Там двадцать миллионов за чертой,
Где жизнь уже не называют жизнью.
Сказал нам тот, кто собственной рукой,
Водил вальяжно по пленэру кистью.
И шляпа у художника хитра,
Обвешана красивой мишурою.
И говорит сегодня не спроста,
Интрижкою увлекся как игрою.
Топить того, кто собственно не плыл,
Сквозь двадцать лет не выведя на солнце.
И кто из них друг другу ноги мыл,