Светлое время ночи - читать онлайн

1

Когда они вышли из Двери, звезды Большой Работы уже готовы были окончательно остановиться. Однако стоило только Зверде сообразить, что их возвращение на Фальм происходит не вполне обычно, как некая неведомая сила придала звездам новое ускорение.

В сопровождении усиливающегося, подвывающего скрежета Дверь поднялась на несколько саженей вверх и зависла над головами баронов Маш-Магарт.

Они находились там же, откуда их извлекла Большая Работа Ларафа – в Неназываемом замке. Но замок этот сейчас имел мало общего с теми унылыми руинами, которые встретили их меньше часа назад, когда они вместе с матросами, несущими гроб барона Санкута, ступили на твердую землю Фальма.

За секунду до входа в Дверь память Зверды запечатлела внутренний двор замка как перепаханный черно-серый прямоугольник, по которому метались призрачные тени песиголовцев. Это были извлеченные Извержением Лишнего призраки бывших обитателей замка.

Сто восемьдесят лет назад глава местного клана гэвенгов – клана, чье имя было проклято и предано забвению – принял у себя двух феонов, имевших обличье оленеглавых дев. В этом не было ничего похожего на следование законам гостеприимства – «Эвери» запрещает проявлять гостеприимство по отношению к феонам.

Соседние могущественные кланы – Семельвенк, Гинсавер и Маш-Магарт – поначалу делали вид, что не заметили проступка хозяина Южного замка. Потом направили своих посланцев и попросили по-хорошему: прогони феонов прочь.

Однако гэвенг-отступник и трое его племянников не только остались глухи к требованиям посланцев, но и продолжали делить ложе с исчадиями иного мира.

А спустя три года оказалось, что в Южном замке появились новые странные обитатели – полулюди-полупсы.

Традиционной животной гэвенг-формой Неназываемого клана был пес, а потому соседи заподозрили в новых исчадиях плод противоестественного союза феонов и гэвенгов. Причем, как и пристало скорее псам, чем людям, тварям хватило тридцати месяцев, чтобы войти в силу и превратиться в страшных, свирепых противников.

Зверда знала, что смешанные браки между феонами и гэвенгами, которые случались еще при ледовооких, не давали потомства, а потому не верила в то, что песиголовцы действительно были прижиты от небесных дев.

Однако сто восемьдесят лет назад ее деду барону Санкуту велиа Маш-Магарт и его друзьям из Гинсавера было не до разбирательств. Их беспокоили только две незатейливые формулы тысячелетней давности: «Фальм для гэвенгов» и «Мир без феонов». Южный замок, он же – Неназываемый, был сокрушен, а все его обитатели истреблены.

И вот теперь Шоша и Зверда стояли перед лицом существ, уничтоженных Полной Работой почти два века назад. Это были призраки прошлого, которым надлежало бы исчезнуть вместе с закрывающейся Дверью.

Однако Дверь по-прежнему гудела над их головами, а призраки прошлого были по-прежнему проявлены на фоне обновленной стены Южного замка.

Их было шестеро, как и следовало ожидать. Одетые в грубые крупнокольчатые железные рубахи до колен, вооруженные молотами, палицами и секирами, они не мигая смотрели желтыми звериными глазами на баронов Маш-Магарт.

«Нашел ты, Лараф, кудесник хренов, местечко, где Дверь открыть, ничего не скажешь, – подумала Зверда. – Впрочем, и мы с бароном олухи – не надо было назначать встречу с Лидом в этом омерзительном месте».

– Где же мой боевой бич? – пробормотал Шоша, неуверенно косясь на Зверду.

Зверда чувствовала, как запотевает в ее ладони рукоять заблаговременно извлеченного меча. Сейчас ей больше всего на свете не хотелось пускать его в ход.

– Медленно, не поворачиваясь спиной, отходим назад, – сказала Зверда вполголоса. – Может, получится уйти тихо.

Им удалось отступить шагов на двадцать. Песиголовцы, не сокращая расстояния, следовали за ними. За это время Зверда убедилась, что перед ней противники из плоти и крови. По крайней мере песиголовцы не являлись ни наведенным видением, ни призраками в узком смысле слова.

К счастью, ничто не указывало на присутствие барона Вэль-Виры. Поразмыслив еще чуть-чуть, Зверда пришла к выводу, что это, может, и хорошо, но прибавляет еще одну загадку.

Для того чтобы по сей час удерживать Дверь открытой, требовался колоссальный приток Силы извне. А Большая Работа Ларафа уже исчерпала себя, и если только к этому пугающему приключению не приложилась когтистая лапа барона-сергамены, то они с Шошей имеют дело с какой-то новой, доселе не проявлявшей себя сущностью.

Зверда и Шоша уперлись спиной в запертые ворота. Если раньше, до Большой Работы, ворота были представлены только одной изъеденной огнем створкой, то теперь это были новые, окованные широкими железными полосами дубовые створы, запертые на трехладонный брус.

Стоило Шоше прикоснуться к засову, песиголовцы, зарычав, бросились на них.

Зверда ушла из-под удара длинной палицы, полоснула отточенной сталью по руке ближайшего противника, сжимающей молот, и отскочила в сторону. В засове, перед которым только что стоял Шоша, теперь торчала секира, ушедшая в дерево на полширины железка. Сам барон, вытащив наконец меч, с которым он управлялся куда хуже баронессы, присоединился к Зверде и прикрыл ее спину.

Одновременно с этим на ворота с внешней стороны обрушился громоподобный удар. Пытаясь достать незащищенную шею песиголовца в двойном пируэте, баронесса мельком отметила, что некоторые огромные гвозди, которыми железные полосы крепились к воротам, поддались этому удару и кое-где выползли из своих укромных гнезд – будто редкозубая щука распялила свою плотоядную пасть.

Зверда уже ничему не удивлялась. Она была уверена, что неизвестность, которая заявляет о своем намерении возникнуть среди сражающихся подобным образом, наверняка примет сторону песиголовцев, ибо, казалось, в этот бесконечный день против них восстало само мироздание.

Барон проявил непростительную медлительность и получил палицей прямо в грудь – он успел уклониться ровно настолько, чтобы усыпанное шипами навершие не снесло ему пол-лица.

Под его камзолом что-то хрустнуло. Шоша подумал было – кости, но боли не было. Это всего лишь разлетелся вдребезги почетный нагрудный знак Друга и Союзника Варана, выпущенный поверх надежной баронской кирасы.

В ворота, казалось, ломится харренский осадный каток. Трех ударов хватило неведомому гостю, чтобы измочалить дубовые брусья и высадить кусок одного из них. Сразу вслед за этим в образовавшуюся дыру, в которую могла бы легко проскочить сторожевая собака, просунулась рука в латной рукавице и сдвинула засов в сторону, доделав то, что так и не удалось Шоше.

К этому моменту положение баронов Маш-Магарт было вовсе плачевным. Удачный выпад песиголовца выбил меч из рук Шоши и тот остался с одной роскошной, но малофункциональной тройчатой дагой – подарком Лагхи Коалары.

Зверда, которая умудрилась перерубить под нижним краем кольчуги ногу одному из нападающих, убедилась, что сама кольчуга сработана настолько славно – или Изменена настолько умело, – что даже ее отменный клинок не в состоянии вскрыть защитные покровы посланников прошлого. При этом, похоже, исчадия феонов успели сломать ей левую ключицу. Боль по крайней мере постепенно выходила за грань переносимой.

Еще один могучий удар – и ворота распахнулись. Вместе с фигурой в архаических полных доспехах во двор Неназываемого замка ворвался ураганный ветер.

Песиголовцы, как по команде, оставили Шошу со Звердой. Даже и не подумав о том, чтобы подобрать обездвиженного баронессой единоплеменника, они бросились наутек.

Сокрушивший ворота человек держал в правой руке длинный прямой меч, а в левой – книгу, раскрытую и обращенную разворотом к песиголовцам. На голове человека был надет шлем, чей поднятый наличник изображал оскаленную медвежью пасть.

Судя по черной, не тронутой сединой бороде, гостю было лет сорок, не больше. На двух цепочках к его нагруднику был привешен позолоченный книжный короб.

В развороте книги бушевало сапфировое пламя с ослепительными прожилками цвета раскаленного добела металла. Человек что-то рычал на языке гэвенгов, но ревущий ветер мгновенно сносил заклинания в спину песиголовцам, а потому Зверда не смогла разобрать ни слова.

– Это барон Санкут! Раздери меня тысяча крючьев Шилола, если это не ваш дед, баронесса! – прокричал барон Шоша прямо в ухо Зверде.

Зверда молча кивнула. Немногие гэвенги имели настоящую книгу-подругу и уж совсем немногие носили ее в золоченом железном коробе. Ну а забрало в форме медвежьей пасти Зверда помнила с детства – Санкут был похоронен без шлема. Могучая стальная шапка барона по сей день занимала почетное место в оружейном зале замка Маш-Магарт.

Баронесса ожидала увидеть здесь кого угодно, но только не своего предка, чей прах в гробе-лодке проделал с ними долгий путь из Казенного Посада. Не говоря уже о книге, которая, несомненно, являлась «Семью Стопами Ледовоокого»! Теми самыми, которых не мог доискаться Лараф в своем кабинете!

Санкут, кажется, не замечал ни своей внучки, ни ее супруга. Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, он деловито подошел к скулящему на земле раненому песиголовцу, произнес заклинание, напомнившее Зверде формулу Полной Работы, и раскроил исчадию череп своим мечом.

– Благородный барон Санкут велиа Маш-Магарт! – вежливо позвала его Зверда на языке гэвенгов.

Санкут наконец повернул к ней свирепое, но не лишенное привлекательности лицо.

– Кто вы, прекрасная госпожа? – галантно осведомился он. – И кто ваш спутник? Откуда вам известно мое имя?

– Меня зовут Зверда, а это мой муж – Шоша. Мы гэвенги, как и вы.

Барон Санкут с подозрительным прищуром смерил их не знающим вещных препон взглядом с ног до головы.

– Слабовато для гэвенгов, – процедил он. – Что-то я вас прежде никогда не видел. Вы, полагаю, прибыли из Ноторма? У вас там все такие?

– Какие – «такие»? – запальчиво осведомился Шоша. – Попридержите язык, благородный…

Зверда вслепую, но очень ловко лягнула своего несдержанного мужа каблуком сапога. Шоша сразу же заткнулся.

– Мы не из Ноторма. Видите ли, благородный барон Санкут… Дело в том, что я – ваша внучка. Я – старшая наследница Маш-Магарт.

– Это чушь. – Санкут гневливо свел густые брови на переносице. – Но я вижу, что вы не лжете. Вы верите собственным словам, – растерянно добавил он. – Следует предположить, что вы – сумасшедшая. Я, правда, никогда не видел сумасшедших гэвенгов.

– Мы не сумасшедшие! Это стихии Неназываемого замка сошли с ума! Дед, ты разве не видишь, что кругом творится что-то неладное? Вспомни – разве не ты некогда истребил проклятых песиголовцев? И вот они снова здесь – живые и невредимые. И их снова нужно убивать!

Санкут, казалось, почти не слушал Зверду. Во время ее тирады он задумчиво шевелил губами, как малограмотный селянин, читающий мудреные «Буквицы» для младших школяров. Неожиданно лицо его просветлилось и он воскликнул:

– Да, не встречал я еще гэвенгов-безумцев! Но не видал я раньше и двужильных тварей, рожденных от мерзостного соития гэвенга и феона. Коль скоро так – невозможное возможно.

– Дед, да открой же ты глаза! Мы же сейчас в безвременье!

– Вот что, госпожа. Мою внучку сейчас носит под сердцем жена моего единственного законного сына. Сливать на сторону не в моих правилах, поэтому у меня нет и не может быть никакой внучки ваших лет! Посему – кем бы вы ни были – можете считать себя и своего спутника моими пленниками.

– Что-о?! – Шоша в негодовании непроизвольно сделал два шага к воскресшему барону, но вынужден был немедленно остановиться: ему в горло уперся молниеносно выброшенный вперед клинок Санкута.

– Не двигайтесь, иначе вместо моей темницы вы попадете в узилище смерти. Вы – мои пленники по праву, ибо я спас ваши жизни от посягательств этих выродков земли и неба, а потому отныне волен распоряжаться вами по своему усмотрению. Или вы позабыли «Эвери»?

«Ирония в том, дед, что именно „Эвери“ ты и позабудешь в далеком Варане», – подумала Зверда, но смолчала. Внимать подобным речам «сумасшедших гэвенгов» барон Санкут со всей очевидностью не намеревался.

– Слушаем слов твоих, – вежливо ответила Зверда.

Санкут, однако, этим не удовольствовался. «Семь Стоп Ледовоокого», с которыми он, судя по всему, обращался не в пример Ларафу виртуозно, пронзили баронов Маш-Магарт снопом леденящего света.

Зверда почувствовала, как всю ее одежду от подошв сапог до воротника камзола пропитала льдистая субстанция, которая мгновенно застыла и стала крепче стали. Зверда и Шоша теперь были закованы в собственную одежду.

Санкут удовлетворенно кивнул и направился к песиголовцам, которые сбились в кучу в углу двора. Видимо, барон Санкут нагонял на них такой ужас, что они даже не попытались ни напасть, ни проскользнуть мимо него и вырваться прочь через распахнутые ворота.

Несмотря на то, что теперь они не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой, тела их сохранили подвижность суставов, а потому Шоша и Зверда, вывернув шеи, смогли увидеть все, что произошло между песиголовцами и бароном Санкутом.

Дверь все еще оставалась открытой, только поднялась повыше. Но когда Санкут, не замечающий, казалось, ничего, кроме ненавистных ему песиголовцев, оказался под парящим ромбом, образованным звездами Большой Работы, Дверь ринулась вниз.

Санкут запрокинул голову, изумленно вскрикнул, упал на одно колено и выбросил навстречу ревущим звездам «Семь Стоп Ледовоокого». Извне это смотрелось так, будто барон воздвиг над собой купол из прозрачного упругого материала. Ибо Дверь, зависнув прямо над книгой, не смогла накрыть барона и втянуть его в себя.

Лицо Санкута стремительно побагровело. Из-под его колена во все стороны ударили струи дымящейся грязи. Железная морда медведя на баронском забрале издала протяжный трубный глас.

Тут песиголовцы, словно по команде, сорвались с места и бросились к Шоше со Звердой.

– О сыть Хуммерова! – Шоша отчаянно забился внутри отлившейся в несокрушимые оковы одежды, но сила «Семи Стоп» не отпускала.

– Барон! Барон Санкут! Попытайтесь закрыть Дверь! Швырните в нее меч или шлем! – что было сил завопила Зверда, одновременно пытаясь достучаться до сознания своего деда безмолвной речью.

Барон или не слышал, или не желал слышать «сумасшедшую госпожу». «Семь Стоп Ледовоокого» в его ладони были почти не видны под многослойными покровами малинового пламени. Похоже, барону очень не хотелось попадать внутрь, а Дверь – или та сила, которая стояла за Дверью, – только к тому и стремилась, чтобы затащить барона в неведомое.

Призвав в помощь все разделы книги, барон Санкут поднялся в полный рост.

Разливаясь запредельными рыданиями вперемежку с молотобойным уханьем, Дверь подалась вверх.

Барон сорвал с головы шлем и швырнул его в разверстую пустоту.

Звезды Большой Работы на мгновение остановились, стали полупрозрачными, но тотчас же вновь налились материей и завращались: медленнее, чем раньше, но столь же неумолимо.

Песиголовцы были уже совсем близко. Прыжок бегущего впереди всех завершился приземлением в двух саженях от Зверды. Еще один шаг, другой, секира занесена для последнего удара…

Барон прыгнул вверх, по-прежнему держа книгу над головой. Дверь поглотила всю верхнюю часть его туловища – так, что за пределами плоскости портала остались болтаться только ноги барона.

Но втянуть в себя барона полностью Дверь уже не смогла и выплюнула обратно – будто обглоданного акулами, страшного, дымящегося. «Семи Стоп Ледовоокого» при бароне Санкуте больше не было – они стали последним предметом, который Дверь смогла поглотить без остатка.

Сразу же вслед за тем портал закрылся. Он и без того простоял открытым куда дольше положенного срока. Зверда даже не могла себе представить, сколько сил затратило существо, стоявшее по ту сторону видимого, чтобы склонять непреклонную природу к столь изрядному поведению.

Вместе с исчезновением портала начало проявляться то, что принято именовать «реальностью».

Секира песиголовца так и не достигла головы Зверды. Она выпала из истекающих пеплом пальцев и обратилась куском ржавчины, насаженным на черное гнилье. Песиголовцы на глазах разложились и вернулись в свое естественное состояние: стали черным прахом и головнями.

Стены Южного замка ушли в густеющие сумерки. Но даже в полумраке было видно, что они теперь вновь закопчены и оплавлены.

Вместе с исчезновением призрачного образа «Семи Стоп Ледовоокого» распались чары, наложенные Санкутом на одежды баронов Маш-Магарт.

Первым делом Зверда бросилась к телу своего деда. Однако тела как такового больше не было. Раскинув кости в стороны, перед ней на земле покоились те самые останки, которые они привезли из Варана. Книжный короб на двух цепочках по-прежнему находился на месте, но «Семи Стоп» в нем, как и положено, не было.

– Вы понимаете, что тут произошло? – спросил Шоша, подходя к Зверде и склоняясь над скелетом – безжизненным, холодным, ничем не напоминающим о том, что еще несколько мгновений назад он служил остовом отважному воину и вежественному гэвенгу.

– В общих чертах. Я понимаю, что мы почему-то пересеклись с прошлым или, точнее, прошлое просочилось в настоящее. И песиголовцы, и мой дед тогда были живы – вот мы с ними и повстречались. «Семь Стоп» тогда были с моим дедом – и мы их увидели во всем великолепии. Но вот о чем я вовсе не берусь судить – так это о последствиях.

– Какие могут быть последствия? Ведь все вернулось на свои естественные позиции! Только, к счастью, Вэль-Виры нигде нет. И, к несчастью, я по-прежнему не вижу своего бича.

– Мне было б спокойнее, если бы с моим дедом не оказалось книги.

– Но в этом случае мы скорее всего пали бы от рук песиголовцев!

– Да, это было бы худшим из худшего. Я хочу сказать, что коль уж мы спасены, то теперь худшим из худшего можно считать захват книги Дверью.

– Однако ведь ясно же, что настоящая книга лежит сейчас в Своде Равновесия! А это был только призрак времени, который бесследно сгинул за Дверью!

– Если только он и впрямь сгинул бесследно, – досадливо проворчала Зверда.

2

– Барон, будьте столь любезны – приволоките сюда гроб.

– Что? Ах да… А зачем?

Барон, похоже, был настолько истощен головокружительными путешествиями в пространстве и, вероятно, во времени, так увлекся розысками своего бесследно сгинувшего боевого бича, что совершенно утратил чувство актуального момента реальности.

– Гроб совершенно необходим.

Шоша не стал спорить и, тихонько ворча нечто про зломерзостную специфику женских причуд, направился к выходу из замка. Через минуту до Зверды донесся его удивленный возглас:

– Баронесса! Гроб пуст, клянусь молоком земли и неба! А крышка выломана, и притом изнутри!

– А вы как думали?

– Я… я не знаю. Я как-то не думал… И матросов Цервеля след простыл!

– Стали бы они дожидаться, пока Вэль-Вира разорвет нас в клочья, а потом примется за них! – фыркнула Зверда.

– Я не о том. Следов нету. Понимаете? И гроб снегом успело припорошить, и следы занесло!

– Барон! Вы соизволите подтащить гроб или мы продолжим беседу в прежнем духе, перекрикиваясь на пол-Фальма?!

Пыхтя и отдуваясь, слабеющий Шоша наконец приволок тяжелое сооружение, придуманное некогда гэвенгами как совершеннейшее средство для доброго посмертного путешествия в Пределы Исхода.

– Благодарю вас. Теперь мы должны со всей мыслимой осторожностью водрузить моего деда обратно.

– А может, ну его к Шилолу?! – не выдержал Шоша. – Баронесса, мы имеем все шансы никогда не вернуться в Маш-Магарт! У нас может не хватить сил даже для того, чтобы просто дойти туда на своих двоих! А вы, как буйнопомешанная, тщитесь любой ценой закопать на нашем дворе мешок родных костей! Что за отсталые суеверия?! Дорога завалена снегом. Носильщики разбежались. Где-то поблизости, возможно, рыщет Вэль-Вира…

– Тс-с, – тихонько прошипела Зверда, приложив к губам своего супруга указательный палец.

– Я слышу голоса, – прошептала она.

– Я тоже, – еле слышно ответил Шоша.

– И еще кое-что: один из голосов принадлежит Лиду. А другой – Фоманху.

– А вдруг?..

– Исключено. Барон, поддержите остов моего славного предка под голову и плечи…

3

– Итак, моя баронесса, мы выступили в точности тогда, когда было условленно. Тому свидетели – сотник Фоманх и воины моего отряда. По моим расчетам мы должны были в пятидневный срок достичь Южного замка, разбить укрепленный лагерь и спокойно дожидаться вашего появления.

Зверда молча кивнула. Много говорить ей не хотелось, да и настроения не было. Ключица, похоже, все-таки уцелела, но боль досаждала ей все сильнее. От этого ее мысли приобретали все более мрачные тона. «Неужели Лид был подкуплен Вэль-Вирой? Но тогда следует предположить, что и Фоманх тоже. И второй сотник, и все другие начальники отряда, вплоть до десятников – тоже».

Несмотря на то что баронесса ехала на комфортабельных санях с эскортом из двухсот латников, чувства полной безопасности по-прежнему не возникало. Она все никак не могла позволить себе расслабиться, принять столь необходимую ей дозу земляного молока и отдаться заслуженному сну. Разобраться с опозданием Лида требовалось немедля.

– Первые три дня все шло по плану. На четвертый – начался снежный буран, но мы продолжали вести людей вперед. Однако в сумерках обнаружилось, что дорога исчезла. У нас за спиной еще виднелась узкая, заваленная снегом колея, но прямо перед нами, справа и слева от нас, был только густой ельник.

– Вот как?

– Именно так. У меня нет никаких удовлетворительных объяснений случившемуся. Мы заночевали прямо на том месте, где потеряли дорогу. Наутро я выслал разведчиков во все стороны. Оказалось – в одной лиге от нас тянется вполне приемлемая просека. Тогда я принял решение: выслать прямо через чащу, по «заветным» тропам, два десятка самых проворных людей, чтобы хоть они встретили вас вовремя. Насколько я понимаю, они исчезли бесследно?

– Да. Едва ли мы когда-нибудь с ними повстречаемся.

– Вы думаете, их перехватили пластуны Вэль-Виры?

– Пластуны – вряд ли, – уклончиво ответила Зверда.

Баронесса не сомневалась, что весь передовой отряд Лида был перебит в глухой чащобе хозяином Гинсавера лично. Вообще же, узорочья всей этой истории были сложены тремя разными почерками: Вэль-Виры, какого-то опытного колдуна, состоящего на службе у барона, и… феонов.

С последним баронессе было особенно горько соглашаться, однако она не располагала другими приемлемыми гипотезами. Ни Свод Равновесия, ни другие кланы гэвенгов, ни жрецы Гаиллириса не удержали бы Дверь открытой и на полсекунды сверх меры Большой Работы.

– Я не хотел бросать в лесу лошадей и сани. Поэтому мы с основным отрядом прорубились к просеке. До вечера мы продвигались по ней на юг, что меня вполне устраивало. Однако вечером снова…

– Постойте, Лид. Где Фоманх?

– В арьергарде.

– Пошлите за ним.

Посылать никого Лид не стал. Вместо этого он гаркнул «Фоманх, ко мне!», да так, что у Зверды зазвенело в ушах. Не прошло и пяти секунд, как сотник уже гарцевал рядом с санями баронессы.

«А дисциплина ничего», – одобрительно подумала баронесса. Отправляясь в Варан, Зверда опасалась, что без них с бароном дружинники подраспустятся. Обычно-то в снежную пору все войско торчало по домам. Эта зима была второй на памяти Зверды, когда баронским дружинам пришлось без роздыху шастать по Фальму туда-сюда, словно был разгар лета. Проклятый Вэль-Вира!

– Фоманх, скажи: что ты должен был делать, отправляясь вместе с Лидом встречать своих хозяев?

– Ежеутренне и ежевечерне свершать то, что было вами велено, госпожа.

– Лучше и не скажешь. – Зверда устало усмехнулась. – Ты в точности придерживался моих повелений?

– Да, госпожа.

Велено же Фоманху было выполнять простую, но достаточно эффективную процедуру по отводу от отряда запредельных взоров. А равно и по растворению вероятных мороков.

Для этой процедуры нужны были лишь несколько предметов, составлявших Пятерик Верной Дороги. Этому Пятерику Зверда перед отъездом сообщила определенные свойства. Требовались еще несколько слов-знаков, которые склоняли предметы к соответствующему поведению. В итоге, собственно магических талантов все это требовало от Фоманха немногим больше, чем разделывание оленьей туши.

– Фоманх, ты знаешь, что я всегда и везде, даже на смертном одре, даже в образе своего посмертного изваяния почую твою ложь.

– Да, госпожа. Но я в самом деле ни разу не отошел от ваших указаний.

Зверда лукавила. Белый снег на черных ветвях казался ей сейчас темно-серым песком на бурых водорослях. Зрачки баронессы постепенно утрачивали типическую остроту человеческого восприятия. Вслед за ними и другие признаки гэвенг-формы человек готовились выродиться безвозвратно. Поэтому баронесса сейчас не могла различить лжи и правды привычными гэвенгу способами, то есть безошибочно.

– Верни мне все, что я оставляла тебе.

Фоманх вынул из притороченной к седлу сумы меховой мешочек, в котором перестукивались амулеты.

Зверда высыпала их на ладонь. Пять фигурок, вырезанных из тюленьего бивня. Два потешных зайца стоят на задних лапах, потрясают круглыми щитами, на которых нарисованы недремлющие, нечеловеческие очи. Медведица с выпученными, гипертрофированными глазами. И два горбатых человечка. Один – слепец, шагает себе вперед, опираясь на посох. Второй – одноглазый, сидит, скрестив ноги, и смотрит прямо над собой, вверх. Пятерик Верной Дороги, весь в сборе.

Эти вещицы должны были проглядеть вероятный морок, буквально провертеть в нем дырку. А запредельный взор должен был сгинуть без возврата во чреве слепца с посохом.

С этого – с осмотра амулетов – и надо было начинать. Чем сильнее смазывалась для баронессы действительность, в которой обретала свою реализацию гэвенг-форма человек, тем явственнее проступали контуры нескольких сопредельных ветвей бытия.

Чей-то небрегающий расстоянием перст прикоснулся к этим вещицам приблизительно неделю назад. Под круглыми очами на заячьих щитах Зверда чувствовала пульсацию двух враждебных острых зрачков, от пристального внимания которых покалывало в затылке.

Зверда с изумлением почувствовала, что этот взгляд нельзя назвать злым или смертоносным. Скорее, он сообщал об изумлении невидимого мага, о плотском желании, о внезапно вспыхнувшей нечистоплотной влюбленности в ту, которая сейчас изучает свой искаженный Пятерик Верной Дороги.

Да, другие фигурки тоже были искажены, каждая по-своему. В лучшие времена Зверде достало бы искусства, чтобы выдавить невидимому мерзавцу глаза, выломать всепроницающие персты, наконец, загнать обсидиановой остроты когти под череп далекого мага-незнакомца. О, да еще сегодня утром, окажись Пятерик Верной Дороги в руках у баронов Маш-Магарт, кудесник Вэль-Виры (а мерзавец, несомненно, служил именно барону Гинсавер) прямо за завтраком приправил бы своими мозгами мозги с горошком.

В том, что враг завтракал именно мозгами с горошком, Зверда почти не сомневалась. На Севере почти все человеческие маги следуют одной и той же диете.

Он был удивительно силен, этот мозгоед, если ему удалось в свое время превозмочь защитные свойства амулетов. И одновременно – уязвим, поскольку, обратив Пятерик Верной Дороги против отряда Лида, он раскрывался сам и позволял зеркально обратить себе во вред силу собственного дальнодействия.

Зверде оставалось только печалиться или злиться – на выбор – по поводу того, что еще по меньшей мере полные сутки она не сможет использовать эту превосходную возможность уничтожить врага в его собственной трапезной. А к тому моменту, когда силы к ней вернутся – далекий враг наверняка оставит Пятерик, не настолько он глуп, этот неведомый мерзавец.

Лид и Фоманх хранили почтительное молчание и даже не позволили себе обменяться друг с другом хотя бы взглядом. Оба готовились к самому худшему.

Баронесса засыпала Пятерик Верной Дороги обратно в мешочек и протянула его Фоманху.

– Вы свободны, сотник. Возвращайтесь к своим людям. А вы, Лид, продолжайте. Как вам в конце концов удалось выйти к Южному замку?

– Это самое удивительное, – смиренно вздохнул воевода, проводив завистливым взглядом Фоманха. Этому, похоже, удалось отвертеться. Ясное дело – сотник из местных, потомственный вояка баронов Маш-Магарт. А ему, иноземцу, сейчас достанется за двоих. – Мы теряли направление еще два раза. Приметная развилка, которую мне вроде бы удалось признать по карте, оказалась лишней, вовсе не той, и мы свернули преждевременно. В другой раз дорога, сузившись до тесной тропы, закончилась между глубокими оврагами с буреломом. И вот когда я уже начал подумывать, удастся ли нам вообще когда-либо покинуть этот столь явно заколдованный лес, мы услышали такие раскаты грома, какие редки и по весне. Грохотало над юго-восточным пределом чащобы, тем самым, который был недостижим для нас из-за непролазного бурелома.

– Когда это случилось?

– Позавчера на закате, госпожа.

«Это была Большая Работа. Которая совершилась не „позавчера на закате“, а с моей точки зрения – сегодня вечером. Хотела бы я знать, куда сгинули для нас эти два дня».

– Это мы с бароном стучались в небеса. Понимаете? – спросила Зверда с наивозможнейшей проникновенностью. Она пошарила рукой под меховым покрывалом, нащупала баклагу с земляным молоком и не отрывалась от нее в продолжение всей Лидовой тирады:

– Понимаю. И стоило вам постучать в небеса, баронесса, как из земли вверх ударил столб не то серой жидкости, не то мельчайшего песка. Мы видели его на горизонте. Признаться, столь мрачная картина была уже несколько избыточным впечатлением. От этого столба многих солдат поразил столбняк. Простите за невольный каламбур, баронесса.

Земляное молоко ударило Зверде сразу и в ноги, и в голову, и во чрево. Блаженство! Баронесса знала, что через пять минут будет спать глубочайшим из снов. То есть делать то, что барон Шоша не погнушался предпринять сразу же при встрече с отрядом Лида, предоставив супруге самой проявлять подозрительность, проводить дознание и – в случае чего – карать виновных.

Зверда не ответила Лиду. Помолчав с полминуты, он приободрился и продолжил излагать недооформленными риторическими периодами в духе «Ре-тарских войн» Хаулатона:

– Всю ночь мы провели в палатках. Земля вокруг ходила ходуном. В чаще с протяжным стоном гибли древесные исполины. Я произнес речь о том, что солдатам не пристало бояться извержений подземного огня. Я сказал, что ученые мужи моей страны уже давно объяснили подобные катаклизмы игрой бездушных природных сил. Мое красноречие возымело определенное действие. По крайней мере дружина не разбежалась. А утром мы все будто прозрели. Местность претерпела некоторые изменения. И хотя по-прежнему слева и справа пролегали глубокие овраги, но за одним из них, между деревьями, что-то темнело. Это был древний межевой камень с затертым именем владельца. То есть, как вы догадались, граница заветных владений Неназываемого замка. Совсем недалеко от камня сыскалась и дорога. Стоило лишь разобрать несколько завалов, засыпать фашинами овраг и проложить просеку до большака. Наличие межевого камня вполне совпадало с показаниями карты, да и в дальнейшем дорога вела себя согласно «Фальмскому Толковнику».

– На этом ваши злоключения окончились, – кивнула Зверда.

– Истинно так.

– По законам Варана вас, Лид, следовало бы обезглавить, даже не предоставив возможности оправдаться. Формально вы наш приказ не выполнили. Вы опоздали.

Воевода Лид понимал, что баронесса совершенно права. Однако по ее улыбающимся глазам – а глаза Зверды определенно улыбались – он понимал также, что голова его осталась бы на месте даже в том случае, если б он не смог предъявить вообще никаких доказательств своей невиновности. Потому что чете баронов Маш-Магарт досталось, похоже, настолько крепко, что даже запоздавшая помощь в лице Лида и его отряда была желанна, уместна и даже совершенно необходима.

– Да, баронесса.

– Но поскольку мы не в Варане и поскольку ваш отряд стал жертвой игры превосходящих… гм… бездушных природных сил, я милую вас до дальнейших распоряжений. Можете поцеловать, – ответила Зверда изумленному взору Лида, который таращился на выпростанную из-под мехов ручку баронессы. Ручка оканчивалась пальчиками, а пальчики – серповидными когтями в два вершка.