«Судьба человека»
Человека невозможно смирить. Жажду свободы невозможно уничтожить.
Джек Лондон «Странник по звёздам»
Январь 1994 года.
В январский зимний вечер я особенно тщательно собирался в командировку. Время сложное и суровое. Девяностые года многих застали врасплох, и тот, кто до перестройки пребывал на вершине успеха, оказался в грязной вонючей луже с помоями. Правительство бросило народ на произвол судьбы, выживали каждый как мог и умел. У меня с партнёром имелась своя небольшая фирма, по производству подсолнечного масла. Трудились не покладая рук, выбивали кредиты на покупку нового оборудования, искали честных и порядочных партнёров по сбыту. Одним словом, развивались и верили, что рано или поздно, но светлое будущее в нашей стране наступит. Сейчас это выглядит смешно и наивно, но в двадцать три года жизнь только начиналась.
Я работал коммерческим директором и отвечал за договора, доставку и продажу продукции. Мой шкаф трещал от импортных тряпок. Катался на «БМВ – 318», и считал, что сумею выбиться на самую вершину, годам к тридцати. Душевная тревога, не отпускала, и я с опаской поглядывал на крупную сумму валюты, на тумбочке возле телевизора. Решение взять с собой пистолет возникло спонтанно. У меня имелся старенький «Макаров», купленный за триста баксов у знакомого. Тогда, в разгар конфликта в Приднестровье, оружие в Украину текло рекой. Пистолет, не ахти какой, но всё же с ним я чувствовал себя гораздо увереннее. Уезжать не хотелось, и я с грустными глазами вышел во двор. Январский вечер, по-настоящему сказочный и волшебный, встретил миллионами звёзд. Неповторимой тишиной и безмятежностью.
Выйдя за калитку, оглянулся назад, и почему-то чётко и ясно осознал, что вижу родные стены в последний раз, и, свесив голову, неторопливо зашагал на вокзал. Поезд в Днепропетровск отбывал в половину десятого вечера, и я мог спокойно прогуляться пешком, обдумать поездку, поразмышлять о жизни, благо время позволяло. Транспорт ходил из рук вон плохо. Автобусов, трамваев приходилось ждать час и больше. Это сейчас нет проблем, но тогда… В командировку со мной напросился двоюродный брат. Гораздо старше меня, опытнее, всегда бодрый и весёлый, уже успевший сделать одну ходку в зону. Чем не особо гордился, и на мои вопросы о жизни за колючкой отмалчивался. В городской криминальной среде слыл человеком в авторитете, при понятиях.
Нет-нет, проверяя внутренний карман куртки, с деньгами, я шагал без особого настроения по хрустящему снегу, стараясь отвлечься от невесёлых мыслей. За месяц до этого расстался с любимой девушкой. Мы познакомились и начали встречаться ещё в школе. Она была на два года старше, и пока я заканчивал десятый класс, уже трудилась художником-оформителем, и заочно училась в институте Кривого Рога. Её расположения я добивался со всем упорством, на которое способен упрямый мальчишка. Несколько лет мы просто общались, узнавая друг друга, болтая часами по телефону. Если и встречались, только как друзья. Я с благоговением держал её за руку, провожал, и, краснея, возле подъезда, целовал в щёку.
В моих глазах, она выглядела настоящей королевой, из крови и плоти. Высокая, стройная, с густыми, роскошными волосами, всегда притягивала взгляды мужчин. Одевалась со вкусом, имея возможность не отказывать себе в деньгах, покупая в магазинах, из-под полы, дефицитные вещи. Одежда на то время, джинсы, платья, куртки, с английскими надписями, сама по себе, бросала вызов серости и обыденности социалистической действительности. Большинству из молодых людей хотелось выделяться, выглядеть современными, дерзкими, крутыми. Времена Цоя, Кинчева, ДДТ, Арии, набирали обороты, и молодёжь всячески подражала своим телевизионным кумирам. Особенно металлистам. Первый клип «Круиза», с Валерием Гаиной, в передаче «Утренняя почта», порвал всех на куски. Хард-рок, хэви-металл, пробивал стену советского реализма, настойчиво навязывая западную культуру.
Мальчишки и девчонки, с цепями на шеях, кожаными куртками, в заклёпках, браслетами, выглядели смешно и нелепо. Одевалась моя девушка без намёка на пошлость и вульгарность. Как молодой, талантливый художник, умела произвести впечатление, манерой поведения и уровнем образования. Сочные губы, словно спелые вишни, притягивали и манили. Единственная девушка, с кем хотелось целоваться до утра, не разжимать объятий, и никуда не отпускать. Занимаясь баскетболом, имела прекрасную фигуру. Первая любовь? Ещё какая! Настоящая и сумасшедшая! И, к сожалению, роковая.
Расстались по глупости, которая, как всем давно известно, родилась раньше человека. Отдыхали в компании, шутили, веселились, и я, чем-то её обидел. До этого случая тоже ругались, но эта ссора оказалась жирной точкой в наших отношениях. Я ужасно мучился, не мог себя простить, и всячески старался её вернуть. Всё оказалось напрасным, и она решила навсегда разорвать отношения.
Выйдя на площадь, осмотрелся. Народ на улицах гулял, веселился, родители играли с детьми в снежки, катались на санках. До вокзала оставалось идти чуть меньше пяти минут. Гордость жителей города, часы над входом, в здание, показывали без пятнадцати девять. Брат ещё не приехал, и я, скучая, прохаживался вдоль широкой лестницы. Из-за поворота показался жёлтый, пузатый троллейбус, и медленно двигался на конечную остановку. Заглядывая в окна, не заметил брата, но на задней площадке застыл знакомый, одинокий, женский силуэт, и сердце моё встрепенулось от радости. В троллейбусе ехала она, собираясь выходить. Дом стоял рядышком, возле вокзала, и я сломя голову побежал к ней.
– Постой, подожди, крикнул я вслед.
Она замерла, и едва повернула назад голову. Конечно, узнала мой голос и когда увидела, как я мчусь, демонстративно отвернулась, и гордо поднимая голову, пошла вперёд, не желая разговаривать.
– Солнышко, ну подожди минутку, – попросил я слабым голосом.
– Нам не о чём с тобой разговаривать. Ты зря пришёл, – ответила она грубым тоном.
– Я уезжаю, возможно, надолго.
– Счастливого пути.
Моя любимая девушка шла не останавливаясь. Я словно маленькая приблудная собачонка семенил за ней мелкими шагами. Около подъезда остановилась и стала искать в сумке ключи от двери. Я преградил дорогу, и готов был упасть на колени, умоляя простить.
– Зачем ты так… Я же люблю тебя! Давай помиримся, и я обещаю всё исправить. Брошу выпивать, друзей, ради тебя. Жизнь без тебя пуста и одинока и потеряла свой смысл.
– Ты пропустишь меня домой или нет? Или я буду кричать, звать на помощь маму? Мама! – закричала она громко, и звонкий девичий голосок разрезал морозную тишину.
Я знал, упрямый, несносный характер и увидел, что настроена она решительно, не желая слушать, и тем более, давать маленькую надежду на примирение. С печальными глазами, полными тоски, пропустил её, горло сдавили спазмы и в спину прошептал всего два слова: – прости и прощай…
С тяжёлым камнем на душе, вернулся на вокзал, чувствуя, что больше её никогда в своей жизни не увижу. Только даже не мог предположить, что обратная дорога домой, растянется на долгие тринадцать лет.
* * *
В поезде на удивление оказалось тепло и уютно. Занимая купе, мы с братом взяли водки и закусить. Разложив еду, на раскладной полочке, выпили несколько рюмок, за предстоящую дорогу, удачу и смачно перекусили.
– Ты уверен, что всё пройдёт нормально? – спросил Юра, рассматривая за окном мелькавшие деревья.
Поезд мчался, вперёд разгоняя сумрак холодной, январской ночи, оставляя всё плохое далеко позади. За окнами мелькали деревья, пустыри, одинокие, забытые Богом и людьми сёла и полустанки. В свете фонарей выглядывали злобные тени покосившихся крыш, разбитых ферм и безлюдных дорог. Мелкие станции, с пустыми вагонами, в тупиках, маленькие домики, на переездах, с мигающими красными фонарями. И ужасное запустение, везде и во всём, от которого тоска, словно ледяная глыба, давила на разум и тело, пытаясь уничтожить, втоптать в грязь, не давая ни малейшего шанса встать, отряхнуться и идти дальше. Деревья, как могучие исполины, с шапками снега на верхушках, прятались за холмами, показывая стойкий характер и умение выживать при любой погоде и обстоятельствах.
Гудки поезда, и мерный стук колёс, давал пассажирам возможность, спокойно вздохнуть и расслабиться. Закрыть глаза, не думать о плохом, питаясь лучами света и надежды, прогоняя ночные страхи прочь.
После не долгих раздумий я ответил: более чем уверен, брат, купим, что нам нужно и домой. – За день, два, управимся, – ответил я бодрым тоном, и потянулся за бутылкой.
– Помни братан, я уже был в зоне, возвращаться обратно не хочу.
Имея определённый дар убеждения, в очередной раз успокоил брата и предложил выйти в тамбур на перекур. Деньги лежали в кармане, пистолет торчал за поясом, прикрытый толстым, шерстяным свитером. В холодном тамбуре, с промёрзшими стёклами, слегка покачиваясь от выпитой водки, мы поболтали, и вернулись в купе. Спать не хотелось, часы показывали одиннадцать часов.
– Брат, может, продолжим вечер? – Сходим в кабак, с девочками познакомимся? – предложил он и улыбнулся.
Золотые коронки во рту сверкнули в полумраке.
– Чего нет, собственно говоря! – Какие наши годы, гуляй пехота, до победы.
Похлопывая брата по плечу, встал и распрямил спину. Захрустел позвоночник, и я размял руками шею.
– Пошли, развеемся, – ответил Юра, и первым вышел из купе.
Проводница, сочная, не молодая бабёнка, лет сорока пяти, прошла мимо нас, похотливо улыбаясь, слегка задевая моё плечо огромной грудью. В её глазах можно было прочитать всё. И грустные нотки одиночества, холод зимних ночей, разочарования в жизни, безденежье. Промелькнувшие искорки радости, при виде двух одиноких мужчин, тут же заблестели в печальных глазах. Мужчины призывно подмигивали, поедая жадными глазами пышное тело женщины.
– К нам зайдёшь на огонёк? – бросил ей вслед Юра, показывая на толстый зад проводницы. – Заманивает, – прошептал он, подставляя лицо холодному ветру, злобно свистевшему за окном.
– Могу и зайти мальчики, чуть позже.
Она остановилась и, демонстративно положив руки на бёдра, глазела на нас, сгорая от желания. Уже вполне готовая к тому, чтобы присоединится к нашей компании, бросить работу, и заняться плотскими утехами.
– Тебя как зовут, милая? – спросил брат, направляясь к ней.
– Людмила!
Он приблизился к женщине, обнял, и что-то шепнул на ухо. Людмила загоготала, как гусыня, лопаясь от смеха, и положив голову на плечо брата, тесно прижалась.
Меня всегда удивляла способность Юрки, за минуту, две, находить общий язык с женщиной. Парнем он был симпатичным, внешностью смахивая на латыша. В нём чувствовалась порода, и неподдельная мужская независимость и гордость. Ямочка на лице, острый нос, стильная причёска, и блеск в карих глазах, заводил баб с полуоборота. Тогда народ щеголял с золотыми коронками, и брат в колонии, обзавёлся ими сполна, и на фоне светлых волос, мужской харизмы, производил впечатление. У меня стояла одна фикса, после неудачной драки, и сломанного зуба.
Людмила, уже не стесняясь, ржала на весь вагон, и могла разбудить пассажиров. Юра прижал её в угол, и гладил по упругой заднице. Испортил всю малину пенсионер, которому видать приспичило в туалет. Он вышел из своего купе и с неодобрением в глазах, покосился на проводницу.
– Дедушка, – сказал брат,– вам прямо. Туалет в конце вагона.
Людмила слегка отстранила брата, быстро разглаживая пухлыми ручонками смятую униформу. С красными от возбуждения глазами, изменилась в лице, принимая серьёзный вид.
– Я чуть позже ребята занесу бельё, – ответила она, канцелярским тоном, и пулей выскочила в тамбур.
Дед растерялся, и уже передумал идти в туалет. Застыл между мной и братом в нерешительности, переминаясь с одной ноги на другую.
– Эх, дед, весь праздник души и тела испортил, – сказал брат, и махнул рукой.
– Ребятки, я то что? Ничего, ей Богу, отдыхайте, сам в молодости щупал баб. И не пропускал ни одной юбки.
– Пошли братан в кабак, Людмила никуда не денется, – сказал я, и, держась за поручни, отправился в вагон ресторан.
Тот пустовал, если не считать двоих мужчин, в смятых костюмах, сидевших в середине вагона, и одинокой, немолодой женщины, лет шестидесяти, уныло ковыряющей вилкой в тарелке, с тоской посматривая по сторонам. С ярким, слегка вульгарным макияжем, огромными серьгами в ушах, с фальшивыми бриллиантами, золотыми кольцами на пальцах, и видавшим виды чёрном платье, с глубоким декольте. Женщина напоминала директора средней, провинциальной школы. Оценивающий, строгий взгляд, и неподдельное желание подчинять себе присутствующих, властвовать, даже на заслуженном отдыхе. Она отложила вилку, взяла стакан с соком, и чуть подняла, к свету. Стараясь, быть может, привлечь к себе внимание, и скоротать вечер за приятной беседой с новыми посетителями. На столе её красовалась недопитая бутылка шампанского, и вазочка с фруктами.
Проходя мимо, я пожелал ей приятного аппетита, и, получив в ответ, короткое спасибо, мы прошли дальше, и сели за пустующий столик, с маленьким букетиком искусственных цветов, и не свежей скатертью. Конечно цветы, как и обстановка в ресторане, настроение не подняли, но некая атмосфера дорожного приключения, всё же присутствовала. Занавески на окнах ресторана, не менялись с первого рейса вагона ресторана, и жирные пятна, на белом фоне, совершенно лишали аппетита, вызывая отвращение.
Я раздвинул занавески и посмотрел в окно. Всё та же грустная картина, художника неудачника. Поезд словно хищная птица, рассекающая крыльями облака, летел во тьме, заставляя сердце биться в унисон рокоту колёс. За окном простирались поля, в жёлто-голубом свете фонарей, пряча под снегом, ночные ужасы и кошмары, спящих в поезде людей, уснувших под раскачивание вагонов, и всегда узнаваемый рокот.
Официант, не высокий, сутулый парень, явно недовольный ночными гостями, откровенно зевал, и ждал, когда мы прочитаем меню, и сделаем заказ. Вытягиваясь, он отворачивал голову, чтобы клиенты не видели его кислую физиономию.
Я отложил меню, и спросил: скажите, что у вас есть из готовых блюд? Чтобы не ждать.
Парень повеселел, понимая, что сможет быстро обслужить людей, и давай перечислять.
– Жаркое, рыба жареная, селёдка под шубой, отбивные, горячие блюда. Из алкоголя, только водка и шампанское. Коньяку нет, выпит. Кофе, соки.
– Значится так, любезный. Мне, пожалуйста, жаркое, и отбивную, плюс салат, из свежих овощей.
Парень быстро записывал в блокнот и благодушно улыбался.
– Мне кусочек жареной рыбы, и если есть грибочки, для закуски, – продолжил брат, и подмигнул.
– Пить, что желаете?
– Желаем водочку, бутылку, и поскорее, пожалуйста.
Пока мы делали заказ, к одинокой даме, подсели двое мужчин. У них завязалась душевная беседа, под звон бокалов, и нескончаемый поток восточных тостов. Я не ошибся, в своих выводах, дама действительно работала в школе, и жаловалась новым кавалерам, на загруженность и не желание детей учится.
Водка оказалась палённой, зато жаркое, и отбивная, в самый раз. Поезд сделал остановку, короткую, и в ресторане, появились новые посетители. Мы пригласили двух молоденьких девушек, и, познакомившись, шумно пили за встречу и продолжение банкета. Хорошенько надававшись палёной водки, около трёх часов ночи вернулись к себе. Я хотел завалиться спать, только заметил проводницу, Людмилу, дежурившую, как верный, сторожевой пёс, неподалёку от нашего купе.
– Брат, она твоя, – выдал я, и как только увидел застеленные свежим постельным бельём нижние полки, упал, и тут же захрапел.
Проснулся от того, что кто-то в темноте сильно стонал и охал. Не понимая, что происходит, потёр кулаками глаза, и увидел перед собой, голую женскую спину и аппетитную задницу. Людмила как заправская наездница, оседлала брата, и, прыгая от удовольствия, чуть ли не до потолка, резвилась, не обращая на меня никакого внимания.
– Ребятки, вы так весь вагон развалите, к чертям собачьим, и мы не доедем, – промямлил я, и рассмеялся. – Минералки, хотя бы глоточек. В горле пересохло.
В голове шумело, ноги казались ватными и подгибались. Людка схватила меня за пояс и потянула к себе.
– Давай хороший, иди сюда, – прошипела она, как змея, с придыханием в голосе.
Я видел, с какой жадностью она рассматривает мои чуть оттопыренные брюки. И тут на пол, что-то грохнулось. Людмила, когда увидела лежавшим на полу пистолет, вскрикнула, и закрыла рот рукой.
– Мальчики, вы, что бандиты? – со страхом в глазах, спросила она, косясь на оружие.
Возникла неловкая пауза. Я схватил пистолет и засунул за пояс.
– Не тяни мужчину за брюки, если он не просит. То, что увидела, забудь, – ответил брат проводнице недовольным тоном.
Женщина могла сдать нас ментам в любой момент, и, спрыгнув с колен брата, дрожащими руками подняла с пола свои трусики и лифчик.
– Я поняла, поняла, – ответила она, быстро кивая растрепанными волосами.
– Хорошей ночи, Людмила, и помни мои слова, – сказал вдогонку брат.
Проводница исчезла так же внезапно, как и появилась. Утром мы её не увидели, и, выходя из вагона, и спускаясь на грязный перрон, смеялись с братом и шутили.
Днепропетровск встретил нас солнечной погодой. На огромном вокзале шумела толпа пассажиров, и расталкивая локтями зевак, мы пробирались к выходу.
– Здесь холодней, чем у нас, – заметил брат, застёгивая на все пуговицы коричневую дублёнку.
Я поднял воротник джинсовой куртки «Монтана», и первым выходя на дорогу, заметил зелёный огонёк такси.
– Поехали в гостиницу, там согреемся и свяжемся с продавцом.
Таксист оказался разговорчивым парнем, и быстро доставил нас по месту назначения. Я впервые приехал в Днепр, и с любопытством глазел на большой и красивый город. В гостинице мы сразу завалились спать и проснулись только в обед. Принимая душ, я обдумывал встречу с продавцом. По идее, прокола не должно случиться. Хотя, сомнения имелись, учитывая то, что это наша первая сделка, в чужом городе. Страх присутствовал, не могу сказать, что имея оружие, и неплохую физическую подготовку, ничего не боишься. Это не так. И если кто-то и когда-то вам будет говорить, о бесстрашие, не верьте. Каждый человек боится смерти, ещё больше боится остаться после серьёзной драки, особенно поножовщины – инвалидом. Кому тогда, ты нужен? Никому! И даже если имелась невеста, не каждая согласится до конца жизни нянчиться с инвалидом. Конечно, нельзя всех мерить одной меркой, только, к сожалению, так происходит гораздо чаще, чем наоборот.
Встречу, продавец назначил в центре города в четыре часа вечера. Это немного успокоило, потому, что никто не будет хотя бы из личной безопасности устраивать разборки и стрельбу белым днём. Днепр славился на весь Союз бандитскими бригадами. Наш город по сравнению с ним, был обычной деревушкой, среднего пошиба.
– Так, что завтра домой? – спросил брат, когда мы вышли из ресторана.
– Не спеши брат жить, сам знаешь, нельзя загадывать. Мало ли что, может случиться. Мы в этом городе кто?
– Кто? – спросил брат, с удивлением разглядывая моё лицо, как будто видел впервые в жизни.
– Мы чужаки, приезжие гастролёры, вот кто.
– Брось, я местных пацанов знаю, на зоне с ними баланду хлебал. Нормальные парни! Но пистолет пусть будет у меня.
– Хорошо. Все не могут быть нормальными. Тогда другая жизнь наступит, и не только у нас с тобой. Кто-то всё равно захочет иметь круче тачку, чем у соседа. Денег больше, купаться на Кипре, трахать королеву, а не Зинку, из плечевых.
Мороз крепчал, и ближе к вечеру стали пролетать маленькие снежинки. Мы топали по незнакомому городу, горячо обсуждая с братом жизнь. Встреча, или в простонародье «стрелка», была забита на улице Карла Маркса. Наш партнёр, должен приехать на машине, и ждать возле перекрёстка.
– Может, по сто грамм дёрнем? – предложил брат. – Холодает, и в ноги замёрз.
– Какие сто грамм? Ты, что спятил? Забыл про бабки? Я за них отвечаю головой, бухать будем, когда всё закончится.
Издалека я увидел новенькую машину зелёного цвета, о которой по телефону говорил партнёр. Это была «Мазда-626», последняя модель. Смутили жёлтые номера на кузове, только я не предал им значения.
* * *
В «Мазде-626» сидел водитель, и больше никого не было. Постучав в стекло, я улыбнулся и поздоровался. Водитель нажал на кнопку и стекло опустилось.
– Садитесь назад, я уже торчу здесь минут десять. Нехорошо так, пацаны, заставлять себя ждать. Где учились хорошим манерам?
В голосе водителя слышались металлические нотки. Пятидесяти лет мужчина, с сухим, морщинистым лицом, и ужасной родинкой возле верхней губы. Щетина, узкие, бегающие глаза, говорили о том, что человек явно нервничает. Мне он сразу не понравился, и я ему ничего не ответил. Что-то в манере поведения отталкивало. Брат тоже промолчал. Мы уселись на заднее сиденье машины, и захлопнули дверь. Тут же раздался щелчок, и водитель заблокировал двери. Юра несколько раз дёрнул за ручку, но дверь не открылась. Брат с недоверием покосился вначале на водителя, потом на меня. В машине работала печка, и тёплый воздух приятно согревал после мороза. Слегка вздрогнув, я потёр руки, согреваясь.
– Кого ждём? – спросил Юра у водителя.
Правую руку он запустил в карман дублёнки, где лежал пистолет. Деньги хранились у меня, и я заёрзал на сиденье. Хотелось, как можно скорее всё закончить, и вернуться в гостиницу.
– Бабки при вас?
– При нас, при нас, ты об этом не переживай, – ответил Юра, и продолжил: я второй раз задаю вопрос, кого ждём?
– Ребятки, вы не волнуйтесь, сейчас с минуту на минуту, ребятки подскочат, а там и решим вашу проблему. Успокойтесь, не стоит нервничать.
Я закрыл глаза и подумал про свою девушку. Где она сейчас? Чем занимается? Сердце разъедала тоска, непонятные сомнения терзали душу. Возникшая ситуация не очень нравилась. Нужно было схватить брата за руку, вытащить из машины, и бежать как можно дальше. Щелчок в дверях заставил вздрогнуть и открыть глаза. К нам с двух сторон подсели два огромных амбала и плотно зажали. Мы с братом оказались в тисках, и не могли пошевелиться.
– Ребятушки, шуметь не стоит, гоните бабки и проваливайте, – сказал в кожаной куртке амбал, и с омерзением в голосе хихикнул.
На бритой голове блестела вода, и чужак вытирал лысину правой рукой с пистолетом. Я застыл от такого поворота событий, и растерялся.
– Мы из бригады «Матроса», небось, слышали о таком? – Так вот, хотите жить, без шума и пыли, достали деньги и протянули сюда, «на блюдечке с голубой каёмочкой». Не хотите по-хорошему, поедем за город, в багажнике лежит лопата. Этой самой лопатой выкопаете две могилки, и живыми туда ляжете. Как такой вариант?
– Не по понятиям себя ведёте, – сказал Юра и прокашлялся. – Не по понятиям, братва, – повторил он второй раз.
– Чихать земляк я хотел на твои понятия. Мы не в лагере, чтобы жить по законам. Это воля, вольная. Здесь каждый живёт так, как ему вздумается. Уяснил? Варежку прикрой, и гони бабки. Пока золотые фиксы плоскогубцами не выдернул.
– Отдай им деньги, – буркнул брат и насупился. – Пускай подавятся.
Я вытащил тугую пачку с деньгами и протянул амбалу. Второй парень, когда я полез за деньгами, вытащил длинный нож и приставил к боку.
– Не вздумай шутить. Моя финка, вмиг пёрышки ощиплет.
Бугай вырвал у меня деньги и тут же их спрятал.
– Так-то лучше пацаны. Умейте с достоинством проигрывать, раз уж влипли. Валера, – обратился он к водителю, подбрось ребят куда им нужно.
Он хлопнул по-дружески водителя по плечу и мигом выскочил из машины. Напарник последовал за ним, и они тут же затерялись среди прохожих. Денег не стало, и отвечать мне за них придётся, когда вернёмся домой. Мощный рёв двигателя заставил вернуться к реальности. Брат тоже молчал, и со злостью в глазах сверлил спину водителя.
– Ребятки, я вас подкину, там уже к гостинице своим ходом.
У него на лице зияла зловещая ухмылка, он с лёгкостью вывернул руль, вливаясь в густой поток машин.
– Нам не нужно в гостиницу, – заметил спокойным тоном брат. Есть дела в городе. Высади за поворотом. Там есть дворы.
Что он задумал, я не догадывался, поэтому хранил молчание.
Машина проскочила дворы и остановилась в глухом переулке.
– Удачи, без обид, – пропел водитель, как соловей, ласково и нежно, поворачиваясь к нам.
Настроение у него как ветром сдуло, когда он увидел в руках Юры пистолет.
– Ты нам за всё заплатишь, Валера, и вернёшь все деньги до копейки, – прорычал брат и стукнул водителя рукоятью по шее.
– У меня же ничего нет, клянусь вам, – заверещал он, словно резанный. – Я всего лишь водила, больше никто. Все претензии пацаны к людям «Матроса».
В глазах у него застыл ужас, и он решил воспользоваться моментом и выскочить из машины. Грохнул выстрел, да так, что уши заложило, и едкий дым, пороховых газов, защипал глаза. Брат случайно выстрелил через спинку сиденья, только пуля застряла, в обшивке, и не причинила вреда водителю. В создавшемся замешательстве, водитель, всё-таки сумел выскочить наружу.
– Нельзя его отпускать, – крикнул брат, и первым выбежал из машины.
Второй выстрел ранил водителя в плечо. Он уже успел отбежать метров на двадцать и, споткнувшись об камень, упал, но тут же вскочил и рванул за дом.
– Садись за руль, – крикнул Юра, когда увидел, что ключи торчат в замке зажигания.
Заводя машину, я долго не мог включить заднюю передачу. Машина раскачивалась, словно лодка, на одном месте. Стараясь сохранить насколько возможно спокойствие в такой ситуации, всё же сообразил, что делать.
– Толкни назад, – крикнул я брату, и показал рукой на капот.
Брат спрятал оружие, и, что есть сил, толкнул машину, и она после нескольких попыток смогла откатиться назад. Место позволяло сделать манёвр и развернуться.
– Прыгай, надо валить, – закричал брат, занимая место пассажира.
Уже выходили жильцы из подъездов, чтобы узнать, что здесь произошло, и кто стрелял. Нажимая в пол педаль акселератора, я выскочил из переулка, и едва не врезался в стоявшую на обочине машину ГАИ. Торопясь, крутил головой в разные стороны, не зная дороги.
– Давай за город, – скомандовал брат. – Потому, что сейчас объявят по городу план «перехват», водила заявит об угоне, и нам не дадут уйти.
В ответ я кивнул головой и выехал на проспект. Петляя между машинами, гнал, выжимая из «Мазды» все лошадиные силы, спрятанные под капотом. Буквально через десять минут, мы оказались на выезде из города. Часы показывали половину пятого вечера. Притормозив возле знака «Стоп», я повернул направо и рванул на трассу. С левой стороны краем глаза заметил двухэтажный пост ГАИ. Какой-то сержант усиленно махал жезлом вслед, но я и не думал останавливаться. «Мазда», словно выпущенная из подлодки торпеда, неслась по дороге в сторону Новомосковска.
– Что будем делать с машиной? – задал вопрос брату.
И нет-нет проверял глазами в зеркало заднего вида дорогу. Никого подозрительного не наблюдалось. Спидометр показывал скорость сто пятьдесят километров в час.
– Спрячем машину, и позвоним Валере. Пусть выкупит, плюс неустойка. По понятиям. Нас кинули, мы ответили тем же. Парни будут искать машину, поднимут людей. Найти не найдут, и в сложившейся ситуации, вернут деньги. «Мазда» стоит гораздо дороже, сам понимаешь.
Машин на дороге двигалось мало, и я с лёгкостью обгонял «жигули», «девятки», и прочие легенды советского автопрома. В зеркале показалась белого цвета «шестёрка». Вначале подумал, показалось, что эта машина по наши души, только «жигули» не отставали, и водитель часто моргал фарами. Присмотревшись, увидел в салоне «шестёрки» портупеи белого цвета гаишников. Вдавливая педаль, «Мазда» не увеличивала скорость, по непонятной причине, и оторваться не представлялось возможным. Значительно позже я узнал, что на двигателе стоял ограничитель. Машина на тот момент имела пробег семнадцать тысяч, и не прошла обкатку.
– За нами погоня, – крикнул я брату, и резко поворачивая направо, нырнул под мост, оказавшись на просёлочной дороге, ведущей в Новомосковск.
* * *
Город Новомосковск находится в двадцати семи километрах от Днепропетровска. Проезжая на бешеной скорости маленькие улицы, и пересекая перекрёстки, хотелось уйти от погони. Машина послушно выполняла команды, маневрируя, показывая отличную управляемость. В какие-то минуты мне показалось, что наши преследователи остались далеко позади. Но не тут-то было, доблестные работники ГАИ, не хотели выпускать нас из виду, продолжая догонять, моргать фарами и сигналить.
Нарушая правила, нервничая, на перекрёстке, едва не сбил велосипедиста. Задевая правым крылом, чуть толкнул его на обочину. Мужчина свалился с велосипеда, и, поднявшись, кричал нам вслед, грозно размахивая кулаками. Выворачивая из-за поворота, показалась длинная вереница машин застывших у обочины. Упираясь в «девятку» красного цвета, я увидел, что впереди находиться железнодорожный переезд. Сигнальные огни красного цвета, закрытый шлагбаум, говорили о том, что вся наша история тут же закончится, так и не начавшись.
Выглядывая из окна, увидел, что поезд находится на приличном расстоянии от переезда и принял единственно верное решение в этой ситуации. Выворачивая руль «Мазды» влево, утопил «тапок в пол», и выскочил на переезд. Навстречу мне бежал взволнованный мужчина в униформе железнодорожника, истерически размахивая красными флажками.
Широкий переезд, в глубоких колдобинах, не удивил. Мягкая подвеска машины, заставляла прыгать по рельсам, словно резиновый мячик. В те минуты, грешным делом подумал, что ГАИ не станет преследовать, нарушая правила. Уже вовсю раздавался свист подходящего поезда. Машинист орал благим матом, чуть притормаживал, давая нам драгоценное время на то, чтобы покинуть переезд и не допустить смертельной аварии.
Моя спина в одно мгновенье покрылась ледяным потом. Однако ребята из ГАИ оказались не только смелыми, но и настырными. Их «шестёрка» сравнялась с нами на переезде и вот-вот могла перекрыть дорогу. Переключая передачу, уже на выезде, я едва крутанул руль влево, чтобы поджать к обочине ГАИ.
Их машина притормозила, из окна вылез молодой сержант и принялся кричать и во все стороны махать жезлом. Я успел показать ему средний палец, и со всей силы надавил на педаль. Из-под задних колёс полетели комья грязи и гравия. «Мазда» успешно рванула дальше, на просёлочную дорогу, не оставляя сопернику ни одного шанса. Брат с довольной физиономией улыбался, крепко держась за ручку над дверью.
Просёлочная дорога оставляла желать лучшего. Получив долгожданные спасительные минуты, мы хотели выскочить за пределы Днепропетровской области. Включая приёмник, из динамиков загрохотал тяжёлый рок. Это была моя любимая группа «Iron Maiden». Только не долго пришлось радоваться жизни и призрачной победе над всемогущим ГАИ. Послышались хлопки за окном, и брат закричал: сука, пидарасы, стреляют, вот-вот догонят.
– Посмотрим, насколько у них хватить патронов.
Чтобы защитится, брат, в ответ, открыл окно и, высовываясь, как Глеб Жеглов, несколько раз выстрелил в воздух, большей части для того, чтобы напугать. «Шестёрка» притормозила, стала отставать, и мы подумали, что пробили ментам колесо. Пистолет у брата заклинил, и он не смог его перезарядить. Гаишники струхнули, не по-детски, наложили в штаны, боясь угодить под шальную пулю.
Только быстро пришли в себя и через короткое мгновенье продолжили преследование. Расстояние между нами сокращалось, и одна из пуль угодила в заднее правое колесо. Машина неестественно присела, скорость упала. После пробитого колеса я уже понял, что нам никуда не деться, потому, что никто не даст времени на замену пробитого колеса. Всё-таки это не «Формула 1», и мы не на гаревом треке в Германии. Стрельба не прекращалась, и пули нещадно били в стёкла, багажник, салон «Мазды». Впоследствии выяснилось, что по «Мазде» стреляли тридцать пять раз. ГАИ переложило всю вину на нас, доказывая, то, что мы первые открыли огонь. Хотя расстрел автомобиля, целиком и полностью их заслуга.
Мой брат, во время погони, несколько раз выстрелил в ответ, но ни одна из пуль не достигла своей цели. Уже на въезде в село машина остановилась. Она напоминала старый, разбитый корабль, выброшенный океанскими волнами на берег.
– Приехали, уходим! – закричал брат, открыл дверь, и выскочил наружу.
Я как не пытался открыть дверь, но так и не смог этого сделать. Машину перекосило, и дверь наглухо заклинило. Все мои усилия выбить плечом дверь, не принесли результата. Что я тогда чувствовал? Страх? Увы, тогда его не было. Леденящая сердце и душу пустота, обволакивала паутиной неизвестности. Казалось, что всё это кем-то смонтированный фильм. Или глупый, тупой, розыгрыш. Погоня, стрельба, происходит не здесь и не сейчас. И вот-вот, кто-то крикнет, сьёмка окончена, грянут аплодисменты, за прекрасно сыгранный эпизод нового боевика. Только никто не аплодировал, и реальность ужасающе давила в грудь, подкатывая с горечью к горлу, заставляя вздрагивать. Стряхивая наваждение, понимал, что придется отвечать по закону, и наше короткое «путешествие» закончится – тюрьмой.
Оглядываясь назад, увидел, что «шестёрка» стоит в метрах десяти от нас, и к «Мазде» несутся несколько работников ГАИ.
– Вылезай! – закричал один из них и приставил к моей голове пистолет.
Я поднял руки и не шевелился. Понимая, что любое неосторожное движение может закончиться выстрелом в висок. С трясущимися руками, красным от волнения лицом, сержант, тянул на себя дверь. На вид ему было лет тридцать пять. Сейчас, наверное, дослужился до генерала, и вышел на заслуженную пенсию.
– Дверь открой, выйду, – ответил я, наивно пожимая плечами.
К тому времени подбежал второй гаишник, и они вдвоём, прикладывая усилия, кряхтя, и ругаясь, с трудом выломали дверь «Мазды». Затем дружно взяли меня за воротник куртки, вытянули из машины, и бросили в снег, на дорогу. Падая лицом на асфальт, я успел закрыть глаза и сгруппироваться. И тут же посыпались удары ногами со всех сторон. Били без разбора по почкам, спине, ногам и лицу. Едва прикрываясь, умываясь кровью, катался, в снегу, теряя сознание. Лицо представляло собой кровавую маску, с поломанным носом и выбитыми зубами. До сих пор у меня шрамы от тех злополучных дней.
– Где второй? – закричал сержант.
Брат успел убежать в село и там спрятаться.
– Куда он сбежал? – закричал плотный гаишник, и для того, чтобы я лучше услышал вопрос, снова ударил носком ботинка в лицо. Я захрипел и перевернулся. К тому времени, мне уже связали сзади руки ремнём, и я не мог пошевелиться.
– Не знаю, – ответил я едва слышно. – Не знаю, кто это такой, он подсел в мою машину.
– Где оружие?
Перед этим меня обыскали, но ничего не нашли.
– У меня нет оружия. Я сидел за рулём и не мог стрелять.
Мне хотелось выиграть время, чтобы брат смог уйти как можно дальше от этого места. Гаишники не выдержали, подняли меня за ремень, отнесли к обочине, раскачали и бросили в сугроб, под забор. Больно ударившись при падении, всё же, ощутил некое облегчение, и, опуская лицо в пушистый и мягкий снег, почувствовал, как синяки и ссадины обожгло льдом.
– Надо вызывать помощь, – услышал я краем уха, знакомый голос сержанта. – Второй где-то здесь прячется. Нужен «Беркут». У беглеца оружие, и просто так он не сдастся. Вчера вечером возле Кривого Рога был расстрелян пост ГАИ, скорее всего это их рук дело.
Я так и продолжал лежать в снегу, порядком замерзая, превращаясь в ледяную статую. Сумерки спускались, мороз крепчал, подходили местные жители, с любопытством таращась на разбитую машину. Где-то через минут сорок примчался автобус, заслуживший в народе прозвище – «Шараповец», по фамилии одного из главных героев фильма «Место встречи изменить нельзя». Из автобуса вывалили дружной гурьбой человек пятнадцать в бронежилетах, в полном боевом снаряжении. Буквально через пять минут мощные лучи прожекторов осветили небольшой двор. Там, по мнению гаишников, должен был прятаться второй бандит.
– Район оцеплен, выходи с поднятыми руками, – прозвучал громкий голос из динамиков. – Оружие бросить перед собой на землю, в противном случае будет стрельба на поражение.
К месту сбора «Беркута» стягивались местные жители, женщины, дети. Всем интересно узнать, что здесь случилось и кого пытаются поймать. Бойцы «Беркута» теснили людей на соседнюю улицу, не давая подойти ближе. На некоторое время обо мне забыли. В толпе было заметно напряжение, потому, что никто не знал, чем всё закончится. «Беркут» не хотел подставлять головы под пули, и, сделав не большое заграждение, из щитов, перед открытыми воротами, прятался за ними.
– Через пять минут мы начнём штурм, время пошло, – донеслось из динамика.
Я почему-то был уверен, что брат успел убежать, и здесь пытаются поймать – призрак. Время мучительно тянулось, но из дома, и сарая никто не выходил. В моей голове крутились миллионы вопросов, но на один из них я знал ответ точно. Если брату удалось скрыться, мне одному будет гораздо проще и легче выйти из этой ситуации. Искоса поглядывая через щель в заборе, за происходящим, надеялся на лучший исход. Однако всё сложилось не так как хотелось. Скрипнула дверь в сарае, и я успел заметить, как, что-то тёмное полетело в снег. Это был пистолет. И тут же из сарая вышел брат с поднятыми руками.
– На колени, руки за голову, – прозвучал приказ.
Юра медленно опустился на колени и сложил руки на затылке. К нему тут же подскочили двое бойцов и повалили в снег. Я услышал, как защёлкнулись наручники у него на запястьях. Ко мне подошли несколько человек в гражданке, с блокнотами в руках. Спрашивая кто я, откуда, они быстро записывали, не проявляли ко мне никакой враждебности.
– Забирайте и этого, в автобус, – приказным тоном отдал приказ один из гражданских.
Это был начальник следственного управления Днепропетровской области.
«Беркутовцы» поставили меня на ноги и пинками проводили в автобус. Там уже в проходе, между сиденьями лежал брат, и на спине у него сидела огромная овчарка.
– Что тут произошло? – спросил один из бойцов, подталкивая меня как можно ближе к брату.
Отвечать не хотелось, и я просто пожал плечами. Опустившись на пол, прошептал: почему ты не сбежал? У тебя была уйма времени.
– Не успел, хотел пересидеть в сарае, ночью уйти, – шепнул брат.
В автобус тем временем перенесли всё оборудование, и солдаты заняли места. За окном уже зияла морозная, глубокая ночь, и автобус медленно разворачиваясь, направлялся в сторону Днепра. «Беркутовцы», довольные тем, что всё прошло без единого выстрела, смеялись и балагурили. Подпрыгивая на кочках, я постоянно бился головой об железные поручни сидений.
– Вы откуда парни? – спросил светловолосый парень и толкнул ногой брата.
– Из другого города, – ответил я, отходя от мороза и согреваясь.
– Гастролёры, значит?
В его голосе звучала насмешка и презрение. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, тем более, что-то пояснять.
– Ну-ну, молчите дальше. Сейчас из вас всю дурь выбьют. Ох, не завидую я вам парни.
В эти минуты мне вспомнились слова из книги Пауло Коэльо: «Не грустите! Жизнь любит нагнетать мрак для того, чтобы потом ярче блеснуть своей светлой стороной».
* * *
Привезли нас в райотдел уже поздно ночью и разместили в разных камерах. Несмотря на глубокую ночь, в милиции было полно сотрудников и всем хотелось посмотреть на двух человек, которые всполошили, чуть ли не всю область. К нашим камерам подходили любопытные сотрудники и глазели. Пытаясь через стенку заговорить с братом, я едва не нарвался на неприятности. Чуть позже меня вывели в туалет и разрешили в умывальнике умыться. Выходя из камеры и не ожидая никакого подвоха, шёл по узкому коридору, низко опустив голову.
Удар сбоку застал врасплох. Сгибаясь, хотел повернуться, но мне не дали этого сделать. Откуда не возьмись, посыпались удары, в спину, голову, ноги. Падая на пол, не успел, прикрыться. Били со знанием дела, не жалея сил, твёрдо зная, что не получат сдачи.
Так продолжали мутузить минут пять, семь. Милиция, таким образом, развлекалась, не боясь ответственности за содеянное. Кто хоть раз попадал в такие ситуации поймёт. Все гражданские права человека остались перед дверями райотдела, лежать на грязных ступеньках. То, что происходит внутри здания, то и останется внутри, без адвоката и свидетелей. Заползая на коленях в умывальник, едва встал на ноги. Открывая кран с водой, чтобы умыться, глазами, не упускал из вида сержанта, который с издевкой на сытой и довольной роже таращился, и не прочь был снова заняться избиением.
Через час меня вызвал следователь, невысокий коренастый парень, с короткой стрижкой, русским лицом, и коварными глазами. Играя в благородство, разыгрывал из себя благодетеля, желающего помочь. Тогда ещё я не знал всех ухищрений и уловок, применяемых следственными органами, по этой причине рассказал, правду, как всё случилось. Он, молча, слушал, делая записи на бумаге. Иногда задавал вопросы, на которые я опять же таки, старался отвечать честно.
– Откуда у вас деньги? – задал он вопрос, и, положа ручку нас стол, предложил мне сигарету.
– Это деньги фирмы, – ответил я, закуривая, делая глубокую затяжку, прокашлялся.
– Документы есть?
– Какие документы?
– На валюту должны быть соответствующие бумаги. Где они?
У нас ничего не было, потому, что основную часть долларов мы покупали на «чёрном рынке», у валютчиков. Я знал и слышал о том, что должны быть документы, но никогда не задумывался над тем, что они смогут нам пригодиться.
– Как выглядели двое парней? Те, кто подсел к вам в машину, и, угрожая, забрали деньги?
Я тщательным образом описал каждого, и задал вопрос: разве водитель машины не подтверждает этого?
– Увы, нет, водитель машины сейчас в больнице. У него ранение средней тяжести. Он знать ничего не знает, и твердит, что вы на него напали, потом стреляли, и угнали машину.
– Но это не правда.
– Правда или нет, решит суд. Положение ребятки у вас не очень хорошее. Кстати, откуда оружие?
– Пистолет мой, купил с целью самообороны.
– Разрешение? Есть на оружие – разрешение?
– Нет, разрешения нет.
– Кто продал пистолет?
– На рынке, какой-то парень, мы сторговались за триста долларов.
– Сможешь описать его?
– Попробую, хотя это было пару лет назад.
Пистолет мне продал мой хороший знакомый, но выдавать его я не собирался. Поэтому на ходу придумал легенду о неизвестном торговце, с кавказкой внешностью. Портрет продавца оружия мог подойти к любому мужчине, возрастом тридцать – сорок лет. Меня это вполне устраивало. Мы с братом оказались в мышеловке. Она захлопнулась, и это было видно по выражению лица следователя.
Беседа наша затянулась на два часа. Под конец разговора, захлопывая папку с документами, он подвёл итог: итак, что мы имеем. Первое. Вы завладели государственным транспортным средством. Это статья восемьдесят шестая прим. Она берёт начало с десяти лет. Завладение государственным имуществом в особо крупных размерах. Дальше. Сопротивление работникам милиции. Статья номер сто девяносто. Нанесение тяжких телесных повреждений, статья сто двадцать три. Оружие, статья двести двадцать вторая. И последнее, если я не ошибаюсь, это кража документов.
– Какие документы? Мы не видели ни каких документов.
На моём лице отразилось искреннее недоумение.
– Вы могли их не видеть, даже не брать в руки. Они находились в бардачке машины. Следовательно, вы их украли. Понятно?
– Стоп. Стоп. Стоп. Разве машина государственная?
– Конечно, машина принадлежит торговой компании.
– Но как же ребята, наехавшие на нас? – Вы же понимаете, что водитель с ними заодно. У них чётко отработанная схема, кидалова. Об этом гражданин следователь вы ничего не сказали.
Следователь удручённо покачал головой и ответил: слов к делу не подошьёшь. Свидетелей нет. Документов на валюту тоже. Водитель говорит совсем обратное. Нет, конечно, мы попробуем найти парней, но это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Город у нас большой, и поиски могут занять не один год.
Я заметно приуныл, понимая, что всё против нас с братом. Никто никого не будет искать, и нас будут судить по факту.
– Кстати, мы можем предоставить вам бесплатно государственного адвоката. У нас есть такой. Утром он придёт к вам, и вы сможете всё обсудить. Но скажу прямо, лично мне всё ясно, поэтому сидеть вам парни придётся, и никакой адвокат не поможет. Стоимость разбитой машины двадцать восемь тысяч долларов. Если конечно вы сможете её возместить, тогда другое дело.
Он посмотрел прямо в глаза, с лукавством и пренебрежением.
– За такие деньги, я бы сам вас отпустил с миром. Прямо сейчас. Так как?
Вернувшись в камеру, я улёгся на скамейку и закрыл глаза. Всё тело казалось, что пропустили через мельничные жернова, и кое-как, поворачиваясь с боку на бок, размышлял о том, что делать. И мысли, одна за другой, не утешали. На третий день, нас отвезли в следственный изолятор, знаменитую Екатеринославскую тюрьму, которая находилась по адресу улица Чичерина 101, сейчас улица Надежды Алексеенко.