Хитчу[1]
Вопрос свободы воли связан практически со всеми значимыми для нас понятиями. Моральные ценности, законы, политическая жизнь, религия, государственное управление, взаимоотношения, чувство вины и личные достижения – все главное в нашей жизни обусловлено тем, что мы воспринимаем другого как личность, способную на свободный выбор. Если бы научное сообщество объявило свободу воли фикцией, мир захлестнула бы идеологическая война куда более яростная, чем битва между противниками и сторонниками эволюции. Раз свободы воли не существует, грешники и преступники – это плохо отлаженные часовые механизмы, и любое требование покарать их по справедливости (а не остановить, перевоспитать или просто изолировать) кажется неуместным. Те же из нас, кто трудится не покладая рук и соблюдают законы, по сути не «заслуживают» приобретенных благ. Подобные умозаключения не случайно претят большинству: слишком высоки ставки.
Ранним утром 23 июля 2007 года двое преступников, Стивен Хейс и Джошуа Комиссаржевский, забрались в дом врача Уильяма Петита и его жены Дженнифер. Дело происходило в тихом городке Чешир штата Коннектикут. Когда злоумышленники проникли внутрь, Петит спал на веранде. Как следует из показаний Комиссаржевского, несколько минут он стоял над спящим в нерешительности, а затем нанес ему удар по голове бейсбольной битой. По признаниям обвиняемого, от крика жертвы на него что-то нашло и он со всей силы принялся избивать Петита, пока тот не затих.
Затем парочка связала Петиту руки и ноги и поднялась наверх – обыскать дом. На втором этаже они обнаружили Дженнифер Петит и двух ее дочерей – семнадцатилетнюю Хейли и одиннадцатилетнюю Микаэлу. Все трое еще спали. Бандиты их разбудили и привязали к кроватям.
В 7:00 Хейс отправился на заправку и приобрел четыре галлона бензина. В 9:30 он отвез Дженнифер Петит в банк, где женщина сняла со счета 15 000 долларов. Судя по разговору с банковской служащей, Дженнифер не знала, что ее муж сильно избит, и была уверена, что преступники, получив выкуп, оставят их в покое.
Пока Хейс и мать девочек отсутствовали, Комиссаржевский развлекался тем, что фотографировал Микаэлу голой на камеру сотового телефона и мастурбировал. Когда Хейс и Дженнифер вернулись, мужчины поделили деньги и наскоро обсудили дальнейшие планы. Они решили, что Хейс затащит Дженнифер в гостиную и изнасилует – что и было сделано. Затем, к удивлению подельника, Хейс задушил жертву.
Именно тогда злоумышленники заметили, что Уильям Петит выпутался из веревок и сбежал. Охваченные паникой, они облили дом бензином и подожгли. Когда полицейские спросили, почему они не отвязали сестер от кроватей, Комиссаржевский ответил: «Мне это просто не пришло в голову». Девочки задохнулись в дыму. Уильям Петит оказался единственным выжившим.
Реакция на подобные преступления вполне предсказуема. Считается, что преступники наподобие Хейса и Комиссаржевского обязаны ответить по закону. Будь мы родными или друзьями Петитов, мы бы собственноручно растерзали этих чудовищ и чувствовали бы себя абсолютно правыми. Тот факт, что Хейс мучился угрызениями совести и пытался покончить с собой в тюрьме, вряд ли остановил бы нас. Смягчилось бы наше отношение из-за того, что в детстве Комиссаржевский неоднократно подвергался сексуальному насилию? Судя по записям в дневниках, он осознавал свою душевную травму, ощущал, что отличается от остальных и бывает до жестокости равнодушен. Комиссаржевский утверждает, что сам от себя не ожидал такой агрессивности: он был профессиональным взломщиком, а не убийцей, и не собирался никого лишать жизни. Эти нюансы заставляют призадуматься.
Как видно, дело не в том, способны ли преступники вроде Хейса и Комиссаржевского проанализировать свои чувства и мысли и можно ли доверять их признаниям. Каковы бы ни были мотивы этих мужчин, они действовали безотчетно. Мы тоже не можем внятно сформулировать, почему мы другие. При всей тошнотворности содеянного не могу не признать, что, поменяй меня местами с одним из злоумышленников, я стал бы точно таким, как он. У меня не было бы ни единого стимула смотреть на мир под иным углом или пытаться себя обуздать. Даже если верить в бессмертную душу и в то, что она есть у каждого, это никак не снимает проблему ответственности. То, что я не психопат, отнюдь не моя заслуга. Окажись я 23 июля 2007 года в шкуре Комиссаржевского – с его наследственностью, его отрицательным жизненным опытом и его разумом (или душой), – я бы действовал в точности как он. Отрицать это нелепо. Все решает случайность.
Разумеется, если нам скажут, что у обоих мужчин найдена опухоль мозга и их жестокость обусловлена заболеванием, наше восприятие событий радикально изменится. Однако неврологические расстройства, по-видимому, лишь частный случай физических процессов, влияющих на мысли и действия. Как следствие, понимание нейрофизиологии мозга, так же как и обнаружение опухоли, может служить для оправдания вины. Как жить осмысленно и требовать от людей ответственности, когда на наше сознание воздействуют бессознательные факторы?
Свобода воли – это иллюзия. Мы не творцы наших желаний. Мы не сознаем и не контролируем причины, вызывающие наши мысли и чувства. Наша свобода мнимая.
Свобода воли – на самом деле более чем иллюзия (или менее): мы даже не можем дать ей связного определения. Либо наши желания обусловлены предыдущим опытом, и мы не несем за них ответственности, либо они зависят от случайностей, и мы тоже за них не отвечаем. Если человек стреляет в президента, поскольку таковы особенности его нервной системы, которая, в свою очередь, является производным продуктом (на нее повлияло, скажем, неудачное сочетание плохих генов, тяжелого детства, бессонницы и облучения космической радиацией), допустимо ли говорить о том, что его воля свободна? Никто еще не показал связь свободы воли с психическими и физическими процессами: как одно вытекает из другого? Даже большинство иллюзий имеют более солидную доказательную базу.
Распространенное определение свободы воли строится на двух допущениях: 1) в прошлом мы могли бы повести себя иначе; 2) в настоящем мы отвечаем за наши мысли и осознаем свои действия. Однако, как мы скоро увидим, оба эти допущения ложны.
Более того, свободная воля не совпадает ни с одним из наших личностных свойств или характеристик – и самоанализ быстро доказывает, что она зависит от нас не в большей степени, чем законы физики. Фиксируемые волевые акты, к какому бы типу они ни относились (преднамеренные, автоматические или вероятностные), спонтанны, мы не можем их проследить и найти их первоисточник в нашем сознании. Даже из краткого самоанализа видно, что мысль, которая приходит вам в голову, зависит от вас не больше, чем мысль, которую я пишу на бумаге.