Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - читать онлайн

Сцена

Незадолго до крушения империи ее ученые мужи проводили бурение дна Понта Эвксинского неподалеку от побережья Таврического полуострова. В эту эпоху, впрочем, Таврический полуостров давно уже назывался Крымским, Понт Эвксинский – Черным морем, а империя была Советской… В общем, советская научная экспедиция на судне «Акванавт» в восьмидесятых годах прошлого века извлекла из донных черноморских отложений с глубины около 100 метров корни сухопутных растений и раковины пресноводных моллюсков. Исследование кернов показало, что морская флора и фауна появились тут примерно 7500 лет назад. А более глубокие донные слои содержат только останки пресноводных организмов.

Французская экспедиция, бурившая в дельте Дуная, подтвердила данные советской. Больше того, французы обнаружили под водой остатки древних деревянных домов, алтарей, глиняные печи, загоны для скота. Загоны невысокие, видимо, для свиней.

Надо ли говорить, как эти находки возбудили научное сообщество?! Был организован международный проект «Черное море». В рамках которого сделали немало удивительных открытий.

В сентябре 2000 года германское экспедиционное судно «Северный горизонт» в 20 километрах от турецкого города Синопа с помощью глубоководного сонара и подводной лодки-робота обнаружило остатки полуобвалившегося здания длиной 12 метров и шириной 4 метра. Это была мазанка – строение из прутьев, обмазанное глиной. Со дна достали обработанные дощечки, куски древесного угля – когда-то на дне Черного моря горел костер.

Это все могло означать только одно – раньше Черное море было небольшим пресноводным озером. Его старая береговая линия находится сейчас на глубине 150–160 метров. Да и Средиземное море не всегда выглядело так, как сейчас. Оба эти водоема заполнились океанской водой уже на памяти человечества.

Легенды о Всемирном потопе – не древнееврейский фольклор, они присутствуют практически у всех народов мира. Сказаний о потопе – сотни. Они есть на острове Тайвань, у эскимосов Канады, в фольклоре майя. В еврейском фольклоре от Всемирного потопа спасся один человек по имени Ной. В легендах ацтеков единственного спасшегося звали Нене. У народов Ближнего Востока – Утнапишти. Библейский Ной спасся на корабле, месопотамский герой – на деревянной подводной (!) лодке, а герой ацтеков – на долбленом бревне.

Аналогичную картину рисуют индийские «Махабхарата» и «Шатапатха Брахмана». Схожие истории есть у греков, народов Лаоса и Таиланда, в преданиях японцев, у самоанцев… Какая же реальность лежит в основе этих сказаний? У современной науки есть ответ на этот вопрос.

Последние несколько миллионов лет события на Земле разворачиваются следующим образом: сто тысяч лет длится ледниковый период, за ним следуют 10–15 тысяч лет потепления. Затем снова 100 тысяч лет оледенения, за коим очередные 10–15 тысяч лет оттепели. И так далее. Вся человеческая цивилизация – это плод последнего межледникового оттепельного зазора, который, кстати, подходит к концу. Но про климат, как и обещал, будет в следующей книжке, а сейчас – про Всемирный потоп.

Приблизительно 15 000 лет тому назад ледник, накрывающий огромной белой шапкой северное полушарие аж до территории нынешней Украины, начал отступать. То есть, попросту, таять. Таяние огромных полярных шапок привело к подъему уровня океана на 130–150 метров. Земная суша уменьшилась на 8 %. Человечество, которое к тому времени уже благополучно заселило все континенты, жило в основном у воды – по берегам озер, рек и морей. Ясно, что подобное затопление не осталось незамеченным и осталось в преданиях.

Через сухопутный Гибралтарский перешеек воды поднявшегося океана хлынули сначала во внутреннее море, которое позже назовут Средиземным, и постепенно заполнили его почти до современного уровня, а потом, проточив Босфорское ущелье, соленая вода с высоты в 120 метров огромным водопадом обрушилась в пресноводное озеро, которое позже назовут Черным морем.

Когда в девяностых годах прошлого века я впервые прочитал про этот самый Босфорский водопад, теория черноморского потопа была только робкой гипотезой. И так случилось, что сразу после ознакомления с ней, занесла меня нелегкая в Стамбул. Там я впервые увидел своими глазами Босфор. И немедленно утвердился в справедливости этой гипотезы: да, именно так все и было! Вы сами видели Босфорский пролив между Средиземным и Черным морями? Если нет, посмотрите. Того стоит. Это не пролив! Не бывает таких проливов! Тридцать километров длиной и меньше километра шириной – ну разве это пролив? Это река! Здесь явно шел поток в межгорной седловине…

Расчеты американских геологов Питмана и Райана показывают, как все происходило. Мощь водопада равнялась примерно двумстам Ниагарам. Величественное было зрелище! Каждый день в озеро обрушивалось 50 кубокилометров воды. В результате каждый день уровень воды поднимался на 15 см, превращая безымянное озеро в нынешнее Черное море. Северное и западное побережья здесь очень пологие, поэтому ежедневный подъем воды на 15 см оборачивался 400-метровым продвижением воды вперед. Каждый день густо заселенная суша теряла до полукилометра! Сто тысяч квадратных километров плодородной земли было затоплено в течение трех лет.

Людям пришлось отступать. Что это были за люди? И каким был допотопный мир?

Надо сказать, послеледниковая оттепель благодатно сказалась на планете и ее обитателях. На месте нынешней Сахары была цветущая саванна, безымянные озера (прото-Черное море и прото-Средиземное) представляли собой отличное место для ведения оседлого образа жизни. Инновации перли просто как из рога изобилия: 10–11 тысяч лет назад здесь придумали мазанку, 8 тысяч лет назад – обжиг глиняной посуды (гончарного круга еще не было, посуду делали слой за слоем из раскатанных глиняных колбасок – так называемая ленточная керамика). Первые посевы злаков и стойловое свиноводство появились примерно 7–8 тысяч лет назад.

В общем, семимильными шагами шла по планете неолитическая революция – переход к оседлости и сельскому хозяйству. А началась революция примерно в районе нынешней Турции. Хорошие места. Обилие пресной влаги на равнинах позволяло расти густым травам, где в массовом порядке паслись всякие жвачные. На которых люди охотились тут еще в досельскохозяйственную эпоху. На зиму стада откочевывали в Аравию, летом возвращались в Малую Азию. Люди ходили за ними. Это были уже довольно умелые, хотя и диковатые товарищи, которые умудрялись возводить монументальные сооружения – многокилометровые каменные загоны для газелей и прочей беглой дичи. Эти охотничьи сооружения позволяли запасать тонны мяса. Консервировали его, по-видимому, копчением и вялением, а хранили в мазанках.

Это уже не просто охота, такой образ жизни – шаг к оседлости. Надо сказать, охота и собирательство – самое неэффективное ведение хозяйства. Подсчитано: для того чтобы обеспечить питанием племя в 500 человек, которые живут охотой и собирательством, нужна территории, равная современной Чехии. Переход к иным – сельскохозяйственным – технологиям повысил КПД цивилизации в несколько раз, позволив прокормить на той же территории в двадцать раз большее население.

Сделавшие первый шаг к «почти оседлости» сезонные кочевники-охотники в дальнейшем перешли к оседлости настоящей. Начали разводить свиней (удобное животное: все жрет и на вкус приятно), занялись мотыжным земледелием. Постепенно новая технология начала распространяться на запад, вдоль Средиземного озера.

Именно на эту, передовую по тогдашним временам цивилизацию и обрушился Всемирный потоп. Людям, живущим на берегах великих озер, на глазах превращающихся в моря, пришлось отступать в Европу. Их отступление от надвигающейся воды археологи прослеживают по быстрому и одновременному появлению ленточной керамики в Карпатах, вдоль Дуная, по которому переселенцы плыли в лодках из звериных шкур, вооруженные каменными топорами. Через довольно непродолжительное время волна «погорельцев», точнее, «утопленцев» достигла территории нынешней Франции.

Европа встречала беглецов непроходимыми чащобами и дикими племенами, которым вновь прибывшие рассказывали ужасы про потоп и знакомили со своей культурой – мотыжным земледелием, способам выпекания хлеба, ленточной керамикой, свиноводством… Волею потопа именно беглецы, пришедшие в Европу, стали цивилизаторами, носителями новых ценностей – ценностей неолитической революции. Они принесли передовую культуру дикарям, которые жили еще в палеолите – охотой и собирательством.

Стремительное распространение по Европе ленточной керамики позволило археологам установить точное время, за которое цивилизаторы колонизировали эту часть света – 200 лет. Раньше исследователи ломали голову – с чего бы вдруг взявшаяся буквально из ниоткуда культура так быстро покорила Европу? Теперь ясно, откуда и почему: вода гнала.

Учитывая, что КПД оседлого образа жизни гораздо выше охотничье-собирательского, пришельцы просто задавили своей численностью редких европейских аборигенов. По данным археологов, в Причерноморье (точнее, в Приозерье) плотность населения была очень высока – расстояние от поселения до поселения составляло примерно 4 километра. В то время как плотность аборигенов Средней Европы составляла 1 (один) человек на 10 квадратных километров – сейчас в Сахаре больше народу живет!..

«Стоп!» – скажет ушлый читатель. А почему, собственно говоря, автор рассказывает нам тут про потоп? А потому, что именно этот природный катаклизм сформировал особые природные условия Средиземноморья, которые позволили возникнуть и развиться так называемой «античной аномалии» – уникальной, не похожей на остальные цивилизации. Без которой, возможно, путь общепланетарного развития был бы более долгим и извилистым. Античность сделала такой рывок в развитии человеческих отношений, который на тысячи лет опередил развитие технологий. И виной всему, как ни странно, именно Всемирный потоп.

Вспомним, вода Мирового океана вливалась в Средиземное море через узкую горловину Гибралтара и далее тем же макаром – в Черное море через узкое Босфорское ущелье. Когда вода начинает заливать низменность, окруженную предгорьями и горами, получается причудливо изогнутая береговая линия с многочисленными бухтами и островками. А замкнутость водоема, его отделенность от открытых просторов Мирового океана делает приливы и отливы практически незаметными. Оба этих фактора очень облегчают судоходство. В морских бухточках можно скрыться от шторма или противников. А в самом море невозможно заблудиться: в какую сторону ни поплыви, обязательно упрешься в берег. То есть не нужно сложных средств навигации. Отсутствие приливов также предельно упрощает плавание. Поэтому неудивительно, что примитивное судоходство в первую очередь начало развиваться на внутренних морях – Средиземном и Черном. Оно началось тут со времен позднего каменного века – неолита – аж в 4-м тысячелетии до нашей эры. Причина – в сугубой экономической выгодности морского транспорта. Егор Гайдар, ссылаясь на западных экономистов, в книге «Долгое время» приводит интересные цифры: стоимость перевозки груза через все Средиземное море с запада на восток в те далекие доисторические времена равнялась стоимости перевозки той же массы груза по суше («по хорошим римским дорогам») на 75 миль. Именно поэтому, отмечает автор, «в Средиземноморье в торговый оборот были вовлечены значительные объемы товаров массового потребления, в отличие от сухопутных караванных путей, где торговля велась в первую очередь предметами роскоши, которая мало влияет на жизнь подавляющей части крестьянского населения». Массовость торговли – первый шаг на пути к потребительскому обществу, то есть к современной цивилизации.

Читайте экономические книги! Это увлекательно и познавательно…

Но прежде чем перейти к рассказу о том, как повлияли природные условия на возникновение и развитие великой «античной аномалии», посмотрим более внимательно на элементарные частицы, из которых складывается «вещество» цивилизации.

Спектакль

В своей книге «Человек как животное» я рассказывал об интересном эксперименте американских ученых по внедрению денег в обезьяньей стае. Напомню тем, кто забыл, и очень вкратце расскажу тем, кто еще указанную не читал.

Американские этологи ввели в стае обезьян экономику – теперь для получения пищи обезьяны должны были работать. Работа состояла в том, чтобы дергать рычаг с немалым усилием. За работу обезьяна получала не пищу, а «универсальный эквивалент» – деньги. Это были разноцветные пластмассовые жетоны разного номинала, каковой и определялся цветом кругляша. За белый кругляш можно было купить у экспериментаторов одну ветку винограда, за синий – две, за красный – стакан газировки и так далее.

И что вы думаете? Обезьянье общество расслоилось. Появились трудоголики и лодыри, бандиты и накопители. Одна обезьяна умудрилась за 10 минут поднять рычаг 185 раз! Так ей хотелось разбогатеть! А кто-то из шимпанзе предпочитал не работать, а отнимать у других, пользуясь силой. Иные ленились работать и стояли возле рычага с протянутой рукой в ожидании, когда кто-нибудь добрый им подаст денежку на халяву. Но главное, что отметили экспериментаторы, экономика сделала более выпуклыми те свойства обезьяньих личностей, которые ранее были не так заметны – жадность, жестокость, подозрительность.

Вскоре в обществе обезьян возникли проституция, рынок товаров и услуг. Шимпанзе, которым хотелось поиграть, покупали у своих товарок за жетончик игрушку. Они покупали друг у друга услуги – например, одна обезьяна могла поискать у другой в шерсти насекомых за деньги. Вскоре обезьяны уже вовсю торговали друг с другом – меняли жетоны на орехи, конфеты на жетоны, секс на деньги…

Представители нашего вида все это уже прошли. Когда приматы homo sapiens изобрели деньги и дошли до оседлого образа жизни, их природные черты проявили себя в социальной специализации – кто-то работал, а кто-то грабил. Земледельцы сажали и убирали, кочевники налетали и отнимали. Земледельцы как могли защищались. Чуть позже именно из этих отношений сформировалась первая государственная организация – грабители взяли земледельцев под свою «крышу». Это было взаимоудобно. Земледельцам выгоднее платить определенную долю одному бандиту, а не всем и при этом больше не париться с войной: все «разборки» с другими грабителями брала на себя «крыша». Выгода же грабителей заключалась в том, что строго ограниченная постоянная дань не резала курицу, несущую золотые яйца. Взяв немного сегодня, они знали, что возьмут немного и завтра. И не надо каждый раз завоевывать – сами заплатят.

В миниатюре этот процесс взаимоотношений между «травоядными» и «хищниками» россияне могли наблюдать в начале-середине девяностых годов, когда государство куда-то испарилось и на его место тут же вылезли бесчисленные банды, обложившие данью палатки, кооперативы и даже крупные производства…

Все естественно: как только появляется новая экологическая (или экономическая) ниша, то есть потенциальная возможность где-то чем-то поживиться, ее тут же занимают охотники за свободной энергией, за незанятым ресурсом. Теория систем, ничего не поделаешь… В нашем случае экологическая ниша появилась тогда, когда сельскохозяйственные технологии выросли настолько, что сообщество земледельцев стало производить избыточный продукт. Который можно было отнять.

Именно так на огромных равнинах постепенно сформировались классические аграрные империи, в которых функции военной знати и невоюющих крестьян были принципиально разделены. Специализированы. В плодородных долинах рек (Египет, Месопотамия и пр.) на высший класс, помимо военной обороны, легли еще несколько функций – координирующая функция и функция информационного накопления. В качестве координатора власть организовывала общественные работы по строительству аграрной инфраструктуры – оросительных каналов. Один крестьянин многокилометровый канал не выроет. Но оросительные каналы нужны всем крестьянам. Значит, необходимо организовать общественные работы для общего блага. Для этого и нужна централизация, власть, принуждение. Некоторые исследователи даже связывают деспотизм восточных обществ, возникших в руслах больших рек, не столько с потребностями обороны, сколько с необходимостью проведения мелиоративных работ.

Функция же информационного накопления заключалась в налогообложении и, соответственно, учете. Сбор налогов, война и наука – дело элит. А крестьянин специализируется на производстве продуктов питания.

Письменность в аграрной стране появляется как инструмент для переписи населения с целью взимания и учета податей, а грамотность является прерогативой только высшего класса. В самом деле, зачем крестьянину грамота?..

Вместе с письменностью возникает институт «прописки», проводятся переписи населения. В одном из германских музеев хранится древнеегипетский папирус, который определяет порядок переписи крестьян. В нем сказано, что каждый египетский крестьянин во время переписи обязан указать чиновнику место жительства и общину, к которой приписан. Чтобы никуда не делся и вовремя платил. Община, кстати, отвечает за каждого крестьянина: один сбежит, его налоговая доля ляжет на других. Круговая порука – характерная вещь для аграрной империи. Для аграрной страны характерны и еще несколько особенностей. Во-первых, страшная ригидность. Во-вторых, колебательные процессы. Разберемся по порядку.

Что такое ригидность? Это термин из психологии, он означает непластичность, невосприимчивость к новому, «тормознутость». Исследователи отмечают следующий феномен: после неолитической революции технологический прогресс как бы замедлился. Деревенская цивилизация (позвольте мне далее употреблять этот термин: уж больно точно слово «деревенщина» передает психологическую суть аграрной цивилизации) словно застыла в своем развитии. Почему? Где сельскохозяйственные инновации? Почему они появляются так медленно?

Сельскохозяйственная цивилизация просуществовала на нашей планете в почти неизменном виде тысячи лет, и закат ее начался совсем недавно – лет двести-триста тому назад. По историческим меркам буквально вчера. А до того мир был на удивление статичен… Уровень ВВП на душу населения в Римской империи, Китае, Индии в начале нашей эры практически не отличался от среднемировых значений удельного ВВП в конце XVIII века! Также практически не отличалась урожайность зерновых (8–10 центнеров с гектара) и средняя продолжительность жизни (24–26 лет). Крестьяне во все века жили хреново…

Как справедливо отмечает один из историков, «если бы римлянина периода империи можно было перенести на 18 веков вперед во времени, он оказался бы в обществе, которое смог бы понять без больших трудностей». Нам, привыкшим к полугодовым сменам моделей мобильных телефонов, такое представить трудно. Где же прогресс?

Встречный вопрос: а зачем прогресс, новые изобретения нужны крестьянину? Ведь крестьянин в росте производительности труда практически не заинтересован: все равно все отнимут. Тут дело опять-таки в психологии. У приматов (и не только у них) тот, кто отбирает добычу, всегда стоит в стадной иерархии выше того, у кого отбирают. Он доминант! Он должен считаться только с тем, кто выше. А с субдоминантами можно не церемониться. Поэтому бандит и кочевник испытывают инстинктивное чувство превосходства по отношению к торговцу и крестьянину. В таких условиях к чему заботиться о процветании крестьян? Имеет смысл только одна забота – чтоб крестьянин не сдох. Недаром в некоторых деревенских империях в среде высшего сословия существовало мнение, что, если крестьяне живут зажиточно, – это прямая недоработка управляющих классов.

Была и вторая причина, по которой власть старалась брать с крестьян предельно возможный налог: острая конкуренция со стороны других деревенских империй – больше половины бюджетных средств деревенская империя тратила на военные нужды. Стоит один раз пожадничать – и тебя больше нет на карте мира.

С ригидностью разобрались. А что такое колебательный процесс в деревенской империи? Ну, например, династический цикл. Историки давно обратили внимание на такую странность… Египет. Древнее царство. В начале царства мы видим роскошные гробницы царей, по сравнению с которыми гробнички местных чиновников средней руки – просто сортиры. Но чем дальше, тем роскошнее становятся гробницы местной элиты и скромнее гробницы царей. Затем следует распад страны, период упадка (10–12 династий). Затем вдруг снова появляются роскошные царские гробницы и исчезают гробницы местных начальников. Потом все повторяется.

Что происходит? А то, что управленческая элита на местах потихоньку перетягивает одеяло власти из центра на себя. Вместе с властью перетягиваются и финансовые ресурсы. Хотят люди жить красиво! В результате центральное правительство беднеет, региональные элиты богатеют, перестают нуждаться в центральной власти, страна разваливается. Период хаоса и смут закономерно порождает человека, который оказывается в состоянии взять власть в свои руки, вырезать старую элиту и организовать свою. Новая элита – князи из грязи – верно служит своему патрону, естественным образом стараясь передать свое привилегированное положение своим детям. А их дети и дети их детей в более спокойной обстановке снова начинают тот же процесс постепенного перетягивания властно-хозяйственного одеяла на себя. Им это сделать легко, ведь именно местные элиты отвечают за сбор налогов на местах и передачу их в центр. У ручья да не напиться? И снова – сокращение доходов казны, богатение местной элиты, ослабление государства…

Так работают деревенские империи.

Поправка: так работали бы все деревенские империи древности, если бы не Всемирный потоп. Потому что именно в постпотопном географическом ландшафте возникла уникальная сельскохозяйственная империя – античная. Она была не деревенская. Она была городская. И в ней естественный природный механизм биологической иерархичности был надломлен социальностью: в этом аномальном, странном, небывалом никогда доселе человеческом стаде все особи были равны! Сама стадная природа человека получила от античной цивилизации мощный хук в рыло.

Когда я говорю, что античность была городской цивилизацией, я, конечно же, не хочу сказать, что в ней не было деревни. Была, разумеется. И это естественно: сельское хозяйство в до-промышленную эпоху являлось мотором, основой государственной экономики. Это потом аграрность отошла на второй план, и центр тяжести экономики сместился в сторону промышленности, затем промышленность также ушла в тень, и центроосновой цивилизации стали информационные технологии. А мир древности целиком стоял на сельском хозяйстве, как дом на фундаменте… Поэтому, говоря о том, что восточные сельскохозяйственные цивилизации были деревенскими, а западная греко-римская – городской, я имею в виду в первую очередь психологический фактор и ту роль, которую в античном мире играли города. Это были города-государства. Недаром Римская империя, в отличие от деревенских восточных империй, даже название свое получила от названия города.

Современная цивилизация – это цивилизация Города (и в этом смысле она – прямой продолжатель античности). И все то темное, ужасное, что мы видели в позапрошлом, прошлом и нынешнем столетиях: революции, фашизм, терроризм, пол-потовщина и прочее, – есть не что иное, как агонистические корчи пасторальной цивилизации, корчи деревенщины, издыхающей перед наступлением глобального мегаполиса…

Помню, полжизни назад со мной приключилось воспаление легких. Температура подбиралась к сорока, и добрая тетя-врач прописала самые сильные на тот момент антибиотики. Я начал исправно их кушать, и температура, вместо того, чтобы упасть, против ожидания вдруг подскочила до сорока одного с копейками. В ответ на мое недоумение, тетя-доктор удовлетворенно покачала головой:

– Все правильно. Значит, действует. Это микробы дохнут. Сейчас температура уже упала? Значит, кризис миновал.

Все «температурные» потрясения цивилизации XIX, XX, а теперь вот и XXI века – это просто издыхание деревенских микробов внутри нас. Конфликт Города и Деревни. Гибель многотысячелетней патриархальной морали. Смерть Традиции. То, что медики называют словом «кризис». Только у нас он еще не миновал. Мы в нем живем…

Но вернемся в древний мир…

В античной (городской) цивилизации не было обычной для других аграрных обществ специализации – роли крестьянина и воина здесь не были разделены. Один и тот же человек и пахал, и, если надо, брал в руки меч. Почему так вышло? Влияние моря! Теплого, относительно спокойного моря, по которому легко плавать даже на бревне. Конечно, и здесь бывают штормы, но это вам не ревущие сороковые Атлантики…

Горы порождают горные народности – агрессивные и диковатые. Великие степи порождают кочевников. Долины рек порождают деревенские империи. А море рождает странный человеческий микст – пиратовторговцев. Так на социальном уровне проявляет себя общефизический закон наименьшего действия – природные условия производят такую социальную структуру, существование которой энергетически наиболее выгодно для данных условий. Об этом мы еще поговорим, а сейчас разберемся с механизмами формирования античной аномалии.

Те, кто бывал в Средиземноморье, помнит эту выжженную солнцем желтую траву, жесткий редкий кустарник, каменистую почву предгорий… Не сравнить с заиленными жирными черноземами дельты Нила, Тигра или Евфрата. Зато в Средиземноморье растут виноград и оливки! Зато рядом море, в котором можно добрать недостающее пропитание – половить рыбу, морских гадов. Рыболовство способствует развитию мореходных навыков. А если ты мореход, перед тобой открываются прекрасные перспективы – можно пиратствовать и торговать! И вот мы уже имеем народ морских кочевников. Разбойников. Ушкуйников.

Тяжеловесные деревенские империи, имеющие выходы к морю, выходы эти отнюдь не ценили, так же как не ценили соседство со степью: и из степи, и с моря периодически появлялись дикие грабители и больно откусывали от жирного тела деревенской империи. Бороться с ними с помощью регулярной армии было практически невозможно: налетели, схватили и ушли – одни в степь на быстрых конях, другие в море на быстрых ладьях. Ищи-свищи сволочей… Регулярная армия хороша против равного соперника – такой же деревенской империи. Поэтому деревенские империи на заре человеческой истории крупных поселений в приморье не строили. Приморские территории вообще долгое время считались ничьей землей. Ибо не было никакой управы на морских пиратов.

Первые упоминания о морских кочевниках встречаются уже в древнеегипетских папирусах. Когда во втором тысячелетии до нашей эры Рамзес III читал донесения и сводки о пиратах, он наверняка немало нервничал, потому что к тому времени морские разбойники уже не одну сотню лет наносили урон экономике Египта.

По мере укрепления империй и усиления их флотов пиратам становилось все сложнее бандитствовать, и они все больше склонялись к торговле. Тем не менее в течение довольно долгого времени древний средиземноморский корабль был одновременно и торговым и пиратским. Подходит такой торгово-пиратский корабль к береговому поселению, на которое нападать по каким-то причинам стремновато, корабелы на палубе раскладывают цветные ткани, украшения, посуду заморскую… Женщины и дети из числа прибрежных жителей заходят на палубу рассматривать товар. Пока они смотрят, корабль снимается с якоря и быстро уходит в море. Захваченных таким образом детей и женщин корабелы продают в рабство в первом же подходящем порту. Очень частая, кстати, история для тех времен…

Но постепенно сдвиг все же происходит. Морские кочевники мало-помалу осознают, что торговля спокойнее и выгоднее, чем преступная деятельность, за которую рано или поздно можно поплатиться. Тем более средиземноморцам есть, чем торговать: у них плохо растут злаковые, зато есть виноград, вино, оливки, оливковое масло. Их можно менять на зерно, коего полно в Египте. Чем не жизнь?

Грабят морские кочевники не только окраины деревенских империй, имеющих выходы к морю, но и друг друга. Значит, эти люди не только выращивают сельхозпродукцию (за оливками, честно говоря, и ухода-то особо никакого не нужно, растут себе деревья и растут, важно только ближе к осени ягоды вовремя собрать), не только торгуют, но и храбро защищают свои прибрежные поселения. Очень разносторонний народ! Крестьяне-мореходы с мечом на поясе…

Причем, что любопытно, такими универсалами являются в Средиземноморье не только независимые народы, но и приморские жители аграрных империй. Организм деревенских империй на своих небезопасных границах (степь, море) защищает себя своего рода оболочкой, которая окружает и предохраняет жирное тело империи от выкусывания мелкими хищниками. Это защитное уплотнение представляет из себя точно такое же неспециализированное население – универсалов, людей, совмещающих роли крестьян и воинов. По-нашему говоря, это казаки. Раз централизованная армия не может спасти окраины империи от больных уколов кочевников, пусть жители окраин обороняются сами! Внутри страны крепостному крестьянину деревенской империи оружие держать, как правило, запрещено. Но жителям приграничья – пожалуйста.

Получается, что нападают на империю неспециализированные люди, и защищают ее окраины тоже универсалы. Лечи подобное подобным! Таким образом, по всему Средиземноморью мы имеем прибрежных универсалов – сообщества людей, у которых функции воина и крестьянина не разделены. Одни из них уже завоеваны какой-то деревенской империей, другие еще сохраняют свободу. Вот последние-то нас и интересуют. Им суждено великое будущее…

Чтобы организовать оборону, свободным воинам-крестьянам нужна скоординированность действий. В условиях, когда отсутствует электронная почта, скоординированности можно достичь, просто собравшись в одном месте и договорившись о чем-то. Это площадь внутри защищенного места, где можно организовать оборону, например, обнеся поселение стенами. Получается город. То есть античность – это цивилизация: а) городская, б) демократическая.

В условиях изрезанного бухтами побережья, в условиях, когда бухты эти, как правило, со всех сторон окружены горами, затрудняющими подход крупных сухопутных армий, приморские жители могут долгое время существовать в относительной безопасности. А если имперский флот подходит поближе, чтобы разобраться с морскими кочевниками, можно все бросить и уйти в горы. Потом вернемся. Виноградники и постройки имперцы, конечно, пожгут, зато голова на плечах останется. А в море рыба. И корабль всегда можно построить, чтобы доплыть до злой империи и отщипнуть себе на пропитание. Так и жили…

И жизнь эта диктовала свои отношения и обычаи. Нет специализации на насилии, значит, нет никакой властной верхушки, которая отнимает часть произведенной тобой продукции. Ты свободен. Ты сам себе хозяин. С такими же свободными людьми, как сам, ты договариваешься о том, какую часть средств вы готовы добровольно выделить на общественные нужды. Если это необходимо.

Избрание на общественную должность в таких условиях – неоплачиваемая почетная обязанность. Никаких налогов нет. Любой налог воспринимается как насильственное изъятие и покушение на свободу. Это мой урожай, который я, свободный человек, получил на своей (принадлежащей мне на правах собственности) земле! Так почему я должен кому-то что-то отдавать? Я разве раб? Разве нас уже завоевали и обложили данью? Я не давал согласия на отъем части своего имущества! В конце концов, у меня есть меч, и тот, кто захочет отнять мое… И соседи мне помогут. Так же, как я помогу им, если какие-то гады придут отнимать у них. Мы так живем, и предки наши так жили…

Логика свободного крестьянина-воина ясна: с какого перепою человек должен платить налог на собственное имущество? Оно же и так его! За что платить-то? Если в процессе общего обсуждения на площади его убедят, что нужно на что-то всем вместе сброситься и человек с этим согласится, он, конечно, сбросится. Демократия-с.

Согласитесь, психологически это совсем другое общество! Если в деревенской империи крестьянский труд считается презренным, то в городе-государстве крестьянский труд почетен. Не менее почетен, чем защита своей родины с мечом в руке. Это плюс. Но есть и минус (известно ведь, что недостатки – это продолжение достоинств). Минус в том, что подобное мировосприятие приводит к следующему феномену: работа не на себя, а на другого человека, наемный труд психологически воспринимается как потеря свободы. И если крестьянин разорился, он приходит, гол-сокол, в город, но на работу не нанимается: позорно. Он садится на вэлфер.