12 апреля 2022 года
На переднем сиденье военный с позывным Вайфай нервничал. Тон его голоса изменился, когда мы стали подъезжать к одному из проспектов Мариуполя. Он безуспешно пытался выйти на связь по рации со второй машиной. Отклика не было.
– Куда он едет? Я же сказал, что там снайпер и пулеметчик.
Военный еще несколько раз попытался выйти на связь. Рация молчала. Оставалось только сигналить. Водителю команду не отдавал. Автомобильный сигнал привлек бы лишнее внимание. Мы ехали по пустой дороге, объезжая сгоревшие автобусы, которые когда-то служили баррикадами для нацистов. Не помогло.
Задних сидений в «восьмерке» не было, поэтому места для того, чтобы развалиться, было предостаточно. Грузиться в «багажник» пришлось максимально быстро. На прошлой точке, где мы забрали стариков, нужно было быстро запрыгнуть в машину, поэтому я сел на перегородку и упал на заднюю плиту бронежилета, подтянул ноги, и я уже был готов к отправке. Солдат закрыл заднюю дверь «восьмерки», и мы двинулись.
– Сейчас начнет работать арта, – объяснял наш быстрый отъезд Вайфай.
Артиллерия и так не умолкала. Гремело, когда старики поднимались из тьмы подвала, пока садились в броневичок, а также после отбытия спасительного транспорта. Для Мариуполя «начнет работать арта» могло означать лишь одно: в ход пойдет большая часть вооружения, которая есть у союзных войск ДНР и России.
В город мы заехали поздно, так как ехали незнакомой дорогой. Даже едва не заехали на первую линию в районе завода имени Ильича, но вовремя сообразили и выехали на более безопасную дорогу. Предыдущие годы конфликта показали, что ближе к ночи бои усиливаются, поэтому я охотно поверил Вайфаю и без лишних разговоров запрыгнул в «восьмерку».
Лежать на плитах бронежилета было достаточно удобно. На поворотах приходилось упираться в стены, чтобы не кататься по всему салону. Разглядывал мелькающие черные дома. Они были одинаковые, похожие друг на друга. По крайней мере, для меня они были таковыми.
Город я по мирной жизни не знал, лишь проездом был здесь, будучи подростком. Помню, как возвращались с отдыха где-то на Азовском море.
Запомнил только эмблему футбольного клуба «Ильичевец». Поэтому все дома мне казались одинаковыми. Единственное отличие – степень разрушения. «Любоваться» военными пейзажами не позволял нервозный тон Вайфая. Когда прошедший горячую точку военный меняется в голосе, то невольно проникаешься этим чувством и бессознательно его разделяешь.
– Сигналь ему, пусть останавливается, – скомандовал Вайфай.
За рулем был молодой парень, явно младше меня. Во время знакомства обратил внимание на брекеты на зубах.
«Каково ему воевать с ними? Должно быть, неудобно», – подумал я при встрече.
Он представился Вохой. Не понял, то ли это был позывной, то ли его настоящее имя. Хотя на войне никаких имен нет, только клички. Но Воха уже есть, точнее, был. В первые годы войны в Донбассе было очень много Бать, номерных позывных и, конечно же, различные вариации имен, вроде того же Вохи.
Парень начал сигналить, но результата не было. Броневичок впереди продолжал петлять между остовов гражданского транспорта.
– Он едет туда, где сейчас снайпера и пулеметчика пытаются выкурить, – говорил Вайфай, пытаясь по рации вызвать броневичок. Связаться так и не получалось. Сигнал автомобиля тоже результата не дал.
– Куда он? Блин (тут было куда грубее слово), мы же без касок.
Судя по всему, сопровождающие не планировали, что нам придется приблизиться к территории, где шли бои, поэтому каски остались в располаге.
Я всматривался в черные отверстия, которые когда-то были оконными проемами. В пустых бетонных коробках могли быть нацисты. В один из прошлых наших визитов в Мариуполь другой сопровождающий говорил, что украинские боевики «отрабатывали» по мирному населению из сожженных боями домов, а после скрывались. Их пытались выкуривать, если «азовцев» удавалось засечь. Мне совсем не хотелось снова попасть под снайперский обстрел. Всего одного раза достаточно, чтобы запомнить этот мерзкий звук выстрела, который не случайно сравнивают с плетью.
Броневичок завернул во двор. Накануне отсюда депутат НС ДНР Алексей Жигулин вывез семью из 9 человек. Он поэтому так уверенно и заехал сюда, так как территория была проверена. Ну, или ему так казалось. Но военная обстановка в этот день сильно изменилась. Посреди двора лежал труп женщины без руки. Местные почему-то ее не хоронили. Хотя в Мариуполе я не единожды встречал клумбы с торчащими деревянными крестами и табличками с именем и датами рождения и смерти. Чуть позже я узнаю, почему соседи не смогли похоронить женщину.
Двор с трех сторон был окружен жилыми домами. Некоторые из них были лишь частично повреждены. Попадались даже уцелевшие окна. Рядом с этим домом оказались руины – полностью уничтоженное здание. Раздробленные плиты лежали одна на другой. Дом практически полностью осыпался. Всего одна стена все еще стояла.
Автомобили затормозили. Остановились у одного из подъездов дома с уцелевшими окнами.
– Выпустишь меня, – попросил Воху. Для себя я решил, что это все же был позывной.
Солдат молча открыл дверь багажника. Я выбрался наружу. Повсюду сновали потерянные люди. Будто не ходили, а плыли в пространстве. Рядом откуда-то оказался подросток – худощавый паренек в синей ветровке, в шапке набекрень, поджимал левую руку.
– У меня там пробита рука. Вот такая дырка. – Он сложил большой и указательный палец правой руки, чтобы показать диаметр раны.
Местные стали подходить к броневичку, получали мешки с буханками хлеба и тянули их в свои убежища – небольшие подвальчики в хрущевках. Кто-то из мирных командовал, куда конкретно нужно отнести помощь, и мужчина покорно в том направлении понес продовольствие. Все это время фоном свистели пули. Уже совсем близко шел стрелковый бой. Периодически звучали разрывы от РПГ. Должно быть, в этот момент и шел процесс «поимки» нацистских снайперов и пулеметчиков.
– Вам лучше в тот проем не заезжать. Оттуда летят пули.
Теперь все стало ясно. Хоронить женщину, чье тело лежало посреди двора, было слишком небезопасно. Между двумя хрущевками был узенький проезд. Оттуда со свистом летели пули различного калибра. На условно безопасном расстоянии от этого места я сделал несколько кадров. В объектив попали пара подъездов, женщина, заходящая в один из них, гражданский автомобиль с номерами «АЕ» (Днепропетровская область). На одной из дверей в подъезд заметил надпись «Люди. Дети». В проем между домами кроме пуль еще пробивались лучи закатного солнца. Свет падал на дорогу, усыпанную мусором.
– Давай быстрее. Поехали. – Откуда-то сзади доносились команды. – Не выходи туда, местные говорят, оттуда пули летят.
Вайфай вместе с Вохой погрузились в «восьмерку», а я запрыгнул в броневичок – уселся на пару броников, которые военные передали в Донецк своим боевым товарищам. Автомобиль проехал несколько метров вперед в сторону, откуда как раз и могли прилететь пули, после сдал назад и начал разворачиваться. Повернули и остановились у подъезда, где стоял ребенок.
– Подай несколько буханок, – попросил Жигулин.
Я вытащил из открытого мешка хлеб и передал на переднее сиденье. Пару взяла женщина, а еще одна досталась девочке. Из подъезда стали выходить люди, чтобы взять и себе по буханке.
– Давайте, мы вывезем вас с ребенком? – сказал с водительского места депутат.
– Та нет. Куда мы поедем?
– Все, ясно. Времени нет, поехали.
Сомневаюсь, что когда-нибудь подобный феномен исчезнет. Он будет всегда. Мирные будут по доброй воле оставаться в зоне боевых действий. И ничего с этим поделать не получится. Остается только смириться и принять как данность. Увы.
Бронированный УАЗ сорвался с места. Меня качнуло, и я снова оказался в лежачем положении. Снова был на полу автомобиля, а мою грудную клетку вновь облепили две плиты бронежилета.
Постепенно звуки боя отдалялись. Свиста пуль уже не было слышно, но периодически гремели взрывы. Рация молчала. Вайфай вывозил нас из зоны боевых действий.