Хавьер
Ложь – это то, из чего я создан.
Моим неверным отцом. Моей слабой, зависимой матерью. Ложь, которую они говорили друг другу, всему миру, мне и моим сестрам, сделала меня тем, кем я являюсь сегодня, к добру это или к худу.
В жизни, которую я создал из ничего, никто не лжет. Ни мои сотрудники, ни мои коллеги, ни мои сестры, которые выросли и теперь всем мне обязаны. Ни одна душа на земле.
И уж точно я сам себе не вру.
Так что мне не скрыться от того факта, что первый взгляд на мою невесту произвел на меня не то впечатление, которого я ожидал.
Да, она не Селеста, но она Фитцалан. Значение имеет лишь ее родословная, а также моя сладкая, долгожданная месть. Я заставил ее отца отдать то, в чем он однажды мне отказал.
Я всегда плохо справлялся с отказами. Десять лет назад он не поставил меня на колени, как того хотел Дермот Фитцалан. Напротив, это заставило меня стать сильнее, увереннее. Я знал, что в следующий раз, когда я приду за дочерью надменного и самодовольного Фитцалана, он не посмеет сказать мне «нет».
Я ожидал, что мое возвращение в этот холодный, мрачный мавзолей на севере Франции будет победоносным. И так оно и вышло.
Чего я не ожидал, так это всплеска желания, накрывшего меня с головой при виде ее.
В этом не было никакого смысла. Я вырос в трущобах Мадрида, но всегда хотел лучшего. Всегда. Я гнался за элегантностью и изяществом и собирал их везде, где только мог.
Вот почему я преследовал Селесту. Она была олицетворением грации, элегантная от кончиков ногтей до линии шеи. Ледяная статуя.
Я хотел, чтобы она украсила мою коллекцию.
Девушка, стоявшая передо мной, осмелилась подкрасться к человеку, выросшему в яме со змея ми и шакалами, а теперь попавшему в стаю волков, одетых как аристократы. Она явно была… непослушной.
У нее были золотисто-рыжие волосы – упрямые кудри, которые она и не пыталась укротить. На носу рассыпались веснушки. И на ней совсем не было косметики.
А это значит, что густые черные ресницы и алые пухлые губы – натуральные. И еще это значит, что ей плевать на правила.
На ней было достаточно скромное темно-синее платье, подчеркивающее фигуру, и кожаные сапоги до колен. И никаких украшений.
Я мог бы простить ей прическу и даже отсутствие макияжа – это всего лишь означало, что она не подготовилась к первой встрече со мной так, как это сделала бы идеальная невеста. Но то, как она хмурилась, говорило о том, что она еще меньше похожа на свою сестру, чем я думал.
Селеста была как кремень. Даже когда ей отказали в том, чего она так хотела. О, она устроила тщательно подготовленный спектакль для своего отца, но в ее взгляде не было ничего, кроме расчета. Ее тушь даже не потекла. Она всегда была совершенством, даже в разгар своего выступления.
И тот факт, что меня это все еще раздражает, выдает мою слабость.
– Конечно, это не то выражение лица, с которым ты хотела бы встретить своего будущего мужа, – тихо сказал я.
Я слышал, как она прокралась по балкону надо мной, который дворецкий назвал галереей. «Так себе галерея», – подумал я, бросив насмешливый взгляд на выставленное там искусство. Скучные старые мастера и скучные церковные труды. Ничего смелого. Ничего нового.
Так было, пока не пришла она.
– Я хочу узнать, зачем ты женишься на мне. – Она выпалила это воинственно и почти грубо, сжимая кулаки.
Я почувствовала, как мои брови поползли вверх.
– Прошу прощения?
Она нахмурилась еще сильнее.
– Я хочу знать, зачем тебе я. Если ты хотя бы вполовину так богат и могущественен, как говорят, ты можешь жениться на ком угодно.
Я засунул руки в карманы и внимательно посмотрел на нее.
Я должен был возмутиться.
Но, по правде говоря, было в ней что-то такое, что заставляло меня улыбнуться. А я был не из тех, кто легко улыбается, если вообще улыбается.
Я убеждал себя, что это из-за того, что она пришла сюда сейчас, хотя наша свадьба была назначена только на утро. Она, похоже, воображала, что может встать на пути у своего алчного, заносчивого отца и у меня, тогда как ее это вообще не касается. Дочери таких мужчин, как Дермот Фитцалан, рано или поздно всегда делают то, что им говорят.
И все же она была здесь.
«Все напрасно», – подумал я. Моя невеста – Дон Кихот с растрепанными волосами, который вечно хмурится, глядя на ветряные мельницы. Что-то сжалось у меня в груди.
– Я отвечу на все твои вопросы, – великодушно сказал я. – Но ты должна смотреть мне в лицо.
– Я смотрю прямо на тебя.
Я поднял руку и ленивым движением поманил ее к себе.
Давно я уже не оказывался в компании кого-то столь… непредсказуемого.
Я видел, как она сжала, а потом снова разжала кулаки. Видел, как вздымается ее грудь – она пыталась унять волнение.
С каждой секундой я узнавал все больше о своей будущей жене, а она только смотрела на меня сверху вниз. Я понял, что она своенравна. Дерзка.
Но в конечном счете идет на уступки.
Потому что в итоге она направилась к винтовой лестнице, которая вела вниз. Туда, где был я.
Возможно, не столько уступая, сколько любопытствуя. Она подошла ближе и скрестила руки на груди, словно отгородившись от меня щитом.
Я на мгновение задумался о ней, об этой невесте, которую я купил. О девушке, которая была моей местью и моим трофеем.
«Годится», – подумал я, довольный собой.
– Полагаю, – сказал я через мгновение тем холодным тоном, каким обычно делал выговор своим подчиненным, – ты не можешь справиться со своими волосами.
Имоджен сердито посмотрела на меня. У нее были необычные карие глаза, которые, когда она злилась, напоминали старые медные монеты. Это заставило меня задуматься, как они будут выглядеть, когда она обезумеет от страсти.
Желание с новой силой захлестнуло меня.
– Думаю, это примерно как родиться без титула, – парировала она.
Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать это. Понять, что эта неряшливая, непослушная девчонка так ловко вонзила нож в старую рану, а затем повернула его.
Я не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Я не мог вспомнить последнего, кто осмелился это сделать.
– Переживаешь, что придется унизиться, выйдя замуж за человека, который настолько ниже тебя по положению? – спросил я вкрадчиво. – За человека, который всего лишь дворняга, в то время как в тебе течет кровь небесной синевы?
Я не мог не заметить, что ее кожа была белой как сливки, а я… проголодался.
– Переживаешь, что я, а не сестра? – спросила она в ответ.
Этого я не ожидал.
Я расправил плечи и поменял позу, словно участвовал в рукопашном бою. Да это он и был.
– Представить даже не можешь, что мне без разницы, да? – парировал я, но смотрел на нее уже по-другому. Не как на пешку, а как на противника. Сначала нож, потом удар.
Пока что Имоджен Фитцалан казалась гораздо более интересной, чем я ожидал.
Я не был уверен, что знаю, что с этим делать.
– Насколько мне известно, – холодно сказала она, – ты единственный, кто не видит между нами разницы.
– На самом деле это не так.
– А может, и так. Сразу видно, выбору невесты уделил много времени. Ты не видел фото? Разве ты не знаешь, что у нас с сестрой общая только половина крови?
– Не могу сказать, что я много думал о твоем внешнем виде, – ответил я, пытаясь поставить ее на место.
Но вместо этого странное создание только рассмеялось.
– Такого человека, как ты, не заботит внешность будущей жены? Крайне нехарактерно.
– Даже представить не могу, что ты там нафантазировала обо мне и моем характере.
– Я сделала выводы, основываясь на фото в Сети. – Ее брови взлетели вверх. – Ты предпочитаешь общество вполне определенного типа женщин.
– Меня волнует не их тип, а хотят ли их другие мужчины.
Это была чистая правда, и все же что-то в этих словах казалось почти… натужным. Словно мне должно быть стыдно произносить такие вещи вслух, при том что я много раз говорил это прежде.
Но, конечно, не девушке, на которой собирался жениться.
– Ты любишь трофеи, – сказала она.
– Я коллекционер, Имоджен. Люблю только лучшее.
Она улыбнулась, но это больше было похоже на оскал.
– Ты будешь страшно разочарован.
Впрочем, казалось, ей польстили мои слова.
Я придвинулся к ней ближе. Увидел, как сильно бьется жилка на ее шее, как расширились ее медные глаза. Я протянул руку и взял один из золотисто-рыжих локонов, ожидая, что волосы будут жесткими. Как и она сама.
Но локон был шелковистым и ласкал кожу. Меня словно обожгло огнем.
Если бы я был склонен к самообману, я бы сказал себе, что чувствую совсем не это.
Но я построил свою жизнь и свое состояние исключительно на жесткой честности. К себе и к другим, чего бы это ни стоило.
Я знал, что хочу ее.
Она вытянула руку, словно хотела оттолкнуть меня, но, похоже, передумала, и это подняло ее еще на одну-две ступеньки в моих глазах.
– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты выбрал меня?
– Возможно, я настолько влюблен в фамилию Фитцалан, что с того самого дня, как встретил твою сестру, жаждал только одного – возможности породниться с твоим отцом. И ты должна знать, Имоджен, что я всегда получаю то, что хочу.
Она сглотнула.
– Говорят, ты чудовище.
Я был так поглощен разглядыванием ее губ, представляя, каково будет почувствовать их на самой голодной части моего организма, что почти пропустил, что и как она сказала. А главное, выражение ее лица в этот момент.
Словно она больше не играла в игры.
Словно она по-настоящему меня боялась.
А я посвятил свою жизнь тому, чтобы как можно больше людей боялись меня, потому что здоровый страх порождает уважение, и мне было все равно, боятся ли они меня, пока уважают.
Но почему-то мне не хотелось, чтобы это относилось к Имоджен Фитцалан. Моей невесте.
– Те, кто говорят, что я чудовище, обычно бедные неудачники, – сказал я ей, осознавая, что мы находимся слишком близко друг к другу. И все же ни она, ни я не двигались, чтобы увеличить дистанцию. – Им выгодно называть меня так, потому что от кого можно ожидать победы над существом из мифов и преданий? Поражения не имеют значения, если перед вами монстр, а не человек.
Она изучающе смотрела на меня.
– Значит, ты хочешь быть монстром. Тебе нравится это.
– Можешь называть меня как хочешь. Я все равно женюсь на тебе.
– И снова тот же вопрос. Почему на мне?
– Почему тебя это так волнует? – Я не стал бороться с желанием взять ее за подбородок. Она, хоть и замерла, не отпрянула. – Я знаю, что ты всю жизнь готовилась к этому дню. Какая разница, я это буду или кто-то другой?
– Есть разница.
Ее голос был яростным и тихим одновременно. И в ее прекрасных глазах тоже светились эмоции, хотя я не мог понять, какие именно.
– Твое сердце занято? – спросил я. Во мне пробудилось какое-то новое чувство. – И поэтому ты осмелилась прийти ко мне?
Это потому, что она моя, сказал я себе. Вот почему я почувствовал этот нехарактерный для меня приступ собственничества. Я никогда не испытывал ничего подобного к женщине, это правда. Даже к Селесте, хоть и хотел в свое время вернуть ее.
Да, я хотел Селесту.
Но совсем иное – знать, кто по праву твой.
Имоджен была моей. И точка. Я заплатил за эту привилегию – по крайней мере, так это организовал ее отец. Мы с ним знаем правду.
Я богат, мои власть и могущество не имеют равных. Я забочусь о сестрах и матери, потому что так мне диктуют честь и долг, а не потому, что они заслуживают этого. И потому, что я не хочу, чтобы они были слабыми звеньями, через которые другие могли бы подкосить меня.
Но в остальном у меня нет ни обязательств, ни привязанностей, и я посвятил все свои дни искусству преумножения денег.
Реальность такова, что Дермоту Фитцалану нужны мои богатства. И моя способность увеличивать их. Он нуждается в этом гораздо больше, чем я нуждаюсь в родословной его дочери.
Но я уже давно решил, что женюсь на наследнице Фитцалана, на одной из тех, чьи предки в тот или иной момент стояли за каждым троном в Европе. Я решил, что зачну своих детей на мягких, благовоспитанных бедрах, вскормлю их голубой кровью и выращу не просто богатыми, но и образованными.
Я был так молод, когда впервые увидел Селесту. Так неотесан и аморфен. Я был животным во всех смыслах.
Я никогда раньше не видел такой женщины. Чистой и красивой. Я никогда не думал, что человек может быть таким… безупречным.
Мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы узнать правду о Селесте Фитцалан, ставшей графиней из-за низменных мечтаний и сердитых обещаний старика. Этого она хотела гораздо больше, чем меня.
Но моя жажда только усилилась.
– Если бы между нами был другой, – упрямо произнесла моя нареченная с возмущением во взоре, – вряд ли я бы призналась, верно?
– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь, – сказал я твердо. – Сегодня. Советую воспользоваться этим предложением. Завтра я буду смотреть на все это гораздо более жестко.
– Не имеет значения, чего я хочу, – бросила она, высвободив подбородок из моих ладоней.
Но только потому, что я ей это позволил.
– Я этого не говорил. Это ты пришла сюда. Неужели только за тем, чтобы обзывать меня? Чтобы задать мне дерзкие вопросы? Или все же была другая цель?
– Я не знаю, зачем пришла, – сказала Имоджен, и по ее голосу я понял, что она говорит правду.
Но во мне горел огонь. Жажда, темная и требовательная. А я не имел привычки отказывать себе в том, чего хотел.
Более того, утром она станет моей женой.
– Не волнуйся, – сказал я ей. – Я точно знаю, зачем ты пришла.
Я обвил рукой ее шею, наслаждаясь теплом ее кожи. Притянул ее к себе, наблюдая, как ее зрачки расширились, а рот приоткрылся, словно она ничего не могла с собой поделать. Как будто она была такой наивной, такой невинной…
Я не мог понять, что мной движет. Я хотел взять ее, овладеть ею, зарыться в ее тело, при том что она совсем не похожа на женщин, с которыми я обычно развлекаюсь.
Но это не имеет значения.
Потому что она уже принадлежит мне. Мне остается только заявить свои права, и я отчаянно хочу этого.
И я приник к ее губам.