Неким чинушам из ЖЭКа понадобилось мое свидетельство о рождении. Я достал ящик с важными и ценными бумагами. Усевшись с ним на диван, начал выкидывать разные счета и квитанции, чтобы добраться до папки с документами, и тут мне под руку попалась пачка фотографий.
Отпихнув ящик в сторону, я разложил фотографии веером. Как быстро пролетели десять лет, с тех пор как я ушел из армии!
Я взял в руки твердое фото, сделанное «Полароидом». Сейчас это экзотика, а тогда возможность получить моментальную фотографию, прямо не отходя от кассы, считалась равнозначной чуду. Вот мы и нащелкали этих фотографий целый десяток. Мне досталась по жребию та, где есть я, Игорь и Витя. Зеленоватые бушлаты, медицинские косынки, повязанные в виде галстуков, как у бойскаутов, одинаковые бородатые и загорелые дочерна лица. Витя напялил еще и черные очки. Я, как сейчас помню, сказал ему: «Какого черта ты их надел? Тебя и так не узнаешь, а через много лет ты сам себя не узнаешь на этой фотографии». Он тогда ответил, что так много не проживет. Накаркал, идиот. Убили его в 99-м в Дагестане, где-то под Ботлихом.
Игорь же из армии сразу после первой чеченской уволился, и след я его потерял. Так сильно дружили, а потом он словно исчез – ни письма, ни звонка. Кто-то мне говорил, что он жив-здоров и даже весьма преуспел в частном бизнесе, но вот старые друзья его как-то перестали волновать.
Хотя чего это я так заврался? Какой я ему старый друг? Я с ним и знаком-то был два года, когда «пиджаком» срочную проходил. Закончил я свой зоофак в 94-м, месяц отдохнул после получения диплома, а тут и повестка. «Сим сообщаем… что согласно подписанному контракту… вы обязаны…» и так далее. Еще до сдачи диплома, помню, вызывают меня на военную кафедру. Ласково так спрашивают: «А не хотите ли вы, новоиспеченный товарищ лейтенант, свое заочное обучение превратить в полноценную службу?» А у меня в голове только госы на тот момент были да защита предстоящая. И потом, такие вопросы с кондачка не решаются. Нужно было подумать, обмозговать… И после учебы пятилетней погулять хотелось. Какая, на хрен, армия?!
Вот я им и ответил:
– Если приказ будет – не откажусь, конечно. Но добровольно не хочу, так как имею перспективную работу.
– Это после зоофака-то? – усмехнулся подполковник Чеченов. Он вообще всякие шутки и приколы любил – большой души человек, я вам скажу.
В общем, я, конечно, нахмурился, губы сжал и промолчал.
– Ладно, ладно, – сказал Чеченов. – Все понятно. Свободны, товарищ студент.
Я откланялся и так – бочком, бочком – и ушел.
Так ведь все равно догнала меня повестка. Но, честно сказать, я не особенно расстроился. Потому что хоть и молодой тогда был, но не такой уж и тупой, как некоторым казалось. С работой по моей специальности стала совсем труба. Скотину в хозяйствах успели всю перерезать, разводить было больше нечего. Без специальности ничего не заработаешь. Коммерческой жилки я в себе сроду не ощущал. А без денег жить было грустно. Не сидеть же на шее у родителей, которые сами с хлеба на квас перебивались и были рады до смерти, что я институт наконец-то закончил. А в армии зарплата плюс казенное содержание. Тем более офицер – не солдат! Ведь не зря я на военную кафедру три года ходил и всю эту муть наизусть учил?
И потом, физически я себя очень уверенно чувствовал. Еще с девятого класса упорно занимался единоборствами. Начал случайно, за компанию, а потом увлекся, так и пошло. Друзья как-то отсеялись, а я наоборот – остался. Тренер у нас был хоть и самоучка, но очень сильный. Я его пятку на своей челюсти до сих пор чувствую – гонял нас беспощадно и бил безжалостно. Клуб был бесплатный при средней школе. Мы по вечерам ходили и в воскресенье в шесть утра. До сих пор помню: темень, безлюдно, снег под ногами морозный хрустит. Дрожишь весь, спать хочется, и единственное выходное утро до слез жалко. Придешь, и сразу начинается: разминка, отжимания на кулаках, приседания, растяжки. Долго, нудно, болит все. А потом сидишь в общем кругу возле матов и ждешь: вызовут тебя для спарринга – или нет. И вроде ничего такого, а все равно сердце екает. Особенно если тренер Заура выставляет. Заур здорово махался тогда: он нас на три года тренировок опережал. И бил беспощадно. Раз так в челюсть мне въехал, что я неделю жевать не мог.
И когда в институте учился, занимался тхеквондо. Раз на внутреннем турнире сошлись с одним азиатом, кажется из Калмыкии, – он мне в голову, я – ему. Он – мне, я – ему. В общем, долго мы так пропускали, потом он упал. А я ничего. Терпимо. Меня еще на один бой хватило. Только голова была как чугунная, соображал плохо. Проиграл поэтому.
Вообще, тренироваться мне нравилось. К сожалению, в профи я бы не прошел. Лучше было в клуб ходить, чем на зоофак наш тащиться.
В общем, отправился я в армию без особой радости, но и без тоски и печали. Служить мне не нравилось ровно до первой зарплаты. Как только ее получил, сразу взглянул на мир другими глазами. Я таких денег никогда не держал в руках раньше. Говорят, в других местах военным плохо платили, но у нас на Северном Кавказе такого не было. Платили почти день в день.
Вот только командир разведроты в нашем батальоне меня отчего-то невзлюбил. Я человек в обычной жизни очень мирный, несмотря ни на что, и от него просто держался подальше. Но он все лез и лез. Шутки у него были неподобающие. Раз порвал мне бушлат на спине, который я за свои деньги купил, так как на вещевом складе «пиджакам» выдавали какие-то недоделанные. За это я его и приложил. Но не слишком сильно. А он этого словно ждал. Глаза выпучил, рот оскалил – и на меня! Я все же не хотел сильно драться. Он по боку мне слегка проехал, терпимо; я думал, он успокоится. А он раз – и в скулу! В каптерке находились два дружбана его: один «пиджак», один – кадровый, они уселись поудобнее. Думали, наверное, сейчас цирк начнется. Но я тот бой вспоминаю с удовольствием. Долго я до этого отрабатывал один хитрый приемчик – три последовательных быстрых удара ногой, не опуская ее и опираясь только на другую. Грубо говоря, сбоку, прямо и вверх. Вот этот третий удар «вверх» у меня плохо получался. То ли энергии не хватало, то ли сил, то ли природных способностей. А тут такая злость меня взяла, что он у меня получился! Влепил я этим третьим ударом серии разведчику нашему в челюсть так, что улетел он у меня через стул и башкой своей тупой об стол грохнулся. Смотрю, и дружбаны ноги резко под себя подобрали, рожи вытянули, пасти заткнули. А бушлат его, что на стуле висел, я порвал в отместку, свой забрал и ушел молча.
С тех пор мы с ним ровно держались. Без улыбок, но уважительно. Недели три вообще не разговаривали, а потом постепенно стали общаться, но только на служебные темы.
Как бы то ни было, но слухи о нашей схватке по части разошлись. У меня, как и у всех почти «пиджаков», были проблемы с личным составом. Они все-таки служить начали раньше меня. Да и местных абреков в роте хватало – эти вообще отмороженные на всю голову. А тут, смотрю, стали тише себя вести. Уже на «вы» все называют, никто тыкать больше не рискует. Хотя, конечно, я расслабляться не собирался. Местные эти очень опасные существа. Могли и провокацию какую устроить запросто.
Мне здорово помогло, что меня в местный «клуб» пригласили тренироваться. Там контрактники были, которые этим делом увлекались, из города какие-то парни приходили. Офицеры были. Менты даже были. Нормальные парни, по крайней мере, с виду. Спокойные, уравновешенные. И мне такая среда была вполне привычна – запахи, звуки, ощущения везде одинаковы.
И я так вошел во вкус, что мне этих занятий пару раз в неделю стало мало. Да и делать мне в части, честно говоря, было нечего. Бойцы по нарядам расписаны, а если я сам не в карауле, то делай что хочешь. Скука. А тут комбат всю плешь проел: «Почему вы не заняты, товарищ лейтенант? У вас то, у вас это». На то и на это люди нужны. Раз он застал меня на спортгородке и опять начал: «Почему вы один здесь, а не с личным составом?» Так он меня допек, что я зашел в казарму, мобилизовал кого смог, и привел их на спортгородок. «Я, – говорю, – кмс по карате. (Приврал, конечно.) Буду делать из вас бойцов – по бразильской системе». Это я из «Ералаша» вспомнил. Был такой сюжет там, когда за вратарем зеркальная витрина была. Но из моего контингента никто, видимо, ничего не понял. Один абрек заартачился. Типа – «Кто ты такой?! Да я пошел». Что мне оставалось делать? Сделал я ему бросочек один. Грохнулся он и лежит. Орет: «Тебе конец!» Я говорю: «Будешь орать, будешь с Дадаем дело иметь». А Дадай в местной ментовке был что-то вроде авторитета. Не поймешь – то ли авторитет из ментов, то ли мент из авторитетов. Он сам как раз боевыми искусствами не занимался, не надо ему было, но в зал иногда заходил. Чего ему там нужно было, не знаю. Дадай молодых местных не любил почему-то, вроде что-то личное. Если какой молокосос к нему в обезьянник попадал, то огребал по полной – неважно, кто там у него родственники.
Остальные, глядя на такое дело, вообще притихли. Ну и, соответственно, начал я их гонять. Тут папоротники подтянулись поглазеть, потом ротный прискакал, потом сам комбат. «Вот, товарищ майор, – говорю я ему, – веду занятия с личным составом по рукопашному бою. Знаю, что не по расписанию, но что могу». Он посмеялся, но ничего не сказал.
Я, честно говоря, думал, что в следующие дни никого не соберу. Будут прятаться от меня по щелям, как тараканы. Но вот ошибся. Местных человек пять сами пришли, наверное, пробили, что я и правда не пустое место; славян я смог еще человек пять отловить по казармам. Мне все равно было, кто из какой роты или отдельного взвода – главное, что не занят ничем. Так как-то и пошло. Я форму держу, они пыхтят, терпят. Комбат, что хорошо, перестал зудеть. А когда пришел новый призыв, то тут у меня вообще проблем не стало: эти мне в рот смотрели, пикнуть не смели, не то что возразить. Я так было приготовился всю службу в таком режиме оттарабанить, а потом, глядишь, и на реальный контракт – лет на пять – посмотреть… Но тут эта чертова война началась…
Мой поток воспоминаний, вызванный случайно попавшим в руки фото, прервал визгливый сигнал домофона.