Утро было ясным и солнечным, а вот мое настроение – совсем наоборот! Нет, я вовсе не жалела о том, что сменила должность следователя прокуратуры с постоянной и неплохой зарплатой на вольные хлеба частного детектива. Да вот только хлеб этот пока был довольно-таки черствым, ничем не намазанным, в смысле – икрой, и попадал ко мне на стол из-за полного отсутствия клиентов очень редко. Три ерундовых дела, которые я к тому времени успешно завершила, были не в счет: какие дела – таков и гонорар! Мои объявления регулярно печатались во всех местных газетах, что пробивало весьма ощутимую брешь в моем и без того пустом кошельке, а заказов все не прибавлялось. Так что свободного времени у меня было хоть отбавляй, и я имела возможность целыми днями валяться на диване и пялиться в телевизор, потому что за время этого вынужденного бездействия вылизала свою квартиру до блеска, перестирала все, что только возможно, включая шторы, и даже вымыла окна, хотя этого совсем не требовалось. Я уже осатанела от такого времяпрепровождения и готова была взяться за любое дело, когда раздался звонок Кирьянова.
– Привет, Танька! А чего это у тебя телефон не отключен? – язвительно спросил он. – Я ведь думал, что клиенты осаждают тебя днем и ночью и ты от них уже не знаешь куда бы скрыться?
– Не смешно! – недовольно ответила я. – У меня и так настроение поганое, а тут еще и ты со своими издевками!
– Хочешь, я тебя развеселю? – спросил он.
– Анекдот, что ли, расскажешь? – хмыкнула я.
– Можно, конечно, и анекдот, но я о другом, – проговорил он и весело добавил: – Пляши, Танька! Я тебе клиента сосватал!
– Врешь! – не поверила я.
– Сосватал-сосватал! – подтвердил он. – И еще какого!
– Согласна на любого, лишь бы платил! – быстро заявила я.
– Что, с деньгами туго? – спросил он и предложил: – Могу одолжить!
– Ротшильд ты наш! – хмыкнула я и попросила: – Ну, не томи! Говори, кто это?
– Бывший военный комендант Тарасова генерал-лейтенант Максимов Василий Васильевич, – торжественно произнес он.
– Мать честная! – Я даже растерялась. – Да как ты на него вышел-то?
– Это не я. Просто Максимов по старой дружбе обратился к нашему генералу, а тот пришел к начальнику нашего управления, а уж наш начальник поднял по тревоге всех нас – у кого, мол, есть на примете частный детектив? Тут-то я про тебя и вспомнил! – объяснил он.
– Ничего не поняла, – честно призналась я. – А в чем проблема?
– Я, откровенно говоря, не в курсе, – признался Володя. – Знаю только, что дело это давнее и жутко муторное. Одним словом, это какой-то фамильный скелет в шкафу, с которым мороки не оберешься. А у нас сейчас такой завал, что только успевай поворачиваться! Вот наш генерал Максимову идею с частным детективом и подкинул!
– И что мне с ним делать? – съехидничала я. – В смысле, не с Максимовым или твоим генералом, а со скелетом? Разобрать по косточкам?
– Вот встретишься с Максимовым, он тебе и объяснит, что с ним делать. Учти, он к тебе уже едет! – предупредил Володя.
– Кто? Скелет? – не выдержала я.
– Если ты и с Максимовым будешь так же разговаривать, то подведешь меня под монастырь – это же я тебя рекомендовал! – серьезно сказал Кирьянов. – Я лично его даже не видел, но, по слухам, характер у него железобетонный и излишней добротой он не страдает!
– Иначе не стал бы генералом! – вставила я.
– Именно! А вот если ты успешно справишься с этим делом, то мне будут честь и хвала, а тебе – гонорар! И кроме того, твои акции поднимутся на такую невиданную высоту, что аж дух захватывает!
– Или ухнут в тартарары! – вздохнула я.
– Смотри не накаркай! – предупредил меня он и добавил: – Ну, ладно! Готовься к торжественной встрече клиента! А если помощь будет нужна, звони – нас тут всех предупредили, чтобы оказывали посильную…
– И даже непосильную! – закончила я.
– Язва ты, Танька! – вздохнул он. – Нет чтобы спасибо сказать!
– А я и говорю: спасибо тебе, Володя! – совершенно искренне произнесла я.
– То-то же! Ну, трудись! Ни пуха тебе ни пера! – пожелал он.
– Пошел к черту! – ответила я.
Положив трубку, я наскоро привела в порядок квартиру, которая и так сияла чистотой, оделась поскромнее и на всякий случай заварила чай – лично я его пью только от великой нужды, но вдруг моему визитеру по какой-то причине кофе вреден.
Минут через пятнадцать раздался звонок в дверь, и я, открыв ее, увидела на площадке одетого в штатское седого худощавого мужчину среднего роста. На вид ему было шестьдесят лет с небольшим.
– Татьяна Александровна Иванова? – спросил он.
– Да! А вы, вероятно, генерал-лейтенант Василий Васильевич Максимов? – спросила я.
– Так точно! – кивнул он.
– Проходите, пожалуйста, товарищ генерал, – пригласила я.
– Лучше обращайтесь ко мне по имени-отчеству, – предложил он. – Мы же с вами не в армии.
– Тоже верно, – согласилась я.
Он прошел в комнату, а вот от предложенного мною чая отказался.
– Так чем же я могу быть вам полезна? – спросила я, усаживаясь напротив него.
– Когда мне назвали ваше имя и возраст, я, откровенно говоря, засомневался, что у вас может что-то получиться – уж слишком вы молоды. А потом подумал и решил рискнуть, потому что женщины обычно более дотошны и чутки к мелочам, чем мужчины, – объяснил он.
– Я постараюсь сделать для вас все, что в моих силах, – серьезно пообещала я.
– Ну, тогда приступим к делу, – сказал он и продолжил: – А оно заключается в том, Татьяна Александровна, что девять лет назад по отношению к очень близким мне теперь женщинам была совершена невероятная по своей циничности подлость. Я вкратце обрисую вам ситуацию, а за подробностями вы обратитесь к непосредственным участникам тех событий. Итак, жила семья: бабушка Татьяна Борисовна, которой сейчас уже нет в живых, ее дочь Людмила Алексеевна Соколова и внучка Анечка. Анечка в то время оканчивала университет. Однажды в их доме раздался телефонный звонок. В квартире была одна лишь Татьяна Борисовна – женщина не только весьма преклонного возраста, но и очень больная. Она сняла трубку, и какая-то мадам очень злорадным голосом сказала ей, что Аню насмерть сбила машина. Татьяна Борисовна души не чаяла в своей внучке, и это известие просто убило ее – она потеряла сознание, упала, и последствия того падения были очень серьезными.
– Но это оказалось неправда? – догадалась я.
– Вот именно! – подтвердил Максимов. – С Анечкой вообще ничего не случалось!
– Какая подлость! – не сдержалась я.
– Я бы выразился покрепче, но не в дамском обществе, – заметил он и продолжил: – Как вы понимаете, это событие сказалось на жизни семьи самым ужасающим образом: Татьяну Борисовну, кажется, парализовало, и она пролежала восемь лет, и все эти годы Анечка преданно ухаживала за ней, поставив крест на своей личной жизни, да и Людмиле Алексеевне тоже приходилось несладко.
– Но кто была та женщина? – спросила я.
– А вот это вам и предстоит выяснить, – сказал он. – Я понимаю, что прошло очень много времени и работы у вас будет предостаточно, но я располагаю большими денежными средствами и хочу найти эту дрянь, чтобы посмотреть ей в глаза и спросить, сделала ли ее счастливой та подлость.
– Я люто ненавижу подлецов обоего пола и сделаю все, чтобы найти эту тварь! – очень серьезно пообещала я. – Но сначала мне нужно поговорить с Людмилой Алексеевной и Анной. Не может быть, чтобы они никогда не думали о том, кто мог совершить это, с моей точки зрения, преступление. Может, у них есть какие-то догадки или соображения, а уж я тогда их все проверю и соберу доказательства.
– Конечно, – кивнул генерал. – Люся знает, что я собрался разобраться в этом деле, и все вам расскажет, а вот Анечка… Видите ли, ей категорически нельзя волноваться, так что вы общайтесь с ней только в самом крайнем случае, если не будет другого выхода.
– А не могли бы вы вкратце рассказать мне о них обеих, чтобы я сумела немного подготовиться к этому разговору, – попросила я. – Я понимаю, что им придется говорить об очень тягостных для них вещах, вот и хочу травмировать их как можно меньше. Я имею в виду, что с Анной мне тоже придется, скорее всего, побеседовать.
– Разумно! – согласился он и, помолчав немного, с нежностью сказал: – Анечка? Так это же настоящее солнышко! Она же меня просто спасла! Когда Мария, это моя жена, – объяснил он, – умерла, я жить не хотел! Представляете, всю жизнь вместе! Все гарнизоны со мной объездила и ни разу ни на что не пожаловалась! А тут! Квартира, дача, машина, деньги! Положение, в конце концов! А она? Присела в кресло, вздохнула и… – Он быстро опустил голову.
– Так умирают только святые, – тихонько сказала я.
– А она такой и была! – уверенно проговорил он. – Я-то в то время уже в отставку вышел. Если бы служил, то легче было бы, голова работой была бы занята, а тут!.. Вернулся с кладбища в пустую квартиру – и хоть вой! Потом бытовые проблемы навалились. Я же никогда не знал, откуда что в доме берется! Мое дело было деньги приносить, а уж все остальное – она! Машенька моя! – с любовью сказал он. – Ну, посоветовали мне в Центр социального обслуживания обратиться. Пришла бабенка и…
– И тут же подумала: «А не стать ли мне генеральшей?» – усмехнулась я.
– Вот именно! – зло произнес он. – И это с полной уверенностью в собственной неотразимости! Какая наглость! Да она Машиного плевка не стоит! Всю квартиру своими дешевыми духами провоняла!
– Ну, вы, естественно, устроили директрисе этого центра генеральский разнос? – практически уверенная в ответе, спросила я.
– Не без этого! – согласился Максимов. – Выслушала она от меня немало лестных слов! Ну, пришла ко мне другая женщина, замужняя…
– А у нее родственница или подруга одинокая, – тут же встряла я.
– С вами неинтересно, – усмехнулся он. – Вы все знаете!
– Просто вы в основном работали среди мужчин и так сильно любили свою жену, что на сторону не ходили, вот женскую психологию и не знаете! – объяснила я и спросила: – А потом наступила очередь Анны, так?
– Да! Помню, пришла она такая запуганная, – рассмеялся он.
– Так ее, наверное, директриса до того заинструктировала, что она и дышать-то боялась! – рассмеялась в ответ я.
– Думаю, да! – согласился он. – А я пил в то время. – Признание далось ему с трудом. – Не запоем, конечно, – этого у нас в роду никогда не было, но бутылку водки в день осушал. Да еще и курил без меры! Как садился утром в кресло напротив большой фотографии жены, так и сидел, только наливал себе и каждый раз говорил: «За тебя, Машенька!» Ну, вошла Анечка, огляделась… А квартира у меня большая, четырехкомнатная, только очень уж запущенная она тогда была: все пылью покрыто, а под шкафами аж мох лежал, ну и все остальное в том же духе, – пояснил он. – Ну, вошла и робко так говорит, что будет приходить ко мне по понедельникам и четвергам, а еще спросила, что мне нужно. А я ей в ответ: хорошая дорогая водка из расчета бутылка в день, сигареты, хлеб и консервы. Другие-то спокойно это воспринимали, а она, вижу, поморщилась, буркнула что-то себе под нос, но согласилась. Только заметил я, что ей это неприятно.
– Насколько мне известно, водка с сигаретами не входят в перечень тех продуктов, которые социальным работникам приходится носить своим подопечным, – заметила я.
– Но другие-то носили и не роптали! – возразил Максимов.
– Так у них с совестью туговато было, да и нужны им были вовсе не вы, а то, что у вас есть. К тому же с пьющим человеком намного легче справиться, – объяснила я.
– Может быть, – согласился он и продолжил: – Вот так она ко мне два месяца и ходила. Теперь-то я понимаю, как ее тогда все в моем доме раздражало, но открыто она ничего не говорила, а только предлагала иногда: не стоит ли, мол, отнести белье в прачечную или шторы в химчистку, ну и все в этом духе. А мне ни до чего было!
– А потом она не выдержала и сорвалась, – уверенно сказала я.
– Точно! Принесла она мне как-то раз очередной паек, как я его называл, и тут ее прорвало! Ох, и отчитала же она меня! – улыбнулся он. – Скандал был ой-ой-ой какой! Я на нее орал, чтобы она не смела вмешиваться в мои дела, мол, мне лучше знать, как себя вести, потому что мне после смерти жены жизнь не в жизнь. А Анечка мне на это кричала, что настоящего горя я не видел, что моя жена в одночасье умерла, а попробовал бы я восемь лет за лежачей больной ухаживать… Но главное, что меня тогда добило, так это ее слова о том, что если бы моя жена могла меня сейчас видеть, то она сразу бы поняла, что посвятила свою жизнь слабому, малодушному человеку. А уже уходя Аня заявила: «Чем мужественно спиваться, не проще ли героически застрелиться?!» – и дверью хлопнула.
– А она с характером! – уважительно сказала я.
– А то! – подтвердил он. – И, главное, она ведь истинную правду сказала: не поняла бы меня Машенька! Она же меня сильным привыкла видеть! Ну, ушла тогда Анечка, а я сел и впервые после смерти жены осмотрелся вокруг. И, знаете, мне вдруг стало так стыдно за то, что я так опустился!
– Надеюсь, вы не стали на нее жаловаться? – поинтересовалась я.
– Конечно, нет! – возмутился он. – Она же мне глаза открыла! Я тогда начальнице ее позвонил и попросил устроить все так, чтобы Анечка работала только у меня.
– Разве это возможно? – удивилась я.
– За деньги и при наличии нужных связей все возможно! – отмахнулся он.
– Представляю себе, что подумали все отвергнутые вами ранее женщины, – покачала я головой. – Они, наверное, решили, что у вас с Анной роман.
– Ну и черт с ними! – отмахнулся он. – Помню, как после этого Анечка пришла ко мне в первый раз! – Он даже головой помотал. – Глаза сердитые, брови насупленные! А я ей сразу вопрос в лоб: а что это ты говорила насчет прачечной и химчистки?
– И дело пошли на лад! – подытожила я.
– Да! – кивнул он. – Пить и курить я тогда, правда, не бросил, но значительно сократил и то и другое, а квартиру мы совместными усилиями постепенно привели в приличный вид. А я сам?.. Знаете, Татьяна Александровна, как-то легче мне рядом с Анечкой стало, светлее! Появился человек, с которым по душам поговорить можно! Ну и начал я ей потихоньку рассказывать о нашей с Машенькой жизни, показывал фотографии, а она мне о себе и Людмиле Алексеевне говорила. Мы с ней вместе и на кладбище съездили, прибрались на могилке. Анечка даже цветы там посадила. А потом посмотрел я, как она плохонько одета, да и предложил ей взять для себя и своей матери те вещи, что после Машеньки остались, – не выбрасывать же. А вещи все хорошие были – я же жену как куклу одевал! Анечка долго отказывалась, но я ее все-таки уговорил и еще ключ от квартиры дал, чтобы она в любое время приходить могла. Вот так мы с ней и сосуществовали! Ну, теперь понимаете, Татьяна Александровна, с каким человеком вам разговаривать предстоит? – спросил он.
– С совершенно замечательным, – ответила я.
– Ну, а Люся точно такая же, только постарше, – объяснил он. – Это очень милая, добрая и несчастная женщина… Была! – уточнил он. – То есть милой и доброй она осталась, но вот несчастной я ей больше быть не позволю! – решительно сказал он. – А раз вы все поняли, то можно ехать – я на машине.