тут я резко себя остановила, задумавшись.
А какого черта я так реагирую вообще? Что со мной происходит?
Я даже в интернате и то раз в сто спокойнее была, и на детские подколки вообще никогда внимания не обращала, разве что первый год, когда притиралась. Но потом-то уже прекрасно понимала, что дети есть дети, и их ничто не исправит. Они всё равно будут меня подкалывать, чтобы вывести на эмоции. А еще лучше на драку.
А сейчас, что происходит?
Мне по человеческим меркам тридцать пять лет! А я веду себя так, будто всё еще подросток.
Да, мама говорила мне, что в Великом Лесу дети эльфов взрослели медленно. Так как были постоянно опекаемы родителями или взрослыми родственниками.
И где-то до тридцати лет вообще считались несовершеннолетними. И даже после тридцати мало на что имели права.
Но здесь-то мир другой и воспитание у меня уже было совсем иное.
Да, мама печалилась, что мне приходится слишком быстро взрослеть, но мне казалось, что я, наоборот, слишком долго взрослею.
В мои тридцать пять люди уже по двое-трое детей имеют, высшее образование, работу и уважение в обществе. Да я и сама задумывалась о детях, и как бы я их воспитывала, поэтому и на автомате жалела малышню и всяческих их опекала, считая себя уже взрослым и разумным существом.
А я тут сижу и, как подросток пререкаюсь и реагирую неадекватно на тупые шутки каких-то мужланов.
Может это всё из-за усталости? Просто я слишком много времени провела в пути, еще и остановку свою проспала, вот и результат?
Так, ладно.
Пусть называют как хотят, думают, что хотят, болтают, что хотят.
Главное, чтобы до места довезли, и я наконец-то увижу маму, и мы спокойно заживем.
Теперь уже под защитой.
И я не буду каждый раз оглядываться, ходя по улице…
Никита с Тимофеем наконец-то отсмеялись, и заметив, что я больше никак не реагирую, успокоились.
Я уж решила, что остаток пути мы доедем спокойно, без эксцессов, как случилось то, чего я меньше всего ожидала.
Мы ехали по трассе, парни включили громкую музыку, какой-то тяжелый рок, и я даже почти задремать успела, я всегда под тяжелый рок дремала в интернате. Только так можно было заглушить звуки, доносящиеся с других коек, ибо дети и сон, это вообще что-то невозможное. Вот и приобрела я себе дешевенький «МП-тришник», накачала туда тяжелой рок музыки, и только так засыпала.
Так вот, только я прикрыла глаза, и тут машина резко вильнула влево, от чего я пребольно ударилась головой о стекло, а затем вправо, и встав на два колеса, перевернулась, упав прямо в кювет у дороги.