Океанский завет
Муромца Александра
– Дорога-то здесь!
Я стою на твёрдой полосе,
да что толку?
Муромцы мы. Пращур мой пришёл в Карачан из Карачарова. Прапрадед из Карачана прибыл на водораздел бассейнов рек Волги и Урала. Родился я в 1951 году в Тоцком, пока не атомном районе, в селе Жидиловка, которое в 1833 году посещал поэт Александр Пушкин. Знаменитое село находится в Чкаловской области, теперь Оренбургской. Ранее Жидиловка была пугачёвским умётом, постоялым двором по-тамошнему. Учёные, исследователи творчества Александра Сергеевича установили факт: Пушкин поместил умёт там, где широта равнялась долготе! Хорунжий Емельян Пугачёв привёл офицера Петра Гринёва в Жидиловку! Жидиловка находится в координатах 52,5 градуса северной широты и 52,5 градуса восточной долготы. Местные старожилы подтверждали, подтверждают их правнуки: Емельян Пугачёв часто посещал сие загадочное место!
Петербургский житель, будущий автор «Капитанской дочки» 14 сентября 1833 года осматривал Жидиловку. Обозревал поэт Пушкин в 1833 году некрасивое село Тоцкое. Злые языки сплетничали: Александр Сергеевич в Тоцком амурничал с женой Ерофея Андреева! Внуков Ерофея звали «Ерохины». Якобы у Ерохиных – африканские гены.
Прошло 83 года, и по селу Тоцкому в 1916 году, раскидывая чешские гены, начал бродить будущий георгиевский кавалер, писатель Ярослав Гашек. Справа-налево 83. Слева-направо – 38.
1916+38=1954.
Опосля Пушкина, после Гашека, в десяти километрах от села Тоцкого в 1954 году взорвался атомный заряд. Ядерная бомба рванула в Тоцком районе 14 сентября 1954 года. Ценители справедливости, почитатели правды, нашедшие в Тоцком районе ветхую могилу Михаила Самуэлевича Паниковского, прервут меня,
– Это всё верно! Знаем, что Остап Бендер зашёл в шести вагонный поезд на станции Тоцкая! Наслышаны, что литерный поезд этот, шёл на торжество открытия восточной магистрали. Короче!
Короче, я родился, учился, служил в армии. После армии, осенью 1972 года окончил я мореходную школу в городе, где убили Пушкина, в сыром Ленинграде, гранит берегов которого омывали волны Маркизовой лужи. Минуя Маркизову лужу, ушёл я из Питера в заграничное океанское плаванье. Семь лет трудился матросом. Работал на судах Балтийского морского пароходства. Несколько лет находился на Балтийском флагмане, пассажирском лайнере «Поэт Лермонтов», где соприкасался с работой служб внешних разведок многих стран мира. Несмотря на то, что меня в пьяном виде завербовали иностранные спецслужбы, я в 30 лет дослужился до помощника капитана, штурмана советского судна. Деньги советские, и фунты английские я зарабатывал неплохие! Сытая жизнь плыла как теплоход в тихую, безветренную погоду. Штиль! Но в 1983 году 19 августа на день преображения Господа Бога нашего Иисуса Христа начались неприятности. С тремя приятелями: с Веней Великовым, с Гришей Богословом и с Ваней Златоустом прилетели мы в Якутию на речку Тарынах, что означает «Наледь». Друзья возжелали выловить якутского лосося-тайменя, половить лосося-хариуса и поискать бивни мамонтов примигениусов. В 1982 году мы рыбачили и охотились на островах Серых Гусей, что на севере Чукотского полуострова. На этих холодных островах спрятали некоторую сумму денег, резиновую лодку, спички и рыболовные принадлежности. В 1983 году не поехали на эти серые тоскливые острова. Решили порыбачить в Якутии. Расположились в глухомани в Васюткиной нори, в глухой якутской тайге в избушке-зимовье известного лесника-охотника Василия Д. Узалова. 28 августа 1983 года на день успения Пресвятой богородицы и Приснодевы Марии вчетвером угодили в лапы вооружённых уголовников – беглецов смертников. Смертники накололи нам такие же татуировки, какие были на их телах. 21 сентября 1983 года на день рождества Пресвятой богородицы бандиты-беглецы спровоцировали своё обнаружение. 27 сентября, в день Воздвижения Креста Господня, когда солдаты Советской Армии окружили лесную сторожку, хладнокровно смертники расстреляли нас. Сторожку подожгли. Сами преступники спрятались в подземелье-схрон. Трое приятелей погибли. Я случайно выжил. Как беглец-уголовник угодил в камеру, приговорённых к смерти. Сидел восемь лет. 12 июня 1991 года – бежал из тюрьмы, где невинно страдал за правду. В Москве 14 октября 1991 года у строящегося храма Державной Божьей Матери встретился я с Президентом Ельциным. Президент потребовал пересмотреть моё дело, и меня оправдали. На воле устроился работать младшим штурманом теплохода «Академик Филатов», где в марте 1992 года перевозил солод из Антверпена в Сайгон. В отпуске подрабатывал я на бригантине «Фестетис де Тольна». Второй раз дослужился до старпома. В декабре 1994 года как штурман дальнего плавания решил сходить в очередной рейс. Как венецианского купца Марко Поло судьба тридцать лет заставляла меня бродить по миру.
Декабрь 1994 года – безвременье на Руси. Одиннадцатого декабря 1994 года началась чеченская война. Одиннадцатого декабря 1994 года я был направлен на теплоход «Каяла» Балтийского морского пароходства. Рейс был обычный: Лиссабон – Южная Америка. Оказалось, что чеченская война докатилась от Терека до реки Амазонки! Прошлась война по просторам Атлантического океана! Этот сказ про войну.
Хотят ли русские войны? Спросите вы у старины. И вот она, ну вот она – чечено-русская война! Россия разваливалась. Кровавые руки поганых террористов-сепаратистов дотянулись и до нас, до моряков.
Везёт мне на поганых! Поганые оказались в руководствах пароходствами! Так было в целом по стране. Не замечал тревожной ситуации лишь нетрезвый Ельцин со своим квази трезвым правительством. Не осознавал хмельной Президент собственной вины в позорной для России чеченской бойне! Не хотел и не мог видеть Ельцин без зеркала спецслужб, откуда растут уши дробления российского государства. Советских разведслужб честное зерцало треснуло и разлетелось на мелкие осколки национальных, религиозных и атеистических мнений. СССР разлетелся на осколки.
Начинала разламываться и Великороссия. Первым куском, отколовшимся от России, была Чечня. Появились щупальца кавказских отщепенцев в Кремле. Отщепенцы решили отщепить Кавказ от России, но так, чтобы руководить Русью и за счет России, жить. Кавказ захотел переродить русскую нацию, сделав её женщиной-скво на посылках! Впрочем, так поступают все молодые нации, находящиеся на ранних стадиях своего развития.
В эти времена как во времена князя Игоря застонала русская земля от инородцев. От поганых. Кстати сказать, есть и не поганые инородцы. И не поганых инородцев больше, чем поганых. Но когда русские князья и Президенты малое великим называют, куют крамолу брат на брата, поганых становится больше. Появляются русские братки-смерды. Смердят и русские князья-холопы. Князья и холопы ходят под инородными эмирами. Из-за дележа денег, из-за русской трусости страну накрывает тень смуты. Печаль великою слезою разливается по русским селеньям! Нависают сепаратисты над Русью! На хвалу воздвигается хула. На волю вырывается насилье.
Застонала в те времена и глупая Чечня от собственных бестолковых сепаратистов.
Не пора ли братия начать
О походе Игореве Слово!
Здесь и далее выдержки из «Слова о полку» в переложении Н. Заболоцкого.
В то далёкое смутное время я получил назначение на теплоход «Каяла». Международные позывные «Каялы» четырёхбуквенные: «UUXS». Пяти трюмное двухпалубное судно длиною было не более ста пятидесяти трёх метров. Ширины судно достигало двадцати одного метра тридцати трёх сантиметров. Максимальной осадкой теплоход был в пределах восьми метров. Груза «Каяла» брала десять тысяч пятьсот тридцать шесть тонн. Дизельный двигатель посудины мощностью в восемь тысяч сто пятьдесят «лошадей» позволял теплоходу развивать скорость «17» узлов. Глубина трюма теплохода «Каяла» составляла «10,66» метра. Чтобы наглядно представить такую глубину скажу,
– Вертикально можно было перевозить колонны греческого храма, дорического периптера Парфенона! Как известно, как трактует Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия, высота колонн Храма Афины-Девы десять с половиною метров. Если вы русский грузовой помощник, то спокойно погрузите колонны вертикально и закроете крышку трюма. Не русский, иностранный грузовой помощник, который пользуется информацией энциклопедии Брокгауза и Ефрона крышку трюма закрыть не сможет! По их иностранной энциклопедии высота колонн Парфенона – одиннадцать метров! Колонны Парфенона из трюма «Каялы» будут торчать на тридцать четыре сантиметра!
Смех смехом, а «Каялу» действительно послали в Грецию за большемерным грузом. Но возникла проблема соответствия точных, предельных размеров груза и трюмов.
Чтобы не рисковать и не гонять теплоход зря, судовладелец «отработал назад» и отправил «Каялу» в устье реки Амазонки, в бразильский Вифлеем, за пилолесом.
«Вифлеем» в переводе на португальский язык звучит, как «Белем» или «Белен». Порт Белен – цель теплохода «Каяла»! Балтийским российским судном с таким историческим названием командовал кавказец, ингуш, капитан Магасов Маарулал. Старпом был русский, это я, по фамилии Муромец. Судовым врачом, сиречь доктором был осетин Махмуд Даргавс. Шеф поваром, коком был аварский дагестанец или дагестанский аварец Шамиль Кануни.
Исходя из названия судна, капитана про себя я назвал «Кончаком». Врача «Гзаком». Повара – «Кобяком». И накликал я на себя беду, как князь Игорь набегом на половцев!
Etiam si omnes, ego non.
Лучше быть убиту от мечей,
Чем от рук поганых полонёну!
Беда моя: не люблю я всяких татар! Профессор Преображенский Филипп Филиппович, герой книги Булгакова «Собачье сердце» не любил пролетариат. За уровень сознания. Я же не люблю кавказцев и арабов. За то, что их разум находится на уровне сознания российского пролетариата двадцатых годов двадцатого века. Отстают они в развитии на сто лет, отсюда у них такой большой процент поганых. Не люблю я арабов и прочих палестинцев. Поганых кавказцев, продажных сотрудников, коварных сотрудниц ФСБ, ГРУ в придачу – ненавижу! За что – об этом речь впереди.
Сменный морской экипаж судна «Каяла» в количестве двадцати семи человек вылетал из Петербурга-Ленинграда в Лузитанию, в Лиссабон под новый наступающий 1995 год. Одного матроса-наркомана пришлось заменить. Как старпом я решал организационные вопросы по прибытию полного состава экипажа на борт теплохода «Каяла». В Лиссабоне, недалеко от башни «Белен», где ошвартовалась моя несчастная «Каяла» мы должны были сменить старый экипаж и направиться в бразильский порт Вифлеем-Белен в устье реки Амазонки. Точнее, теплоход должен был зайти в какой-то приток Амазонки, чтобы погрузить пилолес для Испании. Сбор экипажа назначили в аэропорту Пулково, где 29 декабря 1994 года все познакомились.
Представляясь капитану, я удивился его внутренней слабости. Казалось, капитан всё делает через силу. Был он каким-то подчинённым лицом, нежели капитаном. Более всего поразила супруга мастера. Мнилось, что она была в состоянии прострации. То ли провожала мужа-капитана на смерть, то ли сама собиралась умирать. Эти мысли пришли в голову в самолёте, когда был на подлёте к Любимой бухте. Я заметил, что капитан-мастер как-то неестественно быстро выполняет просьбы видимо его друга, судового врача Махмуда Даргавса.
– Зомби,
– по-привычке, мысленно дал очередную кличку капитану зная: среди множества кличек приживётся наиболее характеризующая!
И в аэропорту «Пулково», и в самолёте тучный капитан-мастер молчал. Худой, как женская сигарета, доктор-врач говорил, не умолкая!
Доктор Даргавс радостно требовал, чтобы его называли «Айболитом». Махмуд-Айболит казался весёлым, добродушным человеком. Он мне напомнил персонаж из произведения Стивенсона «Остров сокровищ». Прихрамывая, доктор бродил по самолёту и благожелательно угощал экипаж мятными, витаминизированными конфетами. Судовой врач приговаривал, налегая на букву «и», коверкая слово «Гиппократ»,
– Клянусь «Гиппокритом», лучшие конфеты Балтийского морского пароходства!
– Гзак-Гиппокрит,
– мысленно окрестил я судового врача. Но увидя в его правом ухе серьгу, я охнул, и поправился,
– Окорок! Сильвер!
Как рассказывал не высокий хромой «Айболит-Сильвер»: на парусном судне, с поломаной мачтой, в жестокий шторм он прошёл проливом Дрейка, наблюдая мыс Горн с правого борта. Высокорослые и низкорослые россияне – бесстрашны! Но низкорослому, худому Даргавсу подошла бы кличка не «Окорок», а «Окурок».
После того как я дал врачу имя «Сильвер-окурок» больше о капитане и докторе мысли не развивал. Мои категории мышления в то время были ориентированы в сторону современного Золотого сечения, равного
«1,618…=1/0,618…»
единиц. Я подсчитал, что если на основе такого сечения восстановить число «пи», то его значение будет «3,1770…» единиц! Человечество в моё время было весьма глупым. Пропорция-сечение на основе истинного числа «пи=3,1415…» единиц в моей голове сияла значением
«1,6119…=1/0,620350…»
единиц:
3,1415…/0,75=4,188790…=ум.
Число «ум» – постоянное значение, олицетворяет собой объём шара радиусом единица. Отсюда линейное, кубическое сечение круглого объёма:
3√4,188790…= 1,6119…=1/0,620350…»
Убедился я, что ядро атома строится по Ядерному Золотому сечению, равному корню четвёртой степени из числа «6,75» единиц:
«4√6,75=1,6118…=0,62040…».
Появлялись индикаторные цифровые микро топологические значения четырёхмерного ядра атома:
ц=0,75щ.
«ц=3,1407…=4√97,30975341796875».
«щ=4,1877218…= (1,6118…) 3=4√307,546875»,
на основе которых строились спиральные галактики и завивались раковины маллюсков. В моём цифровом масштабе постоянная тонкой структуры приближалась к построению Хайтина. Появлялась цифровая вероятность, коя отвергала, уточняла вероятность аналоговую. Современные учёные утвердили постоянную тонкой структуры равную бесконечной периодической дроби, что, по моему мнению, противоречило условию целых чисел длин волн де Бройля на орбитах электронов. По моим категориям мышления постоянная тонкой структуры была равна
1/128=0,0078125
единиц, то есть равна числу с конечным количеством цифр после запятой. Блокнот мой начинался числом «268,08…» объёма шара радиусом четыре единицы, исписан был равенствами типа
129=5159780352.
0,0078125пи=0,005859375ум.
3 / 0,005859375=512.
1 / 0,0078125=128.
512 / 128=4.
36/ё=268,014…=4√5159780352.
– Ядро атома радиусом четыре единицы!
– думал я, засыпая в роскошном кресле воздушного лайнера. Посасывая конфету Сильвера, размышляя о ядре и хитрых волнах де Бройля, я вскоре уснул. Снилась мне Троя, которую разрушили Одиссей и Агамемнон в 1188 году до нашей эры. Не заметил я, как приземлились в Лиссабоне.
Португальский порт Лиссабон писатель Грин называл Лиссом. Один римский корень у слов Лузитания и Лисс. Сюда, в будущий Лиссабон, вместе со своим народом в 1175 году до нашей эры переселился после Троянской войны Одиссей, которого звали «Улисс». «Лиссабон» переводится как «Место захоронения праха, костей Улисса». Короче – Лиссабон – это «Кости Одиссея». Ядерные и корневые загадки я люблю разгадывать!
Лисс
Наутро мы добрались до «Каялы». Смена экипажей произошла в течение суток. Заодно закупил провизию на два месяца вперёд. Заказал я продукты по старой заявке старого экипажа. Цены были низкие. Агрессивный артельщик сменяемого экипажа заверял: продуктов хватит на три месяца, а не на два!
– Шустрый артельщик, вероятно «сексот», секретный сотрудник российских «спесьслужб»,
– думал я.
– Таким харчем вам сыром в масле кататься!
– приговаривал артельщик.
– Поживём, увидим!
– отвечал я русскому spy-артельщику, направляясь с рапортом к капитану. Капитан в ясеневом кресле сидел за дубовым столом один. Мастер-зомби пил пиво. После доклада о готовности судна к выходу, я выложил перед капитаном сотню-другую долларов – половину десяти-пятнадцатипроцентной поощрительной ставки. Мелкий откат получают капитан и старпом за заказ продуктов от хитрецов-шипчандлеров-конкурентов. На моё удивление мастер сделал попытку отказаться от денег, безвольно отмахиваясь от предложенных долларов, но валюту всё-таки взял. Не брать деньги – не в правилах капитанов! Тем более – кавказских. Что-то здесь было не так. Уходя, я притормозил у выходной двери, закрыл её неплотно, прислушался.
– Зачем взял валюту?
– услышал вдруг голос доктора Даргавса,
– Зачем половина, возьмём позже всё!
– Будущий рэкет?
– задавал я сам себе вопросы,
– Но можно половину денег забрать сейчас, вторую половину отобрать потом. Так вернее. Химичит как всегда Кавказ! Х…р тебе, джигит, не валюта! Зал… пу отсосёшь, конскую!
– решил я, думая о Даргавсе. По требованию я отдал бы капитану и оставшиеся доллары. Свободные деньги в судовом хозяйстве необходимы и капитану, и старпому. Услышав речи судового врача, я возмутился,
– Не хочешь Гиппокрит ехать, пойдёшь, сука, пешком!
Сильвер-Окурок показался мне наиболее опасным. А на опасность я реагирую матом. Русским рукопашным матом.
Вечером я побродил по Лиссабону. Помолился на месте могил Пенелопы и Одиссея; перекрестил левой рукой лоб в церкви Святого Погребения. В магазине-баре «Русь» затарился водкой. Купил представительские сувениры. Перевёз на такси водку, сувениры в старпомовскую каюту «Каялы». Вернулся в бар. Выпил стопку американского бурбона. Но моя любовь – это джин. Норма джина – бутылка. Купив ёмкость «ёлки-палки» или можжевеловый «London Dry Gin», отдыхая у барной стойки, начал размышлять. Джин со льдом, виски с содовой, тоник, помогали соображать. Надо брать Кавказ на контроль! Горные джигиты от причальной стенки Ноева ковчега – хамова стойбища, что-то затевают! Чего не люблю так это многонациональные экипажи! Тут глаз да глаз нужен!
Лисс – Лас-Пальмас
Когда вышел из бара, в глаза ударил ветер. Погода в Португалии портилась. Вернувшись на «Каялу», я в тревоге заснул. Днём следующего дня португальские портовые власти покидать порт Лиссабон из-за плохой погоды не разрешили. Вечером ветер начал стихать. С заходом Солнца «Каяла» получила добро на выход. Как только пошли, налетел шквал. Кончак-Магасов, безвольный капитан-зомби, судовождением не занимался. Новый год! Пришлось одному, ночью, в канун Нового 1995 года, в этот жестокий шторм выводить из Лисса пустопорожнюю, без груза «Каялу». Еле-еле, на большой волне, раньше времени, практически не выходя из Любимой бухты, сдал лоцмана. Лоцманский катер кидало как щепку. Pilot едва не вылетел за борт! Тяжело управляется пустой теплоход в сильный ветер! На малом ходу сдачи лоцмана судно в балласте ураганным ветром развернуло и понесло в сторону от фарватера. Высокие борта не загруженой «Каялы» работали не хуже парусов! При такой ситуации дал самый полный ход, предупредив машинное отделение,
– Пустопорожнее судно-парус; пустую коробку несёт ветер на мель! Мне нужны самые высокие обороты винта!
С огромным креном от ураганного ветра «Каяла» со свистом, с глухим рёвом главного двигателя в восемь тысяч «лошадей», с пламенно-чёрным дымом кровавых искр из шестиметровой трубы медленно разворачивалась к выходу. Девятитонный винт бешено вращался, пенил по корме водяной след. Старая башня «Белен» на острове реки Тежу служила мне ориентиром. Прощай португальский Белен-Вифлеем! Меня ждёт бразильский Вифлеем!
Сказочным демоном «Каяла» кое-как выскочила из речной бухты! Вырвал я из опасной речной гавани российский теплоход, двигаясь курсом наискосок от осевой линии фарватера, держа более трёх десятков градусов поправки на ветровой дрейф!
Ворвавшись, как морской дьявол в Атлантический океан, я положил «Каялу» по направлению «205,1875» градусов по картушке гирокомпаса, штевнем целясь в Канарские острова. Я двигался к порту Лас-Пальмас, что находился в шестистах девяноста трёх милях от Лиссабона. Точное число миль «690,9375».
Взглянув на генеральную, на мелкомасштабную карту, увидел: ухожу с широты Лисса, Пхеньяна, Тяньцзиня, Душанбе и Вашингтона. Я приближался к широте Сакраменто. Опасности сесть на мель я избежал. Приказал рулевому включить авторулевой, отправляться к боцману. Выполнив приказ старпома, матрос-рулевой удалился. «Каяла», покрываясь новогодними брызгами, зарываясь носом в морскую волну, уходила с переменного маневренного хода, набирала постоянные морские обороты.
– Сакраменто – край богатый! Золото гребут лопатой!
– замурлыкал я песенку златоискателей. Замурлыкал как пророк, не подозревая: в рейсе мне достанутся несметные сокровища контрабандистов! С левого борта мелькала увеличивающаяся к западу от Гринвича долгота древней сказочной страны Магриб. «Каяла» в бурном океане неслась за сокровищами, подползая к спокойным конским широтам. Крохотное судно намеревалось штевнем раздвинуть Канарские острова и отрезать южный хвостик Североатлантическому хребту.
На следующий день не ведая, что через сорок дней буду сказочно богат, произвёл рутинную работу нищего русского старпома. Провёл повторную ревизию артелки. Судовая кладовая – артелка была забита съестными припасами. Повар Кануни раскладывал специи. По-совместительству, Шамиль исполнял обязанности артельщика.
На судне всё было в порядке. Сытый экипаж работал слаженно. На двухмесячный виток Лисс – Амазонка – Лисс, продовольствия хватит с избытком!
Судовой врач так не думал. Гзак-Сильвер думал иначе.
– Почему доставили мало продуктов?
– заявил Окурок на следующий день.
– Слушай, Гиппокрит!
– отвечал я,
– Возьми калькулятор, сходи в артелку. Посчитай и успокойся. Расслабься. Relax Осетия!
Даргавс не успокаивался. При каждом удобном случае, в присутствии членов экипажа, он говорил о скудости продовольственных запасов! Я понял, осетин решил внести нервозную обстановку в экипаж! Напрашивался вопрос: зачем?
– Будущий рэкет? Даргавс решил скомпрометировать старпома?
– задавал я сам себе вопросы и не находил на них ответа.
Лас-Пальмас
Пятого января 1995 года в порту Лас-Пальмас, что расположен на острове Гран-Канария, с калькулятором я вновь посетил продуктовую кладовую. Посчитал мясо во взвешенных тушах и обомлел. Расход мяса за пять дней составил более ста тридцати четырёх килограммов! Экипаж за эти три дня употребил 67 килограммов!
Не хватало одной-двух туш мяса.
– Смайнали за борт!
– решил я и кинулся наверх, на камбуз, к повару Шамилю-Кобяку,
– Надо отобрать ключи от кладовой!
За что мне эта злая, нелепая стезя,
Не то, чтобы не знаю – рассказывать нельзя!
В углу камбуза на коврике, спиной ко мне повар-артельщик Шамиль Кануни молился Аллаху, срамно отставив жирный зад. Наступило время вечерней молитвы. Недалеко от Шамиля у камбузной плиты ухмылялся врач Даргавс. Даргавс-Сильвер был атеистом. В отличие от Магасова и Кануни, Окурок никогда не молился. Я же был истинно верующим. Советская власть старалась сделать из меня убеждённого коммуниста, но социалистическая система развалилась. Коммунизм перестал быть моей религией. Идеология коммунизма не смогла меня защитить. Поэтому я обратился к богу. Я поднял глаза вверх, обращаясь к Аллаху,
– Всевышний и Всемогущий! Не дай восторжествовать несправедливости! Покарай виновных! Нет бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его! Полагаюсь на тебя, о Справедливейший! Аллах велик! Во имя Аллаха милостивого, милосердного прибегаю к Господу людей, царю людей, богу людей, от зла наущателя скрывающегося, который наущает груди людей, от джиннов и людей!
Решил было забрать ключ у артельщика Шамиля, но вовремя ли? остановился и направился в каюту. Надо подождать. Великий Аллах, пророк Магомет – помогут! Может это недоразумение? Может, я ошибся при подсчёте? Надо выждать и потерпеть! Должен же я понять для чего повару нужно, чтобы быстро закончились продукты?
Судовой врач, Окурок-доктор-атеист провожал меня долгим задумчивым взглядом. Взор жестокого не врача – пирата Сильвера наводил меня на подозрения!
Вместо активных действий я объявил мораторий на войну, как Ельцин в первой чеченской, за что и поплатился. Поплатились и двудонные кавказцы; об этом читатель узнает позднее.
В Лас-Пальмасе трезвый, непьющий третий механик, поминутно матюгаясь на какой-то бардак, забункеровал «Каялу» топливом. Испанский лоцман помог мне вывести судно из порта.
Выйдя на просторы Атлантического океана, я положил «Каялу» на курс
«227,171875»
градусов, направляясь в бразильский порт Вифлеем. Бразильский, скорее португальский Вифлеем – это порт Белен или «Belem», расположенный в Бразилии, в двух тысячах шестистах милях к юго-западу от Канарских островов. Точнее, до Белема
«2600,4375»
миль. Каяльской скоростью до континента Южная Америка от Собачьих островов топать надо было «7,625» суток. Семь суток и пятнадцать часов ходу до белемского сиречь вифлеемского лоцмана.
Лас-Пальмас – Белем
На следующий день 6 января при утренней проверке артелки пропала туша мяса и около коробки печени. Не считая естественного расхода продуктов. Аллах с пророком Магомедом были на стороне кавказцев! На мою молитву, на моё обращение к справедливости Аллах и Магомет не обратили никакого внимания. Азиатские боги посчитали меня пустым местом!
Я обратился к Иисусу Христу,
– Прошу тебя, Спаситель, разберись с Аллахом и Магомедом! Не божье дело азиаты затеяли!
Продукты продолжали стремительно таять. Магомет с Аллахом на Христа не обращали никакого внимания. Вечером 6 января вновь обнаружил пропажу. Пришлось обратиться к Богу отцу и Богу святому духу,
– Святый боже, святый крепкий, помоги отче, спаси Дух святый! Святый бессмертный, помилуй мя! Ум просвети и сердце! Господи, помилуй! Просвети очи и мысли! Боже очисти меня, грешного! Верую в бога отца Всемогущего, в Иисуса Христа. Верую в Духа святого, в святую Воскресенскую церковь. Поддержи, Господи! Руководи мыслями и чувствами! Научи каяться, молиться, терпеть и притерпевать! Аминь!
Разборки православного Бога отца, Бога сына, Бога святого духа с Аллахом и Магометом привели к тому, что в экипаже начался ропот по поводу скудости питания. Богов к скандалу подстрекал доктор Даргавс. Судовой врач Сильвер-Окурок на судне захватил власть!
Православного бога в трёх лицах Аллах и Магомет и в грош не ставили. Я тревожно спрашивал себя,
– Зачем повар выбрасывает продукты?
Тесные контакты повара с доктором, с капитаном говорили, всё это неспроста! Нельзя вопросы ставить в лоб, здесь пахло мафией! Перебирая варианты удивлённый, истинно верующий в справедливость старпом, глупо выжидал!
Слабодушие моих богов, безхарактерность единого бога в трёх лицах вынуждала меня помочь православию. Возникала необходимость предпринять что-либо самому, по-иному замышленью. Запершись в каюте, чтобы настроить себя на боевой лад я крепко и страшно выругался. Матерно помянул Аллаха, Магомета, Фатиму, её мужа Али и всех их родственников. Русский рукопашный мат закончил словами,
– Войны захотели? Вы её получите!
В воздухе тревожно, зловеще запахло войной богов и людей. Надо было действовать. Я был вынужден готовиться к превентивному набегу на противника.
Ясно было, что православные боги убоялись здоровенного Магомеда. Пасует православие пред могучим азиатским пророком, пред хитрым Аллахом! Вечером перед сном, не надеясь на православных, на слабовольных, на слабосильных богов в трёх лицах я молился и медитировал. Обратился я к начальной людской религии, вспомнив Зевса и Троянскую войну:
Гнев богиня воспой Ахиллеса Пелеева сына!
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал!
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам. Совершалася Зевсова воля!
Я пел Трояду Гомера, вселяя в себя мужество и силу, возбуждая гнев против неверных кавказцев, против их исламских богов. Устремил мысли к Гере. Как понимал: имена Геракл и герой происходят от женского имени Гера! Пропев несколько песен, решил: на пару дней уверую в неё, в жену Зевса! Если греческие боги, Гера не поддержат, надо будет искать пропагандистскую основу иной религии.
– Может быть, римский бог Юпитер поможет? Жену Юпитера Юнону просьбой потревожить?
– Размышлял я, засыпая.
Наутро 7 января, якобы для экономии, завтрак был из консервированных продуктов. Утверждённое мною меню аннулировал судовой врач Даргавс-Сильвер при поддержке безвольного капитана-зомби Магасова, которому я вынужден был подчиняться. Ухмыляющиеся рожи Шамиля-Кобяка и Даргавса-Гзака – Окурка навели на мысль срочного набега на поганых мусульман.
Везёт мне на поганых! Обидчивому мусульманину скажу: есть и не поганые мусульмане, их явное большинство! Продолжу для необидчивых. Мусульмане с атеистом Даргавсом были гражданами России. Будущий набег, будущую войну мысленно назвал гражданской.
– Уходили комсомольцы на гражданскую войну!
– замурлыкал я ободряющую песенку, прикидывая,
– С чего начать?
В каюте, прежде всего, убрал со стола книги по истории, философии, физике и математике.
– Эти заниматься делом не дадут!
– размышлял я о кавказцах,
– Джигиты умеют только подличать!
Но как припугнуть повара, чтобы он перестал выбрасывать продукты? У меня нет никаких фактов! Ничего не докажешь! Зачем это им надо? Для чего? Рейс только начался и вдруг такие плюхи. Что делать?
Почему «Каяла» заходила бункероваться в Лас-Пальмас? Сеута рядом, в Сеуте топливо дешевле! Или нет? Стоп! Топлива на виток хватало! Третий механик матерился,
– Нам и на ху… топливо не нужно!
Почему грузом на «Каяле» занимается второй штурман, а не старпом? Балтийское пароходство перешло на европейский стиль работы, когда грузом должен заниматься старпом. Что за прыжки и гримасы? Что-то тут не так. Что делать?
Выход один – воевать! Если Магомет пошёл на твою гору – беда! С горы Магомеда можно убрать только силой!
Собираясь в набег, пряча заметки по кибернетике, философии в рундук мысленно одевался я в кольчугу, брал в руки виртуальные щит и меч. Поднимая глаза к небу, вспоминал строки из «Слова о полку Игореве». Игорь пошёл на половцев, когда,
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила.
Свист зверей носился, полон гнева…
Кликал див ему с вершины древа…
Кликал див, как половец в дозоре,
За Сулу, на Сурож, на поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тьмутараканский!
Дела были неважнецкие. Тьмутараканский религиозный болван моих поганых в лице Аллаха и в лице Магомеда оказался сильнее православного Бога отца, Бога сына и Бога Святого духа. Боязно, в бой, без богов! С богами, у которых нет сил – не победишь! Но не было и пути назад.
– Как говорится, за нами Москва!
– скаламбурил я, ещё не зная: Москва была за Шамиля, за Даргавса и за Магасова! За ними. Поганая Москва. А не поганая Москва в поганой и не в поганой Чечне стонала голосами восемнадцатилетних российских солдатиков, раненых чеченскими пулями профессиональных боевиков-революционеров. Хлопала дилетантская Москва ельцинскими ослиными ушами, жмурясь от ударов чеченцев в этой самой, в поганой Чечне. На Москву я особо и не рассчитывал, полагаясь на опыт князя Игоря.
И бегут, заслышав о набеге
Половцы сквозь степи и яруги!
– Копие хочу я преломить в половецком поле незнакомом!
– замурлыкал я Слово о полку Игореве, отправляясь в набег. Вечером 7 января заглянул в каюту Магасова. Капитан за дубовым столом сидел в ясеневом кресле, сделанным из ясеня явно с горы Пелион. Пил мастер-зомби пиво. Я попросил у него несколько чертежей для ознакомления с недоступными устройствами судна. На плоской капитанской опоре лежали, накрывая весь стол, рисунки кривых элементов теоретического чертежа. Под разным предлогом брал несколько чертежей, подкладывал меж ними копировальную кальку, лицевой стороной наружу. И возвращал чертежи. Когда капитана не было в каюте, менял кальку. В своей каюте я прикладывал кальку к стеклу иллюминатора, читая написанное. Узнал почерк Даргавса-Окурка. Капитан только подписывал радиограммы! Мелькало название «Belem-Вифлеем». Подписанные капитаном сообщения, Даргавс вручал начальнику радиостанции для отправки. Вскоре я контролировал всю судовую переписку. Собрал десятки радиограмм, направленные в разные адреса. Информация оказалась замечательной!
Подходя к устью реки Амазонки, я уже знал: судно ждут не только из-за груза пилолеса, но и ещё из-за чего-то. Много ума не надо было, чтобы догадаться: повезём где-то, какую-то, очень дорогую вифлеемскую контрабанду! Очень дорогую потому, что кураторы контрабанды на судне, были из самых высших кругов! Скандал, сыр-бор с продуктами нужен для отвлечения внимания экипажа!
Надо было послушать разговор Кончака с Гзаком, то есть капитана и доктора, когда они были наедине. Магнитофон в каюте был, но когда лента в кассете заканчивалась, автостоп громко щёлкал. Был вариант спрятаться в гальюне каюты капитана, откуда слышен разговор в его кабинете. Но как выбраться из нужника? Обнаружат – в сортире и замочат! Варианты надо было обдумать. Находясь по делу у Магасова, зашёл в его каютный гальюн, закрылся и внимательно огляделся. Внимание привлёк пожарный извещатель.
Выйдя из туалетной комнаты, я попрощался с капитаном и с его постоянными гостями – Даргавсом и Кануни. Я направился к электромеханику.
– Стыдно признаться,
– заявил я электромену,
– Отвечаю за противопожарную безопасность судна, а устройства пожарного извещателя – не знаю!
Через десять минут я был тщательно проинструктирован электромехаником по поводу устройства противопожарного датчика данной конструкции. Оставалось ждать удобного момента. На горизонте уже маячил континент Южная Америка. Туманилась береговая линия Федеративной Республики Бразилии. Преодолев тринадцатого января экватор, 14 января 1995 года «Каяла», войдя в пресные воды реки Пара, просела на девять сантиметров. В устье реки Амазонки в бразильском Вифлееме или в порту Белем мы брали первую партию лесного груза. Красива Бразилия!
Тропический бразильский порт встречал нас ласковой, тёплой, безветренной погодой. Порт Белем каучуковый, усыпан плодами манго, похож на порт Лиссабон, но находится в южном полушарии, в устье реки Амазонки, в координатах один градус двадцать семь минут двадцать одна секунда южной широты и сорок восемь градусов тридцать минут четырнадцать секунд западной долготы.
После швартовки и оформления прихода я отправился погулять по вифлеемскому причалу. Решил поразмышлять, подвести итоги. Находился я на практическом экваторе, но жары не ощущалось. Погода бразильского Вифлеема мне благоприятствовала!
А в степи с ордой своею дикой
Серым волком, рыская чуть свет,
Старый Гзак на Дон бежит великий,
И Кончак спешит ему во след!
Погода – не бог. Ни греческие, ни римские, ни православные боги мне не помогали. Вероятно, они были слабее Аллаха и Магомеда. С продовольствием творилось нечто невообразимое. Продукты бесследно исчезали. Я обратился за помощью к древнеславянским, к языческим богам. Но Аллах и величественный Магомед были непобедимы. Экипаж «Каялы» гневно роптал на старпома за скудость питания. Пришлось свергнуть Перуна, Ярило, Велеса и Сварога на подходе к реке Пара. Их деревянные идолы качались в волнах Атлантического океана, в волнах бухты Маражо, на траверзе мыса Магуаринью, удаляясь за горизонт в моём воображении. Миниатюрную грациозную воздушную фигурку Стрибога, славянского правнука Дажбога-Гелиоса я не выбросил. Укрепил его крохотный солнечный образ суровой ниткой и одел на шею. Дажбога внуки – охраняют! Понял я: дело во времени! Русские по времени были с пером писателя, судовые кавказцы не расстались с дубиной пещерного дикаря! Поэтому я вновь стал древним славянином и взял в руки меч-кладенец.
Обоюдоострое оружие заставило меня молиться богу Святовиту. Святовит – главный бог славян! Святовит – бог войны! Святовит утверждал: четыре лица у сущего! У Святовита четыре лица! Оберег Святовита и славянского Стрибога я носил сверху православного крестика. Оберег разрешал убивать! Во время войны с дикими племенами – убивать разрешается!
Коварный осетин судовой врач Даргавс-Окурок, сетуя о скудости питания, подогревал недовольство экипажа. Устраивал Окурок скандалы, заглядывая мне в глаза. Усиливал Даргавс-Сильвер депрессивное состояние старпома!
Чувствуя себя не совсем уверенно, я всё-таки старался подводить итоги более-менее беспристрастно. Экипажу и Даргавсу я отвечал,
– Все видели количество привезённых продуктов! За две недели – столько не съесть! Куда делось продовольствие? Надо спросить у артельщика, у повара! У него ключи от артелки!
Стрелки аргументированного правосудия переводили взгляды возмущённых моряков на Шамиля Кануни! Повар и Сильвер спешили уйти.
Назавтра всё повторялось с иными аргументами. Как долго такое российское судовождение может продолжаться? Я загрустил. Погрузку «Каялы» обещали начать завтра. Я же ничего не знаю о планах контрабандистов. Нехорошо. Скорее худо.
Печальную прогулку мою по вифлеемским причалам порта Белем прервал высокий красивый моряк с золотыми зубами, с широкой искренней улыбкой честного человека. Вначале моряк попросил у меня закурить. Увидя надпись на пачке сигарет «Camel», пошутил,
– Самэц?
Почему этот человек был моряком? «Самэц» был в парадной форме российского моряка торгового флота, форме, которую редко можно видеть в повседневной носке. Молодой моряк поразил меня мужественной красотой. Это был черноглазый человек с усами чёрного цвета, с кожей, опалённой тропическим солнцем. Его пружинящая походка говорила: он также быстр, как и силён! В руке у златозубого болтался увесистый чемодан-дипломат. Металлическая обшивка чемоданчика вынуждала называть его кейсом.
– Ты с Каялы?
– ослепительно улыбаясь, выпуская дым в мою сторону, с музыкальным красивым кавказским акцентом вопросил моряк.
– С неё, родимой!
– отвечал я с такой же улыбкой, разгоняя дым левой рукой, разглядывая пришельца.
– Quo vadis? Камо грядеши?
– испросил я кавказского морехода.
– Это по-каковски?
– притушил он улыбку.
– По-японски,
– отвечал я, тоже загашая радость, спрашивая уверенного носителя кейса,
– Зачем пожаловали?
– Ишь ты! Японский знаешь!
– завистливо и уважительно отвечал моряк,
– Я к вам от капитана теплохода «Касожская даль». Нужна консультация плавания по каналу Дрогден пролива Эресунн.
– Зунд,
– мысленно, по-морскому поправил я самца-касога, отмечая про себя, что кавказский моряк чётко выговаривает сухопутное слово «Эресунн». Вслух спросил,
– В Питер идёте? Зундом? Милости прошу на борт!
– Нет, не в Питер,
– отвечал моряк, шагая за мной,
– Идём в Эстонию, в Таллин, в Ревель, как его раньше называли, до оккупации Россией.
– Свободолюбец в шкуре оккупанта!
– мысленно окрестил я касога, заворачивая его в каюту Магасова. В капитанской каюте златозубый вытащил из кейса сложеную вчетверо планкарту Зунда. Толково, но как-то заученно косог начал задавать вопросы моряка-штурмана. Магасов грамотно, деловито, но лениво отвечал. Рядом крутился Окурок – Гиппокрит – Даргавс. «Свободолюбивого» косожского «оккупанта» я мысленно перекрестил в «Редедю» и никак не мог отделаться от какого-то несоответствия в его поведении. Беспокойство не давало мне стронуться с места и уйти из капитанской каюты, на что безвольный капитан-зомби уже намекал. В Редеде заключалась непонятная неправильность. Я не мог разобраться, в чём тут дело.
– Морскую карту – вчетверо не сворачивают!
– наконец врубился твой непокорный слуга, любезный умный читатель. Глупой читательнице напомню: морские карты моряки трубочкой носят, под мышкой!
– Вот так, дела-а!
– присвистнул я в душе,
– Редедя такой же штурман-моряк, как Гиппокрит-Сильвер – благодетель человечества!
– разворачивал я информацию в мозгу, стараясь сообразить, как поймать касога, чтобы убедиться наверняка.
– Замок Гамлета с какого борта будешь оставлять: с правого, с левого или по корме?
– пошутил я и удивлённо заметил, что привёл Редедю в замешательство.
– Имейте в виду,
– затараторил я, куя железо, пока горячо,
– Эллипс средней квадратической ошибки советских радаров при определении места судна в канале Дрогден выходит за пределы бровки канала! Здесь нужна иная мера! В тумане лучше использовать японский радар. У вас какой, Самсунг, Сейко?
– Сейко,
– бормотнул Редедя, глядя на свои часы марки Сейко,
– Впрочем, не помню….
Капитан-зомби беспомощно крутил головой, стараясь что-то сообразить. Вмешался врач Даргавс. Сильвер-Окурок почувствовал подвох. Даргавс-Сильвер внимательно посмотрел на меня и буркнул,
– Хватит о делах, обедать! Гостя надо покормить!
Тучи подымаются от моря
На четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре Солнца не сверкали
Освещая Игореву рать.
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!