К настоящему моменту «русской идее» посвящено огромное количество работ философского и культурологического плана. К вышедшим в зарубежье в первой половине XX века и получившим, наконец, известность в нашей стране присоединяются труды, написанные уже в наше время в России. Некоторые исследователи высказываются даже о необходимости создания междисциплинарной науки – «россиеведения». В наши дни, когда совершаются попытки возрождения национального самосознания, когда прилагаются усилия к тому, чтобы заново научить людей чувству патриотизма, национального и человеческого достоинства, нравственности и ответственности за свою страну, обращение к «русской идее» вызывает массу дискуссий вокруг этой темы и различное её толкование.
Сущностные черты русской идеи не были заданы изначально, но формировались в процессе исторического развития страны через осознание самим русским народом своеобразия своей истории и культуры. Таким образом, «возраст русской идеи есть возраст самой России», – писал И. А. Ильин в работе «О русской идее»[7].
Ступени развития феномена «русской идеи» исследователи связывают с определёнными этапами истории нашей страны, соответствующие периодам национального самосознания русского народа. «Истоком национального духа» считает М. А. Маслин «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, памятник культуры XI века, где впервые Русь занимает достойное место как христианская страна. «Философско-исторические и этические мотивы, пронизывающие «Слово», служат основанием для исторического оптимизма, ожидания великого будущего Русской земли»[8].
Различное смысловое «наполнение» термина «русская идея» присутствовало с самого начала его возникновения. Так, например, М. М. Маслин упоминает о свойственном некоторым трактовкам национально-мессианистском отпечатке, который не вполне соответствует исторически сложившемуся облику России. Возможно, истоки этого явления связаны с особой исторической и географической судьбой России – её территориальным расположением между Востоком и Западом и готовностью защищать свои рубежи от всех врагов. Но с Крещением Руси активно развивается национальная религиозная идея, и, начиная со средних веков, для русского самосознания был характерен мессианизм христианский, истоки которого исследователи находят в уже упоминавшемся «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона.
Куликовская битва (1380 г.) вызвала новый подъём национального самосознания в XIV–XV веках. Тенденции к образованию единого Русского государства с центром – Москвой совпадают со следующим важным этапом в формировании «русской идеи». Им стало возникновение учения «Москва – третий Рим». Письмо старца Елеазарова монастыря Филофея содержало слова «два Рима пали, а третий стоит, а четвёртому не бывать», их стали воспринимать как идею «Святой Руси» – хранительницы православного христианства. Важной поддержкой этой идеи стал брак царя Ивана III с византийской царевной Софьей.
В наше время некоторые исследователи считают идею «Москва – третий Рим» неправильно понятой или даже связанной с идеями нехристианскими. Например, П. Г. Паламарчук писал, что эта идея «будучи создана в кругах образованных книжников…так и не стала частью государственной идеологии. Даже в общественном мнении средневековой Руси она отнюдь не пользовалась всеобщей поддержкой»[9].
Тем не менее, в этом учении выразилась надежда на возможность исторического и религиозного спасения не только русского народа, но и всего православного мира в целом. Идея «третьего Рима» имела большое значение в становлении национальной русской идеи. Эту идею весьма поддерживали в XIX веке славянофилы, отголоски её слышны в дискуссиях и по сей день.
Реформы Петра I, европеизация России и превращение её в современное государство европейского типа, вступление в эпоху Просвещения, вызвало, по мнению современников, падение традиционной культуры и утрату влияния религиозного мировоззрения, несмотря на рост промышленности, торговли, мореплавания и т. д. В XVIII веке Россия училась у Запада. Как полагают некоторые философы, коренная переориентация на Запад прервала естественный русский путь, нарушив исконные, природные закономерности исторического развития и деформировав национальную судьбу. Другие утверждают органичность Петровских реформ и их неизбежность и позитивность для России. Но обе стороны едины в утверждении того, что реформы рубежа XVII–XVIII вв. создали в стране два противопоставленных общественных класса, разделили народ и дворянство, «почву» и «цивилизацию». Таким образом, нация поделилась на два противоположных лагеря, дистанция между которыми определялась не только имущественным или экономическим положением, не только принадлежностью к двум принципиально различным культурным традициям; она определялась наличием в противоположных лагерях двух разных типов сознания, уходящих в древность Московской и Киевской Руси; в конечном итоге она определялась двумя противоположными национальными генотипами, в равной степени укорененными в национальной исторической традиции: азиатско-деспотическим, идущим от Поля и Монгольского ига, реализовавшимся в Московском царстве, и европейским, связанным с Киевским и Новгородским периодом русской истории, нашедшим свое продолжение в периоде послепетровском, петербургском.
Определенность русского сознания двумя противоположными генотипами, которые подчас причудливо переплетаются даже в мышлении одного человека, может многое проявить в русской истории нашего столетия[10]. Эти два типа сознания проявили себя в следующем этапе становления «русской идеи», связанном с подъёмом национального самосознания в середине XIX века. Подъёмом были охвачены все сферы российской культуры – философия, литература, богословие. Общественная мысль России разделилась на два интеллектуальных направления – славянофильство и западничество. Размышляя о судьбе России и, несомненно, желая ей добра, сторонники этих двух направлений нередко вступали в острую полемику, доказывая свою правоту. Славянофилы «поднимали на щит» национальное своеобразие России, западники призывали воспринимать полезный опыт Европы. Важно, что славянофильская идея изначально рассматривалась в тесной связи с идеей славянского единства – с народами Сербии, Чехии, Польши, Болгарии – начиная с Кирилла и Мефодия. В своём развитии русская идея, уже как часть идеи российской, продолжает путь открытого диалога культур всех населяющих нашу страну народов.
Родоначальником концепции русской идеи считают Вл. Соловьева. Именно он придал этому словосочетанию философское обоснование в докладе, прочитанном в 1888 году в Париже, который так и назывался – «Русская идея». В докладе остро критиковались существующее государственное устройство, церковь, казённый патриотизм, – поэтому-то работа и вышла за границей. Избегая национального самолюбования, этноцентризма или «официальной народности», Вл. Соловьев определенно высказывался против национальной ограниченности, утверждая, что лицо нации определяется высшими достижениями ее духовности, ее вкладом в мировую цивилизацию, в «реальное единство человеческого рода», а не тем, «что она думает о себе». «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»[11], – писал он.
Итак, можно выделить важные черты концепции русской идеи конца XIX века:
1. Обеспечение культурно-исторического единства нации, противостоящего «множеству центробежных сил»;
2. Русская идея была сформулирована Соловьевым как идея народно-религиозная, она должна была воплощать характер русского «социального тела», то есть народа, по религии – православного. Преображение русской жизни, её совершенствование, предполагалось за счёт углубления христианского существования нации, развития общественной свободы, служение общечеловеческим идеалам добра и справедливости. Идея государственности, или церковности, получившая, по мнению Вл. Соловьёва, в официальной России гипертрофированное развитие, является лишь оборотной стороной бытия русского народа;
1. Русской идее был не чужд и принцип «национальной самокритики», впервые прозвучавшей в первом «Философическом письме» П. Чаадаева. Также А. Хомяков критиковал православную церковь и пороки, укоренившиеся на Руси: «безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности, угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат». Как отмечает М. А. Маслин, «едва ли характерны для любой другой нации такое бесстрашие, такая беспощадность, какие наблюдались в России в критике своих собственных недостатков, исторических упущений. Русская идея, таким образом, привержена и покаянию, понимаемому в христианском духе как преображение и очищение» [12]. Рассматривая проблематику русской идеи, М. А. Маслин замечает, что до революционных событий XX века широко дискутировалась тема народа и его взаимодействия – с интеллигенцией, человечеством вообще. Если в конце XIX века ведущими темами русской культуры были рассказы о страданиях народа, покровительстве и защите обиженных, несчастных, юродивых, то после революции 1905 года тематика меняется. В вышедшем в 1909 году сборнике «Вехи» творческая группа, включавшая Н. Бердяева, С. Булгакова, Б. Кистяковского, П. Струве, С. Франка, была заявлена иная позиция – не интеллигенция должна «вернуть долг народу», а, напротив, народ и общество должны защитить духовные основы национальной культуры. Однако, практически не оценивалась концепция сильного государства, вероятно, её не решались затрагивать из-за взаимосвязи с царской властью. Но после Октября многие с сожалением отмечали, что русское общество не понимало и не ценило великое благо – сильное государство.