– Как ты, Клара?
Я резко прихожу в себя посреди спальни. Вокруг ног разбросаны журналы, которые, видимо, выпали из рук, когда меня посетило видение. Воздух обжигает легкие, мышцы напряжены так, будто я только что пробежала марафон, а глаза режет от света, проникающего сквозь окно. Моргнув, я поворачиваюсь к Билли, которая прислонилась к дверному косяку моей спальни с понимающей улыбкой на лице.
– Что случилось, малышка? – не дождавшись ответа, спрашивает она. – Ты получила новое видение?
Я делаю глубокий вдох.
– Откуда ты знаешь?
– Мне они тоже приходят. К тому же большую часть своей жизни я общаюсь с людьми, у которых появляются видения. Так что я научилась определять это по выражению лица.
Она обхватывает меня за плечи и усаживает на кровать. А затем опускается рядом и ждет, пока мое дыхание замедлится.
– Хочешь поговорить об этом? – наконец спрашивает она.
– Пока не о чем говорить, – отвечаю я. – Но, возможно, мне все равно стоит тебе рассказать?
Видения появлялись все лето, с того момента, как я отправилась в Италию с Анджелой. Но до сих пор в них не было ничего, кроме темноты, ужаса и наклоненного пола.
Билли качает головой:
– Нет. Поделись со мной, если это поможет тебе успокоить душу. Но я считаю, что видения – это сообщения, которые передаются именно тебе и предназначены только для тебя.
Меня радует, что она так спокойно относится к этому.
– Как у тебя это получается? – интересуюсь я через минуту. – Как ты можешь продолжать спокойно жить, зная, что случится нечто плохое?
В появившейся на ее лице улыбке отражается боль. А затем она кладет свою теплую смуглую руку поверх моей.
– Нужно научиться находить то, что сделает тебя счастливой, малышка, – объясняет она. – Находить то, что придаст твоей жизни смысл. И держаться за это. А затем постараться перестать беспокоиться о вещах, которые невозможно контролировать.
– Знаешь, это легче сказать, чем сделать, – вздыхаю я.
– Ну, если потренироваться, то все получится. – Она хлопает меня по плечу, а затем сжимает его. – Пришла в себя? Готова попробовать?
Я натягиваю улыбку на лицо.
– Да, мэм.
– Отлично, тогда за работу, – шутливо говорит она.
Я вновь приступаю к упаковке вещей, чем и занималась до того, как на меня обрушилось видение, а Билли берет скотч и принимается заклеивать собранные коробки.
– Знаешь, когда-то я помогала твоей маме собирать вещи для Стэнфорда. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. Мы тогда жили в маленьком домике на берегу моря в Сан-Луис-Обиспо.
«Я буду скучать по Билли», – думаю я, пока она продолжает свой рассказ. Глядя на нее, я очень часто вспоминаю о маме. Не потому, что они похожи – если не считать высокого роста и красоты, – а потому что у Билли, как у лучшей маминой подруги, за сотню лет накопилось множество смешных и печальных историй. Как эта, о сборах в Стэнфорд, или об ужасной маминой стрижке, или о том, как она подожгла кухню, пытаясь приготовить бананы фламбе[1], или о том, как мама спасла человеку жизнь с помощью заколки и резинки для волос, когда они с Билли работали медсестрами во время Первой мировой войны. Поэтому мне так нравится проводить время с Билли. Ведь в те несколько минут, пока она рассказывает эти истории, мне кажется, будто мама жива.
– Эй, все хорошо? – спрашивает Билли.
– Да, мы почти закончили, – прокашлявшись, чтобы скрыть дрожь в голосе, отвечаю я.
А затем складываю последний свитер и, спрятав его в коробку, оглядываюсь по сторонам. Несмотря на то что некоторые вещи еще не упакованы, а плакаты так и висят на стенах, комната выглядит пустой, будто я уже здесь не живу. А мне до сих пор не верится, что завтра я действительно уеду отсюда.
– Ты можешь приезжать сюда когда захочешь, – напоминает Билли. – Ты же знаешь. Этот дом твой. Ты, главное, предупреди меня, что выехала, чтобы я застелила свежие простыни.
Похлопав меня по руке, она спускается на первый этаж и выходит на улицу, чтобы загрузить коробки в свой грузовик. Завтра она тоже отправится в Калифорнию, а мы с мамой Анджелы Анной поедем следом на моей машине. Я выхожу в коридор. В доме тихо, но он наполнен какой-то странной энергией, словно в нем полно призраков. Я смотрю на закрытую дверь в комнату Джеффри. Он должен быть здесь. Должен приступить к учебе в выпускном классе средней школы Джексон-Хоула. Должен ходить на тренировки по футболу, пить свои отвратительные протеиновые коктейли и заполнять разномастными вонючими носками корзину для белья. Кажется, стоит мне подойти к его дверям и постучать, как я услышу: «Уходи». Но я бы все равно зашла. А он бы отвернулся от компьютера и, возможно, убавил пульсирующую музыку, а затем ухмыльнулся бы и добавил: «Ты еще не ушла?» Может, я бы придумала что-нибудь остроумное в ответ, но мы бы оба прекрасно понимали, что он будет по мне скучать. А я буду скучать по нему.
Я уже по нему скучаю.
Снизу доносится хлопок входной двери.
– Ты ждешь гостей? – кричит Билли.
А следом до меня доносится рев двигателя подъезжающей машины.
– Нет, – громко отвечаю я. – Кто там?
– Это к тебе, – говорит она.
Я быстро спускаюсь по лестнице и открываю дверь.
– О, отлично, что ты здесь, – приветствует меня Венди. – Я боялась, что ты уже уехала.
Я инстинктивно выглядываю на улицу в поисках Такера, а сердце пускается в пляс.
– Его нет, – ласково говорит Венди. – Он, э-э-э…
Ох. Он не хочет меня видеть.
Я старательно растягиваю улыбку на лице, несмотря на боль, пронзающую грудь. «Правильно, – думаю я. – Зачем ему приезжать? Мы же расстались. И его жизнь на этом не закончилась».
Я отбрасываю грустные мысли и вновь смотрю на Венди. Она прижимает к груди картонную коробку так, словно боится, что та выскользнет из рук. И переминается с ноги на ногу.
– Что-то случилось? – спрашиваю я.
– У меня остались кое-какие твои вещи, – говорит она. – Завтра я уезжаю в университет, поэтому… поэтому подумала, что тебе они могут понадобиться.
– Спасибо. Я тоже уезжаю завтра, – отвечаю я.
Когда мы с ее братом только начали встречаться, Венди пообещала мне, что если я причиню Такеру боль, то она закопает меня в конском навозе. И с тех пор, как мы расстались, я все жду, что она появится у меня на пороге с лопатой наперевес, которой огреет меня по голове. Я даже считаю, что в какой-то степени заслужила это. Но сейчас Венди выглядит такой ранимой и полной надежд, словно скучала по мне этим летом. Словно она все еще хочет оставаться моей подругой.
– Спасибо, – с улыбкой повторяю я и тянусь к коробке.
Она застенчиво улыбается в ответ и протягивает ее мне. Внутри оказывается пара дисков с фильмами, журналы, несколько книг, в том числе и потрепанная «Академия вампиров», а также пара туфель, которые я одолжила ей на выпускной.
– Понравилось в Италии? – спрашивает она, когда я ставлю коробку на пол рядом с дверью. – Я получила твою открытку.
– Там великолепно.
– Представляю, – завистливо вздыхает она. – Мне всегда хотелось побывать в Европе. Увидеть Лондон, Париж, Вену. – На ее лице появляется улыбка. – Не хочешь показать мне фотки? Я с удовольствием посмотрела бы их. Ну, если у тебя есть время.
– Ох, конечно.
Я бегом поднимаюсь в свою комнату за ноутбуком, а затем усаживаюсь рядом с Венди на диван в гостиной и показываю летние фотографии. Прижавшись плечами друг к другу, мы просматриваем фотки Колизея, римских арок, катакомб, виноградников и холмов Тосканы, Флоренции, а также меня, пытающейся удержать падающую Пизанскую башню.
А следом за этим снимком появляется изображение Анджелы и Пена на крыше собора Святого Петра.
– Подожди, верни назад, – просит Венди, когда я быстро пролистываю ту фотографию.
И я неохотно возвращаюсь к ней.
– Боже, кто это? – выдыхает она.
Ее можно понять. Пен очень сексуальный. В его карих глазах и мужественном совершенстве лица есть что-то невероятно притягательное. Но, черт побери, и Венди туда же?
– Парень, с которым мы познакомились в Риме, – отвечаю я.
Ну, это самое близкое к правде, что я могу сказать, не выдавая все подробности романа Анджелы и ее тайного, «поклянись, что никому не скажешь, Клара», парня. Который, по ее же словам, оказался лишь летним увлечением. И с тех пор, как мы вернулись в Вайоминг, она старательно делает вид, словно вообще не знает, кто такой Пен.
– Я уже упоминала, что хочу побывать в Италии? – выразительно подняв брови, спрашивает Венди. – Ничего себе.
– Да, там много сексуальных парней, – соглашаюсь я. – Правда, потом они превращаются в пузатых мужчин средних лет с зачесанными назад волосами в костюмах от Армани, которые смотрят на тебя так и говорят: «Привет, как дела?»
Я старательно изображаю развратную итальянскую ухмылку, а затем приподнимаю подбородок и посылаю ей воздушный поцелуй.
– Фу! – Венди смеется.
Я закрываю ноутбук, радуясь, что отвлекла ее внимание от Пена.
– Вот такой была моя поездка в Италию. – Я похлопываю себя по животу. – И я набрала там около двух килограммов из-за пасты.
– Знаешь, это к лучшему. Раньше ты выглядела чересчур худой, – успокаивает Венди.
– Ну, спасибо.
– Что ж, не хочется портить веселье, но мне пора, – говорит она. – Мне еще столько всего нужно сделать до завтра.
Мы встаем с дивана, и я поворачиваюсь к ней, не в силах вдохнуть от предстоящего прощания.
– У тебя все получится в Вашингтоне. Уверена, тебе там очень понравится, и ты станешь лучшим ветеринаром в мире, но я буду скучать по тебе, – признаюсь я.
В ее глазах, как и в моих, блестят слезы.
– Мы же будем видеться на каникулах, да? К тому же ты можешь писать мне. Не пропадай.
– Не пропаду, обещаю.
Венди сжимает меня в объятиях.
– До встречи, Клара, – шепчет она. – Береги себя.
Когда она уходит, я забираю коробку и несу ее в свою комнату. Закрыв за собой дверь, опускаю коробку на кровать. И там, среди вещей, которые я одалживала Венди, нахожу кое-что и от Такера: рыболовную приманку, которую купила ему в магазине снастей в Джексоне, – он называл ее «Счастливая морковная приманка», – высохший полевой цветок из венка, который он сплел для меня, диск с песнями о ковбоях, полетах и любви, который я записала для него в прошлом году и который он слушал тысячи раз, хотя, наверное, считал песни банальными. Он вернул мне все это. И я злюсь из-за того, что это так сильно ранит меня и что я до сих пор цепляюсь за наши разрушенные отношения. Поэтому я прячу вещи обратно, заклеиваю коробку скотчем и убираю в дальний угол моей гардеробной. А затем мысленно прощаюсь с Такером.
«Клара», – раздается у меня в голове голос за мгновение до того, как меня окликают вслух.
Во дворе Стэнфордского университета собралось около полутора тысяч первокурсников и их родителей, но мое имя слышится громко и ясно. Я проталкиваюсь сквозь толпу, выискивая волнистые темные волосы и сияющие зеленые глаза. Вдруг люди расступаются в стороны, и я вижу его со спины, примерно в шести метрах от меня. Как всегда. И, как всегда, внутри меня словно звенит колокольчик узнавания.
– Кристиан! – поднеся руки ко рту, кричу я.
Он оборачивается, и мы устремляемся навстречу друг другу сквозь толпу. В мгновение ока мы оказываемся рядом, и мне едва удается скрыть за улыбкой счастливый смех от того, как хорошо вновь оказаться вместе после столь долгой разлуки.
– Привет, – громко говорит он, чтобы его не заглушили голоса окружающих. – Так круто, что мы с тобой встретились
– Да, очень круто.
До этой минуты мне и в голову не приходило, как сильно я по нему скучала. Все мои мысли занимали другие люди – мама, Джеффри, Такер, папа, а также осознание того, с чем приходится попрощаться. Но сейчас… Кажется, будто привычная боль вдруг прошла, и на душе вновь стало спокойно. В такие моменты понимаешь, как сильно на самом деле боль терзала тебя. Я так скучала по нашему мысленному общению. По его лицу. И улыбке.
– Я тоже скучал по тебе, – ошеломленно произносит он, наклоняясь к моему уху, чтобы я смогла его расслышать.
От его теплого дыхания по шее расползаются мурашки. Я неловко отступаю назад, окутанная возникшим смущением.
– Как жилось в глуши? – удается выдавить мне, потому что больше ничего не приходит в голову.
Его дядя каждое лето увозит Кристиана в горы, подальше от Интернета, телевизора и других отвлекающих факторов, где они усиленно практикуются в призыве венца, полетах и других ангельских навыках. Кристиан называет это «летним лагерем» и делает вид, словно побывал в военной учебке.
– Да как и всегда, – сообщает он. – Но Уолтер показался мне еще более требовательным, чем обычно. Он поднимал меня на рассвете и заставлял пахать в поте лица.
– Почему… – начинаю я, но обрываю себя.
«Зачем он тебя так натаскивает?»
«Я расскажу тебе позже, хорошо?» – вдруг посерьезнев, отвечает он.
– Как в Италии? – добавляет он вслух, чтобы другим не показалось странным, что мы молча стоим друг напротив друга, пока ведем мысленный разговор.
– Интересно, – отвечаю я.
Что, наверное, можно посчитать преуменьшением года.
И именно в этот момент рядом с нами появляется Анджела.
– Привет, Крис, – говорит она и кивает ему в знак приветствия. – Как дела?
Он указывает на толпу возбужденных первокурсников, толпящихся вокруг нас.
– Кажется, только сейчас я действительно осознал, что поступил в Стэнфорд.
– О, прекрасно тебя понимаю, – отвечает она. – Я даже ущипнула себя, пока мы ехали по Палм-драйв. В каком общежитии тебя поселили?
– В «Седро».
– А мы с Кларой живем в «Робл». Кажется, это на другой стороне кампуса.
– Да, все верно, – подтверждает он. – Я проверил.
Кажется, он рад, что наши общежития находятся по разные стороны кампуса. Наверное, думает, что мне не понравится, если он будет постоянно рядом и сможет невольно улавливать мои мысли. Ему хочется дать мне немного пространства.
Я мысленно сжимаю его в объятиях.
«А это еще зачем?» – удивленно спрашивает он.
– Нам нужны велосипеды, – объявляет Анджела. – Кампус просто огромный. К тому же у всех есть велосипеды.
«Просто я рада, что ты здесь», – отвечаю я Кристиану.
«Я тоже рад быть здесь».
«Я рада, что ты рад».
И мы улыбаемся друг другу.
– Эй, вы что, тайком переговариваетесь? – возмущается Анджела, а потом тоже мысленно и так громко, как только может, добавляет:
«Потому что это безумно раздражает».
Кристиан удивленно смеется.
«И когда это она научилась мысленно общаться?»
«Когда я начала учить ее. Надо же нам было чем-то заниматься во время одиннадцатичасового перелета».
«Ты действительно считаешь, что это хорошая идея? Она и так довольно громкая», – шутит он, хотя, на мой взгляд, ему просто не нравится, что Анджела станет участницей наших тайных бесед. Ведь они происходили только между нами. Были нашим секретом.
«Пока она не научилась принимать мысли, – успокаиваю его я. – Только передавать их».
«Значит, она может говорить, но никого не услышит. Какая ирония».
«Раздража‐а‐ает», – встревает Анджела и, скрестив руки на груди, смотрит на него.
Мы оба заливаемся смехом.
– Прости, Эндж. – Я обнимаю ее одной рукой. – Нам с Кристианом нужно многим поделиться.
На ее лице мелькает беспокойство, но оно исчезает так быстро, что я не уверена, не померещилось ли мне.
– На мой взгляд, это невежливо, – говорит она.
– Ладно, ладно. Никаких мысленных бесед. Мы поняли.
– По крайней мере, до тех пор, пока я не начну в них участвовать. А это случится довольно скоро. Я постоянно тренируюсь.
– Не сомневаюсь, – отвечает Кристиан.
Я замечаю усмешку в его глазах и еле сдерживаю улыбку.
– Ты уже познакомился со своим соседом по комнате? – спрашиваю я.
Он кивает.
– Да, его зовут Чарли. Он хочет стать программистом и все свободное время проводит за Xbox. А ты?
– Мою соседку зовут Вань Чэнь, и она очень серьезно относится к учебе, – рассказываю я. – Она показала мне свое расписание, и по сравнению с ней я настоящая бездельница.
– Как будто это тебя удивляет, – замечает Анджела.
– А ты уже узнала, с кем живешь? – спрашивает ее Кристиан.
«Кто эта бедная беззащитная девушка?» – мысленно добавляет он, вынуждая меня хихикнуть.
– У меня целых две соседки по комнате. Вот такая я счастливица, – говорит Анджела. – И они настоящие блондинки.
– Эй! – возмущенно вскрикиваю я из-за ее пренебрежительного отношения к блондинкам.
– Да у них только парни на уме. Одна из них собирается стать специалистом по связям с общественностью, что бы это ни значило, а вторая еще не определилась.
– Нет ничего плохого в том, что она не определилась.
Смутившись из-за того, что и сама еще не выбрала будущую профессию, я кошусь на Кристиана.
– Я тоже еще не определился, – заявляет он.
Мы с Анджелой потрясенно пялимся на него.
– Что в этом такого?
– Я предполагала, что ты выберешь «Управление предприятием», – отвечает Анджела.
– Почему это?
– В костюме с галстуком ты выглядишь потрясающе, – излишне слащаво говорит она. – Просто красавчик. Тебе стоит использовать свои сильные стороны.
Но он не ведется на ее слова.
– Пусть предприятиями управляет Уолтер. Мне это неинтересно.
– А что интересно? – спрашивает Анджела.
– Ну, это мне еще предстоит выяснить.
Он пристально смотрит на меня, и золотые искорки в его глазах вспыхивают на свету. Я чувствую, как жар приливает к моим щекам.
– Кстати, а где Уолтер? – пытаюсь я сменить тему.
– Он с Билли.
Повернувшись, Кристиан указывает на участок, отведенный специально для родителей. И я тут же замечаю увлеченных друг другом Уолтера и Билли.
– Они очень милая пара, – говорю я, когда Билли смеется и кладет руку на плечо Уолтера. – Но я крайне удивилась, когда Билли позвонила мне и сказала, что они собираются пожениться. Этого я уж точно не ожидала.
– Подождите, они собираются пожениться? – восклицает Анджела. – Когда?
– Уже поженились, – поправляет Кристиан. – В июле. На поляне в горах. И это стало неожиданностью для всех.
– Я даже не знала, что они любят друг друга, – выпаливаю я, чтобы не дать Анджеле пошутить о том, что мы с Кристианом теперь в какой-то степени брат и сестра, ведь наши опекуны поженились.
– Ох, они очень любят друг друга, – говорит Кристиан. – И, хотя они стараются вести себя скромно, Уолтер все время думает о ней. Громко. Представляя разное количество одежды на теле. Ну, думаю, вы понимаете, о чем я.
– Да уж. Можешь мне не рассказывать. Мне хватило и того, что я уловила из мыслей Билли на этой неделе. У вас дома есть медвежья шкура?
– Черт, теперь я ни за что не буду сидеть в гостиной, – застонав, отвечает он.
Хотя на самом деле он рад за Уолтера и Билли. И считает, что это только на пользу его дяде. Отвлекает от других дел.
«Каких дел?» – интересуюсь я.
«Позже, – просит он. – Я все расскажу тебе немного позже».
Анджела раздраженно вздыхает.
– Боже, ребята. Вы же обещали этого не делать.
После приветственной речи, посвященной тому, как мы должны гордиться собой, какие большие надежды на нас возлагают и каким огромным количеством ресурсов мы сможем воспользоваться на «Ферме» – так называют Стэнфорд, – нас отправляют в общежития, чтобы мы могли поближе познакомиться с другими студентами.
А значит, пришло время попрощаться с родителями и отпустить их домой. Анна, мама Анджелы, которая все это время сохраняла спокойствие, а на протяжении поездки в полторы тысячи километров читала Библию, внезапно начинает реветь. Мне это кажется милым, но Анджела заливается краской от стыда и быстро уводит ее на парковку. Мне бы хотелось, чтобы моя мама сейчас была здесь и плакала из-за предстоящей разлуки.
Билли вновь ободряюще обнимает меня за плечи.
– Покажи им всем, малышка, – говорит она, а затем уходит к машине.
Я выбираю в гостиной общежития диван поудобнее и старательно делаю вид, будто изучаю узоры на ковре, пока остальные студенты плача прощаются со своими родителями. Через некоторое время появляется парень с короткими крашеными волосами, занимает место напротив меня и кладет на кофейный столик большую стопку папок.
– Я Пирс, – улыбнувшись и протянув мне руку, представляется он.
– Клара Гарднер.
Он кивает.
– Кажется, я видел твое имя в нескольких списках. Ты ведь из крыла «Б»?
– Да, с третьего этажа.
– Я – КурЗ в «Робл», – говорит он.
Я в недоумении смотрю на него.
– Это сокращенно от «куратор здоровья». Что-то вроде медбрата общежития. Тот, к кому все приходят за лейкопластырем.
– А, понятно.
Он так пристально смотрит на меня, что я невольно задаюсь вопросом, не остались ли у меня на лице пятна от еды.
– Что? У меня на лбу появилась татуировка «Невежественный первокурсник»? – спрашиваю я.
Пирс улыбается и качает головой.
– Ты не выглядишь напуганной.
– А должна?
– Первокурсники обычно выглядят напуганными первую неделю и бродят по кампусу как потерявшиеся щенки. Но не ты. Ты кажешься уверенной, словно все держишь под контролем.
– Ох. Спасибо, – благодарю я. – Не хочется тебя расстраивать, но я просто хорошо притворяюсь. На самом деле я очень нервничаю.
Хотя это не так. Просто по сравнению с падшими ангелами, похоронами и лесными пожарами Стэнфорд не так уж и страшен. К тому же здесь все так знакомо: привычный запах выхлопных газов, смешанный с ароматом эвкалиптов и ухоженных роз, пальмы, гул от железной дороги, доносящийся издалека, и те же привычные растения, которые я не раз видела за окном, пока росла.
Меня сейчас пугает темная комната без окон из видения, то, что в ней произойдет, и то, что произошло, пока я там не спряталась. А вдруг все последующие сто лет моей жизни одно видение будет сменяться другим? Вот что действительно страшно. И вот о чем я стараюсь не думать.
Пирс пишет пятизначный номер на стикере и протягивает его мне.
– Позвони, если тебе что-то понадобится. И я прибегу на помощь.
«Кажется, он флиртует», – думаю я, забирая стикер.
– Хорошо.
В этот момент в комнату врывается Анджела, вытирая руки об обтянутые легинсами бедра, словно пытается стереть эмоции своей матери. Но, увидев Пирса, тут же останавливается.
На ее лице тоже нет и следа от испуга. Скорее уж желание покорить мир или хотя бы университет.
– Зербино, Анджела, – деловито говорит она, когда Пирс открывает рот, чтобы поздороваться с ней. – В этой стопке есть что-то для меня? – продолжает подруга, косясь на папки, лежащие на столе.
– Да, конечно, – отвечает Пирс и начинает быстро перебирать папки, пока не добирается до буквы «З». Выудив одну для Анджелы, он следом достает и ту, что предназначалась мне, а затем встает и смотрит на часы. – Что ж, скоро увидимся, девушки. Устраивайтесь поудобнее. Думаю, мы начнем ознакомительное собрание минут через пять.
– Что это? – показывая на стикер, интересуется Анджела, когда он отходит.
– Номер Пирса. – Я перевожу взгляд на его удаляющуюся спину. – Он обещал примчаться на помощь по первому зову.
Она оглядывается на него через плечо с задумчивой улыбкой.
– Ох, серьезно? А он симпатичный.
– Наверное.
– Точно, как я могла забыть. Ты до сих пор смотришь только на Такера. Или уже на Кристиана? Я не успеваю за тобой.
– Эй. Полегче, – возмущаюсь я. – Ты сегодня настоящая грубиянка.
Черты ее лица смягчаются.
– Прости. Я просто нервничаю. Мне нелегко привыкнуть к переменам, даже к приятным.
– Правда? Ни за что бы не поверила.
Она плюхается на диван рядом со мной.
– А ты выглядишь расслабленной.
Я закидываю руки за голову и зеваю.
– Я решила поменьше волноваться по поводу и без. И собираюсь начать новую жизнь. Сейчас. – Я роюсь в сумке и, выудив оттуда смятый лист, передаю ей. – Взгляни на мое предварительное расписание.
Ее глаза быстро порхают по бумаге.
– О, вижу, ты последовала моему совету и тоже записалась на вводный курс гуманитарных наук. Поэты преображают мир. Тебе понравится, обещаю, – заверяет она. – Толковать поэзию легко, ведь ты можешь придать ей практически любое значение. Этот предмет покажется тебе проще летней прогулки.
Что-то я в этом сомневаюсь.
– Хм, – нахмурившись, продолжает Анджела. – История искусств? – Выгнув бровь, она косится на меня. – Наука и техника в современном обществе? Введение в киноведение? Современный танец? Не слишком ли большое разнообразие, Клара?
– Мне нравится искусство, – оправдываюсь я. – Ты любишь историю, поэтому легко выбрала предметы. Но я…
– Не определилась, – заканчивает она.
– Да. Я не знала, что взять, поэтому доктор Дэй предложила мне записаться на все предметы, где еще есть места, а потом отказаться от тех, что не понравятся. Посмотри на этот. – Я указываю на последний предмет в списке.
– Легкая атлетика, – читает она. – Практика счастья.
– Верно, практика счастья.
– У тебя будут уроки по счастью? – спрашивает она таким тоном, будто это самый дурацкий курс во вселенной.
– Мама сказала, что я буду счастлива в Стэнфорде, – объясняю я. – И именно этого я и хочу. Найти свое счастье.
– Ты молодец. Что выбрала столько предметов. Хоть они и странные.
– Знаю, – серьезно говорю я. – Но пора уже перестать держаться за прошлое и открыться новому.